Читать книгу Давай убьём эту любовь? - Алекс Мёрфи - Страница 1

«Мне жаль» написала Розè, а затем стерла. «Я боялась» – и снова. «У меня не было выбора» – и снова. «Ты не был виноват» – и снова. Она была подавлена, раздражена, грустна, уныла, глупа, безрассудна – или все это синонимы к её имени? Розè откинулась на спинку стула и начала безостановочно протирать свои глаза, отпуская громкий, полный отчаяности выдох в пустоту. Перед ней лежало письмо на нежно-розовой бумаге, с маленькими, небрежными акворельными цветками по уголкам листка и слегка растертыми сердечками, нарисованными чёрной гелевой ручкой. Письмо очень старое, но от него все равно пахло свежей выпечкой и сладким кофе – Розè вдыхала этот уютный, домашний запах несколько минут – должно быть, это потому что оно лежало в закрытом конверте несколько лет?

«Привет, Розè!» – говорилось в письме – «Мы не виделись уже два года. Я не хочу этого говорить, если честно, но я скучаю» – а вот здесь рядом с неаккураными, растертыми буквами, есть небольшое пятнышко от крема, или быть может, от кофе – «Сегодня у меня родилась дочь. Я очень счастлив, Розè. Мне тяжело от всего того, что происходило с мной, и с тобой, и со всеми нами тогда. Как ни крути, я не могу выкинуть это из своей головы. Я пытаюсь начать все заново, но совсем с нуля не выйдет» – здесь буквы размазаны больше, чем везде, а что-то даже зачеркнуто – «Я знаю, что это не так, но я будто приношу одни неприятности. Сейчас все лучше, чем было вчера. Глория и я переехали в Нагою, нас здесь никто не знает. Мы решили, что так будет проще. Мы не можем сейчас пожениться, потому что Глории ещё нет восемнадцати, но мы сделаем это через два года. Родители Глории были в ужасе. Глория была против, но я назвал нашу дочь Розабетт. Как глупо, ха-ха. Я не знаю, прочтешь ли ты это, ты никогда не отвечаешь на мои письма» – а здесь был глупый смайлик с разведанными в недоумении руками – «Люблю, Виктор. 4 апреля, 2009 года».

В конверте было несколько полароидов, на одной Виктор держал маленький свёрток одеяла с ребёнком, а на другой – Глория, с красными щеками и растрепавшимися волосами прижимала к себе, лежащую рядом, на кровати, Розабетт; на следующих – выписка из роддома и Розабетт, держащая мать за палец.

Скорее не он притягивает неприятности, а она, Розè. Ничего уже давно нет, никого уже нет. Только Розè в тёмной комнате, и освещающий её и письмо перед ней, ноутбук с мигающей на экране, в открытом блокноте, палочкой.

Розè глубоко вздыхает, на часах уже одна минута двадцать седьмого августа две тысячи шестнадцатого года, а в её голове ей вновь двадцать один и она проходит все снова – словно проходит игру, в которую уже играла. Ну давай сыграем в неё снова, но теперь выкинем фулл-хаус вместо стрита.

«Виновата я.»

***

Пока музыка выбивала ушные пробки своими громкими басами, а в глазах рябило от многочисленных цветов, обвалакивающих тебя словно кокон бабочки, в голове стоял непроглядный туман – это яркое чувство удовольствия смешанное с глухой, пульсирующей болью, от которой будто бы кишки выворачивались внутри так, будто они были змеями, готовыми в любой момент выползти из твоего горла, обернуть твою глотку своим длинным телом, покрытым мерзкой, склизкой чешуей, и задушить тебя. Все вокруг смешивалось в непонятные звуки и мелькающие картинки – как будто кто-то запустил фейверк прямо перед твоими глазами – запахи, ощущения были такими невесомыми, казалось, словно вокруг тебя было какое-то магическое поле, что не пропускало их внутрь. Ну, или, вернее, все твое тело было сплошным магическим полем, что в этот момент просто перестало ощущаться как что-то настоящее, будто ты вышел из своего тела.

Ты танцуешь, толкая логтями других людей, прыгаешь, отдавливая другим ноги, громко подпеваешь песне, слова которой даже не знаешь, ощущая себя так, будто бы тебя здесь нет, будто бы это простой сон, в котором ты, наконец, счастлив и беззаботен.

В один момент ты просто получаешь то, чего хотел всю свою жизнь – это ли сон? А чего хотела Розè? Ей бы настоящей жизни, в которой она настоящая, в которой у неё есть настоящие друзья, в которой у неё есть несколько несносных собачек, громко топающих по её дому, настоящему дому, где она наконец-то может себя чувствовать в безопасности. Но что она имеет? Явно не это.

Она вновь вдыхает тонкую белесую полоску порошка, откидываясь назад, на спинку яркого, кожаного дивана, закатывая глаза от немыслимого удовольствия, чувствуя, как по её телу, по её венам, словно нуга, расползается радость наконец принятой дозы, как рвущийся наружу и ломающий её ребра изнутри зверь успокаивается, виляя хвостиком и зализывая глубокие раны, что нанес в порыве злости и чертовой ломки.

Следом за этим она опрокидывает в себя виски, в котором уже от всей этой жары растаяли кубики льда. Жидкость жгёт горло, но морозя её мозги, отчего Розè невольно вздрагивает, чувствуя, словно по её коже расползаются морозные узоры, хотя в клубе жара похлеще ада. Её разум гнетет одно едиственное желание, что расталкивая все другие, протискивается вперед, заставляя Розè, не передеваясь, на всех парах отправиться в клуб, несмотря на жуткую усталость, из-за которой она еле-еле волочила ноги по пустынным улицам города, даже не боясь о том, что её узнают. Одно единственное желание, что, буквально, выжигалось синим пламенем на её веках внутри, стоило ей только прикрыть уставшие глаза. Одно единственное желание заставило её подняться со скомканой ещё с прошлой ночи кровати в четыре часа утра, накинуть на себя пальто и отправить смс-ку «я скоро буду». Одно единственное желание – желание забыться, успокоить бушующее внутри море эмоций, охладить пылающий костром мозг, и наконец хоть на немного уйти из этого грязного, тусклого мира.

Она улыбается, хоть и чувствует себя супер-паршиво. Той дозы, что ей дает Ник недостаточно. Её слишком мало, чтобы отключиться вообще, чтобы перестать чувствовать вообще. Но каждый раз, стоит только Розè заикнуться об этом, как вечно веселый и добрый взгляд Ника сменяется серьезным и суровым, как его нежный и задористый голос становиться грубым и холодным. Нет, она не может.

Ник хлопает её по плечу, чтобы она открыла глаза и сует ей в трясущиеся руки большой бокал с ядовито-зеленым содержимым и дольками лимона на закрученной всеми возможными способами трубочке. Он подмигивает ей и его уголки губ слегка приподнимаются в сочувственной улыбке – он ведь тоже все это проходил, он ведь тоже знает все то, что творится сейчас внутри Розè, он ведь сам всучил ей первую дозу, а потом сам же и потерял над ней контроль.

Розè переводит затуманненый взгляд, темных, зеленых глаз на бокал в своих руках. Перед глазами все плывет, что ей кажется даже, словно по большому бокалу поползли трещены и стекло сейчас лопнет, изрезав её руки. Ник замечает её испуганный и замешкавшийся взгляд, и без слов, обхватывает её запястье своими большими и теплыми руками, приподнося бокал к её рту и помогая сделать первый, второй, третий и шестой глоток.

Розè бьет мелкой дрожью, будто бы молнии скачут по её телу, но нет – теплые руки Ника обжигают кожу хуже кипятка, а бокал в руке словно кусок льда прямиком из антарктики. Кончики пальцев начинают неметь, а на лбу появляется первая испарина. Розè уже двадцать один, она во всем этом как рыба в воде, но каждый раз – словно впервый.

– Все хорошо, – шепчет на ухо ей Ник, сейчас его голос во всем этом шуму был её главным ориентиром. Он заглушал все крики и басы, хотя был, наверное, самым тихим в мире. – Все хорошо.

Розè кивает, а после встает и покачивающимися шагами направляется в туалет. Все вокруг было словно морем из цветных красок, морем во время самого мощного шторма.

Добравшись туалета, она заползает в первую же кабинку. Ноги тряслись, а руки покрылись странными пятнами и взбухшими венками. отелось выблевать все кишки или просто, уткнувшись в грязный ободок унитаза, поплакать, как в «Золушке», чтобы появилась добрая фея и отправила на корабль в другую реальность.

Присев на колени и уперевшись локтями в ободок унитаза, Розè опустила голову, глубоко вздыхая; сердце билось словно пойманный птенец в тесной клетке. Розè сползла по дверце кабинки вниз, и свернулась калачиком, а заплеванном полу туалета, приподнеся дрожащие руки ко рту и начиная дуть на них холодным воздухом. Тут лютый минус, но ладони все также потеют, за что ей все это?

В соседней кабинке двое человек: один сидит, а другой – на коленях стоит перед ним; в другой – паренек с такими же трясущимися ногами и судорожными вздохами. Никому здесь не было дела до скулящей на полу Розè.

Дрожа всем телом, по её щекам покатились слезы. Все тело поддалось этой пытке, что была одновременно и сильнейшим удовольствием.

Спустя несколько минут Розè, наконец, немного отпустило и она вышла из кабинки. Все другие кабинки были свободны – все ушли. Весь туалет был усыпан разными надписями и жестами, но напотив кабинок было большое зеркало и всего лишь одна работающая лампочка над ним. Прямо напротив Розè.

Брызнув в лицо холодной водой, Розè похлопала себя по щекам и снова плеснула водой в лицо, потерев, ледяные от воды, руки об щеки. Уперевшись руками по обе стороны от раковины девушка подняла глаза на зеркало, уже слегка забрызганное водой. На неё из зеркала смотрела девушка с тонкими, рыжими волосами, собранными в неопрятный хвост, и намокшими сосульками челки, вода с которых капала на её лицо, усыпая его прозрачными и объемными веснушками; с бледной, почти ли не белой, кожей, с темными кругами под глазами, где выступали тонкие синие венки, с широко открытыми раскрашневшимися глазами, замеревшими, словно, в безумии; с багровыми облаками румянца на щеках, что выглядели так, будто бы кто-то пролил красную краску на белое полотно, забыв растушивать это пятно; на вздернутом носу красовалось такое же красное пятно, закрывающее маленькие, может и едва заметные, веснушки, покрывающие её щеки, нос, уши и все остальное тело. Мятая одежда с пятнами, тонкая шея, выглядывающая из-под некогда высокого, теперь уже расправленного по плечам, воротника, с напрягшимися и взбухшими прожилками, с красными пятнами; торчащие уши, с вечно красными мочками, потому что Розè всегда их оттягивала, когда была очень взволнована.

Кое-как уложив выбившиеся из хвоста пряди мокрыми руками, девушка отпрянула от зеркала, выпрямившись и разгладив складки на рубашке.

Она тихо выскользнула из туалета и ведя кончиками пальцев по обшарпанной стене, принялась подниматься по лестнице, ведущей обратно в клуб. На ступеньках сидели разодетые девушки с яркими и совершенно нелепыми макияжами; где-то лежали пьяные парни в обнимку либо с девушкой, что плакала, стиснув крепко зубы и тряся его, либо с точно такими же пьяными парнями. Аккуратно обойдя тех, Розè уже собиралась выйти в душный зал и попасть на потный танцпол, но тут сзади кто-то выкрикнул:

– Розè?

Девушка зло выдохнула и обернулась, прикрыв свои глаза и скрестив руки на груди. Парень, что стоял на пару ступенек ниже усмехнулся, спрятав руки в карманы своих брюк.

Самый ужасный и самый ненавистный ею человек. В одном клубе с ней. Как будто они в каком-нибудь романтическом фильме, где стоит им только взглянуть друг другу в глаза, как тучи разбегутся, открыв ясное небо, с неба на них посветит прожектор, вокруг заискряться молнии и будут кружить розовые большие сердечки, а земля разверзнется и оттуда появится Сатана в деловом костюме с бабочкой и букетом в руках и скажет: «поздравляю, теперь вы муж и жена». Почему Сатана? Да потому что им обоим дорога только в ад.

– Это ты ищешь того паренька, да? – поднял брови парень, улыбаясь своей, известной всем, похабной улыбочкой. – Как его звали? Джой? Джан? Джулиан?

– Джей. – зло выдохнула Розè, сжимая свою рубашку в кулаках. – Его зовут Джей, тупой ты кусок дерьма.

– Как грубо. – его улыбка стала ещё шире, а Розè хотелось размазать эту улыбку по его похабному личику. – Теперь ясно, почему он от тебя сбежал.

Девушка лишь повела бровью, медленно спускаясь вниз, чтобы встать на одном уровне с парнем. Он был выше, да и шире раза в два, а его черная рубашка плотно прилегала к телу да так, что казалось, будто пуговицы на его груди сейчас не выдержат и лопнут. Они смотрели друг на друга, он сверху в них, глупо ухмылясь уголками губ. Сжав руки в кулаки, Розè не медлив замахнулась, со всей мочи проехав кулаком по его лицу, а следом, ни секунды не медля, схватила ни капли не удивленного парня за воротник и припечатала затылком к стене.

– Ни черта ты не знаешь. – прошипела Розè, крепче сжимая ткань рубашки в своих пальцах. И медленно, по слогам, произнесла: — Ни-чер-та.

Из носа парня медленно потекла тонкая струйка крови, вниз по губам по подбородку. Тот провел языком по губам, слизав и размазав темную жидкость. Тот даже и глазом не повел, а подкосившимися ногами чуть присел, резко выставляя одну из ног между ногами девушки и сбивая её, сразу же подхватывая, и прижимая её руки к себе.

– Это мы ещё посмотрим, детка, – прошептал он в самые губы, но сразу же получил по своему изящному лицу. На щеке сразу же стал проявляться красный отпечаток ладони.

Розè была зла, её щеки раскраснелись, а глаза закрыла тонкая пелена. Хотелось кричать, громко и долго. Хотелось окрасить это белое личико в красный, стереть костяшки о его острые, выступающие скулы, сделать этот идеальный нос кривым, а губы украсить парочкой ярких, красных ссадин, что оставят после себя тонкие белесые полоски шрамов. Перед глазами все плыло, а на ресницах от быстрых морганий стали появятся маленькие капельки слез. Розè замахнулась и проехалась кулаком по губе парня, потом по скуле, потом по подбородку. Она била, жмуря глаза, чтобы ни одна слеза не скатилась по её лицу, чтобы не показать себя жалкой, чтобы не опозориться. Розè била, била и била. Безостановочно. А парень даже и не пытался её остановить, чувствуя её маленькие кулачки, как легкие щипки. Его даже это веселило. Будто бы они брат с сестрой, и его младшая сестренка разозлившись, колотила его своими крохотными кулочками за то, чо он не хочет ей говорить секрет, что он узнал от родителей.

– Ты же Виктор, да – пробубнила Розè сдерживаясь. Она держала его за грудки рубашки, приподнявшись на носочки, чтобы быть с ним на одном уровне, смотря глаза в глаза. – Ты оказался точно таким, каким я тебя представляла.

Отвращенно оттолкнув его в стену Розè не оглядываясь поднялась по ступенькам и скрылась в зале. Она сбежала, ушла со слезами на глазах. «Жалкий, глупый, ужасный, никчемный зазнайка…» – думала она, осознавая, что жалкой и глупой там была именно она.

Схватив свое пальто с дивана, на котором уже не было места для неё, она пробежала мимо. Несколько девушек жались к Нику и другим парням, завлекая их в поцелуи, никому вновь не было дела до Розè.

Выйдя за двери душного клуба, девушка попала на улицу. Холодный ветер ударил по лицу, заставляя кожу покрыться мурашками. Все тело Розè дрожало, но она стояла посреди пустынного тротуара, вскинув голову вверх и ловя лицом прохладные, маленькие снежинки. Вздохнув полной грудью морозный воздух она пошла вверх по улице. Пальто, что она накинула на свои плечи на спасало её от холода этой ночи, заставляя её губы покрыться морозным инеем, а волосы вместе с ресницами покрылись снежинками.

Ночь была темной, на затянутом тучами, темном небе не было видно ни звезд ни круглого диска луны, так что освещали её путь только фонари, стоявшие на улице.

Тогда Розè было всего восемнадцать лет и это была её первая встреча с Виктором.