Читать книгу Обратная сторона - Алекс Мрит - Страница 2

До приезда домой оставалась одна ночь. За окном поезда мелькали небольшие станции, какие-то серые однообразные строения и пожелтевшие рощи. Стояла середина осени, но было довольно тепло и сухо. Кое-где деревья уже сбросили листву и за ними проглядывали остатки поломанной сельскохозяйственной техники, кучи мусора и строительных отходов. Вдоль железнодорожного полотна стояли деревни, порой состоявшие всего лишь из пяти – шести домов. Кое-где в огородах копошились люди, завершавшие приготовления к зиме. Может быть, они ещё собирали последний урожай каких-нибудь овощей. Марат был городским жителем и слабо разбирался в крестьянском труде. Приятно было смотреть на чехарду осенних жёлто – красных красок с вкраплениями домов и людей, слушать стук колёс поезда, ощущать покой и умиротворение, с наслаждением вытянувшись на верхней полке. Разговоры и шум от изредка проходивших мимо людей ему не мешал – за время службы он научился не замечать их. Это умение позволяло отдыхать и заниматься своими делами, не обращая внимания на гам и суету в казарме. Всё ему сейчас казалось нереальным, как будто не наяву. Ещё чуть больше суток назад – казарма, прапорщик Иваненко, плац, столовая, в которой любили собираться старослужащие после отбоя. Всё изменилось. До сих пор не верилось в очевидность происходящего. За два года службы были увольнения и самоволки. Ходили в небольшой городок километрах в пяти от воинской части. Но это всё было не то. Даже в городе, переодевшись в гражданскую одежду, ощущалось присутствие где-то неподалёку казармы, солдат и сапог. Время увольнения заканчивалось удивительно быстро. С тиканьем часов образ прапорщика Иваненко становился всё отчётливее, как и запах армейской формы. Этот «букет», состоящий из запахов начищенных сапог, формы, пота, сигарет и чего-то ещё такого, что довольно трудно передать словами, но служившие поймут и никогда не забудут. Сейчас, вспоминая оставшуюся позади часть Марат не мог понять свои чувства. Радость от столь желанного дембеля, когда считаешь сначала месяцы и дни, а затем и часы, сменялась лёгкой грустью по оставшимся друзьям и ставшему привычным образу жизни. Последнее время жилось очень даже не плохо – дембель и сержант, офицеры его не теребили дурацкими поручениями. Сам гонял духов, то есть новичков. Ехать оставалось ещё часов 8—9 и он решил поспать. Однообразие пейзажа за окном поезда навевало скуку и дремоту. Купе попалось спокойное. Попутчики оказались людьми довольно молчаливыми и общались только в силу необходимости. Один из них, как понял Марат работал вахтовым методом на стройке и теперь возвращался к жене в предвкушении двухнедельного отдыха. Другой – пенсионер, бывший партийный работник навещал дочку с внуками, которая когда-то по распределению после института оказалась заброшенной далеко от родного дома. Разговор с попутчиками немного покрутился вокруг армии, дедовщины, ожидаемых реформ и преобразований, разгуле бандитизма в стране и как-то незаметно затих. Люди попались слишком разные со своим мировоззрением, жизненным опытом и проблемами. Каждый углубился в свои мысли и переживания. Напоследок пенсионер изучающее глядя в глаза Марату медленно произнёс:

– Не гонись за большими деньгами. В стране перестройка, всё делят и пытаются урвать побольше, да только подавятся. Порвут друг друга от злобы и жадности. А ты не суйся в эту грязь. Власть в стране восстановится. Не важно какая. Будь ближе к власти. Ты молодой и сильный. Получи образование и иди в армию, милицию или ещё лучше в КГБ, если получится. Не лезь в криминал – погубишь свою жизнь. Это лёгкий путь, шальные деньги, но боком они выйдут тебе.

– Что, грязные деньги до добра не доведут? – с усмешкой спросил Марат

– Деньги грязные не бывают – холодно и жёстко обрубил пенсионер и продолжал:

– Мысли стратегически, о будущем думай, просчитывай ситуацию наперёд, и тогда поймёшь, о чем я тебе говорю. Больше он нечего не сказал. Марат обычно пренебрежительно относился к подобного рода поучениям, но слова этого человека заставляли задуматься. Что-то в них было…

Разбудил шум открываемой двери. Снаружи слышались сонные голоса, шорох торопливых шагов. Все торопятся умыться, побриться и привести себя в порядок. Для этого ещё необходимо пробиться к туалету, у которого уже стояла длинная очередь не выспавшихся и недовольных людей. На улице моросил дождь, по небу неслись серые облака, и порывы ветра срывали уцелевшие листья с деревьев. Марат бодро спрыгнул с полки, взял туалетные принадлежности и пошёл в конец вагона занимать очередь.

Его никто не встречал. О дне прибытия он родителям не написал, хотел, чтобы это событие стало для них сюрпризом. Вокзал вроде заметно не изменился, лишь снаружи прибавились какие-то ларьки, возле которых собирался разнообразный люд, торопящийся чего-нибудь прикупить в дорогу. Те же стены, куда-то спешащие люди, объявления по радио о прибытии и отбытии поездов. А ведь прошло два долгих года. Для него это период времени соизмерим с целой жизнью. За эти несколько лет армия оставила тяжелый и неизгладимый след в душе Марата, растоптав кирзовыми сапогами мечтательность и романтизм его юности, домашнее воспитание и затушевав наставления родителей. Армия сделала его циничным и хитрым, вытравив из него добродушие, сострадание и мягкотелость.

Чувства и эмоции буквально захлестнули Марата – воспоминания детства и юности, вид знакомых улиц, домов и магазинов. Он изменился – кардинально изменился. Мировоззрение, мысли, отношение к людям и к самому себе. Он пришел из другого мира, поменяв свой характер и внутреннее содержание. Эти улицы видели его другим, но он поменялся, а они остались прежними…

Марат на кого-то наткнулся, засмотревшись на отремонтированный фасад и вывеску незнакомого магазина, за что сразу услышал злобную ругань нагло посмотревшего ему в глаза парня в фирменной одежде. Тот мимолетно – пренебрежительным взглядом окинул одежду Марата и сплюнув, вальяжной походкой прошествовал мимо. Изменилось подавляющее большинство номеров автобусных маршрутов, а также и схема их движения по городу. Пришлось долго выяснять, как добраться до дома. К обсуждению маршрута присоединилось несколько человек, рьяно отстаивавших преимущество своего маршрута, несмотря на его запутанность и наличия нескольких пересадок. Народ на остановке воспринимал его за приезжего, пытаясь как можно подробнее донести до него порядка трех оптимальных с их точки зрения маршрута. Причем у каждого из объясняющих он был свой, кардинально отличавшийся от предлагаемого маршрута оппонента. Люди похоже не сильно изменились. Марат поблагодарил земляков и оторопело отошел от таких никудышных советчиков. Он сам по названиям остановок быстро разобрался и понял на чем ему можно доехать до дома. Если даже немного ошибся – тоже не беда, город не такой уж и большой. Бывало еще до армии они ночью с пацанами со двора проходили весь город из конца в конец часа за полтора – два. А уж после армии такие мизерные расстояния были для него детским развлечением. Вскоре подъехал один из упомянутых в споре автобусов, и Марат не мешкая втиснулся в небольшую нишу, расталкивая плечами набившихся под завязку людей. С большим трудом удалось уместиться в автобусной давке, вися на одной руке и с трудом балансируя на ступеньке, стоя при этом на одной ноге. Как отвык он от этого за два долгих года службы…

Вечером был большой семейный праздник по случаю возвращения из армии любимого и единственного сына. Пришла и его классная руководительница, она работала вместе с мамой в школе. Двое друзей – один со школы, другой из института. Подошла и соседка тетя Тамара. Последним подъехал задержавшийся на работе отец, от которого утренний приезд сына держали в секрете. Обстановка была шумная и веселая. С друзьями Марат успел немного пообщаться днем. Антон учился в институте, подрабатывал ночным сторожем в магазине. Второй, Вадим на шестерке своего отца развозил какой-то товар. Собирался весной жениться.

Марат рассказал про свою жизнь в армии. Слушателей интересовали вне уставные отношения, между солдатами, которые только начинали служить и теми, которых называют дедами. Дембель рассказал о том, что сейчас, к концу 1991 года большое значение стало иметь наличие денежных средств у вновь прибывших. Это порой оказывало существенное влияние на отношение к тебе остальных солдат и даже офицеров.

– Говорят, во многих частях солдатики при деньгах или члены преступных группировок живут весьма вольготно, совершенно не работая, не занимаясь на плацу, выходя из казармы лишь затем, чтобы сходить в столовую, подышать свежим воздухом или отправиться в увольнительную.

Отец тяжело покачал головой и резко произнес:

– От таких в армии один вред. Разлагают армию, и так уже порядком разложившуюся. Раньше только дембеля нечего не делали, лежали весь день в казармах, да плевали в потолок, изредка поколачивая новобранцев. А теперь вон сколько развелось дармоедов – сплошные бандюки и жулики. Офицеры раньше пользовались в армии железным авторитетом – их слово было законом. А теперь вон не понравится сынку какого-нибудь нувориша приказ офицера, так он его изобьет. И что же под суд пойдет такой наглый солдатишка? Нет конечно! Офицер еще и извинится, вытирая кровь с лица, потому что в противном случае встретят его у ворот части лихие ребятки на джипах и уже так отлупят, что повезет если живой останется. Так ведь Марат?

– Всякое бывает. Есть и такие части. Слышал я про такие дела. У нас в части такого не было. Офицеров и прапорщиков слушались беспрекословно. Дисциплина была серьезная, что нам не мешало бегать в самоволки и находить пути для того, чтобы жить более-менее комфортно. Но это уже ближе к концу службы. А первое время было очень несладко. Пришлось попотеть и помучиться, переступая через свою гордость и самолюбие, выдерживать тяжелые физические нагрузки и изнуряющую спортивную подготовку. Всё это вкупе с дисциплиной и издевательствами дедов превращало службу в жуткую каторгу, от которой некоторые пытались самовольно покинуть пределы части, ища спасения на гражданке. На самом деле получали они вместо защиты такие побои, что потом на всю жизнь оставались калеками.

– Марат, хватит об армейских ужасах, а то мать, вон гляди, побледнела вся. Всякой чернухи и в советское время, когда я сам служил, хватало. На то она и армия, чтобы из сопливого пацана мужика сделать – отец прервал разошедшегося сына, видя, что мать не находит себе места.

– А о сынках «новых русских» нечего особенного из личного опыта рассказать не могу. У нас в части таких не было. Такие если и попадают в армию, то служат в более «теплых» местах. ВДВ же к таким не относится. Здесь с тебя три шкуры спустят, но своего добьются и не посмотрят на то, чей ты сынок и сколько у твоих родителей денег. Не помогут и связи с высокими чинами. С членами различных группировок бывали проблемы. Но в десантуре и таких довольно быстро усмиряли. Они лишь первое время пытались выкабениваться и давить на окружающих, потом же ходили как шелковые и послушно исполняли приказы. В общем служили на общих основаниях, как все остальные.

– Марат, ты, наверное, сейчас можешь доски ребром ладони ломать и кирпичи об голову, – сказал Антон, уважительно глядя другу в глаза.

Папа поддакнул:

– Я тоже как-то смотрел по телевизору выступление десантников, они там такое вытворяли… Так, что сын у нас теперь настоящий богатырь, головенку какому-нибудь гопнику как орех расколет!

Вадим, глядя на кулаки Марата подлил масла в огонь:

– Ты друган много не пей, а то со сломанной челюстью, знаешь, как неудобно кушать? А уж про то, сколько стоит вставить выбитые зубы я и не говорю…

Никто не понял, в шутку он это сказал или всерьез, но все сразу как-то притихли и казалось, немного напряглись, уставившись в свои тарелки.

Антон невольно провел языком по обломку зуба, сломанного в школьной потасовке одним наглым и задиристым пацаном. Затем украдкой оглядел Марата и принялся ковыряться вилкой в селедке под шубой, наспех приготовленной хозяйкой. Да, друг уже явно не тот Маратка, которого он знал раньше. Парадный мундир, суровое лицо и сжатые кулаки. Масштабы уже явно не те, что раньше и сила в руках чувствуется немаленькая, зато интеллекта за прошедшие два года во взгляде не прибавилось. В школе тот учился кое-как. Мама, работавшая учительницей, а потом и завучем в школе, где учился сынок, всегда его подтягивала, договариваясь о хороших оценках со своими коллегами.

Отец прервал неловкую паузу, переводя разговор на шутливый лад:

– Это хорошо, сынок, будешь в саду дрова кулаком ломать. Тебе тренировка будет, а соседи, да шпана всякая уважать будет.

Отец хорошо помнил тот злополучный случай на первом курсе института. Тогда Марат с приятелями пьяные подрались на вечеринке, устроенной по поводу какой-то годовщины основания учебного заведения. Тогда попортили мебель, разбили стекла в нескольких аудиториях. И что самое плохое, сломали кому-то ребра и нос. История была неприятная, с милицией, скандалами и руганью и едва не закончилась отчислением из института. Спасли только связи жены. Её бывшая одногруппница занимала там руководящую должность. И сын вместе с другом Вадимом продолжили учебу. Пришлось конечно хорошо отблагодарить за помощь. То, что случилось на втором курсе, он предпочел бы не вспоминать. Впрочем, тогда сын был не виноват. А потом больница и армия…

Марат выпил очередной фужер вина по случаю очередного хвалебного тоста и продолжил рассказ:

– Сначала было неимоверно трудно, дико и непривычно происходящие вокруг. Устав, распорядок, строевая и силовая подготовка, прапорщики, сержанты, наглые и жестокие старослужащие. Хорошо, что сошелся с двумя парнями из нашего города, которые служили уже второй год. Сдружились, они меня вскоре подтянули к себе, и деды перестали наезжать со своими приколами и неуставными требованиями. Жизнь стала налаживаться, хотя все равно трудности были. Один прапорщик Иваненко со своей регулярной физподготовкой чего стоил. Никогда не знаешь, переживешь ли его очередной экстрим или подохнешь, не выдержав неимоверной нагрузки. У меня появились поблажки – иногда получалось полежать днем на койке в казарме. Позднее стал с остальными старослужащими смотреть «видик» во время строевой подготовки. После отбоя шли в столовую и ели нормальную пищу, хорошо и вкусно приготовленную.

Отец с сомнением посмотрел на сына:

– Тебя послушать, так все деды использовали столовую как личное кафе. Для вас, таких вот бравых старослужащих отдельное меню было. Вы что, генералы? Даже офицеры едят тоже самое, только в отдельном помещении.

– Ну, не все конечно ходили в столовую после отбоя.

Марат на некоторое время замолчал, подбирая подходящие слова, а затем оглядев внимательно слушающих его людей, продолжил:

– Компания подобралась хорошая. Собирались по ночам, мясо жарили и беседовали. Иногда и по стаканчику пропускали, если кто-нибудь из увольнительной приносил. К тому времени и силовая подготовка уже не напрягала, тело привыкло к тяжелой физической нагрузке и то, что раньше было за пределами твоих возможностей, со временем стало получаться играючи. Прапор один конечно доставал, но куда уж тут денешься, терпели…

– А прыжки с боевых самолетов, высадка в труднопроходимой местности, боевые действия в горячих точках? Как это происходило? – Антону было интересно послушать о событиях, которые он видел лишь в фильмах – боевиках или в новостях по телевизору.

– В боевых действиях не участвовал – бог миловал как-то. А так, часть наших отправилась в Чечню. Многие погибли… Боевые действия – не учения. Как к ним не готовься, все равно психологически не готов будешь. Пока под обстрел не попадешь, не увидишь разорванного или мертвого товарища, с которым несколько минут назад спокойно курил, да болтал о жизни, делился планами и мечтами. Пока сам не убьешь… Чечены, они ведь другие, не такие как мы. Их с детства учат по-другому. Они в десять лет уже воины, лихо обращающиеся с автоматом. А главное – это их менталитет, мировоззрение. Они готовы умереть за честь и веру. Даже при смерти, без оружия, боевик скрюченными пальцами будет пытаться выдавить тебе глаза, перегрызть горло зубами. У них нет сострадания и милосердия, они не понимают и не знают, что это такое. Они будут сражаться до последнего, не брезгуя никакими средствами для подавления воли противника, запугивания и уничтожения. Они не останавливаются ни перед какими гнусными и садистскими методами для того, чтобы деморализовать и убить человека. Не важно солдат это или мирный житель. И немудрено, что, возвращаясь из той клоаки наши парни становятся другими. Если ты выжил в той бойне, то потом вряд ли сможешь вести нормальную жизнь – говорят невозможно адаптироваться после пережитого жестокого кошмара, где беременным женщинам вспарывают животы, людям как овцам перерезают глотки, а головы выставляют на показ. Отрезают и отрубают разные части тела, подвергают нечеловеческим пыткам и унижениям. И все это происходит с твоими товарищами и соотечественниками. У многих едет крыша и они становятся такими же зверями в человеческом обличье, вырезая мирное население, калеча и издеваясь над всеми подряд, стараясь отомстить за погибших в страшных мучениях товарищей.

Марат еще долго рассказывал о том, что видел, и слышал. Пересказывал услышанное от очевидцев страшной и бесполезной войны. Гости и родители внимательно слушали, иногда высказывая свое мнение и делая выводы. Долго длилось это неприятное обсуждение, пока наконец собравшиеся не перешли к более легким и жизненным темам. Конечно, главной из них была та, что касалась дальнейшей жизни демобилизовавшегося солдата. Мнений и советов было много и трудно было выбрать то, что принесет средства к существованию и стабильность. Времена стояли неспокойные, и неясно было, что будет со страной и кто выберется из мутного зловония девяностых годов, наполненных жизненными неурядицами, страхами, тревогами, убийствами и грабежами…

Когда Марат проснулся, дома уже никого не было. «Ну и горазд же я поспать» – подумал он, потягиваясь в теплой постели. Марат немного лукавил. Он конечно слышал, как родители тихонько, стараясь не разбудить сына собираются на работу. Вставать вместе с ними было ни к чему. Можно поваляться, тем более никаких особых дел на сегодня запланировано не было. Он подошел к окну и раздвинул шторы. Знакомый дворик совсем не изменился. Возле подъезда что-то горячо обсуждали старушки. Куда-то спешили озабоченные своими делами люди… Он неторопливо съел заботливо приготовленный матерью завтрак и включил телевизор. По двум центральным каналам шло почти одно и тоже. Разговоры о перестройке и о переходе страны к новым экономическим отношениям. О независимости и развале советского союза. О трудностях переходного периода, о процветающем бандитизме и невозможности простому человеку обеспечить себя и свою семью. О талонах и очередях… бесконечных, многочасовых очередях в магазинах. О голоде и разрухе в стране… Заводы стоят. Кто-то торгует, кто-то сидит без работы или подался в криминал. Разборки, перестрелки, дележ… По двум местным каналам тоже нечего интересного. Везде озабоченные лица дикторов и мрачные кадры на экране. «Что же творится в стране? В армии не так заметны были эти изменения. Обстановка была неспокойной. Периодически обсуждалась тема распада СССР и независимости отделившихся союзных республик. Телевизор тоже смотрели – новости по вечерам. Но в армии как-то по-другому на все это смотришь. Может по телеку жути нагоняют. Вчера родители вроде нечего такого особенного не говорили. Пойду, посмотрю, что там у них в холодильнике, а вечерком загляну к ребятам, узнаю, как они живут. Призывался я в СССР, а вернулся домой в СНГ. Чем же новая страна отличается от старой? Бандитизм и группировки у нас в Казани в конце восьмидесятых расплодились повсеместно. Этим не удивишь здесь никого» – подумал Марат и подошел к холодильнику. Обычных продуктов – сыра и колбасы не было. Масло, кефир, сметана на донышке. В морозильнике небольшой смерзшийся кусок непонятно чего. «Печенка, что ли? Или фарш? Больно вид у этой штуки не аппетитный. Раньше мама не держала в холодильнике таких сомнительных продуктов. Не богато конечно. Видимо и в самом деле с продовольствием в стране перебои». Марат обследовал кухню и остался разочарован своими изысканиями. Полбуханки черного хлеба, немного круп. Вчера, на радостях он как-то не обратил внимания на царившее в доме запустение. Родители не выглядели такими несчастными, как люди на экране телевизора. Да и в письмах, когда он спрашивал – «как вы там живете?». Они отвечали, что мол все нормально, кому сейчас больно хорошо, перестройка в стране ведь и гласность… Главное работу не потеряли, трудятся. «Талоны еще эти, черт бы их побрал. Ребята в армии говорили, что как приедешь, сразу на довольствие вставай, чтобы талоны эти давали, а то с голоду помрешь или грабить придется. А может и отменили талоны уже эти. Неизвестно. В некоторых городах вроде их и не было. И не на все они. Но жрать нечего у родителей. Разве что армейскую перловку. Осточертела она уже. Ладно, пойду прогуляюсь до базара, там точно никаких талонов нет, хоть и подороже выйдет покупка. Свининки возьму на ужин, родичей порадую. Деньги с „армейки“ остались, можно гульнуть. Еще чего-нибудь прикуплю». Марат привез с собой десять банок тушенки, купленных по случаю у хитроватого прапорщика, заведующего одним из продовольственных складов. Открывать их пока смысла не было. Неизвестно еще, что их еще ожидает впереди. Тушенка – это «НЗ» – неприкосновенный запас. Офицеры все твердят о войне, говорят, что страну голыми руками можно брать. Союз развалился, оборона никого не интересует – все делят и стараются урвать кусок покрупнее. Союзники заняты своими проблемами и им не до нас. Доходили слухи, что в некоторых частях за бесценок продают оружие. У них такого не было, десантура все-таки. Но разброд и неразбериха, царившая в стране ощущалась и у них в части. Политзанятия проходили как-то сумбурно, а часто и вовсе не проводились. Никто не знал, что будет дальше. Часть постоянно находилась в боевой готовности. Обстановка в стране накалялась. Их периодически ночью поднимали по тревоге. Марат не все рассказал вчера за столом, было и у него боевое крещение. Но об этом ему говорить не хотелось. Нечего героического в этом не было, хотя для него это безусловно было суровым испытанием.

Марат надел парадную форму и вышел из дома. Люди вокруг были взвинченные и обеспокоенные. В магазинах давка и очереди, шум и брань. Народ занимал место сразу в трех – четырех очередях, то есть в разных отделах. Все нервничали, так как товара никогда на всех не хватало, да и очереди были подчас очень большие – до закрытия магазина или до обеда всех не обслужат. Часто возникала неразбериха – кто за кем и в какой очереди занимал. Ожесточенно спорили и ругались. Шум в очередях стоял хуже, чем на вокзале. Раскрасневшиеся лица, злость и нетерпимость, нервы у всех на пределе. Марат по привычке зашел в парочку магазинов – везде одно и тоже. Ему здесь явно нечего не светило. За несколько лет службы все стало только хуже. Пустые прилавки в магазинах. Открылись кооперативные ларьки с импортным товаром, где все было очень дорого. На его красивую форму никто не обращал внимания, даже дети были какие-то озабоченные. Может потому, что они наравне с родителями вставали в 4—5 утра за хлебом? Около одного из домов стояли трое парней бандитского вида и осматривали проходящих. Он помнил, что там еще с середины восьмидесятых по вечерам частенько собирались представители одной из многочисленных местных группировок. Широкие штаны, наглый взгляд, только вместо телогреек и танкистских бушлатов теперь они были одеты в кожаные куртки. «Раньше они днем не собирались, милиции побаивались, особенно восьмой роты. Теперь похоже страх прошел. Территорию свою охраняют и трясут тех, кто им приглянется. Никого не боятся и не стесняются». Пацаны придирчиво осматривали проходящего мимо солдата. Марат краем глаза наблюдал за ними и видел, что один из них приблатненной походкой направился в его сторону и уже внутренне приготовился к неприятной беседе. Но тут его остановил другой гопник и показал пальцем куда-то в сторону. Марат слегка повернул голову туда, куда смотрели эти «короли улицы». Там шел парень, беззаботно помахивая какой-то сумкой. Он не сразу заметил надвигающуюся угрозу и вздрогнул, когда услышал рядом с собой хриплый нагловатый голос и вопрос – «пацан, ты откуда? Мотаешься?». Через десяток метров Марат оглянулся – гопники уже уводили безропотную жертву во дворы, чтобы обобрать и снять понравившиеся им вещи. Люди старались не оглядываться, никто не хотел вмешиваться. Марат тоже не собирался. Паренек сам виноват, надо обходить стороной места сборов гопников и не заходить в чужой район. Говорят, что «группировщики» всех теперь держат в страхе. Они и тогда, когда Марат еще был на гражданке, начинали трясти округу, а теперь похоже совсем страх потеряли. Марат еще раз оглянулся – никого, видимо завели в подъезд и обрабатывают. Значит сегодня общак пополнится пожитками этого бедолаги. Если не будет сопротивляться – бить может и не будут. Марат еще немного побродил по улицам. Нечего интересного. Разговоры на улицах сплошь о политике и о том, что будет дальше. Ругали перестройку, гласность, Горбачева… Марат заглядывался на девчонок, выискивая посимпатичнее. С несколькими заговорил, но что-то как-то не сложилось с первого взгляда. Замороченные они были какие-то, хотя одна явно была не против продолжения знакомства с молодым красивым десантником. Но она куда-то сильно спешила, и свидание пришлось отложить на потом. Марат отметил про себя, что на рынке теперь стали продавать заграничные шмотки, а не только продовольственные товары, привезенные из колхозов или выращенных на садовых участках. Здесь же красовались несколько ларьков, заваленных мечтой ребятни, да и многих взрослых – жевательными резинками «Лав из», «Турбо», «Бомбибом», «Стиморол» и другими. Конечно шоколадные батончики «Сникерс», «Марс» и «Пикник», прохладительные напитки и чешское пиво. Марат рассматривал выставленную напоказ фотографию обнаженной по пояс девицы с пышной грудью и прикидывал в уме, насколько «Сникерсов» хватит денег. Его нос уловил аппетитный аромат свежеиспеченного хлеба, и Марат пошел дальше в поисках источника этого запаха. Через несколько минут он уже стал счастливо – жующим обладателем «Лаваша», доселе неизвестного ему блюда – традиционной армянской лепешки из пшеничной муки. «Вкусно. Перестройка не так и плоха, как всем кажется. Дороговато, но лучше нашего хлеба и без очередей». Марат шел по разросшемуся рынку, доедая быстро заканчивающееся лакомство и раздумывая о приобретении в будущем приглянувшейся кожаной куртки. Какая-то суета и крик справа привлекла его внимание. Двое крепких парней что-то требовали от испуганной женщины. На самодельном прилавке, составленном из пары перевернутых ящиков, перед ней стояли какие-то соленья. «Не успела встать, уже денег требуют. Лучше бы дала, а то хуже будет» – тихонько, вполголоса обсуждали происходящее стоявшие рядом торговки.

– Что, из администрации рынка, ребята? – обратился к ним с вопросом Марат

– Да, из администрации, конечно! «Группировщики» это проклятые, данью всех обложили. Да такой, что не каждый потянет. Поделили они рынок. Тут одни, там другие, подальше третьи, а иногда и из нескольких подходят. И попробуй не дай. Ты откуда такой взялся, с Луны свалился, что ли? – боязливо оглядываясь по сторонам, проговорила торговка.

– Ну с армии пришел паренек, не видишь? Не в курсах он, что в стране перестройка и гласность. – вставила вторая.

– Знаю я про эту гласность. – пробурчал Марат, наблюдая за происходящим.

Ситуация между тем обострилась. Женщина что-то продолжала объяснять и плакала. Но парней ее слова не интересовали. Один из них пинком опрокинул ящики с выставленными на продажу домашними заготовками. Второй, не обращая внимания на снующих людей начал орать и угрожать женщине, перемежая угрозы изощренными эпитетами в адрес несостоявшейся предпринимательницы. Первый разломал ящики и перебил все ее соленья – варенья. Марату даже показалось, что он почувствовал пряный запах грибного маринада. События происходили практически перед окном будки, в которой находился наряд милиции. Марат посмотрел на окна —там явно были люди, но выходить никто не торопился. Никто из прохожих не одернул и не пристыдил зарвавшихся молодцов. Наоборот, все старались побыстрее обойти стороной место разборки. Не оглядываясь, трусливо вжав голову в плечи. «Страна перестраивается. Раньше бы никто не посмотрел на их широкие плечи и наглые рожи, вломили бы прохожие так, что на всю жизнь запомнили бы. А уж если бы милиционерам попались, то вообще худо бы им пришлось – по башке бы дубинками настучали и кости переломали. А сейчас никто не суется, да и милиция не торопится почему-то». Женщина рыдала, закрыв лицо руками. А парни, поняв, что платить им никто не собирается, разозлились и начали избивать бедную женщину руками и ногами. Она громко кричала и пыталась закрыться от ударов по голове и по животу. Парни не обращали внимания на то, что перед ними пожилая женщина, годящаяся им в матери, если не в бабушки. Они били жестоко и изощренно, чтобы другим неповадно было. Наказывали неизвестно за что. Женщина уже не кричала, а стонала от боли. На асфальт потекла кровь… Люди разбежались, стоявшие рядом торговки принялись отодвигать подальше свои ящики. Из милицейской будки никто не появился. «Что творится вокруг? На глазах у всех забивают человека и хоть бы кто помог. Да если бы они все разом навалились, то от этих гопников говна бы не осталось. Надо вмешаться, а то подонки совсем тетку забьют насмерть. Помощи тут ждать неоткуда». Внутри Марата все кипело, и больше не раздумывая, он ринулся к ним. На его стороне была неожиданность. Подонки даже не брали в расчет то, что кто-то попробует их остановить, оттого и не оглядываясь, продолжали избиение, сопровождаемое какими-то нравоучительными с их точки зрения тирадами. Схватив за шиворот первого, Марат отбросил его от женщины и несколькими отработанными на тренировках ударами нокаутировал второго. Ярость затмевала его глаза, и он с ноги врезал быстро поднявшемуся на ноги первому. Тот поставил блок и легко увернулся от удара, ответив быстрой «тройкой» по лицу и по корпусу. Марат в свою очередь не ожидал от гопника знания основ карате. Боль в голове и соленый вкус крови во рту отрезвили его разум. Замелькали руки и ноги дерущихся парней. Гопник кричал какие-то страшные угрозы, ссылался на авторитетов и «стариков», запугивал и пытался задавить морально. Этим он еще больше разозлил Марата, ненавидевшего и порой побаивавшегося этого приблатненного быдла. Годы напряженных тренировок и силовых упражнений не прошли даром. И вскоре каратист полетел на пол. Марат нанес несколько контрольных ударов, чтобы убедиться в том, что его противники в ближайшее время не встанут на ноги. Как учили в армии. Но потом глянул на их наглые даже в отключке физиономии и не удержался, чтобы не врезать по ним еще раз, давая выплеск своим эмоциям. Он лупил этих ненавистных окровавленных парней, возомнивших себя королями жизни и державших в страхе весь город. Устав он спохватился и оглянулся. Женщина, за которую он вступился, отползла в сторону и вытирала окровавленное лицо носовым платком.

– Муж ведь уже год, как не может найти работу, завод стоит и сотрудники отправлены в бессрочный неоплачиваемый отпуск. Саму меня сократили два месяца назад. Денег нет. Вот, забрала из погреба в саду заготовки и пришла на базар, хотела хоть что-то заработать. Одну только баночку с солеными подгруздками и успела продать… спасибо тебе солдатик – причитала она разбитыми губами

«Кто дал им право вот так безнаказанно избивать людей? Кто они такие, чтобы творить такое? Уличная шпана, двоечники и недоумки. Никого не боятся и не уважают. Никто им не может дать отпор что ли?» – думал Марат, вполуха слушая женщину. «Видимо и правильно говорил майор-политрук неделю назад дембелям. Вы возвращаетесь в другую страну. В страну, в которой на данный момент нет законов, морали и чести. Никому не верьте и будьте начеку. Бывшие республики отделились. В стране хаос. В любой момент может начаться междоусобица. Слишком много обид накопилось у когда-то братских народов друг к другу и все они всплыли наружу. Их подогревают нынешние нечистоплотные политические деятели. Они во всем винят советский союз. Запад оказывает им помощь. Никто не знает, что будет дальше. Скорее всего война. Будьте готовы к тому, что вы в любой момент можете понадобиться Родине. И я надеюсь, что то, что вы освоили здесь, ваши навыки и спецподготовка будет использована не в криминальных делах, а на благо государства…» – уже используется думал Марат, краем глаза отмечая каждое движение рядом.

Люди боязливо смотрели на него. Во взглядах большинства он видел одобрение, некоторые смотрели на происходящее как на развлечение. Он крикнул людям, чтобы быстрее звонили в «Скорую помощь» и поднялся с колен. «Все-таки армейский рукопашный бой лучше их карате, а иначе я бы валялся здесь на грязном оплеванном асфальте на потеху этим уродам в широких штанах» – подумал Марат, потирая ушибленную челюсть и осматривая парадную форму – не запачкал ли ее случайно кровью. Найдя брызги крови на кителе, он расстроился и решил, что надо побыстрее добраться до дома, чтобы смыть кровь холодной водой. Когда он проходил мимо будки, дверь ее неожиданно распахнулась и оттуда выскочили двое милиционеров с дубинками.

– Ты что творишь, парень, беспредел устраиваешь? После армейки кулаки чешутся, а мозги не работают? Ты знаешь, кто они такие? Это же «памирские». Им принадлежит почти вест рынок.

– И что, им все можно? А вы жопы будете греть и смотреть как тетку мордуют. Это же ваша работа – рынок охранять от сброда всякого и за порядком следить! – Марат вновь начал распаляться, мышцы напряглись. После недавнего инцидента он готов был уложить и этих двух блюстителей порядка. Что он и сделал, не привей ему родители боязно – уважительного отношения к милиции.

– Не кипятись, армейский! Будешь артачиться, дополнительный наряд вызовем и скрутят тебя, а затем в отделе обработают. И не таких бойцов как ты обламывали. А потом твой зад блатняки в СИЗО используют за то, что ты с пацанами здесь сделал.

– Ты, сука свою работу не выполняешь, а теперь и мне еще этим быдлом угрожаешь. Раньше бы испугался, уважал я таких в форме и побаивался этого стада блатного. Сейчас не вас не боюсь, не этих. В армии мне уже и ребра, и ключицу ломали. Много чего было, не вам здесь это рассказывать. – Марат пошел на милиционеров.

Они отступили, захлопнув дверь своей железной будки.

– Катись дубина, подальше, пока их братва не понабежала. Тогда уже руками – ногами не помахаешь, оторвут их тебе и башку твою тупую десантную говном набьют.

Марат со злости несколько раз ударил кулаком по железной двери. Кровь бурлила в жилах, он никак не мог прийти в себя и успокоиться.

– И правда, добро тебе говорят, солдатик, иди домой. Понабежит сейчас эта шпана с арматурами, забьют они тебя насмерть. Нечего ведь для них святого нет – покалечат тебя и нечего им не будет, уходи родной поскорее. А женщину эту, за которую ты заступился, сейчас «Скорая помощь» заберет, слышишь сирены. Иди, иди быстрее… – посоветовала ему какая-то сердобольная женщина.

Марат внял ее совету и поспешил покинуть рынок. Завернув за угол ближайшего дома, он остановился и посмотрел назад. Рынок быстро возвращался к обычной жизни. Пострадавшую женщину грузили на «Скорой помощи». Ее место уже кто-то занял. Сновали люди. Все было по-прежнему, торговля шла своим чередом…

Вечером Марат отправился в гости к одному школьному приятелю, Рамилю. Они дружили с первого класса, но потом отношения как-то разладились. Рамиль увлекался футболом и хоккеем, как и все дворовые мальчишки. Целыми днями, сколько помнил Марат, они с ребятами играли около домов, забивая голы, отрабатывая финты. А потом обсуждали звезд отечественного спорта. Спорили, отстаивая выдающиеся способности своего фаворита или любимой команды. Иногда дрались, но так, вполсилы, без злости. Ближе к концу школы Рамиль уже играл в какой-то команде. Потом «пришился», стал «мотаться». Выражаясь русским языком, вступил в одну из многочисленных уличных группировок. Они здоровались, иногда разговаривали, но дружбы как раньше уже не было. Рамиль стал чураться их дружбы и в присутствии своих собратьев по группировке не здоровался с Маратом. По статусу не положено. Он теперь был уважаемым человеком, «мотался». Марат же был «чушпаном», «чуханом», дойной коровой, никем. Какая уж тут может быть дружба. Девчонки само собой оказывали знаки внимания и были благосклонны к таким парням, как Рамиль. Не один такой был этот Рамиль. Костя, Саша, Рустем – всех их он знал с детства, и все стали «группировщиками». Были они в разных группировках, но это им не мешало ладить друг с другом. Соседние улицы у них не враждовали. Дрались с более отдаленными. Жестоко, «монтажками». Калечили друг друга. Носили с собой ножи и арматуры, самопалы. Все они стали уважаемыми людьми в округе, были «при делах», стремились подняться в своей иерархии. Рамиль был неглупым парнишкой и в отличии от своих корешей, которых кроме уличных разборок и внимания доступных девчонок – «пацанок» ничем не интересовались, думал о будущем. Учебу он не забросил и по окончании школы поступил в институт. Спортом он продолжал заниматься и исправно ходил «на сборы» группировки. Был, как говорят «активным членом», но как-то не подставлялся и соблюдал благоразумие. Дрался, раздевал разных бедолаг, но как-то всегда выходил сухим из воды. Многие его товарищи уже сидели или были в розыске по разным уголовным делам. К нему же особых претензий не было. Рамиль был в курсе всего происходящего в округе и вполне мог разъяснить слегка отставшему от жизни другу детства ситуацию в городе. Несмотря на то, что Рамиль жил совсем рядом, добраться до него без проблем не получилось. У соседнего подъезда стояло трое парней.

– Эй, слышь, тормозни-ка!

Марат не хотел останавливаться, понимая, что нечего хорошего от общения с ними его не ожидает. Но один уже догнал его и дернул за рукав.

– Ты, что глухой? Откуда такой деловой и куда идешь? Когда тебя тормозят, останавливаться надо!

– При делах что ли, мотаешься? – это уже спрашивал другой. Все трое обступили его со всех сторон и придирчиво осматривали одежду. Марат оделся в гражданку, обычную свою одежду, в которой он ходил до армии. До того момента, как он, бросив институт на втором курсе пошел служить. Неприятная история тех лет уже забылась. Армия, муштра, изнурительные тренировки, огневая и тактическая подготовка. Все, что тогда было, уже давно забылось. И вот теперь, при виде этих парней и их стандартных фраз, произнесенных с вызывающим наездом, всколыхнулись неприятные воспоминания. Он вновь стал тем простым пареньком из хорошей семьи, воспитанным на уважении к старшим и побаивавшимся уличной шпаны. Тем более, эта шпана была хорошо организованной, сплоченной силой, не терпящей неуважения и непослушания. Тех, кто пытался сопротивляться, жестоко избивали, «чморили» и всячески унижали. Вот и тогда его в институте жестоко избили из-за небольшого, в общем-то пустякового недоразумения с одним «деловым» студентом. Подъехали человек десять пацанов и подкараулили его у входа. Завели за гаражи и там отпинали, сломав нос, ребра, отбив почки и внутренние органы. Он тогда длительное время провалялся в больнице. Был весь черно-зеленый от побоев с заплывшими от кровоподтеков глазами. Но хуже всего было его моральное состояние. Он был подавлен и сломлен. Нечего не хотел и не думал о возврате в институт. Лишь одна мысль вертелась в его голове – отомстить подонкам. Ни о какой учебе он и слышать не хотел, несмотря на доводы родителей и предложение перевестись в другой институт. Делал зарядку и смотрел телевизор до глубокой ночи. Благо, в связи с послаблениями в стране начал функционировать первый в городе частный телеканал, который транслировал интересные передачи, а по ночам показывали зарубежные эротические фильмы. Поправив здоровье, Марат отправился в военкомат и прошел медкомиссию. Распределение в артиллерийские войска его не устраивало и отцу пришлось вспомнить все свои давние знакомства, чтобы исполнить просьбу сына. Мать была категорически против, но смирилась – выхода не было. Сын не хотел нечего слушать и не внимал никаким разумным доводам. Видя его тяжелое психологическое состояние и замкнутость в себе, она опасалась худшего. Через месяц Марата призвали в воздушно – десантные войска – легендарное ВДВ. Марат хорошо понимал, насколько трудно ему будет там – не особо развитому физически и домашнему пареньку. Но он хотел быть сильным, а потому был согласен выдержать что угодно… От этого нахального наезда он опешил. В уме всплыли образы до армейской жизни. Не сказать, что он испугался, но стушевался и как-то сжался изнутри. Из-за этих парней, он вдруг вновь стал прежним, как будто и не было нечего. А ведь пережил жестокое воспитание армейской жизнью и тяжелыми тренировками. Даже участвовал в боевых действиях и мог погибнуть. Но тогда рядом были товарищи и форма, в которой он чувствовал себя другим. Может и не героем, но сильным и уверенным в себе. А здесь всплыли прежние опасения, главным из которых было – найдут!

– Что молчишь? Кто ты по жизни? Мотаешься или чушпан? – невысокий крепкий парень стоял перед ним практически вплотную, пережевывая жвачку.

Двое других стояли по сторонам, не давая жертве убежать. «Теперь они даже не стараются завести жертву в подъезд, чего им бояться?». Народ и вправду торопился поскорее пройти мимо этой угрожающе настроенной троицы.

– Пацаны, я его здесь раньше не видел, посмотрите на него – какой нормальный пацан так оденется. Не при делах же сразу видно.

– Деньги есть что ли? Что братве на общак дашь? Пацаны на зоне сейчас чалятся, помочь надо!

Выкладывай, что есть не жопься, а то хуже будет. Отделаем так, что маманя родная не узнает.

Один из них толкнул Марата в бок и проговорил что-то угрожающее, подбадривая нерешительную жертву поскорее расстаться с наличностью. крепыш угрожающее прищурил глаза и приблизил свое лицо к лицу Марата.

– Ты что не понял, чушок, выворачивай карманы, это наша территория, а потом можешь валить к мамочке под бочок! – крепыш распалился и судя по всему готов был перейти к физической расправе над оказавшимся на его законной территории недотепой.

– Одену я широкие штаны и пойду гулять по территории своей… – нараспев произнес третий и плюнул сквозь зубы под ноги Марату.

Марат, еще несколько минут назад находившийся в своей юности, неожиданно разозлился. Это тогда он был робким и запуганным мальчишкой, незрелым пацаном. Теперь же он прошел школу жизни, длинной в два года, которую выдержать – дай бог каждому. Вернулся домой, а здесь все та же гопота вновь пытается его запугать и заставить унижаться перед собой. «Вспомни армию – десантник! Тому ли тебя учили, чтобы быть трусливым зайцем? Десантура не сдается даже перед десятикратно превосходящим по силе противником! Умереть, так гордо, не кланяясь и не унижаясь!» – подбодрил себя Марат и еле сдерживаясь от возмущения произнес в лицо крепышу:

– А не пошел бы ты на хер, чмошник, в зоопарке, среди обезьян твоя сраная территория!

От неожиданности все трое онемели, не ожидая от своей законной добычи столь наглого поведения. Крепыш попытался ударить Марата коленом между ног, но тот на автомате прикрыл гениталии и тотчас ответил ударом локтя в висок и кулаком сверху вниз по голове, вырубая противника. Внутри у Марата все кипело и злость на этих полновластных хозяев территории, на который он с детства знал каждый камешек затмила разум. Он несколько раз ударил ногой по повалившемуся на асфальт крепышу, а затем с разворота ударил ногой стоявшего справа, быстро сократил дистанцию и принялся молотить его отработанными ударами кулаков. Он слишком увлекся этим парнем, упустив из вида третьего, небольшого роста в надвинутой на уши кепке. Марат заметил слева быстрое движение и автоматически ушел с траектории удара, но видимо поздно. Мгновенно выхваченная из штанины арматура обрушилась на голову Марата. Он успел уклониться, но тяжелая металлическая палка все же задела его. Сильная тупая боль и хруст кости. Десантник пошатнулся, улица поплыла перед глазами, он никак не мог сохранить равновесие, чувствуя, что вот-вот на голову обрушится новый удар, на этот раз последний. Бежать он не мог, любое неосторожное резкое движение, и он повалится на асфальт как сноп соломы, а дальше конец… Марат четко помнил все, чему их учили, звание сержанта так просто ведь не давали. Он принял стойку, но поднял руки выше, прикрывая голову от удара. Противника он видел нечетко, арматура в его руках была размытой, но это было сейчас важнее всего. Если пропустит удар – это будет конец! Гопник же не спешил, поигрывая «монтажкой» и выбирая момент для нанесения удара. «Нападающий всегда имеет преимущество» – вспомнил Марат одно из напутствий и выставив руки вперед шагнул навстречу.

– Зря ты залупился, недоумок. Каратист что ли? Мы тоже спортсмены и не таких раком ставили! Ты мне за все ответишь и расплатишься по полной. Кровью сучяра ссать будешь и кишками блевать! – угрожающе произнес «монтажник», играючи перекидывая инструмент в другую руку.

Марат бросил взгляд на двух других – они пока валялись на асфальте «И то хорошо, меньше хлопот, двоих я точно не потяну сейчас. Здорово этот козел меня приложил арматурой, боец из меня не очень. Терпеть, терпеть боль – в армейке и похуже бывало, вспомни!» – подбадривал он себя, наседая на противника. Тот вдруг резко шагнул в сторону и диагональным хлыстом ударил Марата сверху вниз, целясь в голову. На автомате Марат сделал шаг навстречу, принимая на предплечье удар арматурой, и не останавливаясь ударил растопыренными пальцами левой руки в горло «монтажника». Лишь когда тот захлебываясь, и кашляя рухнул на асфальт Марат почувствовал немеющую боль в правой руке, последствие отраженного блоком удара. «Нечего, это ерунда, предплечье мы недаром набивали, надкостница там наращенная и не такое выдержит. К тому же, шагнув вперед он принял удар не максимально поражающей частью в полную силу – концом арматуры, а средней частью и вскользь, что было гораздо менее серьезно. Через полчасика рефлексы руки полностью восстановятся. Глядя на задыхающегося на асфальте врага, Марат ощупал голову. Волосы слиплись от крови, а кости черепа в месте удара прогибались и неприятно хрустели. Нечего, я тоже этим козлам хорошо вломил, может кого и на тот свет отправил. Сотрясение конечно хорошее получил, больно башка раскалывается и кружится все, еле получается равновесие держать. Надо до дома добраться, отлежаться и лед приложить, чтобы кровоизлияния и гематомы внутренней не было, а то хана, в больницу ведь лучше не соваться. Найдут ведь, ублюдки и исполнят все свои угрозы. Проходя мимо гаражей, Марат услышал истошные женские крики откуда-то из-за них. Похоже, что кого-то там жестоко насилуют. Матерная брань, и смех по меньшей мере четырех – пяти человек, значит групповое изнасилование. Народ как всегда, опустив глаза торопился побыстрее пройти мимо. «Даже бабу они толпой насилуют, стадо поганых выродков. Герои, короли улиц. Одни звереют, наслаждаясь кровью, властью и безнаказанностью, а другие трусливо стараются забиться в свои норы, нечего не видя и не слыша. Все скоты, те и другие! Пошли на хер, я им не Робин Гуд, хватит с меня на сегодня» – думал Марат, покачиваясь и проходя мимо…

Через две недели Марат полностью поправился. В принципе он был на ногах гораздо раньше, но родители в один голос настаивали на постельном режиме и покое еще хотя бы чуть – чуть. Марат не стал им перечить, тем более, что отец принес ему несколько интересных книг по психологии. Марата увлекли эти произведения, и он был согласен полежать еще немного. Раньше, в советское время таких книг не издавали. Переводные издания оказали сильное влияние на тогдашнее мировоззрение молодого человека, и он, лежа в кровати подолгу обдумывал написанные в них мысли и выводы авторов. Там было, над чем подумать – психотипы и поведенческие реакции людей, мотивации и работа подсознания, приемы манипуляции и управления сознанием, язык жестов и многое другое. Кладезь мудрости и бесценной информации. Эти книги давали много пищи для размышления его вдумчивому и пытливому уму, на многое раскрывали глаза.

Как-то вечером отец с матерью смотрели телевизор, и Марат по пути на кухню невольно подслушал их разговор. Он остановился и прислонившись к косяку замер.

– Каждый день одно и то же по телевизору говорят. Одни обещания с высоких трибун. И все хают советское время – застой, тоталитарный режим, холодная война, перевирание истории… Просят потерпеть, все наладится. Как же, наладится. Заводы встали, работников поувольняли, имущество разворовали. Экономические связи развалились. Гласность и перестройка, голод и разруха. Бандитизм и воровство. Молодежь в группировках. Учиться не хотят. Зато хотят быть рэкетирами и киллерами – самые престижные профессии. Девушки мечтают быть валютными проститутками. Вот тебе и влияние запада, гласность и демократия. Везде эти «группировщики» в широких штанах кучками толкутся, жертву очередную выглядывают. А как приметят, так обирают до нитки, даже одежду забирают. А артачиться начинает, так забивают ногами и арматурами прямо на улице, у всех на глазах. И никто ведь не сунется, даже слова не скажет. Лишь стороной обходят. Сегодня два раза такое безобразие видел. Да что других корить, сам ведь, мать, обхожу их стороной, боюсь тоже. Ну раскидаешь этих подонков, а они ведь потом найдут тебя и всю семью убьют или изуродуют. Сколько таких случаев. Милиция с ними не связывается, помощи ждать неоткуда…

– А у нас в школе что творится. Из трех группировок шпана учится. Между собой они не дерутся. Мирно сосуществуют. Консенсус у них, как это по телевизору говорят. А вот нормальных ребят избивают, отбирают что хотят, заставляют постоянно платить откупные деньги. Кто не может, тех всем скопом бьют, унижают и проходу не дают. Некоторые с жизнью кончают, не выдержав каждодневных унижений и побоев. И никто не может им помочь. Раньше еще можно было в детскую комнату милиции обратиться, на учет их ставили. Сейчас они никого не слушаются и не уважают. Только «стариков» своих, хулиганов и бандитов, которые постарше и поопытнее. Лет пять назад один у нас учился. Еле восьмой класс окончил. Умственно отсталый, хотели в 56 школу, где такие учатся отправить. Мать упрашивала, чтобы оставили, вот и держали. К восьмому классу едва читать по слогам научился и писать каракули какие-то. Зато курил с первого класса, а постарше водку пить начал и со шпаной этой группировочной якшаться. В колонию отправляли. Теперь он у них старик, авторитет для молодых. Уважаемый бандит и слушаются они его беспрекословно. Что на переменах и во дворе школу творится – жуть ведь одна. Девчонок в туалетах насилуют, мальчишек избивают прямо в классах и коридорах, при этом еще и хвалятся своими заслугами. Тех, кто хорошо учатся, особенно ненавидят и травят. Учителей, если замечание сделают, после уроков встречают и нравоучительные беседы проводят. Избивают и женщин, и мужчин. Ногами и арматурами. Светлану Федоровну неделю назад избили и изнасиловали. Человек десять их было. Прямо в школьном дворе. В больнице до сих пор лежит, и никто не знает, выкарабкается она или нет. А эти, как ни в чем не бывало, по школе разгуливают, и подвигами своими хвастаются – героями себя считают. А что она сделала, чем их гнев вызвала. Мальчишку хорошего спасла от двух подонков. Они его на перемене ногами избивали, он весь кровью истекал, а дети другие стояли и смотрели, боясь вмешаться. А то их бы потом тоже забили. Она оттащила этих гадов и отчитала при всех. Так они ей сразу по лицу и по животу кулаками врезали. Она потом в учительской два часа плакала и в себя приходила. Ведь мразь там одна в основном в этих группировках, а нормальным ребятам учиться не дает.

– Безнаказанность это и вседозволенность. Мозгов – две извилины, в советское время раскидали бы их по колониям и тюрьмах, а там бы уж быстро приструнили. А теперь они короли и помяни мое слово – еще страной управлять будут. Кто им помешает. Они теперь единственная организованная и сплоченная сила. Их все боятся и уважают. Девки сами к таким парням лезут – чувствуют силу и защиту. А что обычный мальчишка – не защитит. Пристанут и его изобьют до смерти, а девку по рукам пустят, плоть свою теша. Звери ведь. Ни морали, ни понятий у них никаких нет. Не суйся к ним, никого они не пожалеют и нечего святого для них нет. Все равно нечего не исправишь. Это беда нашей бедной страны. Демократия… – отец плюнул в сердцах и поднявшись с дивана переключил канал.

– Один мальчишка у меня учится, Рустемом зовут. Умный, хорошо занимался всегда, но с группировкой связался. Скатился на двойки – тройки, поведение соответствующее. С дружками своими избивает всех, кто, по их мнению, виноват в чем-то перед ними. Он крепкий, высокий, на хорошем счету у них говорят в группировке. На сборы эти их ходит. Некоторые из них спортом занимаются, чтобы лупить одноклассников и тех, кто постарше. Хотя все равно толпой ходят, кто им сопротивляется. Теперь, как этот Рустик на урок приходит, редко конечно, он ведь деловой, я ему отдельные задания даю, чтобы мозги последние не растерял. А девчонки, которые с ними якшаются, пацанками себя зовут. Что-то вроде проституток, только бесплатных. По собственному выбору и желанию. Они их то всем скопом сношают, то обмениваются между собой. Сегодня она с одним встречается, потом он ее отдает другому навсегда или на время. В общем, полное падение нравов. Эти девчонки и одеваются соответственно – короткие юбки и косметики на них столько, что и лица толком не видно. Намазаны вызывающе и ведут себя на уроках соответственно. Курят, пьют, не говоря уже обо всем остальном и это с пятого – шестого класса! Ко всем относятся с презрением. Вечерами для этих группировщиков и пацанок дискотеки в школе проводят. Что они творят там! Пьют все, что содержит алкоголь, разборки устраивают, там же в уголке и сношаются, надергавшись и наоравшись под музыку. До уроков ли им? У кого хоть что-то в голове было, быстро деградируют и тупеют прямо на глазах.

– В стране дефицит всего, анархия и упадок. Вот вся эта шваль, как наиболее живучая часть населения и принялась сбиваться в стаи. За рубль они любому горло перегрызут и не остановятся ни перед какой подлостью и низостью. Кого угодно убьют, ограбят и искалечат, лишь бы самим, как это принято теперь говорить жить красиво. Разве этому их родители учили? Какие у них интересы? А интересы самые что ни на есть примитивные – совокупиться, подраться и напиться! А эти демагоги по телевизору на всю страну вещают о перестройке, демократии и гласности. Проводят какие-то реформы, а народ того и гляди до каннибализма дойдет. И так уже за банку варенья убивают, тащат все, что могут унести и не щадят никого.

Марату наскучили разговоры родителей. Он уже и так все понял. Все это было и в его время, только теперь это приняло какие-то извращенно – глобальные масштабы. Хотелось чего-нибудь из детства, например, жареной курицы с картошкой, которую мама обычно делала по праздникам.

– Мама, извиняюсь, что прерываю. Сейчас конечно со жратвой плохо – талоны, очереди, продовольствие не доходит до магазинов. Может, завтра картофельное пюре сделаешь? Чего-то вспомнилось мне, как вкусно ты его делаешь. Картошка уж наверняка у вас есть, я знаю. Небось сохранилась еще в ящике, в прохладном коридоре на лестничной клетке?

Отец с матерью переглянулись. Мама вздохнула и грустно проговорила.

– Ну, раз хочешь сделаю завтра картофельное пюре, схожу днем на рынок, все равно окно есть между уроками. Своей картошки у нас нет.

– Замок сломали что ли? Кому картошка то нужна?

– Совсем сын ты от жизни отстал в армии своей. Это у вас там, в части хоть как-то, да кормят. Не накорми вас, так вы же взбунтуетесь и всех демагогов – толстопузов на штыки поднимете. А на гражданке безработица, голод и бандитизм. Ящик прямо с картошкой утащили, а там сам знаешь, около пяти мешков умещается. Вот так. Пройди по лестничной площадке – не у кого запасов не осталось. Тащат все, что можно съесть или продать хоть за сколько. У кого в подвалах домов заготовки в комнатушках, отгороженных были, то же все вынесли. Разломали двери в комнатушках и уперли. А если хозяева на шум прибегали, то их избивали, а то и вовсе убивали. Кто сейчас о человеческой жизни думает. Народу полно, работы нет. Перспектив тоже. Каждый выживает как может в соответствии со своей моралью и принципами, если они есть. Садовые домики повсеместно вскрывают, выносят все, что под руку попадется. Варенья и соленья в первую очередь. А потом, не догадаешься. Ложки, вилки, кастрюли, сковородки – цветмет и чермет. Алюминиевая ложка, казалось бы, кому она нужна? В советское время никто бы на такую ерундовину и внимания не обратил. А сейчас цветной металл – можно сдать. Ну нечего, не расстраивайся, сварит тебе мать завтра картофельное пюре, отдыхай иди. Курицу обещать не буду, а рыбу какую-нибудь пожарим к гарниру. Читай книги, просвещайся и отдыхай.

Но отведать картофельного пюре на следующий день ему не довелось. Какие-то подонки напали на мать, избили и отобрали все, что у нее было. Сама она оказалась в больнице в тяжелом состоянии. Отец остался у нее дежурить на ночь. Марат буквально кипел от злости, не зная, чем помочь матери и как отыскать этих гадов. Он понимал, что вероятность отыскать их ничтожно мала. Это могли сделать кто угодно – как «группировщики», так и безработные, недавно откинувшиеся из мест лишения свободы, обнищавшие граждане без особых моральных принципов, хулиганы, да мало ли еще кто. Время было еще не слишком позднее. К матери ехать не было смысла – она находилась в реанимации и к ней никого не пускали. Однако дома сидеть он не мог и потому решил добраться до Рамиля. Памятуя о предыдущем неудачном визите, сунул за пояс обрезок трубы и застегнул куртку. «Ну все, с богом, как говорил один из офицеров перед выполнением ротой очередного трудного задания. Каждый выход на улицу – как на войну. И не известно, вернешься ли. Эх, жалко не получилось „калаш“ с армии прихватить. Был бы он сейчас очень кстати. Знал бы, что в городе такое творится – обязательно бы с прапором, начальником склада договорился» – подумал Марат, закрывая за собой входную дверь и подозрительно прислушиваясь к доносящимся снизу шумам.

Рамиль обрадовался приходу давнего приятеля, поздоровался и пригласил войти. Они прошли на кухню. В комнате ползал по полу маленький ребенок. «Надо же, успел жениться, и ребенок есть» – подумал Марат, усаживаясь за стол. В квартире было уютно и чисто. Жена накрыла быстренько на стол, и чтобы не мешать их беседе ушла в комнату к ребенку.

– Настоящая «Столичная» водка, пацаны неделю назад подогнали. Не та, что в магазинах на витринах в застойные годы пылилась. Эту говорят только толстобрюхим партийным боссам подавали на их пьянки. Любили они после баньки девок потискать и горькой выпить. Ни в чем себе не отказывали. А теперь мы, россияне, их преемники ее хлещем по случаю – похвастался Рамиль, разливая водку по стопкам.

Они выпили по рюмке и закусили «Салями». Марат до этого не пробовал такой импортный деликатес. Рамиль повертел рюмку в руках и посмотрел сквозь неё на свет лампочки, любуясь отблеском разноцветных лучиков.

– Из армии говоришь недавно пришел. Это почти как с зоны откинулся. Не сладко там, наверное, было. Приказы, наказы, стирка дедовских носков. Мы пару раз с пацанами ездили к нашим ребятам, а то их щемить армейские дедки начали. Одному пацаняге нашему, ты его помнишь, наверное, он кажись с тобой в параллельном классе учился – Крючок кликуха, сильно навтыкали старослужащие. В больничке, в госпитале, то есть по ихнему на месяц завис. Приехали к ним в часть, с начальником их побазарили маленько, потом дедов этих вывели и арматурами отхерачили, руки – ноги переломали, бошки тупые их проломили. Надолго козлы эти наших казанских запомнят. Справедливость восстанавливаем и своих в обиду не даем. Тебе доставалось небось от таких, как мы. Ты же всегда в стороне как-то держался, себе на уме был. Не то, что тихоня, но как-то не лез во все наши дела. Сейчас одному нельзя – время другое. Подойдет десяток молодых, окружат со всех сторон и поинтересуются – кто такой и за кого мотаешься? То, что ты образованный, бывший сержант – десантник, отличник боевой подготовки, как это у вас говорят, не прокатит. Для них если ты не пришитый, чушпан, то и бесправный совсем. Деньги отнимут, все что нужно снимут и из дома еще заставят все ценное принести. А куда денешься, как миленький прибежишь.

– Ладно, хорош, жути нагонять. После армии я не из пугливых стал… – мрачно ответил Марат и залпом опрокинул очередную стопку.

– Да ты и раньше не из пугливых был – на рожон лез. Только не там и не к месту. Без обид. Иначе, зачем, полез бы тогда разбираться с этим из института. Там за ним сильная группировка стояла. Кстати, по-моему, подстрелил кто-то твоего врага. не насмерть правда, но что там такое было серьезное. Разборка у них какая-то была. Он же вытрепистый был, нарвался на такого же делового, тот своих подогнал и поехало. Так что голова в любом деле нужна, иначе жопа страдать будет. Знать надо на кого быковать и кого чморить. А так, жить можно и даже хорошо. Вон посмотри, у меня все есть – полный холодильник, обстановку в родительской квартире сменил. Сигареты импортные, «Marlboro», шмотки тоже. Ништяк жизнь. Раньше, помнишь, наверное, восьмая рота эта щемила нас. Теперь они не высовываются, сидят как крысы по своим норам.

Рамиль окинул цепким взглядом Марата, на несколько секунд остановившись на его невзрачной одежде, которая по его понятиям была явным признаком недостойного человека, и крикнул, обращаясь к жене:

– Настюха, включи нам музычку какую-нибудь хорошую. Только не ваши бабские слезливые причитания. Что-нибудь нормальное, пацановское, там кассеты на полке валяются.

– Я к тебе Рамиль по делу заглянул, не просто так.

– Да погоди ты о делах. Тоже деловой какой стал! Все епты, только и говорят вокруг о делах. Ну какие у тебя дела могут быть – делишки это. Айда побазарим маленько просто так, о жизни. Знаю я, ты только с «армейки», денег нет, жрать нечего, работа в отдаленной перспективе не светит. Если что и найдешь, то за копейки корячиться придется, а потом зарплату по полгода ждать. Вся страна в такой заднице сидит. – Рамиль на минуту прервался, наблюдая, как Настя, склонившись над магнитофоном, вставляет кассету. Началась песня и она выжидающе посмотрела на мужа, ожидая его реакции. Рамиль легонько похлопал ее по заднице и кивнув головой произнес:

– Молодец девочка, то что надо. Ну иди к Катюшке, нам еще с человеком поговорить надо, обсудить дела его…

Последние слова он произнес значительным голосом, покачав головой и криво усмехнувшись. Марат дождался, когда за девушкой закроется дверь и спросил приятеля:

– Помню, что раньше у тебя другая была, Таня. Ты с ней долго встречался, по дискотекам ходил. Целовались, тискались, ну и все такое, как я понимаю, с продолжением. Долго ведь ты с ней был, несколько лет, наверное. Чего расстались, надоела?

– Таких, как эта Танька, знаешь сколько у меня было? Кто же на таких женится? Пацанка она, это как переходящее красное знамя в совковые времена было. Поматросил, передай другому. Таких знаешь сколько на дискотеках в коротких юбчонках. Помнишь, биология в школе была, училка еще симпатичная такая вела, дочка у нее еще. Ну вот, Таньки, да Машки эти как бабочки порхают от цветка к цветку и нектар с пиписьки собирают. – он как-то безрадостно засмеялся своей шутке и продолжил:

– Настюха у меня другая совсем девчонка. Сиськи может и поменьше, зато не каждый встречный – поперечный мять их будет. Ну, не такая в общем она, другие по жизни ориентиры у нее. Трудно объяснить, да и ни к чему это, тебе бабуську мою расхваливать. А то западешь еще. После этих слов он как-то недобро зыркнул на приятеля и налил еще по стопке.

– Расслабься, знаю я твою проблему. Не бери в голову. Пристроим тебя куда-нибудь. К «Летчикам», наверное, лучше всего. Порядки там либеральные, воровских понятий не придерживаются. Спортсменов уважают, но дисциплина не хуже армейской. Перетру я насчет тебя, но думаю проблем не будет. Нормально все срастется. При делах будешь. Девчонку найдешь себе. Там уж я тебя сориентирую, как в группировке себя вести, где стоит проявить себя, а куда лучше не впрягаться. Ладненько все будет. Надеюсь, ты уже пережил все эти страшилки, которыми родители детишек пугают. Что криминал, не суйся, посадят, в милиции искалечат или на зоне. Или из другой группировки нападут. Меня тоже предки в свое время малолеткой и ментами пугали. Да обошлось все. Всякое конечно бывает. Но волков бояться – в лес не ходить. Или вовсе не рождаться, жизнь ведь штука опасная – от нее умирают.

Рамиль похлопал Марата по плечу и заглянул ему в глаза. Как и многие уличные парни, поднатаскавшиеся в разборках, гоп-стопах и разруливании разных проблем он тонко чувствовал эмоциональное состояние находящегося рядом с ним человека и отмечал малейшие нюансы поведения.

– Ну давай за то, чтобы у нас все было, и чтобы нам за это нечего не было! Все решаемо, не переживай!

Они молча выпили и на некоторое время замолчали, думая каждый о чем-то о своем.

– Ты, я гляжу уже влился в жизнь, давно башку проломили? Проблемы с кем-то? Ты говори, не молчи, все равно просто так базарить ты не хочешь, по душам, то есть говорить. Ну о делах, так о делах, что там у тебя стряслось такое, что ты сам не свой, даже о бабах побазарить не желаешь. Видно и впрямь что-то зацепило тебя.

– Зажило уже, срослась черепушка, слава богу. Я к тебе хотел заглянуть еще около двух недель назад, но прицепились какие-то. Наша территория, а ты мол тут вообще никто и не человек вовсе, гони деньги и благодарен нам будь, что не зачморили еще тебя. Все в таком духе. Какая еще их территория, достали меня уже разговоры, отвык я за два годы от этих уродов. Не сдержался, положил всех. Но один шустрый оказался, арматурой приложил. Хорошо еще реакция есть, в спаррингах натренировали.

Рамиль внимательно слушал, откинувшись на спинку мягкого углового дивана.

– Понятно. Помню, был такой кипеж. Пацаны злые были, все искали какого-то психа – боксера, с реакцией как у Брюса Ли. Это значит ты их… Хорошо дерешься. До армии ты это не очень любил. На кулаках помниться все отказывался. Только борьбу ему подавай! Тогда Ленька тощий, все подначивал тебя, лез с кулаками, но ребята твои знакомые из разных группировок не давали ему до тебя докопаться. А так ему хотелось. Что ты такой был, как это называется…? Пацифист, во! Ты бы ведь его и тогда уложил бы махом. И нечего бы тебе не было, несмотря на то, что из группировки он был. Там у тебя полно друзей было, по справедливости бы решили, нечего бы тебе не было. А у тебя какие-то свои заморочки в голове были. Нет и все! Только бороться. Борец какой. Сейчас ты вон кулаками направо – налево машешь и арматура тебе нипочем. Один из них рассказывал, что ты монтажку голой рукой отбил. Гонит конечно, но все равно троих уложить – уважаю. Один из них вообще еле выжил, чем-то ты его металлическим в горло ткнул. Зря ты на рожон лезешь. Припрутся к тебе десяток бойцов – не эти малолетки и что будешь делать? И тебя покоцают и семью твою. Наслышан, наверное, кто теперь всем правит. Старики конечно до беспредела не опускаются, но все бывает. Иногда пацаны и переусердствовать могут. Тем более, если разозлить их как следует. Но это решаемая проблема, молодняк это был – боевые единицы, мясо. Безмозглые, наглые и выпендристые. Никто из-за этого особо париться не будет, тем более, если за тебя серьезные люди будут. И вообще не «Памирских» это территория, нейтральная это земля была. Уладим. Все что ли, или еще с кем успел повздорить?

Рамиль выжидающе смотрел на приятеля, потягивая сигарету и стряхивая пепел в изящную хрустальную пепельницу. «Изменился он конечно. Раньше тоже неробким был, но всегда как будто побаивался чего-то, в криминал не лез. В какой-то момент, кажись хотел пришиться к этим самым „Летчикам“, приходил на сборы. Но оба раза сборы переносили. Парень с такой физподготовкой нам пригодится. Может конечно не прижиться, характер у него еще тот. Если проявит себя и станет в авторитете, можно будет в случае чего об услуге напомнить. Есть и другой вариант. Он когда-то ходил с „Памирскими“ и мог им подкинуть информацию о том, кто так грамотно уделал их бойцов. Помнится, был еще один случай примерно в те же дни. Какой- то моряк или летчик избил двоих ребят на базаре, когда те дань собирали. Они при делах были и тоже „Памирские“. Торговки могли ошибаться. На самом деле это мог быть Марат, нацепивший парадную форму и решивший показать себя перед девками. Им торговкам что летчик, что десантник, один черт. После армии очень злой он стал. И отчаянный, что более важно. Злых сейчас полный город, радости мало. Но все пришибленные и забитые. Если что, то те разборки переиграть можно.»

Марат прервал его размышления и сжав зубы процедил:

– Мать мою какие-то уроды по дороге домой избили и ограбили. Чем-то тяжелым по голове стукнули, отпинали ногами и забрали все, что у нее было. В реанимации она теперь. Без сознания. Отец в больнице ночует. Найти хочу тех, кто это сделал и шею им свернуть, кто бы они не были. Старики, молодые, или еще какое отребье промежуточное.

Глаза Марата налились кровью, и он уставился бешеным взглядом на Рамиля. Тот вытащил новую сигарету из пачки и не спеша прикурил. Рассказ Марата его не тронул, дело обычное.

– Сочувствую. Родители – это святое. Я бы тоже за своих горло перегрыз. Скажу тебе сразу – это не «группировщики». Наши по- другому зарабатывают. Может уголовники или доведенные до отчаяния мужики, лишившиеся работы. Жить ведь на что-то надо, вот и слоняются, ищут добычу полегче и пожирнее. Извини, но это правда. Поспрашиваю, если что узнаю, дам знать. Ты у родителей живешь?

– Да

– Ладно, понял тебя. Но тут вряд ли что нарыть получится, если только засветятся они где-нибудь. Может кто из наших что видел или слышал. Помогу по старой дружбе, но нечего не обещаю. Еще раз сочувствую маме, но советую тебе о своей жизни подумать. Пора на ноги вставать, опору обрести.

– Хорошо, пошел я. Благодарю за помощь и угощение.

Марат надел ботинки и повернул ручку входной двери.

– Кстати, а что ты в школе так не любил на кулаках драться? Теперь же это у тебя вошло в образ жизни, судя по твоим подвигам. Пацифистом до армии был?

– Никем я не был. Просто никогда не делаю того, чего не умею. Тем более не люблю, когда результат непредсказуем.

Мама шла на поправку. Марат искал работу, а еще больше женского внимания. Дело молодое. Гормоны играют. Девушки были. Знакомились, но как-то не складывались отношения. То одно, то другое. На дискотеку идти не имело смысла. Девчонок там много. Но ничем хорошим это не закончится, да и пацанку не хотелось. На кой она такая нужна. Почти что проститутка, разве что денег не берет – другие интересы имеет. Как-то на улице он встретил свою первую тайную любовь. Девушку звали Ольга. Она училась в параллельном классе. Была симпатичной девчонкой, на которую многие заглядывались. Некоторые от зависти исподтишка подшучивали, выдумывая про нее разную ерунду. Пацанкой она не была и по рукам не ходила – Марат это знал точно. Хотя какое-то время встречалась с одним деловым парнишкой. Может, пока Марат был в армии, она вышла замуж. Кто знает. Он и до армии не видел ее несколько лет. «Красивая, как обычно. Хорошо одета, но не вызывающе. На шлюху не похожа». Марат не стал скромничать, подошёл, представился. Как-то встретились, поговорили. Потом начали встречаться. Ольга была из обеспеченной семьи. Отец бывший начальник какого-то цеха на заводе. После перестройки сменил вид деятельности и открыл кооператив. Жена работала у него кем-то вроде бухгалтера. Оля училась в университете. Запросы у девушки конечно были дай бог и Марат все чаще начинал задумываться о том, чтобы принять предложение Рамиля. Ведь «профессия» рэкетира была одной из самых престижных и высокооплачиваемых. Он очень не хотел потерять эту девушку и готов был на все ради нее. Они даже ходили на дискотеки. Те, которые поприличнее – где собираются не одни «группировщики». Теперь появились и такие. Вечерами посещали видеосалоны – новомодные кинозалы, где показывали зарубежные фильмы. Кинозалы – это конечно громко сказано, ведь чаще всего это были обычные просторные комнаты, где стоял цветной телевизор и кассетный видеомагнитофон. В особо «продвинутых» видеосалонах стояли два телевизора у противоположных стен, по которым синхронно шел кинопоказ. Марат подрабатывал как мог, берясь за любую работу. Ольга понимала, что Марату трудно оплачивать их свидания и старалась платить за все сама. Марат понемногу адаптировался к гражданской жизни. Научился не обращать внимания на уличные драки, ограбления и избиения. За прошедшие несколько месяцев он лишь два раза подрался, заступаясь за несчастных перед обнаглевшими «группировщиками». Он теперь всегда носил с собой обрезок трубы, который однажды ему очень пригодился. Но время шло, и Марат все чаще задумывался о том, что надо на что-то решаться…

На улице был небольшой морозец, но Марат его не замечал, торопясь на встречу с любимой девушкой. У нее в университете сегодня было только три пары, а это значит, что почти весь день в их распоряжении. Они обнялись и поцеловались. Домой идти не хотелось, и они решили посидеть в видеосалоне, находящемся неподалеку. На самодельной афише у входа висело расписание сегодняшних показов. Через пятнадцать минут должен был начаться фильм ужасов «Кошмар на улице Вязов».

– Отлично, попугаемся маленько. Фредди Крюгер нагонит на нас страху своими когтищами. – со смехом проговорил Марат и обнял подругу.

– Не хочу ужасов. Пошли лучше в пиццерию за Ленинским садиком сходим. Там хорошо, уютно и тепло.

– Ты же наоборот всегда любила ужасы. Всегда зовешь меня на всякие страшилки. Хотя мне кажется, что боевики интереснее. Действие захватывающее, драки красивые, приемы. Ужасы тоже нечего бывают, если с оборотнями.

– Давай не сегодня. Марат, скажи, а ты меня на самом деле любишь или тебе просто нравится встречаться со своей первой любовью? Секс, поцелуи, объяснения в любви – это все по-настоящему или как? – Оля остановилась и отпустив его руку ждала ответа.

Марат хотел пошутить, ответив «или как», но что-то в ее взгляде заставило его передумать…

– Что за допрос такой? Конечно серьезно и не надо меня сверлить испепеляющим взглядом, а то на мне шапка загорится – Марат немного сострил, приписывая поведение девушки каким-то женским заморочкам.

– Ладно, пошли в пиццерию, а там решим, куда дальше отправимся.

– Подожди! Марат, ответь мне пожалуйста, для меня сейчас это очень важно.

Марат взял ее за руку и посмотрел в глаза. «Что творится в этой милой головке, какие мысли крутятся там? По-моему, я ей не даю никаких поводов для ревности. Каждый день даю ей понять, насколько важна она для меня и как я ценю наши отношения. Не каждый мужчина так себя ведет. Или она это спрашивает потому, что ее папаша – кооператор подобрал ей богатенького жениха, сына одного из своих друзей. Ладно, разберемся».

– Дурочка, ну конечно я тебя люблю. Ты самый важный человек в моей жизни, любимая и единственная. Ну хочешь, я сделаю тебе предложение?

– Марат, сделаешь или делаешь – это большая разница!

Марат впервые видел Олю такой.

– Я просто думал сначала определиться в жизни, встать на ноги. Я устроюсь на работу, ты окончишь университет. А так поженимся, родится ребенок, придется тебе брать академку и начнется кавардак. Я, конечно, делаю тебе предложение, выходи за меня замуж. Я надеюсь, что мы оба не пожалеем об этом и постараюсь, чтобы тебе было хорошо со мной.

– Марат, жалеть уже поздно. Дети не спрашивают папу с мамой, когда им удобнее, чтобы ребенок появился на свет, не разрушив их планы и не поломав жизнь. Я беременна…

Ольга отвернулась и заплакала, закрыв лицо руками. Марат опешил от неожиданности и непроизвольно сжал челюсти так, что захрустели зубы. «Черт, как же это не вовремя. Сам не знаешь, как жить, а тут такой сюрприз. Но когда-то ведь это все равно случилось бы. Так что крепись десантник, надо брать новую высоту. Мама правильно говорила, что, если спишь с женщиной – будь готов к рождению ребенка. Как всегда, маманя оказалась права. Учитывая, со сколькими женщинами я спал – это самый лучший вариант. Значит вопрос с выбором профессии решился сам собой – на днях пойду к Рамилю, а там уж будь что будет…».

– Оля, не плачь, я что-нибудь придумаю, варианты есть. Поженимся, родишь ребенка, и все будет путем. Нечего не случилось – возьмешь академку, потом восстановишься. Дети у всех рождаются, даже в такие трудные времена и в войну тоже. Правильно ты говоришь. Я рад, что у нас будет ребенок, хоть это и явилось для меня неожиданностью.

Оля повернула к нему заплаканное лицо и тихонько произнесла:

– Спасибо Марат за то, что ты хороший парень. Я тоже тебя люблю. Ты первый, кому я раскрыла душу и кому поверила. Другие все как-то так. Я для них была мимолетным увлечением, красивой девчонкой, призом. Я хочу связать с тобой свою судьбу…

Она немного помедлила и продолжила: «…любимый»

– Ну, раз мы так хорошо объяснились в любви, то пойдем отметим это праздничным ужином и черт с ним, с Фредди Крюгером, у нас есть дела поважнее. – оптимистично произнес Марат, не зная радоваться ему неожиданной новости или застрелиться…

Как ни странно, родители Марата обрадовались новости.

– Нелегко тебе только сынок будет. Девочка Оля хорошая, у меня ведь училась и помню я ее с того времени. Но родители у нее всегда жили очень хорошо. Папа даже заграницу в командировки летал регулярно. Избаловали они ее конечно. Деньги считать она не умеет. Вот и сейчас что вы все время по этим видикам и пиццериям бегаете. Дома что ли нельзя покушать и кино посмотреть.

– Да не слушай ты ее, Марат. Нормально все у вас будет. Захотела она чего, чтобы молодые дома сидели и в телевизор пялились. Им же погулять охота, повеселиться. Молодость она ведь раз и прошла, оглянуться не успеешь. Вроде вчера на свидания бегал, а сегодня тебе уже говорят, что дедушкой скоро станешь! – засмеялся отец и продолжил:

– Поможем мы вам с матерью, а то, о чем мы вчера с тобой на кухне говорили, помни. Ну и что, нет работы, вокруг одна убийства и разврат. Главное руки есть и голова на плечах – порядок. Мать переживает, волнуется из-за сокращений, неурядиц, криминального беспредела, неустроенности. Сам знаешь, женщины всегда найдут из-за чего переживать и накручивать себя. А мы мужики просто делаем свое дело и все эти бабские истерики не берем в голову. И тебе надо набраться терпения. Беременная женщина – это катастрофа. Оленька твоя скоро начнет нервничать, волноваться, изводить тебя какими-нибудь желаниями, а еще хуже всякими там «любишь – не любишь», «а зачем ты так сказал», «а ты на мне женился из-за ребенка» и прочей чепухой. Мама твоя знаешь, чего вытворяла, когда тебя носила?

– Беременность – это очень сложный период в жизни женщины. Ей очень нужно внимание и забота со стороны человека, которого она любит и от которого ждет ребенка. Ей нужно постоянно чувствовать, что она любима и защищена. Поддержи ее, потакай ее прихотям. В общем будь мужчиной и с пониманием относись к женским капризам. Женщины гораздо нежнее и чувствительнее мужчин, поэтому им требуется больше ласки и любви. Даже если женщина носит джинсы, плюется и курит сигареты, внутри она хочет, чтобы мужчина видел в ней единственную и неповторимую, самую прекрасную и любимую – принцессу.

– Ты мама говоришь, как в школе на уроке, остается только в тетрадочку записывать. – ответил Марат.

У Ольги дома разразился настоящий скандал. Родители настаивали на прерывании беременности. Приводили различные доводы, корили и обвиняли в легкомыслии.

– … вот вам и результат, пожалуйста. С одним она крутила, с другим. Меняла, выбирала, неизвестно по каким критериям. Кстати одного из твоих первых, с которым ты еще в седьмом классе развлекалась, Витька этого – и тот был бы лучшим выбором. «Группировщик» конечно, но они ведь все у тебя ими были. Ну и черт с ним, жизнь сейчас такая, что только бандиты и проныры – кооператоры вроде нас с матерью более – менее живут. Довыбиралась, твою мать! Что искала, потолще и подлиннее, или по каким-то иным характеристикам подбирала жениха. – отец весь раскраснелся и не отрываясь смотрел выпученными глазами на сжавшуюся на диване дочь. Мать лишь молчала, но судя по виду, целиком разделяла точку зрения мужа.

– Что же ты дочка, братишку своего не спросила? Он бы тебе какого-нибудь симпатичного и накаченного гопника подыскал. Он же ведь у нас тоже при делах, бандит местный. Из какой он группировки нынче у нас, а?

– Это его дело, с кем ему больше нравится, с теми пусть и «лазает», мотается, то есть. А я Марата полюбила, что я могу сделать. И буду жить с ним, мы скоро поженимся…

– Брат у нее значит «лазает». А сейчас этот «деловой» пацан на сборах значит. Дела решает и стрелки забивает. Мотается он. А сестра путается со всеми подряд. Вот так они мотаются и путаются, а мы распутывай. В той группировке ему отступной дать надо было, чтобы его отшили и в другое место пришили. Так он к папе конечно пришел. Папа естественно помог, денег дал. Теперь дочку сюрприз приподнесла – делай папа что хочешь. Я буду спать с кем попало, якобы из-за большой чистой любви, а ты расхлебывай. Так ведь?

Оля опустила глаза и не знала, что ответить. Она была не готова стать матерью, как-то это неожиданно произошло. Большой черный пудель «Арни» подошел к девушке и лизнул ей руки. Он чувствовал, что хозяйке сейчас очень плохо и всеми силами пытался ей помочь. Отец открыл бутылку коньяка и залпом выпил полстакана. Оттолкнул предложенную женой закуску и окинул взглядом притихшую дочь.

– Что ты сама думаешь делать? То она в Париж собирается, то детей непонятно от кого притаскивает. Родишь ребенка, бросишь учебу. И года на два – три выпадешь из жизни. А муж, что он из себя представляет? Он готов стать отцом, воспитывать ребенка, обеспечивать твои запросы и потребности? Ты любишь красиво одеваться, дискотеки, внимание мужчин. Он что вообще думает о жизни? Чем будет заниматься и как собирается обеспечивать семью.

Позже, когда Ольга с братом ушли спать, отец с матерью еще долго обсуждали ситуацию.

– … Виктор, ну а что ты предлагаешь? Аборт она делать не будет, к тому же после него она может больше не забеременеть!

– Забеременеет – не забеременеет. А с этим жить? Помыкается он сейчас туда – сюда, нечего толком не найдет и запьет с горя. Начнет срываться, лупить жену и ребенка. Гонять по квартире. Дочь с ребенком начнет синяки замазывать и по родственникам скрываться, боясь появляться дома. Чего я не знаю, что ли таких горе – неудачников. Они всегда во всем винят окружающих и валяются где-то под забором. А потом приходят домой и устраивают побоище. Я ведь этой дуре уже подыскал нормального парня! И ты тоже – воспитательница. Не научила дочь перед кем жопой вертеть и ноги раздвигать. Мозги твоей дочурке на что даны. Понятно конечно на что – ходить по магазинам и мужиков цеплять…

Отец между тем опорожнил уже больше половины бутылки и теперь нескончаемым потоком изливал на жену все, что он думает о ней и об их детях. Жена молчала, не решаясь перебивать пьяного и разошедшегося супруга. Лишь когда с него спал пыл, она подытожила:

– … ну а что сейчас остается. Неподалеку строят кооперативный дом. Внесем взнос, через полгода как раз и сдадут его. Оленька родит и пускай себе живут. Ясновидящий из тебя тоже… Может и нормально все сложится у них. Родители нормальные у него. Мама математику у них в школе вела. Отец в каком-то учреждении работал. И сейчас они не безработные. Почему сын то алкашом должен стать, не понимаю?

– Родит пусть сначала. Будет ей квартира. Я уже думал про это.

Прошло несколько недель. Ольга училась в институте. Марат временно устроился работать в один кооператив, торговавший новомодной заграничной продукцией. Сегодня Ольга сдала последней экзамен в сессии, и они отметили это событие в одном уютном кафе, недавно открывшемся в их районе. Настроение было хорошее, строили планы и обсуждали будущую совместную жизнь. Не заметили, как кафе опустело, и персонал начал выжидающе посматривать на припозднившихся посетителей.

– Марат, нас скоро попросят убраться отсюда, погонят восвояси. – рассмеялась Ольга, кивнув головой в сторону насупившегося охранника.

– Ладно, давай собираться. – ответил кавалер и помог Ольге одеться.

Холодно и зябко. Улицы практически опустели. Ольга что-то увлеченно рассказывала о своей учебе. Марат практически не слушал, больше думая о том, как бы она не простудилась в своей не особенно теплой одежде. Дорожки были плохо расчищены, а местами наоборот накатаны многочисленными пешеходами. И они весело катились по длинной темной поверхности.

От одного из темных двухэтажных домов отделилось три фигуры и двинулись наперерез влюбленным. Марат по привычке нащупал за пазухой обрезок трубы, предчувствуя нехорошее. Ему совсем не хотелось никаких разборок с «группировщиками», тем более, когда рядом была беременная девушка.

– Что так припозднились, молодые люди? Не спешите! Вы уже пришли. Откуда будете, что-то я вас раньше не видел…

– Идите ребята своей дорогой, ни к чему нам тут эти дешевые разборки. – спокойно ответил Марат и взяв Ольгу за руку хотел пройти мимо.

– Ты смотри, какой деловой кавалер у тебя, девушка. – бледный парень с наглым видом перегородил им дорогу.

– Деловой, тебе туда. – кивнул он в сторону соседнего дома.

Марат увидел, что из подъезда того дома один за другим выходят парни в традиционных широких штанах и эластичных шапочках. «Нечего себе, семь человек» – подумал Марат. Бледный по-хозяйски взял Ольгу за руку и потянул к себе. Двое других грубо толкнули Марата в сторону медленно приближающихся товарищей.

– Вали, деловой, сейчас с пацанами переговоришь, объяснишь им кто ты такой и откуда, что делаешь на нашей территории. А они решат, что с тобой делать. При делах ты или чушпан. А бабу мы используем по назначению. Она же знает, наверное, что надо делать, чтобы пацаны довольные были. У нас тут хата есть, на ней и оторвемся с цыпочкой твоей.

– Пацаны, моя жена беременная. Отпустите ее, а я останусь с вами, и мы решим наши вопросы.

– А нам по хер до того, что ты лопочешь. Ты что, король тут. Ты не представился даже. Ты похоже вообще козлина чуханская и указываешь нам? Пацаны решат, что с тобой делать. Может отхерачат тебя за неуважение. Прогулки по нашей территории платные. Они денег стоят. – бледный говорил это с наездом приглушенным голосом, стараясь запугать жертву и одновременно оттеснял влюбленных друг от друга. Двое других схватили Ольгу и потащили в подъезд.

– Нечего и беременная сгодится. Мы ей спермы еще добавим, чтобы ребенок купался там. За ночь мы тебя всему научим. Сосать будешь как королева бензоколонки, лучшей шлюхой улицы будешь. Муж твой доволен будет.

Марат пытался что-то объяснить не слушавшему его бледному типу. Между тем видя, что девушка сопротивляется, один из насильников ударил ее кулаком по лицу. Ольга закричала. Понимая, что выхода нет, Марат нанес удар снизу-вверх кулаком в челюсть бледному и бросился к Ольге. Он отбросил в сторону парней, тащивших за собой кричащую девушку. Марат развернул Ольгу лицом к себе и крикнул, глядя в ее заплаканные глаза:

– Беги, беги быстрее, эти подонки не пощадят никого!

Ольга вцепилась в него и закричала:

– А как же ты? Они убьют тебя!

– Беги, ради нашего ребенка, беги! Меня не так просто одолеть! Десантники не пасуют перед быдлом! – Марат оттолкнул девушку и еле успел отбить удар. Тут же на него обрушился удар арматурой, от которого он едва успел увернуться. Арматура лишь задела локоть. Марат взбесился. Он не видел перед собой людей. Да и разве можно было назвать людьми этих подонков. Наглая жестокая нечисть! Марат больше не был гражданином СНГ, забитым ничтожным существом, жалким и озлобленным. Он стал боевой единицей и перед ним были реальные враги. Его победа означала его жизнь, поражение – смерть. Это не тренировочный бой, когда противник остановится, склонившись над лежащим и нанесет один легкий акцентированный удар на добитие в знак завершение боя. Здесь этот последний удар станет последним в жизни. Его окружили плотным кольцом. Марат крутился в этом круге, отбивая и отражая удары рук, ног, арматур. Он понимал, что долго не продержится. Среди нападающих были и обученные бойцы, вероятно карате или что-то подобное. Он мог легко уложить нескольких, вырваться и убежать, но тогда они настигнут Ольгу и расправятся с ней. Марат быстрым движением отбил удар арматурой, перехватив руку нападавшего и дернув его на себя. И тут же ударил коленом ему в лицо, разбивая нос и губы, ломая зубы. Окровавленный и стонущий парень повалился на снег, покрывая матерной бранью обидчика. Кольцо сузилось, мелькали удары и крики дерущихся. Еще двое повалились на снег, обагрив его ярко алой кровью. Один замер навсегда, другой бился в судорогах, силясь вдохнуть воздух через поврежденное горло. Несколько ударов арматурой хоть вскользь, но все же достигли цели – пальцы левой руки были раздроблены, так как пришлось принять удар арматуры кулаком. Голова немного кружилась и болела. Но он превозмогал боль, уходя от ударов и нанося встречные. Быстрый верхний блок, ответная серия ударов и последний сверху вниз, нанесенный по уже падающему телу. Громкий характерный выстрел. «Обрез, дробь, крупная» – автоматически отметил про себя Марат, ощущая жгучую рвущую боль в правом бедре. «Сейчас перезарядит, сука!» – чертыхнулся Марат, и крутанулся на выстрел, выбивая оружие из рук стрелявшего. Сразу же два удара в лицо растопыренными пальцами здоровой руки и блок в сторону, откуда уже летел удар арматурой в голову. Еще некоторое время Марат отбивался от града ударов, давая возможность девушке скрыться от преследователей. Он еле держался на ногах, с трудом уходя от ударов и вяло отвечая. Около него валялись пять неподвижных тел. Вытоптанный снег весь был пропитан кровью. Марат остановился, глядя в озлобленные лица противников. У него не было сил больше драться, избитое тело не слушалось. Одна рука была сломана, пальцы другой раздроблены. Простреленная нога уже не держала, и он повалился лицом вниз в грязный окровавленный снег. «Ненавижу вас, мрази…» – прошептал он разбитыми губами, ощутив жгучую боль в голове от удара арматурой. Последующие удары ногами по лицу и по безжизненному телу он уже не чувствовал.

– Все, окочурился, гондон рваный. Десять минут с этим чушком валандались. Завтра от старших получим по башке. Опять скажут, что физуха хромает. Урод, сука. – Парень последний раз пнул ногой по кровавому месеву, которое еще недавно было лицом. Изо рта Марата лилась кровь и черты лица были уже не узнаваемы.

– Черт с ним, шалаву взяли?

– Да, вон волокут. Она Вольту всю рожу разорвала, там полосы как от тигриных лап. Кровищи море, как будто Фредди Крюгер его отделал. – говоривший оскалил зубы в ехидной ухмылке.

– Пошли пацаны на хату, двоих мы потеряли, троим скорая нужна, в больничку отправить надо. Эту Эммануэль для утех оставим. Надо оторваться, поразвлечься. Поимеем во все дыры шалаву…