Читать книгу Меч Господа нашего - Александр Афанасьев, Александр Николаевич Афанасьев, А. Н. Афанасьев - Страница 5

Американское консульство в Пешаваре находится на Хоспитал роад, когда это – это было ближе к окраине города, теперь – самый центр. Пешавар за время войн в Афганистане сильно вырос, теперь это – крупнейший город субрегиона и страшный нарыв, полный ядовитого гноя. Раньше численность населения города едва превышала два миллиона человек теперь – никто уже не считал, но по грубым прикидкам американских разведчиков – не менее десяти, это если считать пригороды, лагеря беженцев и тех, кто приезжает торговать на рынках. Население Пакистана за время войны, начавшейся году в восемьдесят втором – выросло неимоверно, с восьмидесяти миллионов человек – где-то до ста семидесяти, если не до ста девяноста, потому что в сельской местности – детей никто не считал. Но сто семьдесят или сто девяносто – любой сотрудник американского дипломатического персонала осознавал, что они сидят на пороховой бочке.

Во времена, когда пакистанцы и американцы сражались на одной стороне против советского проникновения в регион – американское консульство в Пешаваре представляло собой двухэтажное здание британской архитектуры, типичного для здешних мест цвета серой глины. После 1991 года, когда во время Бури в Пустыне на американские дипломатические представительства были совершены столь серьезные нападения, что пришлось экстренно эвакуировать посольство – вокруг консульства усилили забор. После событий 9/11 – забор усилили, теперь это были бетонные плиты высотой выше человеческого роста. Пятого апреля десятого года – возле консульства взорвалась заминированная машина, после чего местные сторонники Талибана открыли по зданию массированный огонь из автоматов и установок РПГ, погибли восемь сотрудников консульства, а само здание было серьезно повреждено. К настоящему времени – оно было отстроено заново, но теперь оно представляло из себя что-то типа посольства в Сайгоне, только двухэтажное и за высоченным забором с колючей проволокой поверху. Выше двух этажей было нельзя – нового обстрела или нападения можно было ждать в любой момент.

Чуть дальше от консульства, на Молл-Роуд у тротуара – стоял белый четырехдверный пикап Мицубиши Л-200, возможно – по документам числящийся сгоревшим или угнанный у одной из местных гуманитарных организаций. В машине сидели два человека, молодой и постарше, оба бородатые и одетые как одеваются местные и даже с чалмами на голове. Один из них, тот, который постарше – курил, другой – что-то ел, облизывая жирные пальцы. На заднем сидении – прикрытые пуштунским верблюжьим одеялом лежали два новеньких болгарских АК со складными прикладами, их ЦРУ закупало оптом и распределяло нужным людям.

Один из бородатых доел лача – местную лепешку с мясом, купленную у уличного торговца, вытер руки об одежду, как делали это местные. Со всех сторон – гул сигналов, движение было просто ужасающим, не подчиняющимся никаким правилам, несмотря на то, что это была одна из основных магистралей города.

– Черт бы все побрал… – приглушенно, одними губами сказал молодой.

– Что?

– Никак не могу привыкнуть. Эти ублюдки в двух шагах от меня! И я ничего не делаю.

– Расслабься. Это курорт.

– Только для них.

– Вот именно.

Их пикап стоял напротив трехэтажного здания архитектуры еще времен британского владычества. Раньше тут было какое-то правительственное учреждение, сейчас – правительственные учреждения переехали совсем в другое место, потому, что это здание не было защищено, и его могли подорвать или обстрелять в любой момент. В данный момент – здание принадлежало отставному генералу пакистанской армии, который купил его по дешевке, переоборудовал и сдавал под офисы. На третьем этаже – находилось отделение «Закят-фонда», крупного исламского фонда с отделениями в странах западного мира и штаб-квартирой в пока нейтральном Египте. По данным ЦРУ – фонд использовался для переправки денег, собранных в мечетях стран западного мира лицам, связанным с Аль-Каидой. Это была крупная нелегальная точка хавалы, исламской внебанковской финансовой сети, которая здесь, в Пакистане называлась «хидж», а владелец этой точки, хаваладар – соответственно, хиджи. Не путать с хаджи, человеком, который совершил предписанное Кораном путешествие (хадж) в Мекку – хотя по нынешним безбожным и скверным временам еще вопрос, кого больше уважать будут – хаджи или хиджи.

Молодой, сидевший за рулем, перегнулся, открыл бардачок и достал бутылку колы, чтобы запить съеденное. Вместо привычного знака Coca-Cola на бутылке была арабская вязь и надписи на урду. Это была «Кибла-Кола»[4], местная разновидность «халяльной» кока-колы, произведенной в полном соответствии с исламскими канонами предприятием, которое не имело ничего общего с американской Кока-Колой. Местные становились все умнее, небольшая в исторических масштабах стычка переросла в цивилизационное противостояние и теперь проповедники в мечетях говорили, что все американское – харам и нужно покупать только то, что сделано руками правоверных на предприятиях, принадлежащих правоверным. Надо сказать, это был едва ли не самый разумный поступок экстремистов с тех пор, как все началось.

– И не стремно тебе пить эту бурду?

– В посольстве в два раза дороже.

– Зато своя. Понимать надо.

– Да пошли они…

Молодой допил Колу и выкинул банку на дорогу. Ее моментально кто-то подобрал: нищета здесь просто ужасала.

Этим людям нечего есть, но они продолжают нас убивать…

Зазвонил телефон, сотовый, лежащий на подлокотнике. Пожилой – взял трубку, сказал «Салам», несколько раз по ходу разговора сказал «Хо, хо» и попрощался – «Хода хафез». Все они – оперативники, временно приписанные к посольству США в Пакистане – знали дари и пушту и разговаривали только на нем, потому что говорить на английском языке в толчее пешаварских улиц – значило рисковать собой…

– Смену можно не ждать…

– Какого черта?!

– Спокойнее, парень. Аллах сделал так, как он пожелал. Относись ко всему со смирением…

* * *

– Внимание! Он выходит! Проснись!

Молодой, которого незаметно для него самого разморило – проснулся от жесткого толчка в бок…

– А!

– Приди в себя. Наш клиент выходит!

Клиентом на сегодня у них был молодой человек по имени Абдулла Халид. Тридцать пять лет – наиболее опасный возраст, не молодой и не старый, достаточно опыта, дерзости и здоровья. Родился в местечке Мир Али в Северном Вазиристане, по благотворительной программе поступил в школу, затем – отправился на заработки. Работал сначала в Бахрейне, потом в Дубае. Там – по-видимому, связался с Аль-Каидой. В Дубае – взял стипендию из благотворительного исламского фонда, отучился в местном университете на инженера. В шестом году – вернулся в Пакистан, осел в Карачи. Семьи нет, детей нет – по данным ЦРУ является гомосексуальным педофилом. Официально работает в автомастерской, где имеет какую-то долю от прибыли. В свободное от работы время – оказывает содействие местным террористическим организациям в подготовке террористических актов, мастерит самодельные взрывные устройства. Связан с Хафизом Гулем Бахадуром, тоже инженером, возглавляющим Муками Техрик Талибан, одно из ответвлений пакистанского Талибана, находящегося под прямым контролем пакистанской разведки. Но это на поверхности… а если копнуть еще глубже, то… ЦРУ подозревало, что Халих вступил в Муками Техрик Талибан по заданию Аль-Каиды с целью контроля за МТТ. Муками Техрик Талибан была известна тем, что отказывалась воевать против пакистанских властей, отличалась довольно умеренными взглядами – и потому Аль-Каида засылала в нее своих агентов, беспокоясь о своих вложениях.

Абдулла Халид – мелкий, с крысиными усиками, одетый на западный манер – вышел из здания, махнул рукой – такси! Молодой завел мотор, пожилой достал из бардачка мобильный телефон Thyraya, гибрид мобильного и спутникового телефона, начал набирать номер…

– Грифон два семь на связи. Грифон два семь на связи, прошу Футболиста, немедленно.

– Грифон два семь, прошу идентификацию.

– Точка восхождения – назвал пожилой кодовое слово.

– Грифон два семь принято, ожидайте.

Обшарпанное желто-черное такси остановилось у тротуара, и Халид ловко скользнул на заднее сидение.

– Грифон два семь, я Футболист, слушаю вас – раздался голос старшего дежурного офицера в Лэнгли, отвечавшего за этот участок.

Пикап – тронулся вслед за такси.

Футболист, я Грифон два семь, нахожусь в Пешаваре. Ведем подозреваемого в одиночку, не хотелось бы рисковать. Нужна помощь. У нас есть что-нибудь?

– Грифон два семь, минутку… да, у нас есть картинка из этого района. Вопрос – вам нужна помощь?

– Футболист, отрицательно. Цель – вперед нас, в такси. Я отмечу ее лазером, как поняли?

– Грифон два – семь, вас понял, жду пометки…

Пожилой взял большую, толстую ручку в корпусе из дорогого дерева, нацепил черные очки со специальными стеклами, которые выглядели как обычные и валялись на бардачке между сидениями. Опустил стекло, выставил ручку, нажал на колпачок – он искренне надеялся, что всего этого никто не заметит.

– Футболист, цель пометил. Видите цель?

– Грифон два семь минуточку… да, цель взята.

– Футболист, в такси следует подозреваемый, код канареечный[5]. Враждебности не проявляет.

– Грифон два семь принято. Цель ведем.

– Футболист, окей, мы отстанем немного. Возможно, клиент будет нервничать. Можно наладить передачу данных?

– Грифон два семь, продиктуйте свой сотовый.

– Футболист, записывайте.

Через несколько секунд – на экране сотового телефона с большим экраном и функцией навигатора – появилась карта Пешавара с нанесенной на ней красной, пульсирующей точкой. Точка двигалась, данные о ней поставлял спутник. Современные технологии позволяли творить чудеса.

– Сворачивай налево. Пусть оторвется…

– У этого парня был мешок – сказал молодой, поворачивая на соседнюю, относительно свободную улицу – когда он входил в здание, мешка не было.

– Мешок? Большой?

– Да. Приличный.