Читать книгу Избранный Декамерон. Лучшие эротические истории - Александр Амурчик - Страница 3

***

Свою кличку «Капитанская дочка» Маринка, как рассказывал мне когда-то Кондрат, получила благодаря своему отцу, причем уже довольно давно. Отец ее, офицер, служил на расположенной вблизи города радиолокационной станции, но, несмотря на солидную армейскую выслугу, вот уже на протяжении целых десяти лет оставался капитаном безо всякой, как все уже понимали, надежды на повышение.

Машина подпрыгнула на очередной кочке, что прервало ход моих мыслей, и я с беспокойством посмотрел на водителя. Игорь умудрялся на ходу, просунув руку назад, между сидений, щипать девушек за коленки – визг и громкий пьяный хохот разносится из нашей машины далеко по городу, и, отражаясь от домов, возвращается дробным эхом. Тем временем я вновь пытаюсь разглядеть лицо девушки, которую зовут Маринка. Моя будущая «жертва» очень весела, она даже не предполагает, бедненькая, какая «угроза» нависла над ней в моем лице.

Впрочем, не менее веселы были и обе ее подруги – вся честнАя компания, оказывается, с самого обеда и до сих пор, вплоть до приезда ко мне, угощалась на квартире Кондрата десертным вином, а под конец и вовсе перешла на коньяк. А закусывали, за неимением чего-либо более существенного, яблоками.

В верхней части улицы Танкистов – в нашем городе имеется и такая, – около столовой №6 мы притормаживаем, и «03-я старушка», поскрипывая всеми своими склерозными железяками, сворачивает направо, на грунтовую дорогу, которая перерезает микрорайон частных домов, спускается по ней к пресному озеру, минует кафешку с народным названием «Приют утопленника», катится по насыпной дамбе, отделяющей озеро от речушки Фрумоаса (Красивая), затем сворачивает налево и, въехав на территорию пляжа, останавливается.

Вот мы и на месте; вся компания дружно покидает машину. С тех пор как по решению горисполкома «с целью искоренения в городе разврата» служба благоустройства рьяно принялась за уничтожение двух прекрасных парков, расположенных в центре города, и, надо сказать, достаточно в этом деле преуспела, молодежная ночная жизнь постепенно сместилась сюда, к озеру, которое хотя и было расположено всего в двадцати минутах ходьбы от центра, все же находилось за чертой города. Теперь здесь можно было практически в любое время суток встретить любителей искупаться в озере, а также наблюдать множество гуляющих и целующихся под луной пар; а в местах, несколько удаленных от пляжа, можно было также услышать любовные ахи-охи-вздохи, причём имелся немалый риск споткнуться об чьи-либо ноги, торчащие из-за кустиков.

Однако сегодня, когда мы вышли из машины и осмотрелись на местности, несмотря на достаточно теплую ночь, купающихся в озере мы не обнаружили, и даже влюбленных парочек поблизости не было заметно; нас приветствовал лишь хор сверчков, а из растущих неподалеку высоких, больше чем в рост человека камышей, ему вторило нестройное кваканье лягушек.

Игорь, явно не удовлетворенный этими звуками, вставил кассету в магнитофон автомобиля, включил его на полную мощность и мы тут же устроили вокруг машины что-то наподобие танца африканских аборигенов под музыку великолепных «Роллинг стоунз», ревущую из автомобильных динамиков.

Для того чтобы гармонично вписаться в общий разухабисто-бесшабашный пьяный ритм, я разом опрокинул в себя полстакана коньяка, любезно преподнесенного мне Кондратом – благодатная жидкость приятно защекотала горло, пролилась внутрь, обожгла внутренности и весело побежала по жилам, взбадривая еще не до конца проснувшийся организм. Укусив теплое яблоко, услужливо протянутое Маринкиной рукой, я вдруг явственно ощутил себя участником известного библейского сюжета – искушение: я был Адамом, вкусившим яблоко от древа познания; Маринка (а она была очень даже неплоха в образе Евы) – тоже откусывает от яблока; на роль змея-искусителя вполне подходил Кондрат (вот только я, не очень внимательно читая Библию, не уверен в том, что змей когда-либо наливал Адаму коньяк).

Вспомнив о своем задании, я хватаю Маринку за руку, и вот мы уже продолжаем танец вдвоем, словно старые знакомые, хотя до сегодняшнего дня друг друга и в глаза не видели.

Внезапно заканчивается кассета, но накал всеобщего веселья настолько высок, что мы, не теряя темпа, продолжаем беситься, отделывая головокружительные па, прыгая и кувыркаясь в песке.

Игорь, самый «мелкий» по размерам в нашей компании мужик, от избытка эмоций подхватывает на руки самую полненькую из девушек – Сашеньку, и несет ее к воде. Все хохочут, а секунду спустя уже Маринка тянет меня за руку с криком: «Бежим купаться».

Кондрат, самый степенный из нас и рассудительный, в это время что-то объясняет Люсе, усердно жестикулируя, а «моя» Маринка кричит: «Дикий пляж, давайте устроим дикий пляж», после чего, ни на кого не обращая внимания, начинает раздеваться. Мне вроде как бы тоже стесняться нечего, но трусы я снимаю лишь после того, когда Маринка остается в чем мать родила. (А ведь линия библейского сюжета – эй-эй! – продолжается).

Мы с ней, взявшись за руки, с дикими воплями несемся к воде, серебристая лунная дорожка бросается нам навстречу, и мы, не разжимая рук, шлепаемся в теплую, как парное молоко воду, разбивая эту дорожку вдребезги на множество отдельных светлячков. Игорь, не дожидаясь, пока Сашенька разденется, затягивает ее в воду прямо в одежде, а мы с Маринкой тем временем отгребаем в сторону, в десяти шагах нас уже практически не видно. Необычайное чувство свободы и восторга охватывает меня и я заключаю Маринку в объятия – ее прохладное, гладкое тело приятно скользит в моих руках. Она откидывает голову назад и, черпая ладошками воду, брызжет ею во все стороны, заливаясь хохотом. Потом внезапно замолкает и, обхватив меня за шею руками, забрасывает свои ноги мне на бедра. Я лихорадочно ищу, куда вставить мое уже напряженное «естество», нахожу, проталкиваю в узкую упругую щелочку, Маринка, помогая мне, откидывается назад, и наши тела сливаются, затем начинают ритмично двигаться.

Пытаясь управлять движениями, Маринка лихо вертит бедрами, отчего тут же выпадает из моих объятий и плюхается головой в воду. Я со смехом вытягиваю партнершу из воды, Маринка отфыркивается, при этом мы, естественно, теряем контакт и все приходится начинать сначала. Мы хохочем, будто это веселая невинная игра, однако обмануть нам никого не удается: Игорь и Сашенька, заметив наши «водные упражнения», ничуть не стесняясь, направляются к нам. Игорь на ходу сдерживает и пытается повалить Сашеньку на мелководье, но та без труда стряхивает его с себя.

Нам с Маринкой приходится прерваться на самом интересном месте, после чего мы выбираемся из воды на сушу. Прижавшись головой к моему плечу, она шепчет: «Савва, я хочу тебя по-настоящему, слышишь?» – «Слышу», – дрожащим и охрипшим от возбуждения голосом отвечаю я. Держась за руки, мы не оборачиваясь, направляемся к небольшому пролеску, темнеющему в сотне шагов от нас; Игорь с Сашенькой, судя по голосам, вновь увязываются следом, хорошо хоть Кондрата с его партнершей пока не видно и не слышно.

Слишком углубляться в пролесок не имеет смысла, и мы, оторвавшись от преследующей нас пары шагов на пятнадцать-двадцать, валимся в высокую густую траву. Маринка со стоном потягивается, затем, схватив меня за руку, опрокидывает на себя; мы оба горим желанием, и я, раздвинув ей коленки, захожу в «боевую» позицию.

Однако что-то в этой позе сразу же показалось мне некомфортным: как бы я Маринкины ноги не задирал, вожделенная щелочка все ускользала куда-то вниз и тогда я одним движением, обхватив девушку за талию, перевернул и поставил на коленки. Ну, конечно же! Теперь все было чудесно, щелочка сразу же нашлась и раскрылась мне навстречу – просто по физиологическим своим параметрам Маринка оказалась выраженной «сиповкой» (по народному), то есть ее «дундочка» (так в нашем городе принято называть женский половой орган), природой устроена ближе к попе. Такое расположение женских органов встречается, если судить по моему скромному опыту, сравнительно редко.

Или что-то особенное было в природе и в атмосфере в эту ночь, или же меня попросту обуяло некое любовное сумасшествие, но я, кончив, не мог остановиться и продолжил движения, словно стараясь закрепить достигнутый успех. Отдавшись ощущениям, я ничего не замечал вокруг, и только ладони мои продолжали крепко держаться за Маринкины ягодицы.

– Савва, Савва! – вдруг услышал я её испуганный голос, донесшийся до меня словно издалека. – Смотри-ка, что это там, в кустах?

Я с большим трудом, не теряя при этом контакта с партнершей, выхожу из транса, наши тела еще продолжают трепетать, когда я вдруг слышу в кустах, буквально в нескольких шагах от нас, громкий шорох, затем треск ломаемых веток. Я уже, было, открыл рот, чтобы наорать на Игоря с Кондратом, предполагая, что это они нас дразнят, как вдруг послышались новые звуки: «Тхру, тхру…», – и этот звук неразрывно и органично сплелся с предыдущими.

«Дикие кабаны!» – мелькнула в моей голове тревожная догадка. Не говоря ни слова, я прижал Маринку к земле, а сам стал напряженно всматриваться в окружающую нас темноту. Звуки повторились, теперь уже ближе, и, наконец, в неверном лунном свете, пробивающемся сквозь ветви деревьев и редкий кустарник, я увидел целое семейство диких свиней, находившихся буквально в пяти-шести шагах от нас. Я, даже не успев испугаться, одним движением поднял Маринку на ноги, шепнув ей: «Лезь на дерево». Она, подстегиваемая первобытным страхом, передавшимся нам многотысячелетним опытом предков, тут же ловко вскарабкалась по гладкому стволу и прилепилась к нижней развилке дерева, находившейся чуть выше моего роста. Я же встал за ствол дерева, продолжая наблюдать за кабанами, которые, фыркая и причмокивая, вскапывали своими рылами землю вокруг кустов. Мгновение проходит за мгновением, и вдруг за моей спиной слышится дикий визг, от которого меня вмиг прошибает холодный пот. Решив, что это нас окружают кабаны, я в ужасе оборачиваюсь и вижу… Игоря с Кондратом, несущихся прямо на меня и размахивающих при этом палками – это именно они, мои друзья-товарищи, производили эти ужасные звуки. Еще не придя в себя и не в силах произнести хоть слово от пережитого страха, я, вновь вспомнив о кабанах, оглянулся, и по топоту и треску сучьев понял, что дикие свиньи, испугавшись шума, производимого моими товарищами, бросились наутек.

Проходит секунда, другая, и вдруг мое тело, независимо от моего желания, начинает сотрясать смех; обнаженные, в одних трусах, Игорь и Кондрат останавливаются рядом и тоже, осознав, что лишь минуту назад все мы действительно были в опасности, и что теперь она миновала – кабанов уже не видно и не слышно, – начинают хохотать вместе со мной.

В какое-то мгновение Игорь, смеясь, задирает вверх голову и замечает распластанную на дереве Маринку.

– Ага, вот ты где, бесстыдница! – кричит он возбужденно, подпрыгивая и безуспешно пытаясь ущипнуть девушку за голое тело, – мы тут, понимаешь, подвергаемся смертельному риску, ведь запросто могли погибнуть от клыков диких животных, а ей, видите ли, на дереве захотелось потрахаться. Слезай немедленно, развратница.

Мы продолжаем безудержно ржать, тычем при этом друг в друга пальцами, и вновь покатываемся от хохота. Маринка что-то жалобно бормочет, затем пытается слезть с дерева, но у нее ничего не выходит: она повисает, держась обеими руками за ветку, ноги не достают до земли самую малость, я поддерживаю ее за бедра и шепчу: «прыгай же, отпускай руки», но она, не чувствуя под собой опоры, боится, и продолжает висеть не разжимая рук.

– Прыгай скорее, Маринка, – громко кричит Игорь, – один кабан по случаю здесь задержался. Мы решили принести тебя ему в жертву, пусть он тебя трахнет.

– Закрой рот, Жердь, – ору я на своего товарища, – не то она будет висеть здесь до самого утра.

Несколькими минутами позже, вчетвером, целые и невредимые, мы выходим из леска и направляемся к машине.

Сашенька и Люся, которые к этому времени уже успели одеться и привести себя в порядок, ожидают нас у машины и курят. Маринка, завидев их, вдруг останавливается на полпути, всхлипывает, и, протягивая ко мне в мольбе руки, с жалким выражением на лице шепчет:

– Такое впервые в моей жизни, Савва… Вначале все было так чудесно, а потом этот жестокий облом… – Ее голос вибрирует. – Полюби меня. Прошу тебя. Прямо здесь и сейчас, плевать мне на них. Полюби меня по-настоящему. А то я никогда в жизни больше не захочу, не смогу любить мужчину. – Маринка почти плачет.

Игорь и Кондрат, то ли услышав ее мольбы, то ли поняв что-то по ее тону, деликатно покидают нас. Я беру девушку за руку, мы возвращаемся на несколько десятков шагов назад и подходим к низенькой скамейке, одной из тех, что во множестве разбросаны по всей территории пляжа. Маринка поворачивается ко мне спиной, наклоняется, выпячивая попку, и упирается руками в скамейку…

Со второй минуты примерно она опять начинает всхлипывать, я, приостанавливаясь, спрашиваю: «Что случилось?», но Маринка шепчет:

– Продолжай, я всегда плачу, когда мне хорошо…

Минут через двадцать, когда мы, закончив и быстренько окунувшись в озере, нисколько не стесняясь своей наготы, подходим в обнимку к машине, Кондрат швыряет нам наши с Маринкой вещи и, не удержавшись, выпаливает:

– Ну вы, блин, и даете!

Он отворачивается и, сильно ссутулившись, уходит прочь.

Мы с Маринкой удивленно глядим друг на друга, затем, ни слова не говоря, начинаем одеваться.

Это потом уже, позднее, после того как мы развезли девушек по домам и остались с Кондратом вдвоем на пустынной улице рядом с моим домом, он ломающимся от волнения голосом спросил:

– Она плакала, когда ты ее…?

– Да, – ответил я.

– Извини, брат Савва, – сказал Кондрат и тяжело вздохнул. – Не сдержался. Я, конечно, хотел, чтобы ты ее… отымел. – Голос его дрогнул. – Но вот уж не думал, что это у вас получится так… легко и быстро.