Читать книгу Хайм - Алекс Тарн - Страница 4

Я вся изревелась после того свидания – уж больно мне понравился мальчишка. Жуткое разочарование. Печально было сознавать, что нас разделяет такая непреодолимая пропасть. Даже потом, когда все устроилось самым наилучшим образом, я долго не могла поверить в реальность случившегося. Со мной ли это произошло? Нет ли тут ошибки?

Действительно, многие мотивы, оценки и ожидания, с которыми Найт шел на встречу, оказались в корне неверными. Например, краткая информативность объявления на деле выражала вовсе не скромность, а, напротив, жесткую, сухую до бесчувственности надменность. Нежелание идти в модный ресторан трактовалось нами как некоторая стесненность в средствах, что будто бы уравнивало Трай и Постума с Найтом. Однако реальное положение вещей было совершенно иным: они прибыли в Макдональдс на дорогущей машине. Другими словами, абсолютно всё пошло наперекосяк, вразрез и вопреки первоначальным планам.

И тем не менее… Тем не менее в итоге я обнаружила себя именно там, куда хотела попасть!

На практике мне никогда не приходилось ориентироваться по указателям: я редко выхожу из дома, не говоря уж о том, что не умею водить машину. Но опытные автомобилисты уверяют, что так бывает: приезжаешь на место, и вдруг выясняется, что ты всю дорогу неправильно читала знаки, написанные на чужом, непонятном языке. Ты, скажем, думала, что написано «север», и рулила туда – ведь тебе и нужно было на север. Но в том-то и штука, что на самом деле это странное абракадабровское слово означало вовсе не «север», а, допустим, «запад» или еще того пуще – «юг»! Это ж только представить: ты уверена, что следуешь верным указателям, но при этом едешь совершенно неправильно, и в результате все же оказываешься в нужной точке! Что тут правильно, а что нет? Твое понимание?.. Указатели?.. Дорога?..

Точка – вот ответ. Верна только конечная точка, и, как выясняется, этого достаточно! Из всего бессмысленного набора, окружающего тебя и вроде бы составляющего господствующий антураж твоей жизни, из бесконечных шоссе, сине-зеленых жестяных щитов, фосфоресцирующих слов, придорожных мотелей, случайных попутчиков, усталого меркнущего сознания… – из всей этой чудовищной каши правильно и закономерно лишь одно: твоя цель, твоя судьба, то единственно верное место, в котором ты должна быть, несмотря ни на что. Только так я и могла объяснить те невероятные обстоятельства, которые свели нас вместе.

Постум… странный идентификатор для обитателя Хайма. Римляне, как правило, убивали младенцев, имевших несчастье родиться после смерти отца. Наверно, подобная судьба считалась разновидностью уродства, а с новорожденными уродцами в те времена не очень-то и цацкались. Но и тех, кого оставляли в живых по причине внезапно проснувшихся материнских чувств или по какому-либо другому необъяснимому капризу, неизменно клеймили этим именем – Постум.

Постум, случайно уцелевший, помилованный неизвестно кем и непонятно за что, пролезший в этот мир контрабандой, вопреки и несмотря на. Представляю, каково ему приходилось в играх с детьми: даже незаконнорожденный ублюдок, даже презренный раб – и те располагали большим правом на жизнь. Зато смерть… – о, смерть, должно быть, постоянно сидела у него на плече, как обезьянка бродячего фокусника, – ведь изначально он принадлежал именно ей.

Здесь, или, как выразился бы Найт, «снаружи», люди не выбирают себе имен, но в Хайме всё обстоит совершенно иначе. Взять хоть меня: разве случайно я назвала свою хаймовскую ипостась Найтом, то есть рыцарем? Нет; мне казалось важным отразить свои истинные намерения, свою глубинную сущность – то, чего мне катастрофически не хватало в моей внешней жизни, то, кем я, в конечном счете, хотела бы стать, будь на то моя воля. Но что могло заставить человека назваться Постумом, добровольно выжечь на собственном лбу это древнее и страшное клеймо?

Я нисколько не сомневалась, что за образом этого симпатичного мальчугана стоял взрослый человек, возможно, даже очень пожилой; не зря ведь говорят, что самые сокровенные впечатления, звуки и запахи всплывают в нашем сознании под конец дороги, когда уже не нужно никуда спешить, когда есть время приостановиться и вспомнить главное. Тут-то и выясняется, что в жизни твоей нет, не было и уже не будет ничего дороже открытий, сделанных в пятилетнем возрасте, на пике детского изумления и доверия.

Я представляла себе этого старика, морщинистого, худого, одинокого; ведь старики всегда одиноки в своей глухоте, немощи, раздражительности… – всегда, даже если их еще не выпихнули в богадельню из круга семьи, где они давно уже опостылели всем. Я видела его, словно вживую. Вот он сидит перед компьютером в своей комнате – она наверняка не только отдельная, но и большая: судя по уровню жизни в Хайме, он может позволить себе дорогой дом престарелых. Вот он, подслеповато щурясь, вводит пароль, чтобы залогиниться в системе; с первого раза не выходит, пальцы не слушаются, буквы на клавиатуре прыгают и расплываются перед глазами. Вот он вздыхает, протирает очки и пробует снова, долго выцеливая клавиши… – есть, получилось! Старик опять вздыхает, на сей раз с облегчением, и… превращается в пятилетнего мальчугана, полного радости и света, любителя велосипедов, зоопарков и гамбургеров.

Вот только почему его зовут Постум?

Единственное объяснение, которое приходило мне в голову, заключалось в том, что мальчик и в самом деле рос без отца, а то и не видел его никогда в жизни. Тогда Хайм оказывался для него бесценной возможностью не только вернуться в страну детства, но и исправить ее, раскрасив свежими красками то огромное белое пятно на карте, которое должно было зваться таким простым и таким недоступным словом «папа». Он хотел найти себе отца, сильного, любящего, надежного. Если так, то мой Найт подходил по всем перечисленным параметрам.

Но тогда как, по каким параметрам подходила Постуму его индифферентная мамаша? Действительно, Трай выглядела совершеннейшим антиподом Найта… – а впрочем, почему только Найта? – она выглядела бы антиподом любого нормального человека. Казалось, Трай попала в Хайм против своего желания, сугубо по необходимости, гнетущей и неприятной. Я поняла это далеко не сразу, а поняв, испытала немалое облегчение; ведь поначалу я пребывала в уверенности, что холодная надменность женщины объясняется ее личной неприязнью ко мне, то есть к Найту. На самом же деле Трай просто стремилась минимизировать свое участие в Хайме; по этой причине, например, она довольствовалась бесплатным набором стандартных базовых функций, не заботясь о приобретении элементарной мимики и простейших разговорных интонаций. Ясно, что это решение не было следствием недостатка средств: уж чего-чего, а денег у них с Постумом хватало.

На первых порах я недоумевала: почему Трай, явно не получая никакого удовольствия, продолжает посещать Хайм? Примерно так же многие снаружисты в течение десятков лет плетутся, как на каторгу, на свою постылую наружную работу. Но наружный мир весь построен на принуждении, насилии, несчастье – в отличие от Хайма, где каждый волен быть кем угодно, в том числе и не быть вообще. Очевидно, что-то удерживало Трай от ухода. Но что? Это долго оставалось загадкой, пока наконец меня не осенило: женщина представляла собой всего лишь довесок, второстепенную добавку к впечатляющему жизненному комплекту Постума! Сама по себе, в отрыве от сына, Трай не значила ровным счетом ничего. Исходя из всего этого, я решила, что ее наружным оператором был тот же старик, который задействовал и мальчика.

«В самом деле, – думала я, – попробуй поставить себя на место этого человека». Он твердо намерен найти себе папу, но при этом знает, что мужчины редко соглашаются на роль отца-одиночки. Следовательно, логичнее всего начинать поиски, имея рядом с собой хотя бы минимально приемлемую мамашу – просто ради того, чтобы не спугнуть потенциальных кандидатов. Помимо всего прочего, взрослый требуется для исполнения многих необходимых функций: например, для вождения автомобиля или для всевозможных имущественных операций, доступных лишь совершеннолетним. Даже крайне либеральная администрация Хайма никогда не зарегистрирует на пятилетнего ребенка земельный участок, дом или яхту…

Как ни крути, а он и шагу не мог бы ступить без постоянной помощи какого-нибудь опекуна. А коли так, то мальчик позарез, с самого начала нуждался в хотя бы формальном присутствии матери. С другой стороны, он опасался излишнего риска. Во-первых, привлекательная взрослая женщина могла отхватить слишком много мужского внимания. В конце концов, Постум искал отца для себя, а не мужа для нее. Кому нужен папа, который вместо того, чтобы уделять достаточно времени сыну, станет напропалую развлекаться с женой? Постуму вовсе не улыбалось сидеть в одиночестве дома – подобным добром его до отвала накормила еще прежняя, наружная жизнь. Во-вторых, воспоминания о настоящей наружной матери могли подвести старика к мысли о том, что именно ее неправильное поведение когда-то вытолкнуло отца из семьи. Даже не высказывая этого вслух, он наверняка то и дело прикидывал: что такого ужасного мать натворила, в чем провинилась, чего не учла?

Неудивительно, что на этот раз он твердо вознамерился обеспечить себе максимальный контроль над событиями. В таком преклонном возрасте не пускают дело на самотек. А добиться полного контроля можно было лишь одним путем: завести в Хайме еще один аккаунт – на сей раз женский – и управлять им по своему разумению. Конечно, это довольно хлопотно, особенно для пожилого человека с замедленными реакциями, но зато более чем надежно: такая мамочка не выкинет внезапного фортеля, не удивит неуместными словами, не сбежит в трудную минуту, не потянет одеяло на себя. Ведь она – это ты, ты сам.

Вообще говоря, в Хайме подобный дубляж отнюдь не приветствовался, хотя и не считался нарушением закона. Людям, уличенным в содержании дублей, не доверяли: в самом деле, если человек полностью реализует свою истинную суть уже в первом аккаунте, то зачем ему второй? Для другой, то есть ложной сути? Но место ложной сути – снаружи, а не в Хайме!

Возможно, Постум уговаривал себя, что речь идет о временной мере, что потом, после того как между ним и счастливо обретенным папой установится надежная связь, Трай постепенно отойдет от дел, и отец с сыном останутся вдвоем, без каких-либо внешних помех. Тогда можно будет и ликвидировать второй аккаунт. Но пока… пока что старик вынужден был работать на два фронта. Теперь, закрывая глаза, я видела его сидящим уже перед двумя ноутбуками; один, основной, для Постума; другой, подключаемый через маскировочную программу, чтобы, не дай Бог, не засекли идентичный ай-пи, – для Трай. Вот он лихорадочно набирает текст за мальчика и поспешно перемещается ко второй клавиатуре… – еще несколько слов – и назад… и снова, и снова, и снова. Экая суматоха, не позавидуешь.

Что ж, эта картина объясняла многое – в частности, более чем скупые выразительные средства женщины: у старика просто не хватало времени и сил управлять и ею, и мальчиком на одинаково сложном уровне. Требовалось чем-то пожертвовать, и его выбор выглядел совершенно естественным.

Испугало ли меня мое открытие? Нет, ни в коей мере. Напротив, я обрадовалась: ведь моей главной целью было не найти спутника жизни, но завести ребенка, своего ребенка. Необходимость делить его с кем-то – пусть даже и с матерью – всегда казалась мне неприятной помехой. И вот – такой подарок! Получалось, что мы с Постумом подходим друг другу идеально, просто идеально. Конечно, я и виду не подала, что мне всё известно, и даже какое-то время скрывала свои выводы от Найта, но он довольно быстро раскусил мой секрет. Нет ничего труднее, чем скрывать что-то от самой себя. Хотя говорят, что при наличии достаточной силы воли можно справиться даже с такой непростой задачей. Увы, я никогда не отличалась твердостью характера – весь ее неизрасходованный запас достался моему Найту.

И хорошо, что так. Наши отношения с Постумом наладились сразу, без каких-либо проблем и разногласий. Более того, неожиданно для себя я обнаружила, что питаю к Постуму не только материнские… – или отцовские?.. – чувства: мне искренне, непритворно нравилось играть с ним, почти как сверстнику со сверстником… – или со сверстницей? Ведь, что ни говори, мое собственное детство закончилось в возрасте пяти лет, так что мне, без сомнения, было что восполнять.

Выяснилось, что Хайм неплохо приспособлен для детских забав; мы самозабвенно открывали для себя все новые и новые луна-парки, зверинцы, развлекательные центры. Найт и Постум не расставались – вместе визжали от восторга в стремительно падающей капсуле американских горок, вместе гонялись за бутафорскими злодеями на площадке для ролевых игр, вместе выезжали на сафари, рыбалку, футбольный матч… Временами мне казалось, что я и в самом деле вернулась в свои детские годы. Это были дни счастья – почти беспримесного, чистого счастья.

«Почти» означает «не совсем». Так оно и было – не совсем, потому что рядом постоянно маячила постная физиономия Трай. Нет-нет, она не говорила ничего лишнего, не возражала, не пыталась воспитывать и указывать. Можно сказать, она безропотно потакала любому нашему желанию, даже самому безрассудному. Просто, на мой взгляд, она была «третьей лишней», а лишние объекты в поле зрения раздражают, как мусорный бак, ненароком проявившийся на фоне удачного фотоснимка.

Зачем Постум таскал ее за собой? Она все равно не принимала участия в самих развлечениях: не поднималась на качели, оставалась на берегу, когда мы ловили форель, терпеливо ждала на скамейке, пока мы закончим разглядывать обезьян в зоопарке. Временами я буквально забывала о ее присутствии, столь же неназойливом, сколь и неуместном; она напоминала о себе лишь тогда, когда Найт случайно натыкался взглядом на ее безразличное, ничего не выражающее лицо. Не знаю почему, но в такие моменты у меня непременно портилось настроение. Боюсь, что это передавалось даже Найту, поскольку Постум тут же озабоченно спрашивал, не случилось ли чего. Мальчик отличался удивительной чуткостью.

Найт отнекивался, мало-помалу неловкость рассасывалась, и мы вновь принимались веселиться с прежней беззаботностью – до следующего раза. Я уже начинала подумывать о том, чтобы поговорить с Постумом. Я даже составила речь и многократно отрепетировала ее – мысленно, само собой, чтобы лишний раз не давать волю чертовым словам.

«Сыночек, – сказала бы ему я, то есть Найт. – Дорогой мой, любимый сыночек. Ты – лучшее, что случилось со мной в моей дурацкой жизни, больше похожей на длительное удушение подушкой, умелое и безжалостное, когда человека заставляют привыкнуть к невозможному состоянию нескончаемой смерти, нежеланного воскрешения, и снова смерти, и снова воскрешения. Да-да, так я жила… то есть жил все это время. Но потом я встретил тебя, и все разом поменялось, как будто кто-то скинул проклятую подушку с моего лица. Я была увере… я был уверен, что уже ничто не может заставить меня радоваться – просто радоваться. Моя душа напоминала черную дыру, гудящую от пустоты: сколько ни бросай, всё провалится без следа, будто не было, – зло или добро – неважно. Кто бы мог подумать, что одна твоя улыбка заполнит эту пропасть до самых краев?

Надеюсь, что и я тебе не совсем безразличен.

Особенно если судить по тому, как тщательно ты заботишься о том, чтобы наша семья выглядела… гм… как бы это определить… – полной? Да-да, наверное, это самое правильное слово – полной. Видимо, тебе кажется, что меня, как взрослого мужчину, должны одолевать… гм… желания определенного рода. Вот об этом мне и хотелось бы поговорить. То есть не об этом… не о желаниях, а об их отсутствии… Черт! Я снова запуталась! Почему об отсутствии? У меня есть желания, есть! Но все они связаны только с тобой, сынок, понимаешь? Я вполне могу обойтись одной только твоей дружбой. Разве нам плохо вдвоем? Хорошо, правда? Я это к тому, что ты вовсе не обязан постоянно таскать за собой еще и… ну, ты понимаешь.

Нет, если она необходима тебе позарез, то ради Бога, конечно… Но у меня создалось впечатление, что ты тяготишься ее присутствием не меньше, чем я. А коли так, то зачем продолжать этот спектакль? Давай оставим ее где-нибудь в сторонке. Например, дома. А если вдруг соскучимся, то ничто не помешает нам вызвать ее снова. Чем плохо, а, сынок?»

Я собиралась произнести эту речь, улучив момент, когда мы останемся с Постумом наедине: только он и Найт. Но всё как-то не получалось. Однажды я уже совсем было открыла рот, но Постум так ничего и не услышал: мы как раз неслись на мотоцикле по сильно пересеченной местности, и мотор гремел едва ли не громче крови в моих висках. Не знаю, почему я так волновалась… если честно, что-то останавливало меня – какое-то предчувствие. А может быть, меня смущал этот сомнительный момент в середине – там, где про мужские желания… неловко говорить о таких вещах с собственным сыном, который тебе не вполне сын, да еще от лица отца, в то время как, по сути, ты мать. Неловко.

Да и Постум не делал ничего, что могло бы облегчить мою задачу, напротив. То ли его старик-снаружист так плотно вошел в свою двойную роль, что успел прикипеть душой к вспомогательному дублю мамаши, то ли еще что, но факт оставался фактом: Трай продолжала таскаться за нами всюду, где только можно. Наконец я решила, что дальше так продолжаться не может. В один прекрасный день я вошла в Хайм с твердым намерением поговорить с Постумом начистоту. К моему безмерному удивлению, он был дома один, без Трай. Обычно мы всегда появлялись вместе, в заранее определенные часы, и вот вдруг – на тебе… Поначалу я растерялась, но затем взяла себя в руки: упустить столь благоприятный шанс было бы непростительной глупостью. Постум сидел на полу рядом с кучей строительных кубиков, и я приступила к нему во всеоружии мужской самодостаточности Найта.

– Привет, сынок! Что строим?

Мальчик уныло вздохнул:

– Не знаю…

Я прикинула подходящий режим настроения и остановилась на «умеренно бодром».

– Как это не знаешь? Горе тому, кто едет по мосту, строитель которого не знал, что он строит…

Умеренно бодрый голос Найта почему-то прозвучал удивительно фальшиво. Пришлось немного подправить, на два деления по шкале серьезности. Не уверена, что Постум обратил внимание на мои ухищрения; он вообще выглядел необычно заторможенным, едва реагировал. Это встревожило меня: не случилось ли чего с пожилым снаружистом? Может, он заболел? Уж не инсульт ли, Боже упаси? Впрочем, был еще один вариант: технические неполадки со вторым ноутбуком – тем самым, с которого старик запускал Трай, – это, кстати, объясняло ее отсутствие. А вдруг старый склеротик просто запамятовал пароль Трай для входа в систему и теперь судорожно роется в наваленных на столе бумагах, безуспешно пытаясь разыскать клочок, на котором записана нужная комбинация?

«Да-да, скорее всего, дела обстоят именно так, – подумала я, стараясь унять дурные предчувствия. – Простейшая версия всегда оказывается самой верной, а что может быть проще, чем забытый пароль? Вот тебе причина и опоздания матери, и невнимательности сына… Будь проще, Найт, и придерживайся плана. Нужно внушить старику, что его поиски не столь уж необходимы. Максимум – потом вспомнит, а не вспомнит – тоже не страшно. Умерла так умерла».

Найт погладил Постума по голове и примостился рядом.

– Давай строить вместе, – сказал он, осторожно придвигая кубики к себе. – Одна голова хорошо, а две лучше.

Мальчик резко повернул голову.

– Ты что, не заметил? – произнес он с оттенком возмущения. – Мама не пришла! Где она может быть?

– Заметил, как не заметить… – спокойно отвечал Найт. – Это ведь наша мама, как же иначе. Но мне кажется, не стоит впадать в панику. У взрослых людей бывают неожиданные дела, не терпящие отлагательств. Я уверен, что Трай скоро появится. А пока давай-ка соорудим башню…

Постум неохотно присоединился к строительству, хотя видно было, что думает он о другом.

«Да скажи ты ему, что черт с ним, с этим паролем! – воскликнула я, обращаясь к Найту. – Скажи, слышишь?!»

Но, как и следовало ожидать, Найт не отреагировал. Он продолжал строить башню все с тем же выражением не то умеренной бодрости, не то серьезной умеренности. Его всегда отличала потрясающая выдержка.

В тот день Трай так и не пришла. Само по себе это меня только радовало; зато неприятной неожиданностью стала отмена Постумом всех наших первоначальных планов – и зоопарка, и охоты. Мы расстались существенно раньше обычного; мне не оставалось ничего другого, кроме как с тяжелым сердцем ждать развития событий. Промучившись без сна всю ночь, на следующее утро я не смогла утерпеть и вошла в Хайм задолго до условленного времени. К моему удивлению, Постум был уже дома. Его снедало беспокойство, которое передалось даже непробиваемому Найту – что уж говорить обо мне…

Когда Трай вошла в систему – а она сделала это секунда в секунду, Постум издал такой крик радости, какого мне еще не приходилось слышать от него ни разу. Он бросился к матери и буквально вцепился в ее колени. Трай ответила своей стандартной улыбкой уличного плаката. Она вообще вела себя как ни в чем не бывало. На вопрос о вчерашнем женщина лишь безразлично пожала плечами: «Дела». Я сразу поняла, что не стоит приставать к ней с расспросами, и соответственно проинструктировала Найта. Зато Постум долго не мог успокоиться: он явно принял случившееся чрезвычайно близко к сердцу.

Видя это, я не знала, что думать. Вряд ли старик стал бы разыгрывать подобный спектакль из-за разового отсутствия своего же дубля – какой в этом смысл? Чтобы отвести подозрения Найта? Но только слепой не заметил бы, что Найт ничуть не опечалился, когда Трай не пришла. Если речь идет о временном клоне, то зачем продолжать поддерживать никому не нужную, отслужившую легенду? Неужели я ошиблась с оценкой происхождения Трай? Что если это вовсе не клон, а вполне самостоятельный аккаунт, со своей собственной снаружисткой, никак не зависимой от Постума и его старика?

Так и не добившись от Трай никаких объяснений, мы отправились на игровую площадку, и минут через пять пережитая встряска была начисто забыта. По крайней мере, так выглядело со стороны. Но увы, всё еще только начиналось. Трай стала периодически исчезать – то на полдня, то на день, то даже на два. Трудно описать, как это удручало Постума. Казалось, мальчишка просто утрачивал интерес к жизни. Я и представить себе не могла, что ему так необходимо присутствие безучастной физиономии матери, тусклыми глазами наблюдающей за ним с берега или со скамейки. Хотя нет – не думаю, что женщина наблюдала именно за сыном: по-моему, Трай просто сидела, тупо уставившись в пространство, такое же пустое, как и она сама.

Наконец не выдержал даже мой невозмутимый Найт.

– Сынок, а стоит ли так переживать? – мягко поинтересовался он во время очередного исчезновения Трай. – Мама все равно не садится с нами на мотоцикл или на качели. Какая разница, откуда она смотрит на наши развлечения – из Хайма или снаружи? Достаточно знать, что она есть…

Постум прервал его, не дав даже закончить фразу.

– Ты ничего не понимаешь! – закричал он. – Думаешь, я не вижу, как ты к ней относишься?! Вижу! Вижу! Ты совсем не любишь ее, совсем! Думаешь, мне нужен такой папа?!

От последнего вопроса кровь застыла в моих жилах. Руки затряслись, я с трудом попадала на кнопки управления Найтом. Нечего было и думать о плавной динамике мимики – мне с трудом удалось сменить маску бодрячка на выражение крайнего удивления.

– Как ты можешь, сынок? – только и смог выдавить Найт. – Как ты можешь…

– Прости, Найт, – сказал Постум после паузы. – Я не хотел тебя обидеть. Когда мамы нет, я будто не в себе. Не знаю, за что взяться. Без нее мне дышать трудно. Если она уйдет совсем… если она уйдет совсем…

Он вдруг заплакал – я впервые увидела его плачущим; сердце мое прыгнуло в горло и лопнуло там, как водяной баллон, выплеснув на клавиатуру лавину горячих слез. Даже Найт – и тот печально покачал головой – молча. А что, что мы могли сказать? Что мы могли сделать? От нас не зависело ровным счетом ничего, мы могли только смотреть сквозь застилающую глаза мокрую пелену, печально покачивать головой и молиться. В чем можно было не сомневаться, так это в том, что окончательный уход Трай из системы будет означать конец и для моего драгоценного общения с сыном, с моим родным, моим чудесным мальчиком. Я просто потеряю его – навсегда, а с ним и счастье, и жизнь, и всё, всё без остатка.

Ключ к будущему, таким образом, находился в руках Трай, этой бесчувственной куклы, этого рисованного муляжа… Конечно, Найт и Постум тоже были в каком-то смысле рисованными, но, по сути, они жили, дышали, радовались куда натуральней, чем подавляющее большинство снаружистов. И вот теперь они оказались в полном распоряжении какого-то пластмассового манекена!

Я запретила себе искать в происходящем какой бы то ни было смысл. Я не пыталась проникнуть в тайну необъяснимой зависимости, которая превратила Постума в раба этой женщины. Я просто искала выход из заведомо безвыходной ситуации. Возможно, что-то могло убедить Трай вернуться в прежний режим общения? Возможно, мы могли дать ей что-либо взамен? Заплатить, помочь, оказать услугу? Найт согласился переговорить с женщиной. Постум поддержал эту идею и в условленный момент деликатно стушевался, дабы не мешать родительскому общению.

– Что происходит, Трай?

Она пожала плечами, как делала это в ответ едва ли не на каждый вопрос.

– Ничего. Все в порядке.

– Нет, не в порядке.

Я специально выбрала для Найта выражение отстраненной бесстрастности, чтобы разговор шел на равных.

– Почему ты исчезаешь надолго? У нас сын, Трай.

– У меня дела снаружи.

– Какие?

– Об этом в Хайме обычно помалкивают, – усмехнулась она. – Нельзя смешивать этот мир с наружным.

– Иногда приходится, – возразил Найт. – Если наружные проблемы влияют на людей в Хайме. И это как раз тот случай.

Трай снова пожала плечами и промолчала. Ее совершенно нейтральная гримаса не выражала ничего, даже скуку. Я поменяла режим мимики на доверительно-мягкий.

– Трай, милая, ну почему ты молчишь?

Наверное, в наших проблемах есть доля моей вины. Возможно, эта доля даже больше, чем я могу себе представить. Если так, то я готов исправиться. Я готов на все, только объясни мне, что делать. У нас семья, Трай. Нельзя разбрасываться такими вещами.

Она молчала, глядя на меня пустыми глазами.

– В принципе, я и сам догадываюсь, – сказал Найт, безнадежно заходя на новую попытку. – Мы с тобой почти не проводим времени вдвоем. Я уделяю слишком много внимания сыну в ущерб тебе. Давай исправим это упущение прямо сейчас. В опере сегодня дают «Травиату». А на потом закажем столик в прекрасном ресторане. Там чудный дизайн и живая музыка. Хочешь? А не поехать ли нам в Париж? Или в Венецию? Всего на несколько дней, Постум будет скучать, но иногда это даже полезно. Или…

– Хватит! – перебила его Трай. – Не надо.

Она произнесла это намного громче обычного.

Мы с Найтом остолбенели от неожиданности.

– Что не надо?

– Ничего не надо, – проговорила женщина уже спокойней. – Кроме одного: вы должны привыкнуть обходиться без меня. Вообще без меня. Всё, разговор закончен. Мне пора.

Не дожидаясь ответа, Трай поднялась с кресла и вышла из гостиной. Постум, все это время делавший вид, будто составляет на полу паззл, печально смотрел ей вслед. В тот день он не просто отменил запланированные развлечения, но покинул Хайм, не дожидаясь вечера. Я осталась наедине с Найтом. Мой волшебный корабль разваливался прямо на глазах; с треском ломались мачты, под ногами проваливалась палуба, и волны вокруг были усеяны обломками прежнего бытия. Удивительно ли, что я попыталась ухватиться за один из них, чтобы хоть ненадолго отодвинуть свой срок?

– Ничего, как-нибудь переживем, – ободряюще сказала я Найту. – У меня есть ты, у тебя есть я. Это уже немало, поверь. Мы попробуем начать сначала, только и всего. Будем читать объявления, искать, знакомиться.

Он презрительно фыркнул и не ответил. Я вздохнула.

– Ну вот, теперь ты молчишь…

– Зря жалуешься, – сморщился он. – Если я начну говорить, тебе не поздоровится.

– Мне? Мне не поздоровится? – поразилась я. – По-твоему, я в чем-то виновата? Но разве не ты вел разговор с Трай? Ты вел, ты и запорол. Она ведь твоя жена, не моя. Это ты не смог наладить с нею контакт, это ты…

– Что ты такое несешь? – возмущенно перебил меня Найт. – Она ведь ясно объяснила: проблема снаружи. Снаружи, слышишь, ты, вечная лузерша? Кто из нас двоих снаружист? Мое дело – Хайм, и там я справляюсь очень неплохо. А за наружные вопросы отвечаешь ты, и никто другой. Но разве ты когда-нибудь была способна на что-нибудь? Ты совершенно никуда не годишься, ты, уродливая заика! Бесполезный балласт, паразитка, вечная дармоедка… почему бы тебе не передать меня кому-нибудь другому? Все равно кому – даже последний дебил будет лучше!

Он выпалил эту тираду одним духом и тут же умолк, осознав, что наговорил лишнего. Но я лишь тряхнула головой, и его слова скатились с меня, как вода с утки. Подумаешь! Точно такие же упреки я слышала от себя самой, и не раз.

– Не будем ссориться, – сказала я примирительно. – Это не конструктивно. Если у тебя есть конкретное предложение, я буду рада его выслушать. Мы с тобой плыли на одном судне, Найт, пострадали в одном кораблекрушении и сейчас плаваем среди одних и тех же обломков. И если мы пойдем ко дну, то тоже вместе, нравится это тебе или нет. Потому что ты – это я. Просто, не правда ли?

– Увы, – вздохнул он. – Извини. А предложение у меня такое: найди ее.

– Ее? Трай? А чего ее искать? Она либо приходит, либо нет…

Найт посмотрел на меня как на идиотку.

– Искать надо не ее саму, а ее снаружистку.

Повторяю для дураков: проблема снаружи. То есть – со снаружисткой-оператором. А значит, нужно найти эту снаружистку и решить проблему… – он скривился и повторил за мной: – Просто, не правда ли?

– Но как? – растерянно пролепетала я.

– Как-как… понятия не имею как! – закричал он.

– Я ориентируюсь только в Хайме! Снаружи работаешь ты! Вот и работай! Работай! Найди кого-нибудь: хакера, какера, квакера… заплати, и пусть он тебе поможет. Найди! Покажи хоть раз, что ты на что-то способна!

Найт отвернулся, чтобы не смотреть в мое несчастное лицо. Я тоже молчала, потому что он был совершенно прав, прав во всем, до последнего слога. Наш единственный шанс действительно заключался в контакте со снаружисткой, с той загадочной персоной, которой принадлежал аккаунт Трай и от чьей доброй или злой воли зависело теперь наше счастье. При этом я абсолютно не представляла себе, как ее искать… – но если уж быть до конца честной, то пугало меня вовсе не это обстоятельство.

Я цепенела от сознания обязательности личной встречи, от необходимости говорить, произносить вслух непроизносимые, удушающие слова, то есть делать то, от чего я отказалась давным-давно. Работа машинисткой-надомницей не требовала от меня никакого словесного общения. Мои заказчики заранее знали о моей немоте и даже не пытались вступать в беседу. Я встречала их безмолвным кивком, писала на листке сумму, а затем так же молча возвращала исполненный заказ и получала деньги. Работа через интернет и вовсе не требовала встречи лицом к лицу: все контакты шли через почту, оплата переводилась на банковский счет.

И вот теперь, когда я уже успела привыкнуть к своей многолетней безопасности, старое проклятье вновь тяжким палаческим топором поднималось над моей беззащитной шеей. Если бы речь шла о чем-нибудь другом, я отказалась бы сразу, не думая. Но в тот момент на кону стоял мой сын, мой Постум. Я предполагала, что смогу выжить, лишившись его, – но только после отчаянной борьбы за спасение. В чем у меня не было никаких сомнений, так это в том, что я никогда не прощу себе, если эта потеря произойдет в результате трусости, бегства, отказа от драки. В этом случае я погибну наверняка – просто задохнусь от отвращения к себе самой. Можно сказать, я приняла доводы Найта из чувства самосохранения. Меня душил ужас предстоящей пытки, но альтернатива казалась еще хуже.

«Найди хакера и заплати ему», – сказал Найт.

Этот первый шаг получился на удивление легким. Как правило, в Сети на каждое желание заплатить немедленно обнаруживается множество желающих быть оплаченными. Чтобы не нахватать вирусов и троянов в домашнем компьютере, я отправилась в интернет-кафе и оттуда разместила запрос на нескольких хакерских тусовках. Собственно, это был даже не запрос, а невинно сформулированная просьба о помощи. «Чуваки, помогите девушке! – писала я от лица вымышленной особы. – Моя подруга в Хайме куда-то запропастилась. Говорят, есть умельцы вычислять адрес в реале по виртуалу. Если тут найдется такой, я заплачу. Реально беспокоюсь за человека, помогайте!»

Большинство откликнувшихся были трепачами или троллями; я отсеяла их довольно быстро, предлагая в качестве вступительного экзамена определить мое текущее местонахождение. Человек семь немедленно ответили точным адресом кафе, включая номер стола, за которым я сидела. После недельной переписки, полной взаимных подозрений, остались четыре кандидата. Все четверо принимали основную оплату только наличными, так что живая встреча подразумевалась сама собой. Я настаивала на той же кафешке. Трое согласились, но каждый потребовал перевести относительно небольшой аванс в качестве подъемных. Я перевела всем троим и назначила три встречи; приехал в итоге только один, попросивший меньше прочих.

Общение предполагалось коротким, типа обмена страниц на деньги с моими бывшими машинописными заказчиками. Две встречи; на первой я передам хакеру бумажку с именем Трай и координатами ее аккаунта в Хайме, а он назовет цену. Я кивну, сколько бы он ни запросил. На вторую встречу я приду с деньгами, а он с адресом. Вот так, просто и без разговоров.

Он пришел в назначенное время – ничем не примечательный парень лет двадцати пяти. Сел напротив, поздоровался. Я кивнула и протянула сложенный вчетверо листок с данными. Парень развернул записку и некоторое время изучал ее, думая явно о чем-то другом. Затем он смущенно взглянул на меня.

– Вам это очень нужно?

Я удивилась – что за дурацкий вопрос? Кто бы стал выплачивать аванс ради пустого развлечения? К сожалению, я могла выразить свое недоумение лишь поднятием бровей. Парень покачал головой.

– Я объясню, в чем дело. Добраться до физических координат вашей подруги можно, только взломав Хайм. А Хайм – особенная система. Я имею в виду – с точки зрения взлома. Залезть туда не удавалось пока никому. Вообще никому.

Мое унылое ответное молчание парень расценил как знак недоверия.

– Дилетанты думают, что всё можно взломать, но это не так, – сказал он. – Легко залезть туда, где нет защиты. А взлом больших защищенных систем построен на том, что там работает много людей. Потому что, где много людей, там всегда бардак. Кто-нибудь да забудет закрыть окно или запереть дверь. Но Хайм – другой случай. Во-первых, он защищен, причем круто. Во-вторых, им управляет один-единственный человек. Понимаете? Один! Такой системой! Можете себе представить?

В его голосе звучало восхищение. Я пожала плечами.

– Короче, взлом Хайма возможен в принципе, но невозможен реально.

Хакер откинулся на спинку стула и уставился на меня, ожидая реакции. Нормальный человек в моем положении пробормотал бы что-нибудь вроде: «Что же делать?», но я была не готова даже к такой тираде. Поэтому я просто взяла со стола свою бумажку и встала, думая лишь о том, как бы не заплакать.

– Куда же вы? – удивился парень. – Подождите.

Есть и другой путь. Садитесь, садитесь…

Я села. Он наклонился к самой столешнице и едва слышно прошептал:

– Я могу дать вам адрес. Его. Самого.

«Его адрес? Чей именно? – пронеслось у меня в голове. – Господа Бога?»

Наверное, моя физиономия выражала такое тотальное непонимание, что хакер снова наклонился и прошелестел еще тише:

– Адрес Программера. Так его все называют, хозяина Хайма… – он выпрямился, оглянулся и произнес нормальным голосом: – Но это будет вам стоить. Дайте ваш листок…

В руке его волшебным образом возник карандаш; парень быстро черкнул что-то и пододвинул бумажку мне. Сумма показалась мне неправдоподобно огромной – настолько, что я изменилась в лице. Чуткий хакер чопорно поджал губы.

– Это еще не так много, – сказал он, помолчав. – Подобной инфой владею во всем мире только я, да и то чисто случайно. Он ведь тоже начинал с хакерства. А потом стал кое в чем помогать полиции. Есть там такой особый отдел компьютерных преступлений. Ну и я как-то… впрочем, неважно. Искал-то я там совсем другое, а по дороге наткнулся на его след. Чисто случайно. Потом-то этот след убрали – может, он сам и убрал. Но я уже подглядел… – парень торжествующе хихикнул. – Вот оно как. Точно как я вам объяснял. Тот, кто работает один, не прокалывается. А стоило ему всего один разочек понадеяться на тупых ментов – и вот пожалуйста… Короче, берете адрес или нет?

Я молчала, пытаясь пристроить в сознании эту огромную сумму, но она просто не влезала туда, как плечи здоровенного амбала – в детскую курточку. Даже если собрать все мои сбережения… даже если продать квартиру и всё, что продастся…

– Ладно, – парень снова притянул к себе бумажку. – Если вы так просите, согласен на скидку. Вот. Но это последняя цена. Я ведь тоже рискую. Он наверняка мстительный, и связи у него, должно быть, такие, что везде достанет… А для вас это единственный вариант, поверьте. Идите к нему, падайте в ноги. Он гений, а гении не все злые. Попадаются и неплохие ребята. Ну так как?

«Есть еще деньги Найта… – подумала я. – С ними, пожалуй, хватит». Обрубленное скидкой число втиснулось наконец в мою черепную коробку; швы затрещали, но сдюжили. При этом, наверно, выдавилось что-то другое, потому что я вдруг увидела себя словно со стороны: толстую растерянную пожилую тетку в молодом двадцатипятилетнем плаще. Вот я роюсь в сумочке; движения замедленны и неточны. Вот я достаю ручку, вот робко тянусь за переходящей, как приз, запиской. Вот начинаю царапать на ней неровные буквы. Ручка не пишет, рвет бумагу; сердобольный парень кидает мне через стол карандаш. Я подбираю карандаш и пишу: «Деньги принесу через неделю. Здесь же, в то же время».

Зато на улице я вдруг ощутила поразительную легкость, не шла, а летела. Еще бы, ведь я только что сбросила с плеч практически всё, чем владела, всё, что так или иначе привязывало меня к этому чужому случайному городу: квартиру, мебель, посуду, вещи, скромный счет в банке. Столько лет наружной жизни – где они, что они? Всё обратилось в пшик! И ради чего? Ради пучка эфемерных надежд. Ради надежд на то, что жуликоватый хакер не обманет, что адрес окажется правильным, а гений добрым, что снаружистка Трай согласится меня выслушать, что я смогу в нужный момент выдавить из себя не просто произносимые, но еще и единственно верные слова. Но как бы много ни набралось допущений, какой бы несбыточной ни выглядела итоговая надежда, она все равно была куда реальней, ощутимей, важней наружной эфемерности, наружных лет, наружной жизни, столь бесповоротно и дешево обратившейся в пшик, в ничто. Разве настоящая реальность может исчезнуть с такой быстротой? Никогда. А коли так, то и жалеть не о чем.

«Хорошо бы сохранить ноутбук… – весело думала я. – И оставить деньги на билет. Потому что он ведь может жить где угодно, этот гениальный Программер, в любой точке Земли. Зато Найта я повезу зайцем, чтоб не зазнавался. А то взял себе моду кричать на женщину, тоже мне рыцарь…»