Читать книгу Холм Будды. Философские стихи - Александр Альфредович Адельфинский - Страница 10

…Довольно долго

Меня томил сюжет довольно странный.

Мы сели в поезд, солнце заходило

И оставляло длительные тени,

И было слишком внятно и тревожно.

Перрон застыл, как будто мир втянулся

В состав наш длинный железнодорожный,

А солнечно слепящие лучи

К нам не вошли, оранжево остались

Снаружи. Я глядел на тот перрон,

Осмысленное здание вокзала

С просветами заката акварелью,

И я понять не мог, что говорили

Мне виды эти, как предупреждали,

Мол, надо выйти, никуда не ехать,

Остаться с солнцем.

Затем как будто я уснул на время,

А, как проснулся, поезд изменился.

И вроде ничего первоначально,

Но как-то поменялась атмосфера,

А прежде за окном пейзаж менялся.

То ангелы, то корабли летали,

То поезда другие над землёю,

То бесы, то порою целый остров

Взметнётся над водою и парит,

И сверху вниз с него стекают реки,

Стремятся водопадами, а море

Волнуется, шумит, хотя безмолвно,

Ведь мы-то за стеклом.

А после стало просто невозможно:

Вода уже летела вверх, не вниз,

Стремясь туда обратным водовзлётом;

И реки утекали там к истокам,

Дожди взмывали вверх, и облака

Росли красиво.

В поезде никто,

Никто и ничему не удивлялся.

Все ели, рассуждали, обсуждали

Себя! Потом они внезапно встрепенулись

И стали делать селфи: «я – и бесы»;

«Я – а подальше острова летают»;

«Я – и еда на фоне странных видов»…

Не удивляясь и не осуждая,

Пошёл я прогуляться по вагонам.

В них были все: и некие народы

Древнейшие, которых я не знал;

Шумеры были, были египтяне —

У них воскресли разом фараоны,

И слуги, и наложницы, рабы;

Я видел там друидов, видел скальдов;

Там викинги сидели и молчали,

Затравленно блестели их глаза.

Я видел человечество в вагонах.

Темнело долго, клейко, я смотрел,

Глазам не веря, в то же время веря,

И я понять не мог, к чему вот это —

Вот это приключение досталось

Как раз-то мне. Мы въехали на мост,

И дно вагонов загудело зыбко,

А там, внизу, в провальной темноте,

Прикрытой чуть туманом голубым,

Огни мерцали. Думал я сперва,

Что это города, и, как ни странно

(Я это понимал уже тогда),

Отправился в вагон – я ресторан.

И я тому отнюдь не удивился,

Кто там сидел, и мы вели беседы

На разных языках, и вот вошёл

Знакомец давний: он поправил плащ,

Испил со мной вина, причём остаток

Свернулся в кровь; знакомец посмотрел

В окно, глаза рубином засветились.

И я увидел: поезд повернул,

Он по мосту спускался, по спирали,

А там, внизу, как будто Колизей

Вселенский ожидал нас, он огромен,

Галактике подобен стадион.

Он факелами нервно освещён,

И нам – туда. Мой искренний знакомец

Сказал: «Теперь мужайтесь все»…

Под нами ныли, скрежетали рельсы,

Знакомец вышел прямо через стену,

Пройдя металл, как призрак одинокий.

И стало слышно, что вагоны вдруг

Затихли разом, словно по команде.

Но в то же время с внешней стороны,

Хотя и герметичны были окна,

Вибрация огней и темноты

Раскачивала поезд. Вот уже

Мы уровнями ниже, ниже, ниже.

Галактика пылающих огней

Распахнута вокруг, внизу, над нами.

Но в чьих руках там факелы горят?

Кто нас толпой вселенской ожидает?

И почему мы видим, что стоят

Сожжённые другие поезда,

Пришедшие до нас, и почему

Разодраны они как бы когтями?

Как будто вопль болельщиков вокруг.

До горизонта, дальше и повыше —

Волнуется и плещется толпа,

Но нелюди, не люди там стоят,

А существа, подобные чертям,

И радуются, гады, и ликуют.

И поезд въехал между этих толп,

И взламывают двери, в окна бьют,

И скалятся по окнам. Поезд сдавлен —

И лопнул он, как целый шар земной.

…Была ль вина у нас? Она была.

Но не было вины на самом деле.

Жестоки размышления мои.

Жесток сюжет, жестокие виденья.

Кто создал нас, тот создал Колизей,

Который принял наш полночный поезд.

Кто ссорит братьев, семьи и друзей?

Кто жить зовёт, ничем не беспокоясь?

Здесь размышлений тьма: и кто обрёк

Зачем вложил программу в этом свете;

Кто в Матрицу вложил упрямый рок;

Кому мы снимся? На какой планете?