Читать книгу Я связал себе жизнь, суровыми неласковыми нитками… - Алексадр Николаевич Хан-Рязанский - Страница 6
ОглавлениеГлава четвёртая. Лето 1973г. Агния
Мать моя догадывалась, чем я занимаюсь. И это естественно, любую мать насторожат частые и неожиданные отлучки сына по ночам. Она обладала непростым характером, никогда не переливала пустое в порожнее, говорила то, что хочет сказать и всегда называла вещи своими именами.
– Слушай сынок, – мне по большом счету не очень интересно, чем ты занимаешься по ночам, но неужели тебе так нужны эти грязные деньги, которые ты изымаешь у проворовавшихся дельцов?
– Да нет мам, деньги для меня никогда не были мерилом благополучной жизни, нас мужчин иногда занимает в жизни совершенно иной стимул, чем наличие больших денег.
– Тогда почему ты так бездумно рискуешь и постоянно ходишь по краю пропасти?
– Не в этом дело, – я стал серьёзным, – просто я не представляю себя сидящего вечерами в кресле каталке у телевизора с чашкой кофе в руке. Не того я склада. Моя бульдозерная жизнь, которую я веду, случилась не без помощи твоего участия. Ты женщина азартная и импульсивная, что передалось и мне, а азарт – это выброс адреналина, этим я живу и это движет мной. Хотя в последнее время, благодаря тебе, я чувствую, что пора остановиться. Вот найду себе женщину по душе и успокоюсь навсегда.
– Скорей бы это произошло. Я уже устала быть одной, мне даже поговорить в доме не с кем.
– Мам, ну зачем мне сейчас жениться в таком раннем возрасте? Мне нет ещё и двадцати лет! Мать притворно сердясь, развернула меня за плечи к выходу и проворчала в след, – Иди уж, жених!
Я решил вновь напроситься в гости к тёте Шуре и не спеша отправился к знакомому дому. На мой стук, мне долго не открывали, но я знал, что бабка дома. Наконец послышались шаркающие шаги, завертелся ключ в замочной скважине и дверь открылась на длину цепочки.
– А это ты, что припёрся в такую рань? Я тебя ждала к обеду.
– В обед я не могу, у меня наметились другие дела. Она пропустила меня в прихожую и, ворча, сразу захлопнула дверь – ходят тут всякие. В зале, на полу была расстелена дерматиновая клеёнка, на которой, в разобранном виде находились детали от трёх пистолетов. Бабка молча, взяла ёршик, макнула его в железную ёмкость с ружейной смазкой и продолжила чистку пистолетных деталей.
– Оружие любит чистоту, – наконец проговорила она и посмотрела на меня.
– Что случилось, почему такой кислый и выглядишь, как печень моего соседа-алкоголика?
– Да мать достала, женись, да женись и точка!
– Ну естественно, ты должен оправдывать возложенные на тебя надежды. Только с твоим образом жизни это никак не вяжется, ты должен выбирать, или жена и дети, или скитание по нарам и шконкам в местах, где женщин не подпускают на пушечный выстрел. Это несовместимые вещи. Когда-то мудрый Гомер сказал: «Берегись с женою быть слишком доверчив». Жена – это серьёзная уязвимость для рисковых людей, это хомут и хомут очень серьёзный. А про детей я вообще молчу.
Хочешь жениться? Пожалуйста, вон сколько вокруг длинноногих красавиц вьётся вокруг тебя, но тогда про воровскую жизнь тебе придётся забыть.
– Да ладно вам тёть Шур, основываясь на собственном опыте могу с уверенностью сказать, что длинноногие девушки абсолютно бездарны в постели.
– Ну какой, а, вы посмотрите на него, тоже мне, Жан Маре недоделанный, смотри пробросаешься.
– Да какие мои годы, ещё успею.
– Надеюсь, что у тебя уже есть такая девушка на примете? Только прошу тебя, будь осторожен, красивая девушка рай для глаз, но ад для души и чистилище для кошелька.
– Есть, но она странновато себя порой ведёт и не подпускает меня близко к себе.
– Ладно, давай неси из холодильника пару бутылок пива чимкентского разлива и вяленого палтуса прихвати. Разговор у нас будет очень серьёзный и возможно тебя от этих новостей может хватить апоплексический удар. Я заинтригованный таким неожиданным поворотом, быстро принёс бутылки, открыл и с наслаждением отпил добрую половину бутылки. В связи с убийственной жарой летом хорошее пиво в Средней Азии было всегда в большом дефиците.
– Присаживайся Александр и пожалуйста не вздумай меня перебивать, разговор у нас будет долгий и не очень приятный, наконец пришло время тебе всё рассказать.
– Что-то начало нашего разговора начинает мне уже не нравиться!
– Думаю, то что я сейчас расскажу, тебе ещё больше не понравиться.
– Ого! Терпеть не могу сюрпризы, но я весь внимание.
– Когда-то, очень давно, жила-была приличная девочка Агния. Природа одарила её неплохими физическими данными и к 1917-му году, она уже имела все положенные выпуклости, присущие девушкам в гораздо старшем возрасте. К тому же она имела на плечах весьма неглупую головку. Дочь начальника одного из полицейских отделений Санкт-Петербурга, с детства, вращаясь в кругу питерской богемы, она в раннем возрасте усвоила все прелести современной жизни и рано узнала цену этой жизни. К тому же, её отец, Прохор Иванович Зотов был тоже далеко не дурак и прекрасно умел извлекать всё полезное из этой жизни. Частенько брал взятки и жил с дочерью ни в чём себе не отказывая, жена его, после скоротечной болезни, мучилась недолго и умерла от чахотки в 1912 году в Крыму.
К концу этого же года обер-полицмейстер Санкт-Петербурга, за определённую мзду, назначил его начальником полицейского отделения, возложив на него контроль за деятельностью подчинённых ему околоточных надзирателей в Путиловском районе, а те в свою очередь контролировали участковых приставов. Через некоторое время, чувствуя свою безнаказанность, он набрал такой ход, что вообще попутал все берега. Теперь он сам не брал взяток напрямую, а обязал всех приставов приносить ему деньги прямо в кабинет. Рядовой городовой получал жалование 130-150 рублей в год, жилье ему, вопреки уставу, теперь предоставлялось не в казарме, а в доходном доме бесплатно, кормился городовой на улицах, в кабаках, на рынках и в борделях, где главную скрипку играли "синенькие" и "красненькие" купюры номиналом в пять и десять рублей, которые позволяли им жить припеваючи. А с приходом нового начальника отделения жить городовым стало ещё лучше. Отдал раз в неделю определённый процент от мзды и продолжай творить чудеса на вольных хлебах. Ответственности никакой. Всем городовым он непринуждённо и не навязчиво объяснил, что от количества ассигнаций, вложенных в конверт, напрямую зависит их продвижение по служебной лестнице. И со временем некоторым благоволила удача, из городовых, после пяти лет безупречной службы, они производились в околоточные надзиратели, а это уже другие деньги и другие привилегии. Под началом околоточного надзирателя оказывался определённый район (околоток) и несколько городовых.
В поздней Российской империи, каждый чиновник должен знать своё место, а околоточный надзиратель это уже фигура, пусть пока маленькая, но со значительным повышением личного статуса. Тут и форма полагалась, как всем чиновникам в классе, а к ней наган в кобуре и шашка казачьего образца с черным кавалерийским темляком на красной юфтевой портупее.
Городовые, по-современному, это что-то наподобие наших милицейских участковых, имели довольно широкие полномочия, от контроля за ремонтом мощёных улиц, доходных домов, за любым строительством в его околотке, до контроля за рынками и правилами соблюдения уличного порядка, за лоточниками торгующих на улице, за разносчиками продуктов, за кабаками и трактирами, а главное, за многочисленными домами терпимости, до революции в Российской империи проституция была занятием легальным и каждая продажная женщина должна быть официально зарегистрирована, а в качестве подтверждения она получала соответствующее удостоверение. А где платят за удовольствие и требуется разрешительная документация, там всегда будет царить мздоимство и гнусное вымогательство. Вот и выстраивалась по утру в понедельник очередь из городовых, которые по одному входили в кабинет начальника отделения полиции Зотова Прохора Ивановича и отчитывались о проделанной работе за неделю, не забывая при этом вложить в любезно приоткрытый ящик стола, вожделенный конверт с дензнаками. Последующие исторические события, перечеркнули всю сладенькую жизнь Зотова Прохора Ивановича и не дали до конца жизни насладиться этой приятной синекурой…
– Тётя Шура, этот экскурс в историю Российской империи имеет какое-либо отношение ко мне? Надеюсь вы меня не обвините в свержении самодержавия и внедрения социалистического строя в Российской империи? К большому сожалению я к этому не причастен!
– Не язви и придержи свой остренький язычок, да, косвенно эти события коснутся и тебя, но гораздо позже, видно так уж повелось, что без допинга разговор у нас не получается, и чтобы ты более внятно все вкурил, сходи-ка на кухню и принеси из холодильника бутылочку "Киндзмараули" и вынь пожалуйста из своей беспокойной задницы родовое шило, посиди спокойно и послушай.
– Была у них в семье ещё одна дочь, на семь лет младше Агнии, но после смерти матери, её, совсем крохотную забрала к себе тётка, старшая сестра матери. Своих детей им Бог не дал, и она уговорила отца Агнии отпустить девочку на время пожить у них в Москве. Через два года отец Агнии потребовал дочь назад, но начавшиеся летом 1914 года Первая Мировая война, спутала все карты, муж тётки, военный офицер, незамедлительно отбыл в пехотный полк расквартированный в Можайске, полк в срочном порядке снялся с постоя и отправился на фронт. Больше своего мужа тётка не видела. Видно сгинул бравый офицер его Величества на этой бессмысленной и жестокой войне. Тётке было страшно оставаться одной, и она правдами или неправдами, уговорила отца Агнии не забирать дочь, пока не кончится война. Но, как говорится в Ветхом Завете: «Много замыслов есть в сердце у человека, но случится только то, что определено Господом».
За Первой Мировой, последовала Февральская революция, через восемь месяцев грянула Октябрьская, а потом завязалась кровопролитная Гражданская война. В сентябре 1918 года ВЦИК принял резолюцию, в которой появился кровавый термин «красный террор»: «На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и её агентов». Декрет, положивший начало массовым расстрелам представителей русской интеллигенции. Начались аресты всех дворян и жён военных офицеров, их вылавливали и попросту расстреливали на улице без суда и следствия. Эта позорная страница русской истории продолжалась вплоть до начала Великой Отечественной войны. В один из дней пришли и за тёткой, а семилетней сестре Агнии чудом удалось схорониться в соседней конюшне под ворохом прошлогодней соломы. Осталась сестра Агнии одна, без дома, без денег и без одежды. Дом экспроприировали большевики для нужд революции.
– Как можно выжить такой маленькой девчонке без поддержки родителей – я не понимаю?
– С началом Первой Мировой войны, тысячи малолетних детей и подростков остались без родительского крова и средств к существованию, они стали массово убегать из голодных западных губерний России в центральную и южную часть страны. События семнадцатого года и начавшиеся потом Гражданская война оставили сиротами несколько миллионов детей. Уже к началу 1919 года огромное количество детей скиталось по просторам России без куска хлеба и жилья. Гражданскую войну, Агния Зотова встретила в 14-летнем возрасте, отец с должности был смещён большевиками, арестован и бесследно исчез. Её определили в детский дом, из которого она в 1920 году сбежала вместе с группой таких же сирот.
Началась у Агнии беспризорная жизнь, она крала продукты на рынках, дралась за каждое украденное яблоко или кусок сала, до потери сознания с торговцами, а однажды, даже исполосовала опасной бритвой одного беспризорника за краюху хлеба и во время одной из облав на рынке была задержана чекистами. Всех беспризорников, кое-как отмыли, подстригли, выдали мало-мальски годную одежду и вывезли под Полтаву, где определили в воспитательное учреждение для несовершеннолетних правонарушителей. им. М. Горького, под управлением А. Макаренко, где она пробыла до конца 1924 года.
Эта коммуна, за время своего существования до конца двадцатых годов, практически ничего не получала от государства и была на самоокупаемости. Воспитанники сами обрабатывали себя. Колонисты имели реальное дело, которое их и кормило, и дисциплинировало. Вначале колонисты обустроили своё натуральное хозяйство просто чтобы себя прокормить, позже занялись серьёзным производством. В 1922 году, после окончания Гражданской войны, коммуна попала под пристальное внимание Ф. Дзержинского. Коммуне стали помогать чекисты отдавали часть своего жалования, но этого хватало только на половину потребностей и со временем, коммуна была переименована в коммуну имени Ф.Э. Дзержинского, чтобы получить поддержку от государства. Именно Дзержинский настоял на том, чтобы специальный Декрет Совета Народных Комиссаров 1919 года обязал бесплатно обеспечивать детей продуктами питания вне зависимости от их социального происхождения. Конечно, эта идея понравилось не всем, но категорическое требование Дзержинского: «для детей нет тюрем и лагерей» не осталось пустым звуком, Ленин его поддержал и подписал Декрет. Пребывание в этом учреждении сыграло важную роль в становлении и развитии характера Агнии и через четыре года её, как ставшую твёрдо на путь исправления, приняли в комсомол и несмотря, что эта коммуна была мальчиковая, рекомендовали вожатой в трудовую коммуну ОГПУ №1, которая образовалась в 1924 году, недалеко от Москвы. Агния быстро взрослела и её начали интересовать, более приближенные к земной жизни, профессии.
Дочь высокопоставленного полицейского, не озлобилась, не стала мстить красному террору за физическое устранение своего отца и, как её не уговаривали, не присоединилась к белому движению: "За веру, царя и отечество", а лозунги большевиков, такие как: "Землю крестьянам, фабрики рабочим" нравились ей всё больше и больше, она полностью признала советскую власть. Это и определило дальнейшую судьбу Агнии. У неё не осталось в России больше родственников, чтобы выбирать, на какой стороне баррикад ей оставаться. О сестре не было никаких сведений. В 1926 году поступила в московский рабфак – учреждение системы народного образования, потом на высшие юридические курсы, а летом 1931 года поступила в только что образовавшийся Московский институт советского права. За время учёбы в совершенстве овладела английским, итальянским и немецким языками. Обучение Агния закончила в 1936 году и получив диплом, стала специалистом по советскому праву. В один из дней была вызвана в райком и по комсомольской путёвке была рекомендована большевиками для работы в НКВД.
Таких как она, обездоленных, умных и дерзких НКВД собрал целое поколение ровесников революции, которые предпочли не спокойную гражданскую жизнь, а жизнь полную опасностей и приключений. России надо было восстановить порушенную революцией агентурную сеть, а также усовершенствовать систему советской разведки. Карьера Агнии Зотовой сложилась весьма удачно: она без проблем пережила репрессии, была награждена правительственными наградами, но это видимая сторона её жизни, а была ещё одна, глубоко скрытая от посторонних глаз, о которой мало кто знал. Капитан НКГБ Агния, под оперативным псевдонимом "Каракурт" вошла в особую группу, которая состояла из потомственных русских дворян. НКВД умела работать и ревностно хранила свои секреты. В августе 1938 года Агнию нелегально перебросили в Норвегию, где она легализовалась и оформила фиктивный брак с местным норвежцем, работавшим на русскую разведку под псевдонимом "Слава". В Норвегии она вербовала вчерашних русских аристократок, актрисулек и известных обольстительных красавиц. Агния с ранней юности умела разговаривать с людьми, доходчиво объяснять прописные истины и виртуозно ими манипулировать. К завербованной будущей сотруднице спецслужб, предъявлялись особые требования. Она должна была уметь владеть собой, разбираться в тонкостях психологии, знать языки, но главное – быть привлекательной. Таких несчастных, но гордых, белоэмигранток в Европе было вдосталь. Не согласных работать на советскую разведку профурсеток и идейных фанатичек, дабы не быть раскрытой, Агния попросту устраняла чужими руками, инсценировав несчастный случай.
После оккупации Норвегии Германией в 1940 году и после досадного прокола, в котором был виновен её легендированный муж, они срочно свернули вербовку и перебрались в немецкий Франкфурт-на-Майне, где выдавали себя за итальянцев, получили вид на жительство и стали преподавать детям немецких бюргеров в элитной немецкой школе, итальянский язык, а "муж" испанский. Постепенно стали вхожи в богатые и известные дома немецких политиков, банкиров и высокопоставленных военных, что было отличным местом добычи информации для нашей разведки. Развивающему СССР, накануне войны, позарез нужна была валюта, а Франкфурт был финансовым центром Германии на протяжении столетий и являлся местом сосредоточения крупных банков. На протяжении двух лет им удалось провернуть несколько финансовых операций, в результате которых, огромная сумма в иностранной валюте, была трансформирована в слитки золота и отправлена через третьи страны в СССР. К концу 1944 года, когда советские войска полностью очистили от немцев территорию СССР, её и фиктивного мужа вывели из операции и решили срочно вернуть в Советский Союз. При переходе границы агент Слава был убит румынскими пограничниками в Чёрном море. Потом было ещё несколько операций, но уже на Ближнем Востоке и Юго-Восточной Азии.
Мало кому из ранних чекисток удалось совместить работу с женским счастьем, но Агния в этом преуспела. Официального мужа у неё никогда не было, но было двое детей зачатые по любви от разных мужчин.
– Ого, что я слышу, опять золото? Это уже интересно, продолжайте!
– А нечего продолжать, в 1947 году Агния, сняла погоны и перешла в совсем другое ведомство.
– И что, больше она с сестрой не встречалась и не знает, что с ней стало после войны?
– Что с её сестрой было дальше, Агния не знала, они лишь однажды встретились случайно, перед самым началом войны, но это уже была не та кроткая и покладистая кроха. Агнии показалось, что это был хитрый, алчный и беспринципный человек, но это было не так. Это была маска, которая её спасала. Она Агнию не узнала, да и не могла узнать, слишком мала она была в 1912 году, к тому же, Агния сменила имя и фамилию, так требовалось при работе под прикрытием. С началом войны их пути окончательно разошлись, но Агния не переставала искать свою сестру, писала, на протяжении пяти лет, запросы в архивы МВД, НГКБ СССР, в архивы союзных республик, но тщетно, всё, что касалось репрессий, расстрелов, многочисленных лагерей, допуск к такого рода материалам был зачастую закрыт по причине не снятия с них грифа секретности. Всё это ей показалось очень странным.
– Господи, какие шпионские страсти вы мне рассказываете, а надо ли мне это знать?
– Да, о своих родственниках ты должен знать всё!
– О каких родственниках, какое отношение имеют мои родственники к разведке, открыл я было рот и… чуть не лязгнув, по-звериному зубами, закрыл, наконец до меня, на подсознательном уровне, что-то начало доходить, но я решил пока не задавать вопросов, а дослушать эту исповедь до конца.
– Чёрт бы побрал эту вашу сталинскую идеологию, как вы там выживали? Тётя Шура не ответила, она задумчиво смотрела в окно, по её щекам катились крупные слёзы.
Я хотел её успокоить, сказать какие-то тёплые слова, и… осёкся на полуслове, мне стало вдруг всё понятно, – Тётя Шура, Агния Зотова это вы? – промямлил я, чуть дыша, – но почему у вас имя Агния? Тётя Шура вздрогнула, вытерла слёзы платком и строго посмотрела на меня, – Догадался стервец – я не сомневалась! А новое имя? Это я подстраховалась, для предупреждения лишних вопросов и в середине шестидесятых сварганила себе новый паспорт. С тем, что у тебя покоится в кармане, не трудно было это сделать. Я смущённо притупил взгляд, – все заметила старая чекистка!
– Так, раз всё мы расставили по местам, я буду рассказывать от первого лица, и так, продолжим.
– Увидев вашу гбэшную ксиву и прикинув что почём, мне не трудно было догадаться.
– Ты уже знаешь, что я сидела в Амурлаге с 1951 по 1960 год, но не знаешь, что я там встретила свою сестру, которую не видела более двадцати лет.
– Да вы что! И как ваша встреча прошла, вы узнали друг друга?
– В начале 1955 года в Амурлаге, в этом жутком месиве изуродованных жизней, я обратила внимание на фамилию Зотова, когда начальник конвоя, вечером, выкрикнул эту фамилию во время вечерней проверки. Я запомнила бригаду, в которой девушка работала и после отбоя разыскала её. После нескольких наводящих вопросов Агния убедилась, что перед ней действительно её родная сестра. Сестра, после трагических событий в 1918 году, навсегда так и осталась с покалеченной судьбой: на её глазах большевики расстреляли тётку, потом пребывание в детском приюте с нечеловеческими условиями содержания, побег в 1926 году, затем улица, свирепая шпана, нищета, голод, воровская среда и, так до первого ареста за кражу пары булок хлеба у лоточника на рынке. С измальства, заклеймённая унижающей фразой: "шпана беспризорная", отвергнутая обществом и озлобившиеся до такой степени, что с годами, растеряла все доброе, которое присуще нормальному человеку и очень быстро превратилась в настоящую преступницу.
Сразу после революции вышел Декрет СНК в 1920 году, где отменили суды и тюремное заключение для несовершеннолетних, но уже в 1926 г статья 12 УК РСФСР вновь разрешила судить детей с 12-летнего возраста за кражу, насилие, увечья и убийства. Вот сестрёнка в 15-м возрасте и попала под эту раздачу. Через два года вышла, идти некуда, на работу не берут, везде отворот поворот, и в конце концов опять воровская малина, наглое ворьё, неизменные пьянки, перед самой войной вновь кража по-крупному, приличный срок и, как водится, в воровской иерархии, превратилась в авторитетную «жучку».
В 1954 году, в лагере, сестрёнка неожиданно повстречала свою подругу детства, вместе бежали из детского приюта в 1924 году, вместе крали, беспризорничали и скитались по просторам России. Неожиданно выяснилась, что подруга её – мамка, так на воровской фене именовали женщин, родивших в лагере ребёнка. В конце 1952 года у подруги завязался нешуточный роман с местным режимником, красавцем грузином— «кумом», как его здесь называли и неожиданно забеременела. Роды прошли благополучно, мальчишка родился здоровый, но крикливый и с незначительным дефицитом массы тела. Ребёнку было около двух лет. Имя отца ребёнка до сих пор остаётся неизвестным, на этот вопрос она не желала отвечать, замыкалась и молчала как партизан. Лишь однажды, один единственный раз, в минуту редкого откровения, она с надрывом в голосе пожаловалась, – Тамара, милая, даже находясь в этом нечеловеческом аду, я чувствовала, что у меня осталось очень мало времени и до умопомраченья, до боли в сердце, мне, молодой женщине, не познавшим себя в материнстве, хотелось горячей любви, хотелось о ком-то заботиться и до безумия хотелось ребёнка – существа, самого родного и близкого, который продолжит мой род и за которого мне не жаль будет отдать жизнь. Они обнялись и вдруг, как по команде, не сломленные невзгодами, две стальные духом девушки, навзрыд заплакали. Тамара её поддерживала и при случае, всегда помогала скудными продуктами.
В дни, когда на улице метёт сумасшедшая пурга и мороз выше пятидесяти, на работу нас не водили и все узницы, запертые в бараках, вспоминали своих детей, семью и свою жизнь на воле. Разоткровенничалась и подруга сестры, она, задумчиво теребя ватную подушку, с горечью произнесла, оглядываясь по сторонам, – Знаешь Тамара, – страшно не родить, страшно подумать, что ждёт этого ребёнка в будущем. Теоретически, отбыв срок, я имею право забрать своего ребёнка, при условии, что ребёнку не исполнилось три года на момент освобождения матери. Но это теоретически, в основном же, после трёх лет ребёнка у меня изымут и отправят в детский дом, в какой – мне никогда этого не узнать. Меня, скорее всего, после рождения ребёнка, как правило, лишат родительских прав, и даже отбыв срок, я не смогу восстановить свои материнские права. Условия в детдомах очень ужасные: дети умирают от голода и холода. Судьбы детей, рождённых за колючей проволокой, будут складываться тяжело и непредсказуемо. Детей врагов народа в детдомах не жалуют, ежедневно избивают, забирают у них еду, насилуют, не взирая на возраст. Да что я тебе рассказываю, мы с тобой сами прошли в детдомах эти круги ада. Вот чего я боюсь. Но самое страшное – будут ломать ребёнка идеологически, методично править психику через колено и настраивать против нас, якобы не путёвых родителей. По прибытию в детдом сразу поменяют фамилию, заставят отказаться прилюдно и осудить родителей, внушая, что они были врагами советской власти. Если малыши – эти ещё не до конца поймут это, но вот школьникам будет совсем тяжко, им настоятельно будут рекомендовать забыть своих родителей, сторониться их, испытывать стыд и нетерпимость и даже ненавидеть – ведь вождь советского народа никогда не ошибается. Тамара, если со мной что-нибудь случиться, дай слово, что ты моего ребёнка не бросишь и найдёшь его где бы он не был? Тамара такое слово дала.
–Да, дела, – я лишь сокрушённо покачал головой, – вот где Освенцим.
– Мамочек от работы освобождали только непосредственно перед родами. В случае рождения живого ребёнка, кормящие матери получали для новорождённого несколько метров чистой белой ткани для пелёнок, усиленную пайку хлеба, три раза в день примитивные щи из белой капусты или из прошлогодней брюквы, иногда их баловали рыбными отходами со стола надзирателей.
– Но ведь это неправильно, ребёнок ни в чем не виноват! Почему ему не предоставляли полноценное питание?
– Новорождённый не считается заключённым и его не обязаны ставить на довольствие, однако, по неписанному правилу, ему иногда выписывался неплохой детский паек. Баланда для мамочек, в период кормления, как правило, становилась гуще – должно же быть молоко у матери. Матерей каждый день под конвоем сопровождали к детям для кормления, а если попадался сердобольный начальник караула или вдруг он оказывался отцом ребёнка, что было нередко, то матери оставались на ночь с детьми. Вот после одного такого посещения подруга сестры неожиданно бесследно пропала, и за ребёнком смотреть стало некому. Много позже стало известно, что кто-то ночью шагнул в запретку и часовой на вышке попросту его застрелил. Это была подруга сестры.
– Страсти-то какие, как можно отказаться от своего ребёнка? – возмутился я.
– Через много лет, мне удалось узнать из архива МГБ, что у неё местный лепила определил туберкулёз, причём в открытой форме, и чтобы не передавать с грудным молоком ребёнку эту заразу, она решилась на этот отчаянный шаг.
– Да… на это не каждый решиться! Довольно неординарный поступок.
– Что интересно Александр, многие дети и я в том числе, которые потеряли родителей, прошли детские дома, нечеловеческие лишения, были по большому счёту так несчастны, что, сцепив зубы, не смотря на повсеместное унижение, не сломались, не наплевали на свою жизнь, а выучились и стали достойными людьми своего общества. После освобождения, большинство лагерных мамок, на протяжении многих лет – даже после реабилитации, не любят и боятся говорить в кругу семьи, про сталинские лагеря. Прошло чуть более пяти лет после разоблачения культа личности Сталина и лозунг: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» скоренько заменили другим: «Всё лучшее – детям!». Но ничего не изменилось, мамки всё равно весьма неохотно отвечают на эти вопросы. Прошло много лет, и я впервые тебе всё это рассказываю.
У сестры появился смысл жизни и она, во что бы то не стало, решила выходить этого ребёнка, она упросила режимника, за эту индульгенцию ей пришлось провести с ним ночь, переписать ребёнка на неё, делились с ним последним куском пайки, делала «соски» – размоченный кусок хлеба заворачивала в марлю и совала ребёнку в рот, как могла подкармливала его до трёх лет и не давала его никому в обиду. А с появлением меня, я пользовалась у политических неким авторитетом, жизнь у неё стала более-менее сносной. Тётя Шура, трясущими руками, никак не могла прикурить папиросу, раз за разом спички ломались и не зажигались. По её глазам и по трясущим рукам я понял, что ей очень трудно и неприятно вспоминать об этом прошедшем кошмаре.
– Бывало, что в лагере сидели целые семьи, хотя обвинение в контрреволюционной деятельности был предъявлено только одному члену семьи.
– Как же так, – ведь дети за отца не отвечают, не это ли сказал ваш товарищ Сталин?
– Пацан наивный, в то время в нашей стране за отца отвечали все, начиная от сына, дочери, мамки, дедки, бабки, тётки, даже дворовый Тузик держал ответ, любой человек имеющий хоть малейшее родственное отношение к арестованному должен быть репрессирован. На каждую семью "врага народа" составляли формуляр со списком всех родственников до седьмого колена. – жён, детей, престарелых родителей, дядек и тёток, невзирая на преклонный возраст и даже тяжело больных. Жены арестовывались в первую очередь, если только она не оказывалась беременной, за ней следовали дети старше 14 лет. В лагерь прибывали и больные, и пожилые, и беременные, и женщины с грудными детьми – никаких исключений не должно было быть. Идеологическая мясорубка работала на всю катушку!
– Из-за вас и нам… член вашей морде, —проговорил я зло, – политическая статья – это страшно!
– Меня донимал долгое время другой вопрос, почему сестра не была освобождена по Ворошиловской амнистии, которая была в марте 1953-го года? Со мной-то понятно – я политический узник, и, как мы не ожидали долгожданной свободы, её так и не последовало, но она осуждённая по бытовой статье и должна была освободиться. Это долго оставалось для меня загадкой. При разговоре, сестра старательно обходила стороной годы военного периода, а ведь последний срок она отхватила в Киеве в мае 1941 года, за месяц до начала войны и скорее всего их не успели вывезти до сентября 1941 года, когда Киев вошли немецко-фашистские войска. Немцы в начале войны выпускали всех заключённых из тюрем, в надежде, что кто-то согласится на них работать, но потом просто расстреливали всех прямо в камерах.
– Где сейчас ваша сестра, опять на зоне?
– Нет, с прошлой жизнью благодаря мне она завязала, а живёт здесь неподалёку и о том, что она воровская "жучка" никто не знает, она сменила документы и у неё другое имя. Так вот, только осенью 1955 года, когда вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941-1945 годов из лагеря начали освобождать лиц, сотрудничавших с оккупантами в военный период, мне сразу стало понятно почему моя сестра старательно скрывала своё прошлое в военный период – она работала на немцев, то есть была пособником, а за это после войны судили очень строго. Подавленная этим неприятным известием я несколько дней не решалась поговорить с сестрой, но, в один из дней набралась храбрости и напрямую спросила, – Сестра, давай не придумывай ничего, а выкладывай начистоту, ты работала на немцев? Как могло такое произойти?
Сестра смешалась и зло ответила, – Ты была в немецком плену, ты знаешь, что это такое? Это не сталинские лагеря, где худо-бедно есть шанс выжить, ежедневно подогревая себя надеждой, что однажды твой срок наконец закончится и ты выйдешь на свободу живой и невредимой. А там не было такой уверенности, ни тем более надежды, мы каждый день ждали неминуемой смерти. А я хотела жить, мне было всего неполных тридцать лет, понимаешь – жить! Хочу успокоить тебя, в карательных операциях я не участвовала, немцы не доверяли мне оружие, но горюшка с ними я хлебнула сполна. Я работала в прачечной, вытаскивала из камер пыток истерзанные трупы партизан и пленных красноармейцев, а по ночам, эти немецкие кобели измывались над нами как хотели. Когда немцы побежали с Украины, я срочно в 1948 году устроилась на маленький срок, совершив наглую кражу, чтобы скрыть своё незавидное прошлое, но мне это не удалось, выдал меня один из выживших красноармейцев. Влепив скоренько, мне в зубы, десять лет лишения свободы по ст.58.3, с последующим поражением в правах на 5 лет, я оказалась тут, в этом мрачном месте. Спасибо, что не расстреляли, но легче мне от этого не стало, получив клеймо пособника нацистов, мне любезно предложили смерть в рассрочку. Подарив жизнь, наше долбаное государство предоставило мне возможность искупить свою вину ударным трудом в лагере. И если бы не ты Агния, то, при существовавших нормах выработки и крайне плохом питании, моего здоровья хватило бы ненадолго и потеряв всякую надежду, я оправилась бы вслед за своей подругой. Но теперь я не могу, мне надо жить, у меня ребёнок, а это шанс начать свою жизнь по-новому.
– Да, неисповедимы пути Господни! Как же жизнь ломает людей. Я откупорил полную бутылку пива и начал неспешно отхлёбывать.
– То, что я тебе сейчас расскажу, будет похоже на фантастику, но эти события произошли реально и они напрямую касаются тебя. Делаю это я, по указанию твоей матери, сама она не решилась бы тебе это рассказать.
– Так, интересно девки пляшут – по четыре сразу в ряд. Я чего-то о своей семье не знаю?
– Александр, а ты в каком году родился и где?
– В 1953 году в Запорожской области на Украине.
– Ты в этом уверен?
– Так написано в моём свидетельстве о рождении.
– А как полное имя твоей матери?
– Екатерина Ивановна Ярцева, 1918 года рождения, уроженка Курской области.
– К сожалению, она не твоя родная мать, не она тебя родила, но имеет некоторое отношение к твоему рождению! От этой неожиданной новости я поперхнулся пивом, бутылка выпала у меня из рук, и я стал медленно, вслед за бутылкой оседать на пол. Тётя Шура, не давая мне опомниться, продолжала, – Твою настоящую маму действительно звали Екатерина Ивановна Ярцева, она погибла от пуль автоматчиков в 1955 году в Амурлаге, а моя младшая сестра, Зотова Тамара Прохоровна заменила тебе твою биологическую маму!
Я оглушённый этой убийственной новостью сидел на полу в полуобморочном состоянии и, как рыба, хватал открытым ртом воздух. Из бутылки, противно булькая, медленно лилось пиво на туркменский ковёр ручной работы. В комнате повисла неприятная пауза.
Наконец я пришёл в себя и пробормотал, – Выходит, моя мать ваша родная сестра Тамара?
– Да, Тамара освободилась по амнистии раньше меня на пять лет и твёрдо решила разыскать тебя, но в первую очередь она решила навести порядок в своих документах, сам понимаешь, отдать на воспитание ребёнка только что освободившемуся пособнику нацистов, на это не осмелится ни одно государственное учреждение. Всеобщее презрение к этим людям, после окончания войны, было повсеместным. После недавней войны в архивах и Загсах ещё не навели порядок в документах, часть архива сгорело, часть пропало, а часть попросту было вывезено немцами. Особенно это было сильно заметно на оккупированных территориях, поэтому она специально приехала на недавно освобождённую Украину. Сестра, по приезду на Украину с ненавистью изорвала справку об освобождении и написала заявление, где указала, что в связи с оккупацией Украины немецкими войсками, паспорт был изъят в полицейском управлении гестапо и утерян. Тамара Прохоровна Зотова, нынешняя твоя приёмная мать, была на восемь лет старше твоей родной матери Екатерины Ивановны Ярцевой, но при изготовлении новых документов, она это скрыла и указала свой год рождения как 1918, сменила имя Тамара Прохоровна на Екатерина Ивановна и взяла фамилию Ярцева. Этим она убила сразу двух зайцев, сняла с себя клеймо пособника нацистов и автоматом стала твоей биологической матерью.
…Добавлю от себя, что в те годы про стандартное тестирование ДНК на материнство ещё было в зачаточном состоянии и погрешность составляла довольно большой процент и задолго до теста ДНК, учёные использовали лишь группу крови для определения отцовства или материнства ребёнка, но тест на основе групп крови был не очень точен, достоверность родства по крови составляла всего 30% и установление отцовства или материнства по группам крови являлось приблизительным методом определения родства. Да и кому это было нужно, страна лежит в руинах, больше половины семей СССР войной разметало по разным углам страны, медперсонала не хватало на примитивное медицинское обслуживание, а тут сложнейший тест…
– Был правда ещё один нюанс, который Тамара не предусмотрела – архив лагерного пункта, входящего в систему лагерей Амурлаг, но видимо ещё остались невидимые ангелы на земле, в 1958 году вспыхнул бунт заключённых недовольных условиями содержания, бунт был жестоко подавлен, но заключённые успели сжечь все постройки и архив сгорел, а лагерный пункт был расформирован.
Этому предшествовали долгие поиски тебя по детдомам России, тебя она не нашла, но, в одном из детских домов города Куйбышева напала на след. Она предъявила подлинные документы, что она мать Екатерина Ивановна Ярцева и ищет своего сына, в этом детском доме ей сообщили, что её сына, Ярцева Александра, забрал отец в 1957 году. С твоей родной матерью мы с моей сестрой чалились в исправительно-трудовом лагере в Тайшете, строили долбанную железную дорогу «Тайшет-Братск» Это, так называемое сейчас – начало БАМА! В лютые морозы, преодолевая снежные заносы, в весеннюю распутицу, в зной, ежедневно стоя по колено в воде, мы прокладывали дорогу по горам, отсыпали дорожное полотно, укладывали рельсы. Адский труд и скудное питание унесли там немало жизней. С нами бок о бок трудились пленные японцы, так они вообще мёрли пачками. Там-то и подхватила твоя родная мать туберкулёз, и чтобы обезопасить тебя от заражения и от клейма «сын пособника нацистов» и предчувствуя свою скорую кончину, она в одну из ночей специально бросилась в запретную зону. В этом случае никаких документов, кроме констатации смерти не составлялось, тело просто хоронили в безымянной могиле. После кошмарного трудового лагеря в Тайшете, меня наконец в 1955 году перевезли этапом в Краслаг, иначе ты бы сейчас не разговаривал со мной. Тамара-Екатерина к тому времени уже освободилась по амнистии. После моего освобождения, я разыскала вас и всегда находилась рядом с вами, но то, что мы сёстры предпочитали не распространяться.
– Я тоже мало что знаю о своём происхождении, ваша сестра, моя мать патологически скрытный человек и она до сих пор очень ревностно бдит, и не распространяется о своём прошлом. Но точно знаю, что она была бедовой, имела воровские татуировки, что определяло её в уголовном мире, как маститую воровку. И эти специфические воровские наколки с изображением финки опоясанной змеёй на правом предплечье, она всегда тщательно прятала под бинтовой повязкой.
– Да, это я посоветовала ей держать рот на замке, всегда носить одежду с длинным рукавом и закрывать все свои воровские наколки. Моя сестра никогда не была официально замужем и по придуманной нами легенде, родила она тебя от какого-то командировочного грузина, который, возможно до сих пор не знает о твоём существовании.
– Вот, именно эту историю она мне несколько раз рассказывала и мне кажется, что это наиболее достоверная и правдивая версия. Правда, учитывая, что вы мне сейчас рассказали и эта сказка не выдерживает никакой критики.
– Твоя родная мать действительно родила тебя от грузина по большой любви и произошло это в лагере осенью 1953 года, но не Украине, как она тебе рассказывала, а в Тайшете. И этот чекист-грузин правдами или неправдами в 1956 году добился, чтобы тебя в трёхлетнем возрасте отдали ему.
Он привёз тебя в Грузию, где в предгорьях Гори был его дом с многочисленными родственниками. Он начал тебя воспитывать так, что ты очень скоро забыл свою мать и своё происхождение. До 6 лет ты общался с ним только на грузинском (мингрельском) языке и вообще не знал русского языка. И этому есть некоторые доказательства, когда настало время идти тебе в первый класс в 1961 году в Туркмении, у тебя возникли серьёзные языковые проблемы общения с русскоязычными детьми. К тому времени, я уже разыскала Тамару, и мы стали жить по соседству. Помнишь, на площадке, где вы жили, через некоторое время, вашей соседкой оказалась женщина средних лет по фамилии Хабибулина? Это была я! И это я не дала развиться той гнусной истории про кражу батончиков из школьного буфета, мне пришлось подключить свои старые связи и лишиться некоторой суммы денег. Сейчас жалею, что впряглась, может быть в спецшколе тебя маленько образумили бы.
– Вот как! Не знал. Чёрт возьми, сколько же тайн вертится вокруг нашей семьи. Но ведь там жил ещё один человек, который меня в детстве учил играть в шахматы?
– Да, это был мой младший сын, во время войны, когда ему было 10 лет его интернат отправили в эвакуацию из Ленинграда в Новосибирск, но по дороге поезд попал под сильную бомбёжку, старший мой сын погиб, а его тяжело контузило, лет двадцать он лечился, но безрезультатно, в 1968 году он умер от кровоизлияния в мозг. Вы к тому времени уже переехали в Узбекистан. Я работала перед самой войной за границей и мне пришлось определить их в интернат.
– Простите, я не знал, что это был ваш сын, слышал, что он регулярно лечился в дурдоме?
– Да, каждую осень он впадал в буйство и его забирали в психиатрическую лечебницу, а когда болезнь находилась в стадии ремиссии, я его зимой привозила домой.
– Так вот почему, я, будучи уже взрослым, встречаясь в Армии с грузинами, с удивлением слушал этот гортанный язык, и что поразительно, понимал очень многие слова. Глаха, сулели, этими слова они ругали мою мать между собой, моди бичо, генацвале, пури, хачапури, лобио, этими словами они меня звали обедать ну и конечно ругательства, которые они применяли, когда меня не было рядом, «шени мами могыгхан, шени тракши шевеци» и другие. Откуда эти рваные воспоминания, ответа у меня нет и наверно, это я уже никогда не узнаю.
– Окстись парень, тебе не суждено было стать полноценным грузином, ты русский, хоть и наполовину, не знаю к счастью ли это или к несчастью, но два года спустя, после того, как тебя увезли в Грузию, в мужском отделении лагеря разразилась очередная война между суками и ворами, при разгоне этой резни, режимника-грузина под шумок благополучно прирезали. Не знаю по заказу ли или нет, врать не буду, но он был, не спорю, красавцем, но довольно неприятным человеком.
Сестра, узнав точный адрес, где ты находился, приехала в Чиатуру, устроилась временно на марганцевую фабрику и стала готовить план похищения. Выкрав тебя и зная, что её будут искать по всем вокзалам, она не поехала поездом и автобусом, а на перекладных из Чиатуры, через Кутаиси и Зугдиди, добралась по Поти, а там морем на теплоходе перебралась в Белореченский район Краснодарского края. Вот так у сестры появились неожиданно враги, которые как-то распознали, что ты ей неродной и грузинские родственники твоего отца, рыскали по всему СССР в поисках Тамары. Родственники твоего отца, не смогли её найти, так как не знали ни твою родную мать в лицо, ни мою сестру, сестре пришлось срочно покинуть Грузинскую ССР и тайно, на пароме сообщением Баку-Красноводск по Каспийскому морю, она вывезла тебя в Туркмению в город Казанджик.
– Да, приезд в Туркмению я хорошо помню, это было в 1960 году, а где она со мной была три года до Туркмении?
– Ты не забыл, что мать твоя имела патологическую страсть к перемене мест и больше чем на полгода-год вы нигде не задерживались? Этим вероятно и объясняется чехарда с твоими годами рождения и сменой фамилии. Тебе грузины дали свою фамилию Мадебадзе, а имя сменили на Сандро. И возможно страсть к перемене мест появилась у неё не просто так, а в целях личной безопасности. Если бы вас нашли его родственники, тебя просто отобрали, а её где-нибудь по-тихому удавили. Так начались ваши скитания по СССР, сбор табачных листов в Белореченском районе на Кубани, сбор мандаринов в Гагринском совхозе в Абхазии, сбор яблок в дагестанском Хасавюрте, сбор чая в Лазаревском районе Краснодарского края, работала она на обработке рыбы в Дагестане, вербовалась на Дальний Восток на рыболовецкий сейнер, тебя отправляла на лето в санаторий на озере Рица в Абхазии, и уже с тобой работала в Туркмении в воинской части. Потом переехали в Чарджоускую область Туркмении, в Саят, где успела поработать в свиносовхозе, через три месяца переехала в 1967 году в посёлок Сакар, где работала с корейцами на луковых полях. И только потом вы переехали в Узбекистан в город Д. Это ты должен уже помнить.
– Да, это время я помню, мне было уже 14 лет, и помню своё голодное детство и нищенский быт.
– Не переживай, я всегда была рядом с вами и те золотые самородки, что мне оставил в тайнике мой муж Вадим, поддерживали и меня, и вас на протяжении 15-ти лет. Помнишь, мнимую зарплату матери, несуществующую премию, прогрессивку, продажу мандаринов на рынке, эти деньги я оправляла ей каждый месяц и зная сестру, как несусветную транжиру, суммы старалась отправлять небольшие. Я старалась не привлекать ненужное внимание. Нигде твоя мать не прописывалась, везде устраивалась временно, заработала денег и опять – ищи ветра в поле. Ранняя беспризорная жизнь двадцатых годов, потом немецкий плен, дальше сталинские лагеря, научили её в совершенстве заметать следы, такие люди никогда не сдаются перед трудностями, этот специфический опыт порой очень выручал нас в щекотливых ситуациях. Также не стоит забывать мой бесценный опыт работы в спецслужбах и во внешней разведке. Мы стремились только к одному, сохранить свои жизни и твою. И нам это удалось.
– Так, ну с нами всё понятно, а что побудило вас переезжать с место на место, вслед за нами?
– На то были другие причины, но ты об этом узнаешь несколько позже.
– Тёть Шур, можно я вас буду называть только этим именем?
– Не можно, а нужно, Агния Зотова уже давно сгинула в сталинских лагерях и её не существует.
– Так вот, почему моя мать, – я запнулся при слове «мать», – такая сказочница? Пока я был несмышлёнышем, рассказывала мне такие небылицы, что братья Гримм удавились бы от зависти! Она, не мудрствуя лукаво, беззастенчиво пользуясь моим малым возрастом, рассказывала мне увлекательные и героические истории о моем отце, мол, он был, то лётчик, то полярник, потом моряк-подводник и утонул в одном из морских походов. И будучи уже взрослым, я понял, что ещё не построили столько подводных лодок, самолётов и кораблей, чтобы все бестолковые отцы, которые бросили своих жён с детьми, могли дружно уместились в этой коллективной могиле. И уже в наше время, когда я сам начал обхаживать таких же разбитных вдовушек, их истории, о погибших и пропавших мужьях, поразительно напоминали те, которые рассказывала мне ваша сестра. Правда уже в современных реалиях, горе-мужья предпочитали гибнуть исключительно в локальных войнах, военных самолётах, танках, кораблях и исключительно на секретном задании нашего правительства.
– Всем молодой человек хочется романтической и незабываемой любви, а потом доброй памяти
– Что я родился в каком-то исправительном лагере в Сибири, где она отбывала какую-то повинность. И что мой возраст был уменьшен на два года, чтобы подольше получать кое-какие деньги от государства как мать одиночка, малый возраст помогал ей выбить мне путёвку в элитный санаторий на озере Рица в Абхазии. Фактически, по липовым документам, я был рождён в 1955 году. Впоследствии, только по достижению мною 18 лет, мать вновь изменила мой год рождения на 1953 год. Зачем это было нужно, так и осталось для меня загадкой. Теперь я понимаю зачем. Она и себе что-то перемудрила с документами. Уже, будучи взрослым я много раз пытался узнать её точный год рождения, но так и не получил вразумительного ответа. То она говорила, что родилась в 1918, то в 1924, то в 1928гг. Более достоверно выглядела только средняя дата, но оказалось, что это не так.
– Моя сестра 1910 года рождения, уж я-то помню точную дату её рождения.
– Мне кажется, что она и сама не знала точного года своего рождения. Была гражданская война, на Украине было чёрт знает, что – то белые, то красные, а то и серо-буро-малиновые в крапинку. Власть менялась каждую неделю. После Гражданской войны с документами был полный бардак, кто что хотел, то и писал в бумажке выданной местным сельсоветом. Архивы сгорели и зачастую полностью отсутствовали. Но войну между белыми и красными она прекрасно помнила и всегда мне рассказывала, как она чудом спаслась от расстрела, будучи подростком. В тот день белые, всех сочувствующих советской власти согнали на центральную площадь для последующего уничтожения. И проходя колонной под охраной белых за околицу, ваша тётка схватила мою мать за шиворот и мгновенно перебросил через забор в чей-то сад. После прихода Красной Армии, мою мать оправили в детский дом, и… понеслась жизнь бедовой девчонки под откос. Побег один, потом второй, скитание по России, подвалы и разрушенные дома стали её пристанищем на несколько лет.
В начале тридцатых годов, после грабительской коллективизации, голод покатился стремительно голод по стране, есть стало нечего, одеваться не во что и стала она от безысходности подворовывать. Сколько не воруй, исход закономерен – тюрьма. Попалась сестра на мизерной краже, но осудили её, по так называемой «статье о трёх колосках», где говорилось, что имущество колхозов (в том числе урожай на полях), приравнивалось к государственному имуществу. Его хищение (даже колосков с поля) каралось «высшей мерой социальной защиты» – расстрелом с конфискацией всего имущества. При наличии смягчающих обстоятельств преступники могли быть приговорены к лишению свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией. И поехала она по Указу 7-8 с десяткой в зубах, строить железную дорогу Тайшет-Братск. А вот о военном времени она хранила гробовое молчание.
– Мне мать об этом никогда не рассказывала. Теперь мне понятно почему. Что интересно, мать моя, насколько я помню, всегда работала и не переставала мне повторять, что работать человеку надо всегда. Как жаль, что скорость звука – довольно странная штука. Родители что-то дельное говорят тебе в десять лет, а доходит только в тридцать, когда уже поздно пить Боржоми.
– А как ты хотел, чтобы она рассказывала тебе о воровской жизни, о невообразимых тяготах в сталинских лагерях, что там человек человеку зверь? Для чего, чтобы окончательно угробить твою неокрепшую психику? И ещё, она по-прежнему тебе мать, я обратила внимание, что тебе сейчас стало трудно произносить это слово, но поверь мне – мать не та, которая тебя родила, а та, которая воспитала и по-видимому воспитала она тебя неплохо. В тебе нет вредной лжи, ты добрый, ответственный и довольно грамотный мальчишка, а то, что ты по большому недоразумению случился вором, это не её вина – это издержки вашей полуголодной скитальческой жизни и уверяю тебя скоро ты перестанешь быть вором. Пятнадцать лет спустя эти пророческие слова сбылись.
