Читать книгу Одиночный выстрел - Алекс Орлов - Страница 17

В свой главный замок прелат Гудроф вернулся только к позднему ужину, успев побывать еще на нескольких стройплощадках, где возводились новые амбары.

Окинув взглядом освещенное фонарями подворье, прелат отметил, что нет ни брошенных возов, ни строительного материала без дела, ни забытых ведер – все, как он требовал.

Ему навстречу, с ярким двухфитильным фонарем, вышел распорядитель Дизрай, семидесятилетний крепкий старик, обладавший цепким взглядом и отличной памятью. Он помнил еще отца прелата Легвоса – Кармеля и сопровождал его в качестве секретаря и летописца в трех местных войнах и двух больших кампаниях под знаменем императора. На Дизрая прелат мог положиться как на самого себя – тот не только разбирался в относящихся к его службе замковых делах, но также вникал в дела всего края.

Иногда Гудроф с ним советовался.

– Ну, что тут у нас?

– Два раба задристали. Один совсем слабый, я приказал его на пастбище отослать: если заразный, пусть там помрет, – а второго бабки отварами потчуют, вроде покрепче стал.

– Известь привезли?

– Привезли. Я проверил – сухая, в подвал запер. В правом крыле чердак закончили чистить, досок гнилых почти нет, так что новый лес закупать не нужно, оставшимся от строительства обойдемся.

– И то хорошо.

Прелат вошел под своды замка и, обернувшись, разрешил Тревису и его солдатам идти в казарму. Затем постоял, глядя на высокие стены гостевого зала, думая, как лучше перехватить высоту балками, чтобы устроить дополнительные помещения и подшить потолок.

Постепенно прелат перестраивал старый замок согласно последней моде, делая закрытые дымоходы и выбеливая стены. Прежде здесь все отапливалось по-черному.

– Лурдика подковали? – спросил Гудроф, продолжая примеряться к стенам зала.

– Подковали, ваша светлость. Приезжий коновал сказал, что конь болен не шибко, нужно к копытам пижму прикладывать – и через неделю поправится.

– Откуда коновал, с Денкера?

– С Денкера, ваша светлость, тот самый – проверенный. Куда ужин подавать, в опочивальню?

– Нет, пусть в зал несут. Я еще посижу немного, подумаю.

Дизрай сделал знак ожидавшему поодаль слуге, и тот помчался на кухню.

– Сапожки мягкие нести?

– Пусть несут, а то я ног под собой не чувствую.

Прелат прошел в просторный каминный зал, снял пояс с оружием и отдал Дизраю. Потом чуть сдвинул кресло и сел напротив красных углей в камине.

– Огонька, ваша светлость? – спросил Дизрай, зная, что прелат любит смотреть на огонь и слушать треск поленьев.

– Да, добавь.

Распорядитель стал быстро укладывать в камин заготовленные поленья.

В это время подошел слуга, принесший легкие сапоги из оленьей кожи. Прелат кивнул, и слуга аккуратно стащил с него тяжелые ботфорты и сменил их на домашнюю обувь.

Ощутив облегчение, Гудроф не смог сдержать блаженную улыбку.

Появились трое кухонных слуг, доставив три подноса с разогретыми блюдами. В отличие от других господ, прелат Гудроф довольствовался тем, что оставалось от семейного обеда, и позволял разогревать мясо и бульоны, не требуя готовить свежие.

– Ваша супруга леди Бровн уже спит, – сообщил Дизрай, помогая слугам расставлять на принесенном столе тарелки.

– Никаких просьб не передавала?

– Не передавала, ваша светлость. Генри и Эрнст здоровы, сегодня занимались языками и арифметикой.

– А моя непоседа, как она?

– Интресса Амалия? А вот и она, сами пожаловали… – произнес Дизрай, кланяясь и отступая в тень.

Прелат улыбнулся, вставать на пути у Амалии не решался никто, даже он с трудом сдерживал ее крутой нрав. Сейчас ей семнадцать, и скоро следовало ожидать брачных посредников, но прелат плохо представлял, как сможет убедить дочь составить выгодную партию с каким-нибудь достойным дворянином. Девушка была слишком своенравной.

Опасаясь ее резкости, слуги подались к стенам, а интресса схватила тяжелый стул и поставила рядом с креслом прелата.

– Ты почему не спишь? – спросил он, видя, что дочь пришла в длинном халате, накинутом поверх ночного платья.

– Мне не спится, – ответила Амалия, садясь на стул. Затем приподняла крышку одного из блюд и взяла ножку бекаса.

– Ты не ужинала?

– Ужинала, но без удовольствия. А сейчас проголодалась.

Прелат придвинул к себе деревянную плошку, какие делали только деревенские мастера. Такие плошки хорошо держали тепло, и в них подавали лапшу из утки или суп из гуся с печенкой.

Его светлость не мог уснуть, не съев на ночь горячего.

– Куда ты ездил? – спросила Амалия, забравшись на стул с ногами.

– Встречался с Илкнером…

– С Илкнером? – удивилась Амалия, перестав жевать. – О чем нам разговаривать с Илкнерами?

– Мы соседи, – произнес Гудроф, пожав плечами. Он попробовал лапшу и прикрыл глаза от удовольствия. Его новый повар был безупречен, впрочем, было отчего стараться, ему платили как гвардейскому сержанту.

– Мы враги! – заносчиво произнесла Амалия и швырнула недоеденную ножку в камин.

– Прежде всего мы соседи, а теперь, когда нас замирил император, враждовать негоже…

Гудроф съел несколько ложек лапши, затем подсыпал в нее резаного базилика и красного перца.

– Кстати, у Мората Илкнера есть старший сын Сборстьен. Симпатичный юноша, хорошо держится в седле, смелый…

– Зачем ты мне это говоришь?

– Я думал, тебе будет интересно, вы ведь почти ровесники. Возможно, на одном из праздничных вечеров вы даже познакомитесь…

– Вот еще, якшаться с каким-то Илкнером!

– Уверен, ты бы ему очень понравилась, – сказал прелат и весь погрузился во вкусовые ощущения от лапши. Сегодня она показалась ему особенно удачной.

– Жаль, что ты не успел сжечь дотла их замок!

– М-м-м, и теперь уже вряд ли сожгу, причины воевать больше нет. – Гудроф с удовольствием облизал деревянную ложку и положил на стол.

– Как это нет, а провинция Силейна? Они от нее ни за что не откажутся!

– Я отдал им Силейну…

– Что-о-о?! – не поверила Амалия, вскакивая со стула.

– Мы поменялись, я отдал им Силейну, а они мне – Калибазию. Завтра начнем готовить корабли, чтобы с первым снегом осмотреть свои новые владения. Ты что порекомендуешь, бекаса или гусиный паштет?

Новости были настолько неожиданными, что Амалия никак не могла определиться: негодовать ей или радоваться. В конце концов она снова села и задумалась, позволив отцу спокойно есть.

– Ты одобряешь мои действия? – спросил он, облизывая соус с пальцев.

– Нет, конечно, я бы предпочла войну. Но ты поступил правильно, теперь у нас будет мир, а если ты надеешься выдать меня за Илкнера, то и настоящие союзники.

– Рад, что ты это понимаешь.

Шагнувший из тени слуга подал чашу с терновой водой для омывания рук.

Прелат обмыл пальцы, промокнул их полотенцем и откинулся на спинку кресла, позволяя убрать пустые блюда с костями.

– Он и вправду симпатичный? – после недолгого молчания спросила Амалия.

– Да, он хорош собой. Думаю, тебе понравится.

– А где же ты мог его видеть?

– На войне, где же еще? Он стоял против нас у реки Кроу, мы тогда одержали победу, но схватка была кровавой. Я приказал стрелять в него из арбалетов, однако мои лучшие стрелки трижды промахивались, видимо, само небо хранило его для тебя.

Пока прелат ел сыр с зеленью, Амалия молчала. Когда он взялся за красное вино, она сказала:

– Я могу встретиться с ним и даже познакомиться, но большего обещать пока не могу.

– Я ничего и не требую, – согласился прелат. – Пара лет у тебя еще есть, порхай, рисуй на шелках, собирай на холмах букеты. На то оно и девичество.

Они помолчали. Отец потягивал из бокала вино, дочь сосредоточенно смотрела на пламя, обхватив колени руками.

– Ты знаешь, говорят, вчера над холмами снова видели «черную колесницу».

– Это могла быть туча, – поспешно отмахнулся прелат.

– Нет, я сама говорила с пастухом дромов, он описал мне ее очень подробно. Это настоящая колесница, и нам всем следует быть настороже.

– Если даже это настоящая колесница, она могла просто пролетать мимо.

– Ну конечно, мимо! Когда мне было два года, они спустились на землю где-то за Денкером и на кого-то там напали.

– Не помню, давно это было, – покачал головой прелат. – Да и Денкер далеко.

– И тем не менее. Кстати, наши люди говорят, что три года назад над холмами тоже пролетали колесницы, а потом у нас появился этот вонючка с водочерпалки…

– Это раб появился сам собой…

– Что значит – сам собой?

– Ну, я купил его у проезжих наемников, они ехали издалека, возможно, разорили на юге какое-то селение. Я купил у них раба, он показался мне крепким, но я ошибся.

– Я видела его после того, как он вдруг начал поправляться…

– О да, замечательное событие. Ну что, пойдем спать?

Прелат широко зевнул, показывая, что собирается идти.

– Я его даже не узнала, это совсем другой человек…

– Ладно, завтра договорим.

Прелат поднялся и бросил на стол салфетку.

– А это правда, что колесницы похищают людей? – спросила вдруг Амалия.

– Болтовня, – отмахнулся прелат.

– А как же «Черный праздник», когда колесница убила всех рыцарей и похитила с императорского праздника тысячу дам дворянского рода моложе тридцати лет?

– Амалия, прошу тебя, не задавай мне вопросов, на которые не существует ответов! «Черный праздник» – всего лишь страшная сказка. Миф, понимаешь?

– Мне рассказывала леди Онорсия…

– Леди Онорсии семьдесят пять лет, ей хочется привлечь к себе внимание, вот она и рассказывает разные ужасы, причем всякий раз по-новому! Все, я иду спать, до завтра, дитя мое!

И прелат Гудроф торопливо ретировался, чтобы не бередить старые раны.

Сейчас ему было сорок восемь лет, но ровно сорок лет назад он сам присутствовал на празднике по поводу коронации отца нынешнего императора.

Тысячи представителей высшей знати империи, великолепные костюмы, бриллианты, золото, кареты. Десятки тысяч лакеев в парчовых ливреях, бесконечные ряды гвардейцев в парадных мундирах. Комедианты, оркестры, сладости для детей, игристое вино для взрослых, а вечером ожидался небывалый фейерверк, но неожиданно, вскоре после долгого обеденного застолья, все поменялось. Небо потемнело от огромной черной тучи, которая с оглушительным ревом опустилась на ближайший холм. Затем случилось то, что до сих пор прелат Гудроф списывал на излишнюю остроту своего детского восприятия, умноженную на безудержную детскую фантазию.

Из «черной колесницы» вышли огромные рыцари ростом до небес и двинулись на ошеломленную публику. Кто-то еще надеялся, что это удивительный трюк заморского чародея, выступление которого было обещано в конце праздника. Но все оказалось страшнее: из недр «черной колесницы» стали выезжать самобеглые повозки, принявшиеся носиться по долине и сгонять людей, как собаки сгоняют овец, помогая пастуху. Им пытались воспрепятствовать стоявшие в оцеплении гвардейцы, но повозки давили их, сея ужас и панику.

Затем из повозок стали выскакивать существа с блестящими головами, по крайней мере такими их запомнил Легвос Гудроф.

Публика бросилась врассыпную. Началась давка, опрокидывались столы, посуда и фрукты валились на траву, разбитые курильницы с благовониями вспыхивали ярким пламенем, зажигая одежду перепуганных людей. Но посреди этого сумбура деловито сновали вышедшие из повозок пришельцы. Очень скоро стало понятно, что они забирали с собой молодых женщин благородного происхождения, и выбрать здесь было из чего. Придворные красавицы, представительницы старинных родов, которых ожидали блестящие брачные партии, – всех их вязали сверкающими браслетами и, словно скот, волокли в повозки.

Пытавшихся сопротивляться мужчин пришельцы убивали на месте вспышками желтого огня, вылетавшими из коротких металлических предметов.

Позже, поучаствовав в нескольких войнах, Легвос Гудроф много раз наблюдал похожие картины, когда на чужих землях победители собирали рабов. Обычно отбирали только крепких мужчин и молодых женщин, а остальных в лучшем случае просто отбрасывали прочь, но чаще убивали – на территории врага не должно было оставаться ни людей, ни скота, ни строений.

На том жутком празднике происходило то же: отбирая себе добычу, нападавшие бездумно сеяли смерть, убивая не только оказывавших сопротивление, но и тех, кто был им не нужен.

Как самобеглые повозки возвращались к большой колеснице и как она улетала, Легвос не помнил, поскольку от сильного потрясения лишился чувств. В себя он пришел только в карете, когда их неполное семейство возвращалось домой.

Что будет, если одна из «черных колесниц» снова опустится на холмы? Сможет ли он, прелат Гудроф, защитить свою семью от похитителей?

Придя в свою опочивальню, прелат разделся и, повздыхав, уснул, так и не найдя ответа на этот вопрос.