Читать книгу Храм Соломона - Александр Аннин - Страница 2

В служебном тире пистолетные выстрелы хлопали оглушительно, всякий раз оставляя за собой пунктирное, звенящее эхо. Капитан спецотдела Виктор Крайнов положил оружие на низенький барьер, снял мохнатые наушники, жестом приглашая своего напарника, майора Бориса Дугина, прерваться на минутку.

– Вот смотри, Боря, какую бяку я тренирую, – Виктор покатал во рту прогоркший, отверделый катыш жвачки. – Ну, представь, он быстрее тебя выхватил пистолет. И, естественно, орет: руки за голову, оружие на землю!

– Это невозможно, – усмехнулся Дугин.

– Что невозможно? Что кто-то сумеет тебя опередить?

Виктор глумливо приподнял кустистую бровь.

– Нет, не это, – чуть грустно покачал головой Борис. – Это как раз таки вполне ожидаемо… При моей-то старости…

– При нашей с тобой старости, – вперил в него палец Крайнов.

– Ну да, при нашей. Просто… Невозможно выполнить такую команду. Заложить руки за голову и при этом опустить пистолет на пол.

– Тьфу на тебя! Циник! Буквоед! Ладно, он кричит: клади оружие на землю. Теперь гляди внимательно…

Виктор уставился в черный, ростовой, абрис мишени, вокруг головы которой нимбом расходились белые окружности. Взял в правую руку пистолет (дулом вниз), начал неспешно сгибать колени. Левую ладонь капитан столь же медленно выставил вперед: дескать, спокойно, парень, я все понял, твоя взяла…

– Его внимание хотя бы на долю секунды фокусируется на выставленной ладони, и…

Виктор неуловимым для глаза движением, с бедра, выстрелил. Прямехонько во лбу черной фигуры показался белый кружок попадания, по гулкому залу покатилось, задребезжало эхо.

– Нет, у меня так не выйдет, – отмахнулся Дугин. – Даже время тратить не хочу. Говорю тебе, старею… Представляешь, уснул в кабинете, прямо на глазах у всех. Жаль, тебя в тот момент не было, потешился бы вместе с молодняком…

– И что снилось? – спросил Виктор вполне серьезно. – Былые дни?

«Надо же, опять в самую точку лепит, чертяка! – мысленно восхитился Дугин. – Это называется – чутье! Не пропьешь…»

Дело в том, что майор уж второй день кряду томился желанием рассказать напарнику о своем «рабочем» сне, да что-то удерживало его, видимо – опасение быть осмеянным в очередной раз.

– Рабочий сон снился, это я его так называю, – вздохнул Коропотов. – Который раз…

Они сели на банкетку у стены, вытянули затекшие ноги. Виктор убрал в подплечную кобуру свой «глок-19», Борис – полюбившийся аж с начала 90-х «люггер». «Выбор оружия – вот, пожалуй, единственная привилегия, сохранившаяся за нами», – подумал Дугин.

Видимо, в голове его бессменного напарника бродили примерно те же мысли, потому что Виктор сказал:

– Я тут подсчитал ненароком… Если включить годы муштры, то у нас с тобой на двоих – семьдесят пять лет службы на невидимом фронте. Недавно исполнилось.

– Угу, – хрюкнул Борис. – Прям брильянтовая свадьба.

– Только бриллиантов как-то не предвидится. Нам, Боря, время наступает на пятки, все ноги нам уже оттоптало… Куда нам двигаться, с оттоптанными ногами?

М-да… Так что за сон-то?

– Сон… Самый возраст – сны обсуждать… А снился мне, Витя, семьдесят девятый год, подготовка к Олимпиаде в Москве. Я тогда еще стажером в отделе был…

– Я тоже.

– И ты тоже, да. И поручили мне простенькую работенку – спортсмена одного пасти. Нашего, местного. Был он кандидатом в олимпийскую сборную, копье бросал.

– Метал, – уточнил Виктор.

– Метал, – согласился Борис. – И снится мне уж который раз, как сижу я, молодой пацан, в своем служебном сером костюмчике, один-одинешенек на всем нашем городском стадионе. А этот копьеносец знай себе по полю разбегается и зашвыривает копье черт-те куда… А над трибунами напротив – длинный такой транспарант: «Куй олимпийский металл!»

– Прямо каламбур какой-то. Он копье метал, а с плаката ему предлагали ковать металл… Помню, как же, – Виктор забросил в пасть очередную подушечку жвачки, задвигал челюстями. – Там еще в слове «куй» все время одну букву слегка видоизменяли, народный юмор, блин. Непритязательный.

– Точно, было такое… – припомнил Борис.

– Мне тогда еще любопытно было, кто такой все эти лозунги потешные придумывает, – балагурил Виктор. – И ведь обком партии одобрял! Везде – как у людей: «Быстрее, выше, сильнее!», «Наша цель – коммунизм», «Народ и партия едины». И только в нашем городе что-то оригинальное. Предлагал начальству даже следствие по-тихому провести. Выслуживался… Но тогда не до того нашему начальству было – горячее времечко, приятно вспомнить.

Слушая Виктора, Дугин вспомнил, что в скверике, наискосок от их штаб-квартиры, по сей день стоит железный транспарант брежневских времен: «Светлому будущему – быть!» Борис не стал развивать эту тему, вернулся к своему сновидению.

– Так вот, останавливается вдруг этот самый метатель, смотрит на меня с жуткой ненавистью, а сам копье в руке покачивает. И орет: «Пошел вон! Хорош за мной следить!» Ну, я, понятное дело, ноль внимания… А он в мою сторону разбегается и ка-ак запустит свою железяку! Чувствую, прям точно в меня сейчас попадет, все-таки – кандидат в сборную страны… И в ужасе прыгаю вверх по скамьям…

– А копье тебе в ляжку – хрясь! – закончил за друга Виктор.

– Угу.

– Фу, какой неинтересный сон, – разочарованно протянул Виктор. – Это ж все на самом деле было. Никакой фантазии у тебя нет. Даже во сне… Помнишь, тебя потом долго еще звали в ж… раненым.

– Не надо, Витя…

– Правда, если я не ошибаюсь, тебе тогда грамоту дали за бдительность и чуть ли не нашивку за ранение… Вот с тех пор ты меня всю жизнь и опережаешь на одно звание. Ж…й меня одолел, на лопатки положил.

Борис понимал, конечно, что его напарник несерьезно все это говорит, но неожиданно для самого себя обиделся.

– Ой ли? – укоризненно посмотрел на друга Борис. – Можно подумать, только из-за того случая я до майора дослужился, а ты только до капитана?

И осекся, буквально прожженный взглядом Крайнова. Н-да… Это называется – слово за слово, на ровном месте…

– Зря ты напомнил мне, Витя, мое некрасивое прозвище…

– В ж… раненый! – остервенился Крайнов.

Разговор явно заходил куда-то не туда…

– Не напомнил бы, – гнул свое Дугин, – так и я бы не стал тебе соль на твои раны сыпать.

Были у Крайнова свои раны, были… И не в ляжку вовсе, а в самую таки душу. И причины того, что на пороге пенсии Виктор дослужился лишь до капитана, были весьма и весьма сугубыми.

– А ему-то, метателю копья, тогда что дали? – с преувеличенным интересом спросил Крайнов.

– Правильно, Витя, давай о других лучше поговорим. Свернем, брат, со скользкой дорожки. А то вдрызг поругаемся… Пять лет ему дали. Вполне гуманно. Вместо Олимпиады на Колыму потопал.

– А что ж так мало?

«Говорили ведь на эту тему уже сто раз», – подумал Дугин, но игру поддержал – чтоб замириться с задетым за живое напарником.

– Так мало дали, потому что потерпевший – то есть я, – проходил в суде как частное лицо, а не как сотрудник компетентных органов. Ранение уж больно смешным было, прямо для анекдота. Вот и решили не позорить. Наш отдел тогда еще в структуру госбезопасности входил.

– Кстати, никогда раньше у тебя не спрашивал… А потом-то что с ним было?

«Спрашивал уже», – снова отметил про себя Дугин, нахмурился:

– Отсидел от звонка до звонка. А вышел – на Чукотке остался. Устроился на китобойное судно, гарпунить моржей. Благо все навыки были при нем…

– А сейчас?

– Что – сейчас?

– Ну, что поделывает? Жив хоть?

Борис помолчал. «А вот об этом мы точно не говорили».

– Нет, – тихо сказал наконец Борис. – Где-то в самом начале 90-х китобой затонул во льдах. Так что и могилки не осталось.

– Так во-от оно что! – понимающе протянул Крайнов. – В тебе чувство вины проснулось, бездушный службист! Теперь понятно… Это, брат, знаешь, как называется?

– Как?

– Кризис среднего возраста, вот как. И не иначе. Мысли покаянные, думы окаянные… И это пройдет!

– Уже прошло, Витя, уже прошло. Опоздал ты царя Соломона цитировать. Я в том смысле, что мы с тобой уже за черту среднего возраста перешагнули… Хотя… Ты, если верить твоей похвальбе, все тот же… ммм… жеребец.

* * *

Борис, конечно же, имел в виду нескупую мужскую потенцию своего напарника – с эрекцией вкупе. В «совокупе». Однако, помимо смысла переносного, был в определении «жеребец» и смысл самый что ни на есть прямой: внешностью своей капитан Крайнов здорово смахивал на коня, в посрамление пресловутой теории Дарвина. На вороного, с породистой проседью, коня: гривастый, лобастый, с крупными ровными зубами и впалыми щеками… Виктор обладал к тому же глубоким, все понимающим взглядом старой лошади, клячи изъездившейся и во всем изуверившейся… От этого взгляда, случись ему быть пристальным, торопели не одни только женщины, но, случалось, и мужики. А голос! С этакой хрипотцой, как у Аль Пачино.

Дугин был повыше, «помордастей» и с клячей уж никак не ассоциировался – тут тебе и брюшко прорисовывается, и взгляд тяжелый, типа: «Мне нечего терять в этой жизни, приятель, поберегись!»

Борис и Виктор за три с половиной десятка лет пересидели не одно поколение сослуживцев – пересидели, разумеется, не буквально: приходилось и побегать, и пострелять время от времени… Десантироваться на парашютах и даже, помнится, как-то раз погружаться на дно озера в скафандрах.

Но, в общем-то, вся эта увлекательная жизнедеятельность осталась где-то там… Насколько хватало «ближней» памяти Бориса Дугина, они с Виктором чинно приходили в обширный, расцвеченный молодежью кабинет аккурат к десяти утра, чтобы в шесть вечера с достоинством его покинуть (советская закваска, что ни говори). И хотя с ними, безусловно, считались – как с некими обязательными условностями; и хотя их даже ценили (как спецотдельские раритеты), но пылинок, что называется, не сдували, шапку не ломали… Есть – ну и есть, нехай себе будут. Никому же не мешают.

Время от времени они консультировали, инспектировали, инструктировали, просто давали советы начинающим, составляли какие-то аналитические обзоры. А не то так поручали им вести допросы «тяжелых» клиентов – опыт, как-никак, в наличии, да и вид представительный, «сурьезный».

Майор Дугин знал, что за глаза его именуют в отделе «Дуб». И не принимал это близко к сердцу. Он ведь и впрямь, как дуб – кряжистый, покрытый вековой коростой, но еще очень даже полный жизненных сил. И Дугин при выборе оперативного псевдонима так и записал в своем служебном формуляре: «Дуб». Витьку в спецдонесениях обозначали кодовым прозвищем «Рая», и Крайнов с этим давно свыкся, смирился. Даже бравировал своим женоподобным оперативным псевдонимом, ерничал: «Да, не любит меня начальство. Женское погоняло присобачили. А зачем, скажите на милость, любить женоподобных мужчин, если вокруг полно женоподобных женщин?»

Впрочем, может, кому-то они и мешают. Вот, к примеру, тощий Костя Псурцев («Сурок»), заметно картавящий после того, как прикусил язык на тренировке по боксу – полученный им удар был настолько силен, что «пробил» капу. Спит и видит паренек, как бы подняться повыше в табели о рангах – надо думать, в результате грядущей отправке ветеранов спецотдела на пенсию. Или Саша Витийеватов, он же – «Вий», напарник и приятель Псурцева. Оба уже несколько лет, с тех пор как им после изнурительных тренировочных сборов присвоили звание лейтенантов, так по сей день лейтенантами и остаются. Правду сказать, майор Дуб и капитан Рая тут ни при чем: воинские отличия в системе спецотделов роли не играли, здесь все были сначала просто агентами, потом, если повезет – спецагентами и так далее, выше и выше по служебной лестнице.

Воинское звание, впрочем, по традиции было обозначено в удостоверениях сотрудников, на корочках с золотым тиснением значилось загадочное «АНБ». Эта аббревиатура никак не расшифровывалась, понимай, как хочешь – Агентство национальной безопасности, Ассоциация наблюдения за биомассой… Но те, кому надо, о существовании спецотделов, конечно же, знали. В первую очередь – смежники из МВД и ФСБ, Следкома и прокуратуры. И, завидев грозную ксиву АНБ, как правило, быстренько становились лояльными.

Были, конечно, у сотрудников спецотдела и другие удостоверения – на разные случаи жизни. Тут тебе и пенсионные, и – ксивы Роскомстата, и офицерские. Но это так, к слову.

Когда же впервые были на Руси великой созданы спецотделы? При Сталине? При царе-батюшке? Копай, как говорится, глубже. Спецотделы, по утверждению знатоков, появились еще во времена Ивана Калиты[2], и, подобно нынешним, всегда были донельзя засекреченными подразделениями. Только при московских князьях спецотдел назывался иначе (что не мудрено, ибо термин сей – иностранный, от английского special). По мнению штатных аналитиков этой секретной службы, самый первый спецотдел князя Ивана I именовался «Окоём», а сотрудники его – «послухами». «Видим все, что емлет око, слышим все, что слышит ухо» – так, надо полагать, звучал в то время слоган спецотделов.

– Когда-нибудь нас рассекретят, – делился своими мыслями с Дугиным Крайнов. – Ну, рассекретили же ГРУ, а ведь было время, когда об этой военной разведке даже упоминать было запрещено.

– Вряд ли, Витя, – лениво отвечал Дугин. – А если рассекретят, значит, создадут еще одну, куда более таинственную организацию, о которой опять будет запрещено не только говорить, но и думать.

Оставалось надеяться, что извлечение спецотделов из мрака таинственности на свет Божий произойдет уже после выхода обоих ветеранов на пенсию. Ведь чем секретнее структура, тем больше там платят.

А отставка, похоже, была не за горами.

– Вот знаешь, Боря, – частенько говаривал Виктор, мудрый конь, – стоит кому-нибудь вдруг взять да и присмотреться к нам свежим взглядом, призадуматься… И не сомневайся: денек-другой, и мы уже на заслуженном отдыхе.

Он как раз изрек эту очевидную для обоих, грустную истину, как в тире переливчатой трелью запиликал звонок. Борис нехотя встал с банкетки, подошел к своей ветровке, вынул из кармана мобильник. Глянул на высветившийся номер…

– Угу. Кто-то, похоже, уже присмотрелся, призадумался… Это Малахов звонит. Урочный час настал.

И нажал кнопку приема:

– Да, Серега…

Выслушав короткое распоряжение начальника отдела полковника Малахова, Борис значительно посмотрел на Виктора:

– Докаркались. Вызывает на ковер. Не иначе как…

– А меня?

– Тебя, наверное, после вызовет. По старшинству.

И потыкал пальцем себе в плечо – туда, где положено быть погону.