Читать книгу Морена - Александр Афанасьев - Страница 16

03 апреля 201… года

.

Марсель, Франция

Из века в век,

Как камни в жернова

Летят живые судьбы тех,

В ком радость, в ком любовь Его жива.

Но круг бежит.

И лишь песок струится между жерновов,

И мир лежит во мгле,

И не кончается любовь…

«Оргия праведников»

– Ты подонок – убежденно сказала баронесса Боде, едва только Анхель переступил порог ее дома

– Где она?

– Потом ее увидишь. Пойдем-ка…

Она вытащила его на террасу. Где-то там, у обрыва – бессильно билось в скалы море

– Что же ты творишь? Что же ты творишь, мальчик – заговорила по-русски баронесса – она еще совсем ребенок. И влюблена в тебя как кошка. А ты научил ее убивать. Что же ты сделал. Она должна детей тебе рожать.

– У нее не может быть детей. И это не исправить.

Баронесса закурила…

– Так ты из-за этого? Браво. Твой дед сделал с тобой то, что ему не удалось сделать с твоим отцом. Он искалечил тебя и превратил в законченного негодяя. Который может воспользоваться женщиной. Как пользовался он в своей жизни. Поздравляю. Браво.

– Прекрати.

– Нет, не прекращу. Правду ты тоже должен слышать. Хотя бы несколько раз в своей жизни. Хотя бы от кого-то.

– Как будто ты не убивала.

– Убивала – подтвердила баронесса – но это совсем другое.

– Тоже самое.

– Другое. Я защищалась. И не спорь со мной.

Анхель посмотрел баронессе в глаза

– Ты знаешь ее судьбу?

– Она мне кое-что рассказала – подтвердила баронесса

– Но не все, спорим. Когда я нашел ее в Одессе, она была в рабстве у банды подонков. Среди которых были бывшие и действующие офицеры полиции. Они заставляли ее снимать мужчин в барах, приводить на квартиру и там грабить. Ее продали в рабство родители, у которых не было иных радостей кроме как алкоголь и наркотики – продали, потому что наделали долгов и не могли отдать. Она не смирилась. Пыталась бежать. Несколько раз. Ее ловили – офицеры полиции. И били. Ногами в живот. От того у нее не может быть детей.

…

– Я заставил ее убить одного из них. Она это сделала. Это выглядит жестоко, но… иначе она потом не смогла бы жить с этим. Мстить надо своей рукой.

Баронесса раздавила недокуренную сигарету о мрамор

– Господи, что же сделали с Россией – сказала она – что с ней сделали. Откуда все это. Я не русская – но и я едва могу терпеть подобное. Даже не могу представить, что чувствуете вы.

– Ты русская – сказал Анхель – русский это не состояние крови. Русский это состояние души. Русским можно стать.

– Слова твоего деда

– Я знаю.

– Что теперь?

Анхель смотрел в сторону моря

– Они опознали ее в Ливане, приходится предполагать, что они точно знают, кто она такая. Придется зачистить…

На лице баронессы отразилось презрение и гнев

– Зачистить всю эту банду торговцев живым товаром. Зачистить концы. Надо было сделать это еще тогда, но у меня не хватило времени. Да и кто тогда что знал.

Баронесса нехорошо улыбнулась

– А вот это правильно. Такие подонки жить не должны. Поезжай, а мы будем ждать тебя здесь, я и твоя девочка.

Анхель улыбнулся

– Только плохому ее не учи, бабушка

– Всему плохому меня научил лучший друг твоего деда, внучек… Да и дед твой… принял в этом посильное участие…

Анхель вытаращил глаза. Баронесса расхохоталась

– Как приятно, что я еще могу шокировать подрастающее поколение. Шучу. Конечно, я не изменяла Вадиму с твоим дедом, не переживай. Поезжай, я найду, что сказать Совету

– Спасибо

Глаза баронессы снова заледенели

– Убей их. Они поганят землю, на которой живут. Нашу землю. И жить они не должны. Убей их… Всех…

Анхель повернулся и пошел в дом. Баронесса смотрела ему в спину, а когда он скрылся за тюлем, в последний раз прошептала

– Убей…

***

– Георгий!

Он едва успел раскинуть руки – она повисла на нем.

– Ты приехал…

***

Запах духов, вкус помады… Тонкая рука на твоем плече, гладкая словно шелк кожа. Легкое дыхание, ощущение тепла. Глаза, смотрящие прямо тебе в душу. Ты приехал – на испанском, она в быту уже разговаривала на испанском, не на русском.

И чудовищное чувство страха и вины, гнетущее, давящее, пригибающее к земле. Страха за то, что однажды он не сможет ее защитить. И вины – за то, что он с ней сделал.

Ты приехал…

Это не ее шрам. Это твой шрам. Твой страх и твой позор – шепчет кто-то в ухо – ты отправил ее туда, потому что сам не пошел.

Ты приехал…

В первый раз он познал женщину, когда дед со своими товарищами – взяли его в офицерский бордель. Ему было четырнадцать. Дело было в Чили, были последние годы и месяцы диктатуры, Они многие туда перебрались, в Аргентине было уже откровенно плохо, а в Чили – еще ничего. Бригадира Мишеля Краснова, самого опасного человека в Чили, командира эскадронов смерти, который работал только по верхушке коммунистической и социалистической партий, по врагам государства – назначили руководить санаторием для высшего командного состава чилийской армии. Там было весело, там принимали самых разных гостей… в те дни там отдыхал южноафриканский полковник из БОСС10 и люди генерала Стресснера11. Было весело, чилийские вина в мире тогда никто почти не знал, но они были так же хороши… и над всеми на этим, над надрывным весельем – висела черная тень конца. Все понимали, что времена изменились, и их мирок – это ненадолго. Самые умные – уже продумывали варианты ухода в тень, на дно. Дед тоже продумывал – он всегда был умным. Но он всегда люто, искренне верил что – что бы не происходило в ближайшие десять лет, двадцать лет, тридцать лет – однажды их снова призовут, однажды они снова станут нужны. Маятник истории – устремится в противоположном направлении – и снова провернется кровавое колесо…

Тогда они много пили, а потом поехали в бордель, в город – они все, парагвайцы, тот полковник из БОСС. Бордель был проверенным, коммунисток там точно не было – проверять надо было, потому что в страну проникали подрывные элементы и было настолько опасно, что члены хунты не передвигались на машинах, у каждого был свой вертолет и каждый день – эти вертолеты совершали посадку на крышу здания одного из первых в Сантьяго небоскребов, ранее принадлежавшего американской телефонной и телеграфной компании. Там, на последних этажах – находился уже много лет центр власти страны.

Вот, они приехали в бордель, и стали выбирать девиц, а потом подвыпивший южноафриканский полковник хотел взять сразу двух, но с двумя он явно бы не справился, он бы и с одной, честно говоря, не справился, потому что напился изрядно… но было уже заплачено. И кто-то крикнул – Ангелито, вот твой шанс. Давай, стань мужчиной…

И он стал.

Он помнил ее глаза. Он не хотел, но она сказала – давай, а то меня побьют…

Его дед очень уважал страх. Любил страх. Его всегда окружал страх. В отличие от многих других – он прятался за высокими заборами, часто они жили на обычной гасиенде, в дорогом районе под Буэнос-Айресом, типично местной, испанской, с дверями на уровне земли. Можно было войти… в доме было оружие, много оружия – но все равно можно было войти.

Никто не вошел. Дед усмехался – боятся…

Боятся…

Вот это – отсутствие страха – было самым важным. Не бояться – совсем не бояться – научил его дед. Этому же – не бояться – он научил и ее. Как умел.

Когда у тебя с детства изломана судьба, когда ты не более чем половая тряпка, о которую вытирают ноги – очень легко сломаться. Она не сломалась… он сразу это понял. Не сломалась, несмотря ни на что, в ней все еще горел тот огонек, что делает человека свободным и сильным. Он всего лишь раздул этот огонь – в смертельное для других пламя…

Он вдруг понял, что она не спит. Смотрит на него.

– Морена… – тихо проговорил он, назвав ее не по имени, как обычно, а по оперативному псевдониму, который она выбрала себе сама, отказавшись от себя прошлой и став другой. Морена. Богиня зимы. Ангел смерти…

Его рука нащупала едва заживший шрам.

– Больно?

Она покачала головой

– Я справилась. Слышишь?

– Знаю.

– Я справилась…

Она свернулась клубочком

– Я справилась. Ты не представляешь, насколько для меня это важно.

– Знаю.

Она покачала головой, едва видимая в темноте.

– Нет. Не знаешь…

…

– В Париже на вокзале ко мне пристали трое ублюдков. Муслики. Один из них сказал – ну что, белая шлюшка, поиграем.

– И что ты сделала?

– У меня была бутылка. Одного я ударила по голове… бутылка разбилась. Второму разрезала лицо. Третьему чуть не вырезала глаза осколком стекла.

– Кто-то видел?

– Нет. А если и видел, вряд ли полиция заинтересуется этим. Город оккупирован мусульманами, они такое творят…

– Отпечатки?

– Нет.

Он вздохнул

– Я жалею, что научил тебя…

– Нет!

…

– Нет, ты был прав. До этого… каждый мог… понимаешь, у меня не было ничего, я ничего не могла сделать с тем чтобы…

– Не думай об этом… – приказал он – просто забудь. Ничего этого не было. Забудь.

– Но это было! Понимаешь, было!

…

– Чтобы со мной было сейчас? Меня бы, наверное, уже убили, или я заразилась бы всем, чем только можно. Меня использовали. Я не могла ничего сделать с теми, кто творил со мной такое. Но теперь я могу. Я могу дать отпор.

– Спи.

– Я люблю тебя. И сделаю все, что ты скажешь.

– Спи. Обо всем – завтра.

– Хорошо…

Он вслушивался в ее дыхание… оно стало спокойнее. Надо бы и ему поспать… но он вряд ли заснет.

Страшен мир…

Мир всегда был страшен – и он не питал насчет этого ни малейших иллюзий. Мир был страшен, кровав, жесток… что говорить, если его мать расстреляли сразу после его рождения и сделали это – по приказу его деда. Он ведь узнал об этом только после смерти старика…

Его самого учили отвечать на зло – злом. Учил дед. Учили инструкторы в школе спецназа в Коронадо. Учили в Школе Америк. Он делал то, чему его учили, но никогда не задумывался – а где конечная точка? Где финал всего этого.

А теперь он думал.

Она ведь была права. Что бы с ней сделали, если бы она не выбрала именно его? Что бы с ней было сейчас?

А что с ней сделал он? В кого он ее превратил? В убийцу, которая мстит так жестоко поступившему с ней миру?

А что делать? Что делать с теми тремя уродами на вокзале? Или уродами в полицейской форме которые ее били и насиловали?

Только одно – убивать.

Вот он и научил ее – отвечать на зло – злом.

…

Однажды к Конфуцию пришли ученики и спросили: учитель, чем нужно отвечать на зло? Может быть, на зло следует отвечать добром, как и полагается порядочному человеку?

И Конфуций ответил: нет! Нельзя отвечать добром на зло! Если вы ответите добром на зло – то чем же вы ответите на добро?

…

Нет… не заснуть. Не заснуть хотя бы потому, что он знает, ему уже сказали – кто-то ее ищет, кто-то взял след и ищет. И почти наверняка это ЦРУ. А они умеют искать. Он это знал, потому что и сам на них работал.

Так как они ищут – они ничего не найдут. След – ведет в заоблачные выси, где нечем дышать. Есть люди, которые имеют право убивать безнаказанно, и никакой закон, ни явный, ни тайный не может их остановить. Он – один из них. Теперь и она.

Но в Одессе все равно – кроется опасность. Там есть ее прошлое. Единственная ниточка, потянув которую, можно размотать весь клубок. А значит, ее надо оборвать.

Во что бы то ни стало.

Запутать концы. Утопить их в крови…

***

– Сколько их было?

– Двое.

– Когда они появились?

– Там, в горах. Мы свернули … ну чтобы… Я уже практически закончила с шейхом, когда они набросились на нас. Я не заметила, как они подошли к машине. Проявила неосторожность.

– Было темно.

– Но я убила их. Это точно.

– Кто они были?

– Менты… полиция. Они говорили… как говорят в Одессе.

– Где они тебя опознали? Вспоминай.

Она села на диван… прокручивая в голове ленту событий. В отеле? Нет. Тогда где?

Казино… стоп

– Казино.

– Они были в казино? Сколько их было?

– Я… не помню. Я отвлеклась… на объект.

– Вспоминай…

– Я не…

– Иди сюда. Сядь.

Она послушно села. Георгий – снял с шеи цепочку с крестиком, вытянул руку вперед, чтобы крестик свисал с пальцев на длинной цепочке.

Крестик начал раскачиваться, описывая круги…

– Смотри на крестик. Слушай мой голос. Только мой голос…

***

– Просыпайся!

Она открыла глаза, не понимая, что с ней произошло. Легкая растерянность… непонимание где ты…

Он никогда не делал с ней такого… она даже не знала, что он владеет искусством гипноза

– Их было четверо. И еще двое, похожих на арабов. Они сидели за столиком в казино – сказал он – потом ты заметила их краем глаза на стоянке. Но значения не придала.

– Но они видели не меня. Они видели танцовщицу в поисках клиента.

– Арабы да. А эти… из Одессы? Они точно знали, кто ты, судя по всему.

…

– Я… ошиблась, да?

Он улыбнулся… она знала, когда он улыбается искренне, а когда нет – улыбка была искренней

– Помнишь, что я тогда тебе сказал? Там, в Одессе?

– Убить плохого человека это хорошо?

– Именно. Это я ошибся. Не зачистил концы.

…

– Придется исправлять.