Читать книгу Уральский узел - Александр Афанасьев, Александр Николаевич Афанасьев, А. Н. Афанасьев - Страница 2

Не люблю селиться в одном и том же отеле.

В прошлый раз – это был Сент-Панкрас, отель пять звёзд перестроенный из бывшего вокзала Сент-Панкрас и он мне не понравился. Да, архитектурахороша, но обслуживание – совсем не на пять звёзд. А вот Мариотт, расположенный на Вестминстер Бридж – понравился гораздо больше: и обслуга намного обходительнее, и чай… здесь отличный «файв о клок ти», настоящее британское чаепитие. Конечно, мне по статусу положены совсем другие развлечения – но я никак не научусь тратить на себя деньги.

Чтобы вы понимали – миллиард у меня уже есть…

Точнее – был; падение цен на нефть и цветные металлы изрядно меня разорило, но что-то около девятисот миллионов долларов у меня осталось. Конечно, не наличными – сейчас богатство оценивается совсем по-другому. В моей головной компании «Урал Майнинг» – акции выведены на биржу, причём не только в Москве, но и здесь, в Лондоне, в виде депозитарных расписок. Что означает, что банк покупает мои акции, кладёт их на депозит, а расписки, подтверждающие условное владение акциями – продаёт как и сами акции. В этом случае немного по-иному распределяются риски да и лондонские инвесторы – а их немало – получают возможность торговать акциями компаний, которые не выведены на Лондонскую биржу. А вывести компанию на Лондонскую биржу… это я доложу вам… один андеррайтинг[1] сколько стоит. У меня сохранилось тридцать процентов акций, семьдесят в свободном обороте – и вот по цене акций в свободном обороте – и определяется цена моего пакета акций. Хотя если я соберусь продавать тридцать процентов сейчас – такой цены как в рознице я за них не получу. Не те времена, те давно прошли. Есть банки, которые продают по цене ниже капитала…

Конечно, не все так плохо. Я не занимался перед кризисом поглощениями – и потому у меня очень низкая долговая нагрузка, я могу запросто позволить себе погасить кредиты за счёт текущего денежного потока – но не делаю этого, чтобы сохранять отношения с банками. А ещё – мне досталась по случаю очень интересная лицензия – и вот с ней то я и приехал в Лондон. В одиночку при нынешних ценах на промышленные металлы я её разработку не потяну, потому нужен консорциум. А его можно создать, только если под это будут деньги. Которых сейчас нет даже у китайцев.

Доигрались, в общем…

– Мистер Угрюмов…

Я киваю портье – такси. Тот берётся за телефон

Крайне не советую приезжая в Лондон брать машину напрокат. Это кажется недорого, а на самом деле – не оберётесь проблем. Либо машина с водителем, либо такси. Я предпочитаю такси – после того, как одному моему другу во Франкфурте подсунули совсем не случайную прокатную машину. С тех пор я стал ещё осторожнее.

* * *

Это было давно… ещё на заре нашего российского капитализма. Я тогда был, как и все начинающим бизнером, но со связями. И вот совершенно случайно я столкнулся с англичанином, которого внаглую разводили – и мне это не понравилось. Нет, я не святой. Просто разводить человека, который приехал в чужую страну, и даже русским плохо владеет – это какая-то совсем уж запредельная мерзость. И я, улучив момент, вывел этого англичанина из-за стола и объяснил ему суть разводки. Он был поражён и не сразу поверил, что такое возможно. Но потом поверил. Англичанином этим оказался сам Томас Пикард, тогда он работал в британо-российской торговой палате. Потом, когда в Лондон приехал уже я – он водил меня по их клубам, тыкал пальцем и говорил – вот этот русский – честный, с ним можно иметь дело. Так я получил доступ к большим по тем временам кредитным деньгам, и под десять процентов годовых – когда остальные платили сто. И за счёт этого – создал уже бизнес мирового уровня – стройка, добыча, цветная металлургия и немного чёрной. Без Пикарда – это было бы невозможно.

И без Пикарда – мне будет невозможно сделать следующий шаг – на уровень уже не сотни, а первой десятки Форбс. Как сделать этот шаг – я знаю. Но нет денег. Но сами по себе эти слова – «нет денег» – ошибка. Деньги есть. Деньги всегда есть. Но сегодня они не для всех. В хорошие времена – банкиры готовы разбрасывать деньги с вертолёта, но сегодня – не эти времена…

Такси – солидный британский чёрный кэб, в котором места как в лимузине – везёт меня по Лондону. Городу – мечте для слишком многих. Городу, специально для таких как я – людей с миллионными суммами на счетах. Люблю ли я Лондон? Нет. Не люблю. Что он для меня? В этом городе – я не родился и не рос, не ходил в школу, не произносил первых слов любви и не заработал свой первый миллион. Всё это было совсем в других местах – там, где меня знают и любят. А здесь я кто? Просто «один из» – и не более. Да, я часто бываю в Лондоне, но только по делам. И скуплюсь даже на машину с водителем.

– Сэр…

Вот и приехали. Вместо того, чтобы солидно протянуть водителю крупную купюру – я провожу карточкой по считывателю. Это не моя карточка, а отельная, которой дверь в номер открывается. У отеля – договор со службой такси, их клиентам даётся существенная скидка, а счёт за такси – включат в общий счёт за номер. Прогресс…

– Благодарю вас, сэр…

* * *

Пикард был старше меня почти на тридцать лет, но всё ещё работал, уже в должности вице-президента банка. Насколько я слышал, одна из его внучек родила правнука, так что я приготовил подарок. Маленькую малахитовую змейку ручной работы в золоте…

– Том…

– Владимир…

Пикард произносит моё имя правильно – Владимир. Обычно англичане произносят «Влад» – но Томас долгое время работал с Россией. Он и сейчас нас курирует

– Как дела?

– О, всё отлично, у тебя?

– Отлично.

– Чая как обычно?

– Если можно.

У англичан слово «fine» в ответ на вопрос «как дела» – следует произносить, даже если у тебя только что сгорел дом. Здесь это приветствие не имеет никакого значения – показывать, что у тебя неприятности нельзя. Как объяснил Том – если показать, то тут же нагрянут кредиторы.

Кэти приносит чай, тепло улыбается мне – а я ей в ответ. Кэти за шестьдесят и у неё тоже есть внуки, с Томом она работает уже лет двадцать – длинноногие секретутки здесь не в чести, куда важнее верность и профессионализм. Сити – как когда-то рассказывал Томас – и раньше был минным полем, а теперь – превратился в дорогу смерти. Слишком высока конкуренция. Чтобы начать – или как тут говорят – «стартовать» в Сити нужно ещё со студенческой скамьи. Конкуренция дикая, потому что половина богачей мира хотят дать детям именно британское образование. Практика здесь выглядит так – ты проходишь конкурс на позицию ассистент аналитика и вкалываешь по двадцать часов в сутки. Не так давно был случай – парень умер от переработки, реально умер. И никто не удивился – здесь все хотят пробиться. А вы бы видели апартаменты, которые строят специально для сдачи молодым, «стартующим» специалистам. Десять квадратных метров, стол, стул, над этим над всем вторым этажом – кровать. Кухни нет, в углу – что-то вроде душа и шкаф с вещами. Кухни нет, потому что здесь все ходят питаться «на улицу» – ресторанов, пабов, кафе тут полно, дома мало кто готовит. Смысла делать квартиру больше нет – цены за аренду дикие, а зачем тебе квартира больше, если ты все время проводишь на работе? Вот так и работают в Лондоне – кто, кто припомнил советские общаги и четыре койки в комнате? Да тут за них драка будет – почти бесплатное жильё, потому что. Есть ещё здесь дома, которые переделывают из гаражей – впрочем, в Москве они тоже уже есть…

Пьём чай. Как бы между делом – я кладу на стол коробочку

– Это для Бэрри. Точнее… кто там у неё родился? Как назвали.

– О…

Том тронут – я это вижу. Его что-то беспокоит – но он реально тронут. И неудивительно – я помню, как зовут всех его детей и внуков. Здесь это не принято. Здесь не любят и не умеют дружить. В Великобритании все держатся на расстоянии друг от друга…

– Так как назвали?

– Джоном Александером. О, это…

– Уральский малахит, Том, настоящий. На счастье. Пусть будет крепким как наши горы и люди в них живущие.

– Спасибо. Благодарю…

– Не стоит… – решаю переходить к делу – ты прочитал, кстати, мою презентацию? Я немало сил на неё потратил.

– Да, Владимир, прочитал…

Презентация моя была о том, как стать из просто миллиардера – мультимиллиардером. Причём – не только мне, но и тем, кто со мной вложится.

Суть в чем? В Сибири – мне достались лицензии, причём сквозные (разведка+добыча) на разработку перспективных месторождений сланцевой нефти. Так называемая «Баженовская свита». Да, Баженовская свита. Её открыли ещё советские геологи, но до недавнего времени эти месторождения не переводились в разряд запасов – потому что никакой коммерческой ценности не имели. Что такое Баженовская свита? Это огромные залежи нефти на глубине два километра, геологический рельеф местности крайне сложный, а сама нефть в них – не жидкая, а твёрдая, по консистенции примерно как гудрон. И всё это – на глубине два километра. Даже если использовать методы сланцевой добычи – она все равно нерентабельна. Ведь на чём – держится рентабельность сланцевой нефти в США? Невысокие налоги на нефтедобычу – раз. Высокая конкуренция в нефтесервисе, делающая работы качественными и дешёвыми – два. И развитая сеть железных дорог – три. Сланцевая нефть ведь бурится совсем по-другому, жизненный цикл скважин всего несколько месяцев, в то время как жизненный цикл обычной скважины – доходит до 30-40 лет при грамотной эксплуатации. А в Техасе мне показывали действующие скважины, которым уже сто лет! При добыче сланца, логистика может быть основана только на бензовозах и железной дороге – труба моментально делает добычу нерентабельной. А при разработке Баженовской – без трубы не обойтись. Почему? Забыл сказать – это месторождение нефти потенциально крупнейшее на планете, крупнее тех, что находятся в саудовских песках. Предположительно, суммарный запас нефти в Баженовской свите – превышает два триллиона баррелей. Это в тридцать раз больше, чем все доказанные запасы России и в десять раз больше доказанных запасов Саудовской Аравии. Если мы переведём Баженовскую свиту в разряд коммерчески эффективных запасов – то Россия по суммарным запасам нефти моментально переместится на первое место в мире, более того – запасы нефти России сравняются с запасами нефти всего остального мира. А у меня лицензии на наиболее перспективные участки были – я купил их у Лукойла и Роснефти. Правда была проблема – нефть то сланцевая, и по разным оценкам извлекаемой там нефти было по разным оценкам от двадцати до трехсот миллиардов баррелей – то есть, лишь мизерная часть. И это до падения цен на нефть. Потому что если Бажена была нерентабельна при ста долларах за баррель, то она стала тем более нерентабельна при пятидесяти. А санкции и запрет на ввоз высокотехнологичного нефтяного оборудования – окончательно этот проект похоронили.

Но я был твёрдо уверен, что проект мне удастся реализовать. И причин этому – были две.

Первая причина – я был уверен, что через два – три года начнётся рост цен на нефть, которые дойдут примерно до 250-270 долларов за баррель с последующим откатом к 150. Причин этому было несколько. Первая – девальвационная гонка валют. Начала её Россия после введения санкций, продолжил Китай, а потом – подхватили все. Идея проста – если твои товары не покупают – девальвируй свою валюту и будут покупать. Последней страной, которая ещё держалась – были США, их валюта удерживалась просто тем, что в мире бушевал кризис доверия и инвесторы всего мира – бежали из сырья, из валют развивающихся стран в доллар. Но сейчас – доллар на корню убивал весь американский экспорт и снова пошла вверх безработица – так что по моим прикидкам, падение доллара, искусственное падение, спровоцированное мерами ФРС – должно было начаться в течение ближайших двенадцати месяцев. А дальше – инвесторы снова ринутся в сырьё с одной стороны, а инфляция по доллару – ещё подхлестнёт рост всех сырьевых товаров.

Второе – был пропущен инвестиционный цикл в нефтяной отрасли, многие проекты были заморожены – а вот спрос на энергоносители как раз низкие цены подхлестнули.

И третье – это сама суть сланцевых проектов.

Мне об этом рассказал один наш буровик – суровый такой дядя, лет семидесяти от роду. За рюмкой чая. Дело в том, что технологии сланцевого бурения – это комбинация двух давно известных приёмов бурения: горизонтального бурения и использования специальных жидкостей для повышения отдачи пласта. В СССР – оказывается, первое сланцевое бурение проводилось ещё в шестидесятые, но после того, как открыли громадные месторождения на севере – все эти проекты забыли за ненадобностью. А зачем – вот, нефть из земли фонтанами хлещет. Так вот – подвох в сланцевых проектах заключается в том, что как сами скважины, так и нефтяные поля – короткоживущие. В отличие от обычного месторождения – сланцевое быстро выходит на пик и точно так же быстро истощается. И этот дядечка, за плечами которых было сорок лет на буровой – на бумажке примерно прикинул мне, когда американские сланцевые проекты вышли на пик бурения, и когда – пошли на спад. Так вот – получалось, что пик отдачи приходился на девятнадцатый – двадцатый годы, а потом, почти без плато как на классическом месторождении – шёл резкий спад. И в 2023-2024 году – он должен был привести к падению уровня добычи в США ниже досланцевых значений. Наложим на это несколько лет хронического недоинвестирования в нефтянку по всему миру, отсутствие значимых открытий – и можно прикидывать цену…

Вторая причина – у меня в руках была не только лицензия, но и пакет технологий, благодаря которым появлялась уверенность, что Бажену мы все же разбурим.

Первая – плазмобур, я нашёл его в Новосибирске. О технологии больше говорить ничего не буду, скажу для чего он нужен. При добыче нефти главное – скважины. По одним – подаётся буровой раствор, по другим – на поверхность идёт скважинная жидкость, которая будет нефтью только после очистки. Даже при разработке классического месторождения требуются десятки скважин. При разработке сланца их нужны сотни. А Бажена – это даже не сланец, это скорее битуминозные пески. Их разрабатывают только в Канаде, открытым способом – прорыли карьер и грузят на самосвалы, а потом вытапливают нефть – для получения четырёх баррелей нефти при вытапливании сжигают один. А нам – надо добыть нефть не с поверхности как в Канаде – а с двухкилометровой глубины. Нужны будут сотни скважин, а плазмобур – позволяет сократить себестоимость одной примерно втрое. Это первое. И второе – в Техасе я не только встречался с людьми – но и через подставных лицу скупил кое-какие разорившиеся фирмы, со всеми их патентами и технологиями. И людьми, готовыми ехать в Сибирь и разбуривать самое большое месторождение в мире. Как добывать твёрдую нефть из глубины – технология была только у немцев: они нагнетают в глубины земли пар с температурой триста – четыреста градусов. А среди купленных мною патентов – было разжижение пластов с помощью специальных, искусственно выведенных бактерий. Прелесть их в том, что их не надо подавать постоянно. Их надо только запустить – а дальше они будут размножаться сами.

Таким образом, по моим прикидкам даже с учётом необходимости строительства инфраструктуры с нуля – мы начнём добычу с себестоимостью примерно шестьдесят – шестьдесят пять долларов за баррель. Это если не строить трубу. Дальше – её строить придётся, но с разбуриванием все новых и новых участков, отработкой технологий и окупанием первоначальных вложений – себестоимость упадёт до сорока. Если не ниже. Я всё-таки изучил вопрос, причём изучил тщательно. Когда саудиты, надеясь угробить американские наработки по сланцу, начали сознательно ронять цену нефти – они и не думали о том, что американцы так быстро адаптируются. Конечно, добыча упала, многие ушли с рынка, многие обанкротились. Но остались самые эффективные. Я сидел в Хьюстоне, в Далласе, разговаривал с простыми инженерами – они мне сказали, что за полтора года им удалось снизить себестоимость добычи на 10–15 долларов. И там где собственники участков пошли навстречу по арендной плате – они продолжали бурить. Так что саудиты – навредили сами себе, получается.

Но это все частности.

Денег на то, чтобы в одиночку реализовать такой огромный проект – у меня не было. Но у меня были лицензии и пакет технологий. И договорённость, что политических проблем, связанных с запуском иностранцев – не будет. В какой-то степени – это операция по прорыву технологической блокады, она выгодна всем. Том – уже финансировал мои… скажем так не совсем соответствующие санкционному режиму операции через мою дочку в Астане. И не только в моих интересах. Казахстан – тоже добывает и нефть, и полезные ископаемые. И там тоже – есть сланцевый потенциал. Санкционный режим ничего не дал – только создал ещё одну возможность для заработка, не более того.

Но теперь – вопрос принципиальный, делать это из-под полы не получится. Слишком велики объёмы.

– И что думаешь?

– Сырьё – сейчас не в фокусе внимания, Владимир

– Когда оно будет в фокусе внимания – будет уже поздно, и ты это знаешь. Ты не хуже меня знаешь, каков инвестиционный цикл в нефтянке. Несколько лет.

– Да. Но инвесторы как перепуганное стадо.

– Ты сам меня учил – будь первым.

– Конечно. Только вот их я не учил. А если и учить… все бесполезно.

Том почесал бородку, делающую его похожим на кардинала Ришелье

– Роад-шоу[2] мы устроить не можем, так?

– Какое роад-шоу?! – возмутился я

– Это ещё сложнее. Тем более речь идёт о России.

– Нефть есть нефть – напомнил я – и только Господу решать, где она будет.

– Да я понимаю…

– И я пойму, если кому-то больше нравится финансировать ближневосточных людоедов. Том, хватит. В чем дело?

– Что?

– Ты сегодня как в воду опущенный.

– Что значит «в воду опущенный»

– Как будто с тебя слезли штаны на скачках в Аскоте.

Для англичанина такое сравнение понятнее… самый большой страх англичанина – это страх оконфузиться.

– А… ну да. Точнее нет. Короче… варианты есть всегда. Но… пятнадцать миллиардов долларов

– Том, ещё несколько лет назад для мейджоров[3] это была сдача от мороженого. Речь идёт о крупнейшем нефтяном месторождении мира.

– Слушай, Владимир. Я посмотрел на твои расклады. У тебя есть уникальное технологическое решение – плазмобур. Почему бы тебе просто не продать его кому-то?

– Нет – спокойно сказал я

– Но почему?

– Потому что. Мне это не нравится по двум причинам. Первая – это сократит себестоимость бурения и может опять выдать на рынок излишние объёмы. Сорвёт восстановление цен. Мне это не нравится. Я добытчик. Мне не нравится, что сырьё стало стоить так дёшево – в принципе. Оно должно стоить дорого. Поэтому – бур останется при мне.

– Но ты же понимаешь, что шило в мешке не утаишь.

– Да. Но никто не будет рисковать непроверенной технологией. Ты сам понимаешь – стоимость ошибки огромна, и к стоимости технологии – прибавляется стоимость экологических штрафов и запоротых скважин. Пока кто-то не рискнёт и не получит результат – ничего не будет. Плазмобур – мы обязательно потом будем продавать, но не как технику, а как решение, вкупе с услугами по бурению. Но к тому моменту – я хочу успеть разбурить Бажену. Получать прибыль, продавая нефть, а не технологии. И … сколько я получу от продажи этой технологии – тем более при нынешнем уровне цен? Десятку? Двадцатку? Мне это не надо. У меня это уже есть. Я хочу сыграть по высоким ставкам. Понял? А тебе надо решать – ты в игре или нет.

– Хорошо – с кислым видом согласился Том – я попробую кое с кем переговорить…

* * *

Что-то было не так.

Я не мог понять, что именно – но что-то было не так. Всё-таки я знал англичан. Их не так просто выбить из колеи, у них могут быть неприятности, но они не будут этого показывать – до последнего, пока это возможно. А мой старый друг выглядел так, как будто у него крупные неприятности.

Но пока я – не мог ничего сделать с этим.

С обещанием всего лишь «переговорить» – я покинул лондонский офис «Барклайс», банка, созданного четыреста лет назад лондонскими золотых дел мастерами и в какой-то момент бывшего почти синонимом банковского дела, как Ллойдс – страхового. Интересно кстати – может, у Барклайс глобальные проблемы? Сейчас никто ничего точно знать не может, на рынке полно финансовых зомби – банков, у которых на балансе с виду нормальные бумаги, в том числе государственные, нормальные залоги – а на самом деле по этим векселям платить никто не будет, а залоги – давно и капитально обесценились. Кризис, однако. По моим прикидкам – мы как в него вошли в две тысячи восьмом – так из него и не выбирались. И Россию ещё не слишком сильно это задело – мы вынужденно погасили значительную часть внешнего долга из-за санкций, перед тем как пошла вторая волна. По той же Канаде – ударило намного сильнее.

Куда пойти?..

Я стоял на тротуаре в финансовом центре многомиллионного города и думал, куда пойти.

Лондон, как и все мегаполисы мира – предоставляет большой выбор для любого путешественника. Даже просто шататься по городу и смотреть все подряд – тоже дело. Лондон – уникален тем, что здесь прошлое и будущее – могут разделять всего несколько метров улицы. Небоскрёбы – соседствуют с викторианскими особняками, и при безумной стоимости земли – в центре ещё остались парки и большие общественные пространства, до которых почему то не добрались шаловливые руки застройщиков, так и норовящих построить 30-этажное одоробало там, где был парк или сквер. И здесь почему то модерновые небоскрёбы не кажутся китчем рядом со старыми домами. Приведу один пример – в восемьдесят втором террористы взорвали одно из самых старых и уважаемых деловых зданий города – Балтийскую биржу, чьи залы – вполне были пригодны для размещения музея, скажем. Здание с такой богатой историей – восстанавливать не стали, вместо него – Норман Форстер, тогда ещё не такой известный архитектор – выстроил современный небоскрёб, получивший название «огурец» за его характерную форму. И этот небоскрёб стал одним из символов Сити и всего Лондона! Представляю, какой бы вал, простите, дерьма – поднялся бы у нас в таком случае…

Итак, что делать? Можно пока пройтись или проехаться до Трафальгар-сквер или Пикадилли-серкус – и там и там я был, но оттуда удобно начинать туристические маршруты. Можно поехать в Боро и дать сатисфакцию своему желудку – Лондон является одной из гастрономических столиц мира. Можно пойти на Даунинг-стрит – там есть такой паб, Ред Лайон называется. Ему четыреста лет, и там собирается весь британский политический бомонд, благо – паб находится аккурат между Даунинг-стрит и Палатой общин. Там полно газетчиков, парламентариев и таких вот искушённых зевак как я. Кстати – вы можете себе представить, чтобы в Москве существовало такое место, где бы столовались вместе парламентарии, люди со Старой площади, газетчики и зеваки? Нет? А вот тут оно есть. Здесь даже столовая Парламента – в те дни, когда Парламент не работает, открыта и работает как обычный ресторан, причём не очень дорогой.

Можно пойти в Ковент-Гарден – хотя я и не большой любитель театра и вообще искусства как такового. А можно – скорее всего я так и сделаю – отправиться в универмаг Либерти, где в пять часов вечера – происходит одна из самых аутентичных в Лондоне церемония «файв о клока» – чай подают заваренный как в позапрошлом веке и в сервизе веджвудского фарфора – который тут же можно и купить. У меня один есть – но я в Лондоне обычно покупаю ещё один, каждый раз как тут бываю – на подарок. Чай – это моя слабость. Правда, пить чай как его пьют англичане – с молоком или сливками – я так и не научился. Какой в этом смысл, ведь так искажается вкус самого чая…

А можно – отправиться на берег Темзы и полюбоваться рекой – люблю воду. Там, правда, последнее время выстроили немало небоскрёбов с собственными маринами – стоянками для яхт, они испортили вид. Но все равно – красиво.

Лондон, Лондон…

Иногда, будучи в этом городе – я думаю о том, во что превратилась некогда самая грозная в мире империя, империя над которой не заходило солнце. Мало того, что от неё остался только крохотный клочок – так ещё сейчас речь ведут о разделении Великобритании на Англию, Шотландию и Уэльс. Причём в Лондоне – такие разговоры популярны. Лондонцев можно и понять – ВВП их города примерно равен ВВП средней по размерам страны мира. Лондон – будет жить и если останется вообще – городом-государством. Так какой смысл – тащить на себе горную, холодную Шотландию и так и не пришедший в себя после окончания угольного века Уэльс. Отделить их и пусть выживают, как могут – а мы будем жить, и ходить по музеям, полным воспоминаниям о великой империи. Такое мнение – в последнее время все чаще и чаще можно слышать в Лондоне. И я могу представить себе город – государство Москва – там тоже любят говорить о «жизни за МКАД». Но вот… почему я уверен в том, что мы правы, а они – нет. Что смысл жизни не в том, чтобы набиться в один город как сельдям в бочку – а в том, чтобы создавать на огромных, простирающихся за горизонт землях что-то новое.

Англичане в своё время отказались от Империи, где-то добровольно, а где-то с большой кровью – но империя, пропавшая империя – настигает их. Город – полон мигрантов, самых разных. И если индусы и поляки – пробиваются, много и тяжело работая, то разные мусульмане, каких в городе тоже полно – создают мусульманские гетто и вешают на стенах плакаты «здесь действуют законы шариата». И таких плакатов – все больше и больше.

Расскажу ещё одну историю. В один их приездом сюда – меня в отеле обслуживал латыш. Первое что он спросил – сэр, разрешите говорить с вами на русском? Я, конечно же, разрешил. Видели бы вы глаза этого латыша, когда он говорил на русском, полузабытом – но остающимся родным русском. Я когда спросил, а что в Латвии – он не ответил, промолчал – но это молчание было красноречивее любых слов. Думали ли латыши, когда отделялись в девяностом, когда строили живую «Балтийскую цепь» в несколько сот километров – что все это ради того, чтобы жить и работать в Лондоне на правах примаков? Нет, наверное, не думали.

Это уже мы. Павшая наша империя…

Я пришёл в себя, и понял, что иду по тротуару без понятия, куда именно я иду, когда зазвонил телефон.

– Да…

– Влад? Ты ещё не улетел?

– Нет, ещё.

– Есть разговор. Срочный.

– По какому делу?

– По твоему. Знаешь, где клуб путешественников?

– Таксист найдёт, если не знаю.

– Окей. Будь там в семь. На входе назовёшь моё имя.

– Буду.

– До встречи.

Ого. Кажется, Том уже что-то нашёл. Может, я ошибся, думая, что у него проблемы.

Хотя… а у кого их нет.

* * *

Клуб путешественников – это один из самых фешенебельных клубов Лондона. В его уставе записано, что в него может быть принят любой, кто совершил хотя бы одно путешествие хотя бы на пятьсот миль в любую сторону от Лондона. Раньше это мог позволить себе не каждый, сегодня – лоукостеры летают в Восточную Европу за десять – пятнадцать фунтов и многие молодые англичане – летают на выходные, за приключениями и дешёвым сексом. Клубы англичанам нужны для того, что они сами называют socializing, социализация. Пролетарии социализируются в пабах, а джентльмены – в клубах, хотя в последнее время эти границы стёрлись, как и многие другие. Но если в паб может зайти любой – то в лондонский клуб, тем более такого уровня – с улицы не пускали. Хотя – судя по останавливающимся машинам, членом клуба могли быть самые разные люди, и обладатели Роллс-Ройса и обладатели Форда Мондео.

Я подъехал на такси – в Лондоне ездить на такси совершенно не зазорно, назвал швейцару имя того джентльмена, с которым у меня встреча – и тот, чинно кивнув, повёл меня внутрь. Ещё кстати один британский парадокс: с одной стороны англичане, если ты им что-то сказал, предпочтут поверить, потому что джентльмену принято верить на слово – а с другой стороны, если ты имеешь дело с британской банковской системой – там обожают все перепроверять. Например, если ты просто хочешь открыть банковский счёт в одном из английских банков – банк от тебя потребует, помимо ID – удостоверения личности, ещё подтверждение адреса. Причём будьте уверены, что по документу, который вы предоставите – кто-то позвонит и наведёт справки. Вот такая вот она – Англия…

Швейцар – передал меня кому-то с рук на руки, и мы пошли коридорами и залами, полными старых карт и произведений искусства. Солидная, чопорная атмосфера, которую ты в Москве ни где не найдёшь, как не старайся. Поднялись на этаж, там были приватные кабинеты. Провожатый – открыл дверь одного из них – и я оказался лицом к лицу с рыжеватым, с проседью на висках человеком, которого бы я определил как «типичного англичанина». Хороший костюм, ухоженные волосы и руки – он сидел за столиком, который был сервирован для чаепития.

– Простите… – сказал я – я, кажется, не туда попал.

Человек улыбнулся – улыбка была тусклой и неприятной.

– Нет, нет, именно туда, мистер Угрюмов

– Просите?

– Присаживайтесь.

Я остался стоять

– Не имею чести.

– Меня зовут Карвер.

– Я должен был встретиться с другим человеком.

– Том скоро подойдёт. Да вы присядьте.

– Не вижу смысла.

– Смысл есть. Для начала

Человек достал из кармана пиджака какое-то удостоверение в виде карточки, но мне его не показал и спрятал обратно.

– Королевская налоговая служба – с сомнением в голосе сказал он – иногда в работе с вашими людьми я представляюсь именно так, но у вас нет собственности на территории Соединённого Королевства, верно? Вы не сделали такой глупости. Как там представлялся коммандер Бонд? Министерство обороны?

– Что вам нужно?

– Переговорить. Видите ли, мистер Пикард обратился к нам за… оценкой инвестиционных рисков вашего сибирского проекта. Мы оценили их и… нашли весьма существенными.

– То есть?

– Да вы присядьте.

Я подошёл ближе.

– Давайте, поменяемся местами

– Да ради Бога…

Я сел на то место, где только что сидел этот человек – а он на моё.

– Так в чем же состоят риски? Кстати – не вижу вашего удостоверения аудитора.

– Мы занимаемся специфическими рисками. На грани бизнеса и политики. Итак, у вас действительно есть ряд лицензий на разбуривание участков с труднодоступной сибирской нефтью. Конечно же – вы не раскрыли сути технологического пакета, какой собрали – но что-то заставляет нас поверить в то, что у вас может и получиться перевести эти залежи в разряд коммерчески рентабельных. И возникает вопрос – а что дальше?

– И что же дальше?

– А то, что у вас эти месторождения быстро отберут. Вместе с технологиями. Вы действительно считаете, что вам дадут их разрабатывать?

Я наклонился вперёд.

– Мистер, а вам то, что за дело, что я считаю. А?

Если я хочу быть убедительным – я бываю убедительным, поверьте. Очень убедительным. В Европе – принято уходить от конфликта, а у нас – совсем наоборот. И я поверьте, прошёл хорошую школу. Конфликтов…

…

– Может, вы хотите вложить деньги? В таком случае – давайте поговорим конкретно. Сколько. И на каких условиях. А если нет – то проваливайте-ка вы отсюда. Пока целы. Ферштейн?

Англичанин улыбнулся

– Забавно.

– Не вижу ничего забавного. Итак?

– Забавно то, что вы совсем не понимаете своего места в пищевой цепочке. Возможно, там у себя вы что-то значите. А здесь…

Договорить англичанин не успел. Если он думал, что разговором только и закончится – то он сильно ошибался…

Но и я ошибался. Я даже не услышал, как открылась дверь… среагировать тоже не успел…

* * *

Англичанин испугался. Я видел, что он испугался… даже при том, что пострадал несильно. Я пострадал намного сильнее – рука до сих пор висела плетью. И дышал я с трудом. Те, кто стоял у меня за спиной – явно кое-что соображали…

– Боюсь, мы несколько недооценили вас, мистер Угрюмов…

Я вместо ответа – сплюнул на стол

– Хорошо. Если вы так хотите… вопрос стоит так. Вы прекрасно знаете, что такое санкции. И вы, полагаю, знаете, какими возможностями мы обладаем. Да, мы вряд ли добьёмся вашей выдачи из России – но вот прервать финансирование мы вполне способны. Прервать навсегда. Выдвинуть против вас уголовные обвинения, которые в финансовом мире будут равны приговору суда и навсегда закроют вам доступ к приличному финансированию. Вы станете парией, с дурной репутацией. Репутация, мистер Угрюмов. Это то, что зарабатывается долго и теряется быстро. Впрочем, вы вряд ли это поймёте…

– Отчего же – сказал я вполне спокойным голосом – пойму. Я только что её заработал.

Мне удалось второй раз «пробить» англичанина – по крайней мере, он удивился. Второй плюс.

– Вы считаете, что нападая на человека, вы зарабатываете себе репутацию?

– Да. Несомненно. Давайте, я угадаю – вы тщательно готовились к разговору со мной. Аргументы, контраргументы. Но вы никак не думали, что вам придётся физически бороться за свою жизнь, верно?

Переигрываю? Нет.

Надо выиграть время. Хоть немного.

– … и теперь, предъявляя мне требования, вы будете каждый раз подсознательно думать, останетесь ли вы в живых или нет. Видите ли, мистер – я вырос в очень дурном месте. Под названием Уралмаш. Знаете, в чем разница между Уралмашем и любым другим местом на Земле? В том, что в любом другом месте – сначала выходят поговорить, а потом бьют морду. А в Уралмаше наоборот – сначала бьют морду, а потом – говорят.

Я улыбнулся

– Теперь я вас слушаю, мистер Карвер.

* * *

К чести говоря – Пикард не избегал встречи со мной. Он сразу ответил на звонок – и предложил встретиться в одном из местечек в аристократическом Сохо…

В гостинице – я привёл себя в порядок. Залез под душ, и там привёл себя в порядок, чередуя ледяную и горячую воду. Переменил костюм. И на кэбе – прибыл в нужное место, там уже обнаружив, что приводил себя в порядок напрасно. Если бы я пришёл в том виде, в каком был – это посчитали бы эпатажем и крутостью…

Пикард, увидев меня, привстал. Он был не в своей тарелке, даже усы, обычно волосок к волоску – были встопорщены

– Что произошло?

– Всё нормально – я плюхнулся на стул – всё супер.

…

– Видишь ли, Том, ты пригласил меня, я пришёл – и обнаружил там какого-то подозрительного типа, а он попытался меня ограбить. Мне это не понравилось – и я попытался его убить. Но у него были сообщники.

– Боже…

– Том, он пытался меня ограбить, вымогал деньги. Все мои деньги, какие у меня есть. Что я мог ещё поделать? Не отдавать же их ему

Я наклонился вперёд.

– Том, мы знаем друг друга много лет. Я привык к тому, что люди предают – и ничему не удивляюсь. И все же скажи мне …

…

– … сколько же он предложил тебе, что ты предал меня?

– Речь не о деньгах.

– А о чем же?

– О возможности делать бизнес. О репутации.

Я улыбнулся

– Ничего смешного в этом нет!

– Нет, есть. Я вспомнил, как ты организовывал лекции в нашем университете. Приглашал лекторов, те говорили о свободе, о демократии, об автономии личности… во, вспомнил ведь. Но вот к тебе приходит КГБшник, и ты с готовностью предаёшь друга. И человека, успех которого помог тебе сделать и свой собственный успех. Расскажи мне ещё о свободе, а?

– Ты превратно понимаешь свободу

– Да ну. А я думаю – ты стал лицемером и трусом.

– Ну, все, хватит.

– Как скажешь.

Том щёлкнул пальцами, подзывая официанта

– Виски. Два пальца.

Официант вопросительно уставился на меня

– Эвиан – сказал я – в неоткрытой бутылке. – И, переведя взгляд на Тома, добавил: – Как во времена Холодной войны, да?

– Речь не о Холодной войне. Вы сами виноваты в происходящем с вами. Вы – и никто другой. Если хочешь знать, ты сильно меня разочаровал.

– Хочу знать – спокойно сказал я – объясни. Почему я должен работать против своей страны только потому, что вы щёлкнули пальцами.

Томас нервно барабанил пальцем по столу

– Есть только один мир, в котором мы живём. Возможно, он несовершенен. Возможно, он даже очень несовершенен – но другого мы не придумали. Есть то, что есть – и мы в этом живём. В этом мире есть только один центр силы и один центр принятия решений – Запад. В конце концов – вы сами с этим согласились. Украина должна была существовать, и Крым должен был принадлежать Украине. Можно много рассуждать о справедливости, но у каждого она своя, и если разбираться с каждым случаем. Короче, должен был быть нулевой вариант и точка. Вы же – забрали Крым себе и атаковали Украину, запустив целую цепочку территориальных переделов, и кардинально повысив риски для всех нас. До две тысячи четырнадцатого – вас терпели. Хоть вы и мешали на каждом шагу, но никто не думал о том, что Россия должна перестать существовать. Но сейчас… извини, слишком велики риски. Мы не можем инвестировать в нефть в Гайане, потому что на эти территории претендует Венесуэла. Мы не можем инвестировать в редкоземельные металлы в Конго, потому что эту страну рвут на куски. Мы не можем понять, к кому нам обращаться, кому и что будет принадлежать завтра. Поэтому – нужно публичное наказание того, кто всё это затеял – вас. Об этом сейчас и идёт речь.

…

– В конце концов, несколько новых границ это не конец света, это новые возможности, как в девяносто первом. Вспомни – тогда ведь ничего страшного не произошло, верно?

Я молчал – и Пикард чувствовал себя всё более и более неуютно. В конце концов, он понимал, кем я был, откуда я вышел. В девяностые – слабые не выживали.

– Знаешь, о чем я жалею?

…

– О том, что я в девяностые не был таким же толерантным, как ты сейчас. Карвер сказал, что с финансированием проблем не будет.

– Так вы договорились? – изумился Пикард

– Да. Знаешь, у вас есть одна хорошая поговорка – ничего личного. Ничего личного, Том. Даже если кто-то в этой истории умрёт…

В самолёте – мне так и не удалось заснуть. Боинг 777 нёс меня в Москву, моя соседка уютно спала, закрыл глаза чёрной повязкой, как перед расстрелом – а я сидел, перебирал колоду карт, которую попросил у стюардессы – и думал…

Репутация.

То, что они могут мне её изгадить – это, несомненно. То, что они могут оборвать финансирование – тоже вне сомнений. Но они не могут не понимать одной вещи – они меня прижали только необходимостью рискового финансирования. Ключевое слово здесь – рисковое. После того, как Бажена даст первые плоды – а она даст, после того, как мы добудем первые баррели нефти с заданной себестоимостью и докажем, что это возможно всё. Тогда – если даже британцы перекроют мне кислород, если даже американцы перекроют мне кислород – финансирование я всё равно найду. Те же китайцы… им нужны ресурсы и плевать на ограничения. К тому же – Бажена будет окупать сама себя.

Тогда на что они рассчитывают?

И второе. Послать их – может каждый. Это просто. Но они – точно так же могут подкатиться к кому угодно.

И этот «кто угодно» – может быть совсем не таким как я.

Какой я? А вот такой вот! Я родился и вырос в городе, который был не лучшим в мире, и район тоже был не лучшим в мире. Но лучшими в мире были друзья. Вкус мороженого. И вкус крови после первой драки – один против пятерых, но я заставил себя уважать. Лучшие в мире озера прямо в городской черте и лучшие в мире горы.

И лучшее в мире небо.

Всё просто на самом деле. У нас у всех есть этот кусок земли. И он – наш. Потеряем его – никто с нами не поделится. Будут шпынять отовсюду, ловить как псов шелудивых и п…сить почём зря.