Читать книгу Красная стрела - Александр Абрамович Козлик - Страница 2

Полковник запаса Николай Иванович Кузнецов в этот солнечный летний день встал рано. На даче он был один. Жена уехала в город еще вчера, а сын, тот вообще появлялся на даче очень редко, лень ему было ездить. В свои 60 лет Николай Иванович выглядел довольно бодро, старая закалка помогала. Прослужил он в спецназе свыше 30 лет и привык постоянно поддерживать свою физическую форму. Со спортом дружил и утро всегда начинал с зарядки. Ростом он был 175 см, плотный, мускулистый, без всякой жиринки, спокойно пробегал пяток километров в качестве разминки. На даче сделал для себя небольшой спортзал и туда постоянно заглядывал, поэтому и болезни пока обходили его стороной.

В это воскресенье Николай Иванович решил заняться вплотную баней, что-то она дымить начала. Позавтракал и пошел в баню, стал обдумывать, с чего начать и в чем причина. Тут вдруг раздался звонок с улицы.

«Кого это так рано принесло?» – подумал Николай Иванович и направился к калитке. Только открыл, а там «маски-шоу», как теперь их кличут. Его на землю положили и рассыпались по двору, дом штурмом берут. Обалдел Николай Иванович, ничего понять не может. Наконец поднимают его и показывают постановление на обыск, где указано, что он подозревается в совершении покушения на убийство некого Бориса Гогии. Об этом уже несколько дней трубили по радио и телевидению. Этот Борис Гогия был олигарх, один из приближенных к президенту, проживал в их поселке недалеко от дома Николая Ивановича. Пару дней назад был взрыв на дороге, но судьба, видно, была благосклонна к олигарху, и он уцелел, пострадала только автомашина, она бронированная была.

Обыском у Николая Ивановича руководил начальник отдела МВД полковник Пивнюк Петр Тимофеевич. Он стоял перед Николаем Ивановичем и с усмешкой его рассматривал. Затем с такой же усмешкой сказал: «Ну как, Николай Иванович, будем признаваться или отпираться?»

Все мог ожидать Николай Иванович, армейская служба многому научила и приучила ко всяким неожиданностям. Но, находясь на пенсии, Николай Иванович расслабился, человек к хорошему ведь быстро привыкает, а тут такое, убийство, надо же. Поведение полковника взбесило Николая Ивановича: «Может, изволите объясниться, полковник или как вас там зовут?» Все его существо вскипело, кровь к голове прилила, и даже в дрожь бросило. Такое поведение Николая Ивановича понравилось Пивнюку, главное ведь выбить подозреваемого с первых же минут из состояния покоя, ошарашить его, а затем начать «веревки вить».

«Ну так где мы оружие храним, взрывчатку?» – спрашивает он.

Молча смотрел на него Николай Иванович и стал приходить в себя, все-таки он во многих горячих точках побывал, и не в таких еще ситуациях. Пенсия пенсией, а закалку не пропьешь, это на всю жизнь остается.

«Какое оружие, какая взрывчатка, что за бред вы несете?» – спрашивает он.

«Ну что ж, если не понимаете, мы начнем. Николаев, пригласите понятых, и начнем обыск», – сказал Пивнюк.

Через некоторое время во дворе появляются соседи: Николай и Вера. Жили они рядом, хорошо знали друг друга, заглядывали в гости, иногда и по стопочке пропускали. Неудобно перед ними, да и Николай с Верой чувствовали себя очень скверно.

Тут и крик раздался одного из сотрудников: «Нашли оружие!» В бане и нашли. Заходят все в баню, впереди понятые идут, а там один из сотрудников указывает – в углу предбанника в ящике лежит автомат с магазином и какая-то коробка. Пивнюк медленно поворачивается к Николаю Ивановичу и спрашивает: «А это, что такое?» «Не знаю», – отвечает Николай Иванович. Он действительно ничего понять не мог, откуда взялся автомат и что за коробка. Открывают коробку, а там еще парочка гранат. «Ну и дела, – подумал Николай Иванович, – откуда все это появилось?»

Понятые, Николай и Вера, стояли бледные, взволнованные. Они никогда не думали, что у них такой сосед, с виду ведь мужик ничего, спокойный. Перешерстили всю дачу, больше ничего не нашли. Составили протокол и в наручниках повезли Николая Ивановича в управление.

Пивнюк Петр Тимофеевич, полковник милиции, начальник отдела МВД, начинал свою службу в 70-х годах прошлого столетия. В советское время служба в милиции была приличной работой. Насмотревшись фильмов о работе милиции, Петр решил бороться с преступностью. Отец у него работал механиком на заводе, а мать на том же заводе сборщицей аппаратов. Выбор сына был одобрен родителями. Парень вырос действительно на загляденье: высокий, стройный, физически крепкий и, главное, толковый. В среднюю школу милиции, на оперативный факультет, поступил без особых затруднений. После окончания школы был направлен в один из районных отделов милиции гор. Москвы, на должность, как тогда она называлась, «инспектор уголовного розыска». Так назывался и фильм, который привлек его на эту работу. Назначение на эту должность его очень прельстило, и он рисовал себе различные героические картины своей служебной деятельности. Но действительность оказалось несколько иной. Первое задание, которое ему поручил начальник розыска, был прием заявления от гражданки о совершении разбоя. Она возвращалась поздно вечером домой с работы. В подворотне к ней подскочил парень с ножом в руках, приставил нож к горлу, забрал сумочку, а там паспорт, пропуск на работу и вся зарплата. Петр принял заявление и пришел к начальнику. Тот прочитал и говорит: «Ну ладно, бери его себе, посмотрим, может, проявится где-нибудь». «Так зарегистрировать надо», – говорит Петр.

«Ишь ты какой грамотный, разбоев у нас и так уже 6 зарегистрировано, а прошло всего полгода. В прошлом году было совершено 8 разбоев, осталось 2 в запасе на полгода, да и это полный «глухарь», раскрыть его практически невозможно. Видно, залетный какой-то забрел к нам. Так что бери заявление и держи у себя, если что проявится, тогда и работать начнем. Понял?» «Все понял», – ответил Петр и вышел из кабинета начальника совершенно ошарашенный.

Вернулся к себе в кабинет, а там уже команда «оперов» собралась, смотрят на него и смеются. Ничего понять не мог Петр. Он полагал (как учили в школе милиции), что сейчас же соберется бригада, разработает план оперативно-розыскных мероприятий и начнет «землю рыть», все перевернет – и преступник будет найден. А ему тут разъясняют, что не столько раскрывать придется, сколько прятать заявления, что преступность – это плановость, если в прошлом году было 9 преступлений, то в этом 8 должно быть, и так далее.

«А если больше будет?» – спрашивает Петр. «Значит, выгонят, – отвечают ему, – надо больше профилактикой заниматься», – и смеются. – Мы коммунизм строим, а при коммунизме преступлений не должно быть, все сознательные будут». «А если несознательные преступники появятся?» – спрашивает Петр. «Их лечить придется, значит, они, психически не нормальные», – отвечают Петру.

Стал Петр внимательно присматриваться ко всему, парень он был толковый и быстро все усваивал. Ему не зазорно было лишний раз сбегать в магазин, подобрать нужные продукты. А как водку разливал! Даже сам начальник заметил: «Ровно разливаешь, рука твердая, начальником будешь».

Умение предугадать желание начальника, готовность к любой работе и безропотность во всем помогли Петру. Через год он уже стал старшим инспектором уголовного розыска, хотя и опыта не было, и другие кандидаты были лучше. Его предпочли всем другим. Без отрыва от производства, заочно Петр окончил Высшую школу милиции и к 35 годам был уже начальником уголовного розыска районного управления милиции с перспективой назначения на должность заместителя начальника районного управления.

Но тут неожиданно развалился Союз, демократия, новые подходы к оценке работы милиции, и Петр растерялся. Почувствовал себя не в той «телеге», не знал, куда идти и в каком направлении двигаться. Неожиданно предложили перейти в министерство, и Петр согласился. Стал заместителем начальника отдела, но потом понял, что это было ошибкой, большой ошибкой. Здесь он просто застрял. Да. Он стал начальником отдела, полковником. Но! Его бывшие коллеги за короткий период рванули вверх по служебной лестнице. Стали начальниками управлений, начали «крышевать» бизнес в своем районе, понастроили дворцы, накупили квартиры, здесь и за рубежом, завели молоденьких любовниц, а он застрял. Все делили власть, деньги, еще чего-то, а он – ничего. Да, с ним считались, его боялись – и все.

Дело олигарха Бориса Гогии было тем делом, которое предоставляло ему возможность рвануть вверх, генеральские погоны, соответствующую должность начальника управления министерства. Ведь этот Борис был не просто Борисом, он был личным казначеем семейства Самого. Да, да, Самого. Ему об этом сразу же дали понять и объяснили, что от успеха раскрытия этого преступления зависит его дальнейшая карьера. Петр Тимофеевич Пивнюк это усвоил, хорошо усвоил. Ему было совершенно наплевать на полковника Кузнецова Николая Ивановича, его заслуги, возраст и прочее. Он был готов шагать по таким головам столько, сколько придется. Он был готов на все. Поэтому, когда поступило сообщение от агента, что недалеко от олигарха проживает полковник спецназа, который мог совершить это нападение, он долго не задумывался. Агент сообщал, что, когда выпивал с полковником, тот очень резко высказывался в адрес олигархов и заявлял, что их надо уничтожать, так как живут они за счет народа, да и имел место небольшой дорожный конфликт с охраной Гогии. Это решило судьбу Кузнецова Н. И.

К аресту Петр Тимофеевич подготовился хорошо, надо было действовать наверняка, ошибки быть не могло. Сценарий должен быть расписан и согласован со следствием. А следствие возглавил старший следователь по особо важным делам Пупченко Олег Петрович. В противоположность своему оперативному коллеге это была молодая поросль. Все «зубры» из следствия прокуратуры разбежались: кто ушел на пенсию, кто ушел зарабатывать деньги в коммерцию, а кто – в адвокатуру. В общем – разбежались, а на их место в руководство пришли те, кто и не мечтал никогда об этом, так как по своим профессиональным качествам ну не как не могли быть руководителями, тем более следствия, просто не способны. Но так случилось, что они стали начальниками, фортуна повернулась к ним лицом. А на их место набрали «мальчиков и девочек». Представляете, следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры, 25-летний мальчик. Смех, да и только. Но получались слезы. Дефективные начальники и вчерашние школьники – это лучшее следствие в стране. Ну да ладно, вернемся к нашему герою.

Олег после окончания школы поступил на юридический в Иркутский университет и после его окончания пошел работать в прокуратуру, а там его зачислили в следствие и направили работать в заштатный сибирский городок. В прокуратуре работало всего три следователя, все «мальчики», но пришли чуть раньше его. Особо тяжких преступлений в городке не происходило. Самые сложные дела – это нанесение тяжких телесных повреждений, полученных во время драки. Да и то это была не подследственность прокуратуры, но забирали их из милиции, чтобы чем-то загружать своих следователей.

Иначе всех выгонять надо было бы. Вот в такой рутине работал Олег в течение года и не мечтал о лучшем. Неожиданно судьба резко у него изменилась. Следствие Генеральной прокуратуры стало собирать бригады для работы по сложным делам. Из различных районов России затребовали по одному следователю для работы в этих бригадах. Лучших ведь не отправляют, они для себя нужны. Вот и откомандировали самого молодого в Москву, пусть учится. Вернется – хорошо, опытный следователь будет, а не вернется – невелика потеря. Таким образом и попал Олег в Москву. Стал работать в отделе по борьбе с коррупцией. Люди серьезные по делам проходили, и вначале, когда они в кабинет заходили, у Олега мышцы ног судорогой сводило, моментально хотелось вскочить и поприветствовать. Но время шло, и Олег стал привыкать к своему положению и своей значимости, ему это нравилось все больше и больше. Главное – это было уловить, куда ветер дует, то бишь чего начальство хочет, и через два года, Олег был зачислен в штат Генеральной прокуратуры на должность следователя по особо важным делам, а еще через год назначен старшим группы. Дело по раскрытию покушения на олигарха Бориса Гогии было первым делом, которое он возглавил, и Олег хорошо понимал, что от раскрытия зависит его дальнейшая карьера. В этом интересы Пупченко О. П. и Пивнюка П. Т. сходились полностью, и им обоим была совершенно безразлична судьба Кузнецова Н. И., а чувство справедливости у них было совершенно атрофировано.

В этот день Николай Иванович чувствовал себя как в тумане. Его доставили в управление и начали допрос. Вперед пошли оперативники, они требовали признания вины и подробности совершения покушения. Николай Иванович пытался объяснить, что он не имеет никакого отношения к данному покушению, но его объяснение вызывало только усмешки. Ему объясняли, что им уже все известно, они могут сами ему все рассказать, как готовили это покушение, ему надо только подтвердить. Про адвоката речь вообще не заходила – это ведь не допрос, а вообще «дружеская» беседа. Только к вечеру появился следователь и с ним «подручный» адвокат. На вопрос, может ли он предложить защитника для представления своих интересов, Николай Иванович ответил, что у него нет адвоката. Тогда в дело вступил адвокат, которого пригласил следователь.

Адвокат внимательно его выслушал и заявил, что раз у него изъяли оружие, то вина его все равно будет доказана, поэтому лучше пойти на сделку со следствием, признать вину, получит меньший срок. Николай Иванович стал убеждать адвоката, что его вины нет, а как появилось у него оружие на даче, он сам понять не может. На что адвокат ему сказал: «Как знаете, вам решать».

Затем последовал короткий допрос, где зафиксировали отказ Николая Ивановича от показаний, велели подумать, хотя он утверждал, что не совершал преступлений, и отправили в КПЗ (камеру предварительного заключения). По дороге опера опять его старались убедить в том, что надо признаваться. И поздно вечером он попал в камеру. Одиночная камера 3 на 4 метра, деревянные нары, стол и унитаз. Зато никого не было, и можно было привести мысли в порядок. Николай Иванович никак не мог понять, откуда появились автомат и гранаты. Неужели это сын принес? Не должен. Его никогда не интересовало оружие. Конечно, Николай Иванович слышал об «оборотнях в погонах» и не мог представить себе, чтобы так, в наглую, подложили ему оружие. Но другого ничего не получалось. Зачем? Ему было невдомек, что показатели в работе и необходимость раскрытия данного преступления любым путем могли быть причиной его задержания. Уснуть он уже не мог, но мысли хотя бы пришли в порядок. Надо вызвать своего адвоката, с ним переговорить и определить линию защиты.

С утра опять появились оперативники, свозили в больницу, получили справку, что с таким здоровьем ему только и в тюрьме сидеть. По дороге все обрабатывали: «Признавайся, так лучше будет». Особенно старался один из них, тот, который обнаружил оружие в бане. Потом выяснилось, что фамилия его Пинов. Николай Иванович не ввязывался в разговор, только смотрел на них и никак не мог понять, откуда такие подонки берутся. Можно было понять, если бы это были бандиты, но тут свои, с виду нормальные ребята. Для тех никаких критериев нет, моральных принципов не существуют, главное – «бабки». Но эти якобы беспокоятся о государственных интересах, а принципы те же. Видно, это и объединяет настоящих «ментов» и бандитов. Цель определяет все, и они ни перед чем не останавливаются.

К обеду доставили к следователю для предъявления обвинения о покушении на убийство банкира и хранение оружия. Николай Иванович потребовал своего адвоката, своего хорошего знакомого: Соловьева Петра Федоровича. Тот всю жизнь работал адвокатом, начав сразу после окончания университета. Познакомились они в бане, оба любители попариться, там и встречались раз-два в месяц, а летом Петр Федорович приезжал к нему на дачу.

После того как Николай Иванович указал конкретную фамилию адвоката, следователь вынужден был сделать перерыв и вызвать Петра Федоровича. Тот быстро приехал, переговорили и решили пока никаких показаний не давать, воспользоваться ст. 51 Конституции, чтобы Петр Федорович смог оценить обстановку. Затем повезли Николая Ивановича в суд. Там судья, такой же «мальчик», без всяких лишних разговоров быстро определил – арест, да и на другое рассчитывать не приходилось. Уже ночью доставили Николая Ивановича в следственный изолятор. Там поместили в камеру-одиночку, на спецблок. Николай Иванович служил во внутренних войсках, поэтому относился к «БС», т. е. «бывшим сотрудникам», хотя вообще-то должно переводиться как «безопасное содержание». Помещать его вместе с уголовниками не имели права. Этим и объяснили одиночную камеру, что, кроме него, нет бывших сотрудников. Но Николай Иванович понял, что это было испытание воли. Первый день он просто лежал пластом, кушать не хотелось. В голове все вертелся вопрос: «Почему он, за что, что он такого сделал?», но ответа не находил. В конце концов пришел к выводу, что надо бороться, брать себя в руки и бороться, другого пути нет. И следующее утро уже началось с зарядки, тренировки. Потребовал книги и стал читать. Стало немного легче. Через день приехал Петр Федорович и рассказал, что задержали еще и сына. Хотят вменить ему оружие. Якобы нашли какого-то свидетеля, которому сын Лешка хвастался оружием. Это ошеломило Николая Ивановича, удар был нанесен ниже пояса. Этого допускать никак нельзя было. Решили, что, несмотря на то что оружие подбросили, Николай Иванович признает свою вину в хранении оружия полностью с условием, чтобы выпустили сына, а по покушению на убийство – не признает. С этим и поехал Петр Федорович в следствие.

Обрадовались следаки, примчался в изолятор сам Пупченко. Опять завели свою песню, мол, если оружие твое, то ведь из такого и стреляли. Николай Иванович с адвокатом потребовали проведения баллистической экспертизы по оружию и сравнения с гильзами, найденными на месте совершения покушения. На том и остановились. В этот же вечер к нему в камеру поместили и соседа. Бывший опер стал жаловаться, что посадили его за то, что дал задержанному по морде. Подробно так излагал свою историю, жаловался, просил совета и сам между тем интересовался делом Николая Ивановича.

Еще через день еще один бывший опер появился. Стали вдвоем обрабатывать Николая Ивановича, при этом друг на друга кивают, что доверять нельзя. Как у Мюллера со Штирлицем: никому верить нельзя, только мне можно. Понял Николай Иванович, что попал в «пресс-хату», так называют камеру, где обрабатывают заключенного несколько агентов. Потекли тюремные будни: никто не вызывал, не интересовался, только «барабаны» на ухо шептали, но Николай Иванович особенно внимания на них не обращал, отмалчивался. Через несколько дней после признания Николая Ивановича по оружию сына отпустили. Видно, не очень хороший свидетель был. Это хоть успокоило. Периодически навещал его адвокат, Петр Федорович, и через него стало известно, что вызывают всех его знакомых, пытаются нащупать хоть какие-либо связи с криминалом. Но, судя по всему, не очень получалось. Да иначе не могло быть. Какие связи, человек давно на пенсии, жил себе потихоньку и никого не трогал.