Читать книгу Выжившие - Алекс Шульман - Страница 3

По вечерам Бенжамин с сачком и ведром стоял у воды чуть выше того места, где сидели мама и папа. Они следовали за вечерним солнцем, двигая стулья и стол, когда те попадали в тень. Медленно отодвигались от сумерек. Под столом сидела Молли, собачка, и с удивлением следила за тем, как исчезает ее тень, а потом брела за остальными вдоль кромки воды. Сейчас родители добрались до конечной станции; они наблюдали, как солнце опускается за верхушки деревьев на другом берегу озера. Они всегда сидели рядом, плечом к плечу, так, чтобы смотреть на воду. Белые пластиковые стулья утопали в высокой траве, маленький деревянный столик, на который они ставили стаканы с пивом, поблескивал на вечернем солнце. Разделочная доска с палкой салями, куском мортаделлы и редиской. На траве между ними – сумка-холодильник, в которой охлаждалась водка. Перед тем как глотнуть, папа каждый раз коротко выдыхал «Хей!», чокался с воздухом и выпивал. Папа начал резать колбасу, столик зашатался, пиво расплескалось, легкое раздражение появилось на мамином лице – поморщившись, она приподняла стакан и подождала, пока он закончит. Папа ничего не заметил, не то что Бенжамин. Он видел все малейшие перемены, всегда стоял чуть поодаль, чтобы они могли посидеть спокойно, но все-таки так, чтобы слышать каждое их слово, контролировать атмосферу и настроение. Он слышал их обычное бурчание, слышал, как стучит по тарелке вилка, как зажигается сигарета, слышал их смех, значит, все в порядке.

Бенжамин брел по берегу, сжимая в руке сачок. Он проводил им по воде, и иногда ему удавалось взглянуть прямо в отражение солнца, от этого в глазах появлялись темные пятна. Он балансировал на больших камнях, искал на дне головастиков, удивительных животных, черных, неуклюжих, похожих на плавучие запятые. Он поднял парочку за хвост и сразу же опустил в красное ведерко. Так было заведено. Он собирал головастиков, пока родители были рядом, а потом, когда солнце садилось и они уходили в дом, отпускал головастиков в озеро и тоже спешил за ними. Так продолжалось каждый вечер. Однажды он забыл головастиков в ведре. На следующий день все они были мертвы, засохли на солнце. Он испугался, что об этом узнает отец, и выбросил ведро в озеро. Бенжамин знал, что папа был в доме, но его взгляд, казалось, буравил шею мальчика.

– Мама!

Бенжамин оглянулся и увидел, как по лестнице от дома спускается его младший брат. Даже отсюда было заметно, что он рассержен. Но загородный дом – не место для таких эмоций. Особенно этим летом – они приехали сюда на неделю раньше, чем обычно, и родители запретили им смотреть телевизор все каникулы. Сообщили об этом в торжественной обстановке, и Пьер расстроился сильнее других, когда папа выключил телевизор из розетки и положил шнур сверху на аппарат. Он свисал оттуда, словно с виселицы, как напоминание всем членам семьи о том, что происходит с техникой, которая не дает семье проводить лето на улице.

У Пьера были журналы комиксов, которые он медленно, спотыкаясь на длинных словах, читал вслух себе под нос, лежа на животе на траве. Но в конце концов ему надоедало, и он спускался к родителям. Бенжамин знал, что мама с папой могут отреагировать по-разному. Иногда можно было забраться к маме на руки, и она сидела, поглаживая сына по спине. А иногда появление сына раздражало ее, и волшебное время исчезало навсегда.

– Мне нечего делать, – сказал Пьер.

– Может, поможешь Бенжамину ловить головастиков? – предложила мама.

– Нет, – ответил он. Он остановился возле маминого стула, щурясь от низкого солнца.

– А Нильс? Может, вы вместе что-нибудь придумаете? – сказала мама.

– Что? – спросил Пьер.

Молчание. Они, мама и папа, сидели, словно обессиленные, словно утонувшие в пластмассовых стульях, пришибленные алкоголем. Они смотрели на озеро. Казалось, они думают, придумывают какие-нибудь развлечения, но вслух они ничего не говорили.

– Хей! – крикнул отец, опрокинул стопку, улыбнулся и трижды хлопнул в ладоши. – Так, – закричал он. – Всем мальчикам через две минуты быть здесь в плавках!

Бенжамин взглянул на него, отошел на несколько шагов от кромки воды и бросил сачок в траву.

– Мальчики! – крикнул отец. – Общий сбор!

Нильс лежал в гамаке, натянутом между двумя березами возле дома, и слушал музыку. Бенжамин старался прислушиваться к звучанию семьи, Нильс же старательно его избегал. Бенжамин всегда держался поближе к родителям, Нильс же отдалялся, как только мог. Он всегда находился не там, где все, никогда ни в чем не участвовал. По вечерам, когда братья ложились спать, через фанерные стены им было слышно, как родители ссорятся. Бенжамин внимательно вслушивался в каждое слово, пытался уловить масштаб трагедии. Иногда они кричали друг другу ужасные гадости, говорили друг другу такие вещи, что казалось, катастрофа неизбежна. Бенжамин часами не спал, проворачивая в голове всю ссору. Нильс, казалось, совершенно не обращал на это никакого внимания.

– Сумасшедший дом, – бурчал он, отворачиваясь к стенке и засыпая. Его это не касалось, днем он держался в стороне, стараясь не попадаться на глаза, разве что иногда у него случались вспышки ярости, они неожиданно возникали и так же неожиданно стихали. – Черт! – слышалось из гамака, и Нильс, ругаясь и истерически отгоняя подобравшуюся к нему осу, выскакивал на полянку. – Чертово отродье! – вопил он, несколько раз хлопая руками в воздухе. И все стихало.

– Нильс! – крикнул отец. – Сбор на пляже!

– Он не слышит, – сказала мама. – Он слушает музыку.

Папа крикнул громче. Никакой реакции с гамака. Мама вздохнула, поднялась, подошла к Нильсу и демонстративно помахала руками у него перед глазами. Он снял наушники.

– Папа зовет! – сказала она.

Сбор на пляже. Золотой момент. В глазах отца загорелся тот огонек, который так любили мальчики, огонек, обещавший игру и веселье. Его голос, сообщавший об очередном соревновании, звучал очень торжественно. Он был очень серьезен, но в уголках губ таилась улыбка. Все было очень церемонно, возвышенно, как будто на кону стояло что-то очень важное.

– Правила просты, – сказал он, расхаживая перед тремя стройными мальчиками в плавках. – По моей команде мальчики прыгают в воду, доплывают до буйка и возвращаются на берег. Тот, кто придет первым, будет объявлен победителем.

Мальчики напряглись.

– Все понятно? – спросил он. – Сейчас мы посмотрим, кто из вас самый быстрый.

Бенжамин похлопал себя по худеньким бедрам, он видел, что так всегда делают спортсмены перед решающим стартом.

– Подождите, – сказал отец и снял с руки часы. – Я засеку время.

Папины пальцы были слишком большими для маленьких кнопок наручных часов, и он несколько раз выругался, пока пытался наладить секундомер. Он посмотрел на сыновей.

– На старт!

Бенжамин и Пьер пихались, пытаясь занять самую выгодную позицию.

– А ну, прекратите, – сказал папа. – Сейчас же перестаньте!

– Вы сейчас все испортите! – предупредила мама, все так же сидя за столом и наполняя бокал.

Братьям было семь, девять и тринадцать, и когда они играли вместе в футбол или в карты, то иногда ругались так сильно, что Бенжамину казалось, что между ними все давным-давно сломалось. Ссоры становились еще яростнее, когда папа сравнивал братьев между собой, когда он прямо говорил, что хочет проверить, кто из его сыновей лучше.

– На старт!.. Внимание!.. Марш!

Бенжамин бросился к воде, обгоняя братьев. Нырнул. Позади, на берегу, мама и папа подбадривали своих спортсменов.

– Браво!

– Хей-я!

Несколько быстрых гребков, и каменистое дно под ним исчезло. У берега вода была по-июньски холодной, а чуть дальше становилась еще холоднее. Течения приходили и исчезали, словно озеро было живым и хотело испытать их разной температурой воды. Белый буек спокойно лежал на зеркальной поверхности озера прямо перед ними. Несколько часов назад братья сами спустили его на воду, когда вместе с отцом ставили сеть. Но Бенжамину казалось, что он стоял гораздо ближе к берегу. Они плыли молча, берегли силы. Три головы в черной воде, крики с берега становились все тише. Солнце скрылось за верхушками деревьев на другом берегу. Стемнело, внезапно вода под ними стала совсем другой. Бенжамину показалось, что она чужая. Внезапно он подумал обо всех тех существах, которые находились сейчас под ним, тех, кому, может быть, вовсе не нравилось, что мальчики здесь плавают. Он вспомнил, как они с братьями сидели в лодке, пока папа вытаскивал из сети рыбу и бросал ее в лодку. Братья наклонялись и рассматривали острые зубы щуки, колючие плавники окуня. Иногда рыба билась, и братья вскрикивали и отпрыгивали от нее, и папа, испуганный неожиданными криками, ругался на них. Потом, успокоившись, сматывая сеть, он говорил им: «Не бойтесь рыбу». Бенжамин подумал, что, может быть, эти существа сейчас плывут прямо рядом с ними или под ними, скрытые темной водой. Белый буек, окрасившийся в розовый цвет под закатным солнцем, был еще далеко.

Через несколько минут от начала заплыва стартовый порядок изменился – Нильс намного опередил Бенжамина, Пьер держался последним. Но когда сгустились сумерки и холод начал кусать их за ноги, братья снова объединились. Они плыли совсем рядом. Возможно, они даже не замечали этого и, конечно, никогда бы не признались друг другу, но там, в воде, они не хотели терять друг друга.

Головы все глубже погружались в воду. Гребки становились короче. Вначале вода бурлила от движений мальчиков, но сейчас все стихло. Когда они доплыли до буйка, Бенжамин обернулся и посмотрел на дом. Отсюда он казался красным кубиком лего. Только сейчас Бенжамин понял, как далеко они заплыли.

Усталость словно появилась из ниоткуда. От молочной кислоты стало трудно поднимать руки. От удивления он словно бы забыл, как двигать ногами, он просто не понимал, как это делается. Холод распространился от шеи вверх по затылку. Он слышал свое дыхание, оно становилось чаще, поверхностнее, в груди появился ледяной ком: обратный путь ему не одолеть. Он увидел, как Нильс запрокинул голову, чтобы вода не попадала в рот.

– Нильс, – позвал Бенжамин. Нильс не отреагировал, просто плыл дальше, уставившись в небо. Бенжамин догнал старшего брата, они оба тяжело дышали. Их взгляды встретились, и Бенжамин увидел в глазах брата страх, незнакомый ему раньше.

– Как ты? – спросил Бенжамин.

– Не знаю… – прошептал он. – Не знаю, смогу ли я….

Нильс уцепился за буек обеими руками и повис на нем, но тот не выдержал его веса и ушел в темную глубину. Мальчик взглянул на берег.

– Ничего не выйдет, – пробормотал Нильс. – Слишком далеко.

Бенжамин вспомнил все, чему его учили в школе плавания, долгие лекции тренера о безопасности на воде.

– Нужно успокоиться, – сказал он Нильсу. – Грести реже. Дышать медленнее.

Он взглянул на Пьера.

– Как ты? – спросил он.

– Мне страшно, – ответил Пьер.

– Мне тоже, – сказал Бенжамин.

– Я не хочу умирать! – закричал Пьер. Его полные слез глаза чуть выступали над поверхностью воды.

– Иди сюда! – сказал Бенжамин. – Иди ко мне!

Братья сблизились.

– Мы поможем друг другу, – сказал Бенжамин.

Они вместе поплыли в сторону берега.

– Длинные гребки, – сказал Бенжамин. – Гребем вместе.

Пьер перестал плакать и сосредоточенно поплыл вперед. Через некоторое время они поймали единый ритм гребков и дыхания, вдох – выдох, долгий вдох – долгий выдох.

Бенжамин посмотрел на Пьера и засмеялся.

– У тебя губы синие.

– У тебя тоже.

Они похихикали друг над другом. Снова сосредоточились. Голова над водой. Медленные гребки.

Бенжамин видел вдалеке дом, маленькую футбольную площадку с вытоптанной травой, каждый день он играл там в футбол с Пьером. Погреб и кусты ягод слева, туда они ходили после обеда за малиной и черной смородиной и возвращались со свежими царапинами на загорелых ногах. А сзади в сумерках темнели высоченные ели.

Братья приближались к берегу.

Когда до берега оставалось всего метров пятнадцать, Нильс прибавил скорости и начал грести, как сумасшедший. Бенжамин обругал себя за глупую доверчивость и пустился догонять брата. Озеро внезапно вскипело, схватка братьев стала ожесточеннее. Пьер тут же безнадежно отстал. Нильс раньше Бенжамина добрался до берега, но из воды они выскочили почти одновременно. Бенжамин схватил Нильса за руку, чтобы опередить его, но тот сумел вырваться. Они добежали до беседки. Остановились, оглядываясь.

Бенжамин шагнул к дому и заглянул в одно из окон. Там, в кухне, виднелась папина фигура. Его большая спина, склонившаяся над столом.

– Они ушли, – сказал Бенжамин.

Уперевшись руками в колени, Нильс пытался перевести дыхание.

Тяжело дыша, на полянку поднялся Пьер. Он удивленно разглядывал пустой стол. Три недоумевающих брата стояли на поляне. Три неровных дыхания в полной тишине.