Читать книгу Памятник интеллигенции - Алексан Аракелян - Страница 2

Драматическая комедия

Идея: представители интеллигенции – профессор философии, художник, писатель, жена профессора – биолог, делают ремонт в квартире нового русского. Новый русский – бывший бандит, который хочет отремонтировать квартиру и жениться. Ремонтная бригада пытается растянуть процедуру ремонта, чтобы остаться на иждивении хозяина зимой. Но тот спешит.

Действующие лица

Миллионер – ему около 40 лет, крупный мужчина, из бывших бандитов середины 90-х.

Профессор философии – от 40 до 60 лет.

Нина (жена профессора) – она ровесник профессора. Она сохранила красоту. Говорит всегда с юмором и редко выходит из себя.

Писатель – ровесник профессора, на лице постоянное недовольство. Во все, что он делает, он пытается вложить какой то особый смысл, что может создать видимость или подчеркнуть собственную значимость. Все остальные, особенно Художник, со страстью пытаются опровергнуть его выступления.

Художник – ровесник профессора.

Невеста 1

Невеста 2

Марина

Действие 1

Комната. Стены покрыты рисунками. У стены стоят строительные леса. На лесах – подушка и матрас. Банки с красками и кисти. На лесах спит художник. Стол. На одной половине краски, бумаги. Несколько разбитых стульев и кресел с отвалившимся покрытием стоят около стола. Кофеварка на столе, стаканы. Куча бутылок от водки и пива в углу. Профессор стоит около стола и наливает кофе:

Профессор (стучит по лесам). Пора вставать великому из великих, которого не признают при жизни, и начать, что-то делать, не то отсюда нас попросят. На улице почти зима. Вставай и покажи, или скажи, что сделал ты вчера, и что сделаешь сегодня, нам надо продержаться до весны.

Писатель (заходит в комнату, подходит к столу и наливает себе кофе). Зачем тебе весна?

Профессор. Чтобы увидеть сны, они весной другие. Когда закроешь ты глаза, то вместе с воздухом, нагретым лаской солнца, тебе покажется, что есть еще надежды на встречи, на женщину и кое-что еще. И потому я жду весны, но если этот вот бездельник, не сможет музу ублажить, то надо думать о желудке, и о гадости, какую туда вложить. Когда сейчас у нас есть все, и можем говорить мы об искусстве.

Но все зависит от него (показывает на художника), если из за него у нашего хозяина лопнет вдруг терпение…

Художник (сверху протягивает стакан). Вчера всю ночь мы пили вместе с музой, она, поверьте, недурна, но пьет безбожно. И, кажется, она решила отдохнуть, хотя я чуть ли не на коленях просил ее остаться со мной. Она обещала, что с утра придет, чтоб навестить меня. Или так мне показалось, ведь говорила то же и вчера, а пришла лишь вечером, и то, мне кажется, на запах вина. Впрочем, надо бросить пить, но и она… Замечу, имеет эту слабость. Налейте лучше мне вина, или чего-нибудь покрепче. Рука дрожит, и без нее я не смогу помочь вам в нашем благородном деле.

Писатель (смотрит на картину). Да, задница у коня, мне кажется, что получилась.

Художник. Бездарность, задница у твоей жены, и из-за этой части… Скажи, а сколько лет ты был женат?

Писатель. Двадцать.

Художник. Вот это ты попал, и весь мир с тех пор ты видел через это. Представить только, столько лет вертеться в этих нечистотах. Вот потому, сколько бы ты ни писал, не сможешь ты писать как надо, чтобы почувствовали тебя, надо, чтобы ты сам знал, что такое жизнь и женщина, которая, как в сказке, должна когда-то вдруг к тебе прийти. Ты не знаешь этого, мой друг, и потому вот этот благородный круп ты сравниваешь с задницей.

Писатель. Спорить с тобой мне бесполезно. Ведь у тебя не было жены или семьи.

Художник. И только потому у меня осталась голова и свежесть мысли, которые могли забить рога, как у тебя.

Профессор. Перестаньте, мы все пришли сюда из ниоткуда, и путь наш тоже в никуда. (Он берет стакан и садится у кучи сваленных бутылок, берет по бутылке и наливает остатки в стакан.) Вот все, что набралось, скиталец. И все тебе.

Художник. Кстати, профессор, тебе надо смешать вот эти краски с этим, чтобы получить чистейший синий цвет. Мне надо закончить хотя бы небо на потолке, ну а потом мы перейдем к фигурам. Я думаю, что зиму все же мы здесь переживем.

Нина. На завтрак все. Прошу, яичница с беконом.

Художник. Скажи ты мне, о Нина, ведь можно говорить уже о том, что было все, и все же это было, что ты его меняла иногда на молодого и живого, какого-нибудь стадного быка.

Нина. Тут нечего скрывать, и если бы здесь было это стадо, то я бы не смогла их всех узнать, хоть у меня и неплохая память.

Художник. Честно, а что скажет он (указывает на профессора)?

Нина. Не трогай, бедный мой теленок, он так ни до чего и не дорос. Единственное, что он рано понял, что философия – наука всех наук. И это его спасло.

Художник. (Звонит телефон.) Ну вот, опять наш молодой заказчик. О да, привет, ну что ты, я с конем пока вожусь, но небо мы закончим сегодня, на той неделе ангелов… Да, да, ах твоя невеста хочет прийти, чтоб посмотреть, да мы будем готовы. Да, я лично открою ей дверь. Писателя ты думаешь ей под ноги, ну да, на это он сгодится. Смешно, очень смешно… Что надо нам сюда? Да, как всегда, и можешь взять вина, если сам захочешь с нами посидеть… А писателя в ноги ей. Смешно. Да ждем. А вот, кажется, и звонок.

Профессор. Что ?

Художник. Ну вот идет беда. Наш молодой хозяин нетерпелив, и хочет поскорее решить вопрос с квартирой и с невестой, а впереди зима, и нам, бездомным, ютиться придется у вас на даче, Нина.

Нина. У меня мороз по коже, но, если придется, то можно, ведь наши предки пережили Ленинград. Писатель будет жить в нашей кладовой, там не так уж плохо и тепло, и пахнет добрым сенбернаром – это было его гнездо. С троими спать сегодня можно, когда мораль задвинута за ширму, хотя, если вас связать, то не соберешь и одного мужчину.

Художник. Меня, прошу тебя, не трогай. Я верен только ей (показывает бутылку) все остальное – суета.

Писатель. Вы смрадная гниль интеллигенции советской. Вы даже и не пыль, а именно, что гниль, которую надо было уничтожить.

Художник. Хотели, но попали сами. А мы все те же, и сотканы из слабых нитей, но – добра, и потому кормят все-таки они тебя, заметь, из жалости, и не буди греха. Твое нутро, хозяин наш, ну понимаешь ты, что он бизнесмен, а в принципе, бандит, почувствовал тот сразу, и знаешь, почему? А потому, что в нем живет только инстинкт, и он почуял тут заразу.

(Звонок в дверь.)

Художник. Кажется, она. Улыбки, спины буквой Г, иду открывать занавес (открывает дверь).

(Заходит девочка в очень короткой юбке, с длинными ногами.)

Невеста 1. Здравствуйте…

Все хором. Здравствуйте.

Художник. Как вы прекрасны. Я не ожидал, что так молоды и так прекрасны, как будто из картин модного Журнала.

Невеста 1. Закуривая сигарету и осматривая комнату. Ну да. Я на них похожа. Но это дорого пока. А конь зачем здесь?

Художник. Это символ свободы. Души.

Невеста 1. Да?! Эй, милая (обращаясь к Нине), куда мне выбросить окурок, и где тут туалет. Не работает. О нет.

Художник. Какие ноги…

Профессор (тихо). Будьте вы спокойней, не забывайте, что капкан – он между ног.

Художник. Да, но все-таки влечет… Ведь я художник. Вы не хотели бы посмотреть эскизы, я сейчас уберу этот бардак (сваливает все со стола и начинает раскладывать бумагу).

Невеста 1. Эти картинки будут на стене?

Художник. Да, это в стиле итальянского ренессанса, очень богато.

Невеста 1. Да?! Мне лучше бы кровать и меньше всего этого хлама, и поскорее, я так хочу лежать. А тут работы, я смотрю, что много.

Художник. Мы постараемся, конечно.

Невеста 1. Ну да. Ну, в общем, все я посмотрела. Слышь, ты, художник, подойди сюда, мне надо, понимаешь, побыстрее, загнать под юбку моего бычка, а после я заплачу вдвойне, когда я стану здесь хозяйкой. Ну, как тебе… Чтобы сделать все тут побыстрей, ну, например, до конца недели, или за месяц, наконец…

Художник. Ну мне надо все обдумать.

Невеста 1. Ты думай. Да когда придет сюда любимый мой, скажите, а в общем ничего… Он тем хорош, что у него в запасе гораздо меньше слов, чем у меня, а это надо постараться. У вас есть месяц, думаю, не больше. Ну, до свидания, художник, и не забудь, что я тебе сказала. Все это ерунда, мне только постель, а ключи от рая – они в моих ногах и чуть повыше. (Обращаясь к Нине.) – А что это вы лицо свое кривите? Вы кто?

Нина. Была биологом, а здесь уборщица и по совместительству кухарка.

Невеста 1. Вы мне подходите, я, может быть, могла бы взять стелить под вечер мне кровать, а утром ты мне несла бы кофе.

Нина. А Ваша, извините, вся работа, в чем заключается сейчас?

Невеста 1. Сдвигать и раздвигать мои ноги. Я думаю, что потом все будет также.

Нина. Какие времена… Пусть плачет навзрыд Шекспир, каким дешевым может быть наш мир.

Невеста 1 (у двери). Ты что, сейчас ругалась?!

Нина. Ну что Вы, нет, я шепотом вас благословляла.

Художник (закрывая дверь за ней). Да, штучка та еще, или из тех, у которых мозг безмысленно здоров. Раздвинула ноги, и все, вперед, на запах подойдут быки, хочешь – их бери, а хочешь – отгони.

Нина. Мне жаль ее, она не знает…

Профессор. Прелюдии любви, Вы разрешите я приглашу Вас на танец. И буду я читать стихи. Вы разрешите поднести Вам мир, о вечная мелодия блаженства. Мне хватит то, что были Вы, и я не пожалел, что вышел в свет из света (они танцуют).

Художник. Былые время, смешные времена, когда они искали, кроме тела, еще какие-то слова, чтобы им стало больше света. Смешные времена, которых жаль и мы учились ремеслу, которое должно было, по сути, создать весь этот мир, как красоту. Портвейн, божественный напиток художников, поэтов тех времен, и стоимость была под стать кумирам – дешевле не было напитка.

Профессор, ты, наверно, пил всегда коньяк из папиных чиновничьих бутылок, пока к тебе не подошла с большим ярмом твоя невеста, теперь покорная жена, с грузом измен, стихов, ошибок… Но у нее есть воспоминания, а у тебя?! Только она. Кончайте танцевать, профессор (протягивая ему палку для смешивания краски) займитесь тем, что ближе к народу делает вас сейчас, а то коньяк, и машины, за что скажите вы… Но надеюсь, вы поняли сейчас.

Писатель. Что должен он понять? Что мир перевернулся и что опять вперед идем мы вспять?

Художник. Ты лучше веником маши, чем рассуждать, твоя стихия, твои слова – все это пыль, ведь кроме слов, ты ничего не можешь делать.

Писатель. Что я могу?! Когда толпа не понимает…

Художник. Построить баррикаду и закричать о том, что ты бубнишь тут каждый день. Умыться бензином и объявить, что станешь факелом, чтобы открыть, что, кроме тьмы, есть свет, и ты станешь героем в памяти людей, но, правда, этого ты не увидишь, но какая смерть, всего лишь несколько секунд, и твое бессмертие готово. Ведь все равно когда-нибудь умрешь, в собачьей конуре, без слез родных, без поминальной грусти друзей, и без венков и сладостной слезинки, которую вместе с цветком на гроб уронит таинственная подруга твоих земных страстей.

Но ты, я знаю, выберешь собачью будку, и труповозку по звонку твоих соседей, которые по запаху почуют, что что-то тут не то…

Профессор. Ты загнул, приятель, хоть правда в этом есть, мы жалкие пародии героев, которые хотят лишь только есть.

Нина. Да, то время, и как ты мне достался, не без труда, замечу вам, друзья. Большой и умный, с квартирой и машиной, родители во власти, почти что вся мечта. Теперь осталась только дача, и эта куча мяса. Мой деликатес, тебя люблю я больше, чем тогда, когда все было, и друзья…

Художник. Моя рабочая бригада, жизнь платит нам всегда по всем счетам, а здесь ошибки не бывает, чуть хватка ослабела, и тебя съедят.

Писатель. Общество животных.

Художник. И более всего касается тебя, твоя оценка, потому что я художник, а ты всего лишь пустота, которой нет места в этом мире, как и, пожалуй, в том. Но ты быстрей здесь подметай, смотри, какую оставил кучу, ведь сейчас придет не пустота, а господин своих желаний, который знает что почем, и стоимость квартирного квадрата, а не заветных двух, которые за нами свыше давно закреплены, но, к сожалению, банки не принимают их в залог, а так могли бы под них взять водки, и поминки справить себе, как надо.