Читать книгу Измени свою жизнь - Александр Аннин - Страница 5
Как уйти в монахи
и что из этого может получиться…
Трудные праздники на острове забвения
«ИСКУШЕНИЯ БЕСОВСКИЕ»
Оглавление13.00. Бьют склянки: невесть как оказавшийся здесь судовой колокол, висящий на крылечке старинного здания трапезной (она же – просфорня). Я сравнил с дореволюционным фото: ну да, та самая кирпичная изба. Переминаемся с ноги на ногу, но не входим – нельзя без благословения старшего трапезника, отца Митрофана. Ждем его «особого приглашения», хотя обычно зовет не он сам, а наш повар, брат Александр Мурманский.
Забредшая на остров парочка внесезонных туристов (благо остров соединен с близким «материковым» берегом дамбой) робко подходит к крылечку.
– Скажите, здесь у вас магазин? – спрашивает девушка.
Девушки в мужских монастырях ведут себя как-то посмелее, чем парни, это я подметил за многие годы паломничеств. Впрочем, тут отдельная тема для разговора…
– Нет, не магазин! Здесь бар! – радостно отвечает наш «штатный юродивый» – щеголеватый послушник Миша Камчатский.
Парочка, поняв, что ляпнули «чегой-то не того», ретируется. Парень достает фотоаппарат… Эх, счастье его, что нет поблизости нашего казначея, отца Петра: ух и лютует сей монах, завидев фотокамеру в чьих бы то ни было руках! «Вы с ума сошли! – говорит он, бывало, любителям поснимать. – Разве не знаете, что нельзя фотографировать монахов?» И вдруг – грозно так рявкнет: «Болеть теперь будете!». Некоторые особо впечатлительные всерьез пугаются…
На саму кухню без особого благословения вообще входить запрещено, «не положено», как говорят в монастыре. Но в приоткрытую дверь видны запаренные трапезники-повара, их помощники – все в белых подрясниках и белых скуфейках-колпаках. От кастрюль и тазов со снедью валит пар…
Сердце радуется.
13.15. Наместник монастыря, престарелый архимандрит Вассиан, легонько тронул колокольчик. Братия выстроилась вдоль деревянных лавок: игумен Аркадий, пять иеромонахов (священников), иеродиакон, восемь рясофорных монахов, десять послушников-черноризцев… Ну и, чего уж греха таить, «особо доверенные» из трудников, в числе коих – и я, московский журналист, бывший когда-то одним из полноправных, то бишь – рядовых братьев этой обители, но так и не надевший подрясника, так и не принесший в свое время малый обет послушника.
А потому – человек я вольный, вышедший из монастыря в положенный срок с благословения наместника и теперь приехавший погостить-потрудиться. Без обид. Без каких-то недоговоренностей.
Все громко поем «Отче наш», наместник широко крестит длинные струганные столы – благословляет трапезу. За аналоем в углу трапезной пышнобородый рясофорный монах Тихон, монастырский водитель, начинает размеренно читать житие «сегодняшнего» святого. Печка пышет жаром, на столах – судки с рыбным супом (по средам, пятницам и в протяженные посты трапезуют только растительной пищей). Отварные овощи, картошка, клюквенный морс в кувшинах. Говорят, бывает и кофе. А что?
13.35. Опять колокольчик наместника: обед закончен. Двадцать минут. «Чревообъядение» не грозит. Звучат общие благодарственные молитвы, братия снова расходится на послушание. А на крыльце дожидаются своей очереди все прочие трудники: будут есть до отвала, им можно. Еще – две-три женщины, паломницы. Вторая обеденная смена.
Женщин-паломниц, если прибыли с ночевкой, здесь особо не жалуют. Не гонят, но на самом острове не селят. Найдешь кров в прибрежном селе Светлица – вот и ночуй там, а утром, к шести, приходи на богослужение. А хочешь – к полшестого. Потом, будь добра, на послушание. Чистить, мыть да скоблить здесь всегда чего найдется.
Конечно, никакой косметики, никаких украшений (это уж я на всякий случай говорю, ибо, мне кажется, и так все понятно). Платок, длинная юбка и кофта – таков вид паломницы. Трудницей (то есть – на долгий срок, скажем – на месяц) не возьмут, таковы правила монастыря. А лучше всего… Шла бы ты, матушка, трудиться в женский монастырь. Ах, боязно? Ах, заклюют там? Серпентарий, да? Знаем, что серпентарий, наслышаны про женские монастыри. Тоже мне, удивила…
Здесь, в Ниловой, понятно, не Афон, где, сказывают, даже вся скотина – и та исключительно мужского пола. В пустыни на Селигере-озере вольнонаемные специалистки («с дипломами, во как!») делали лепнину для Крестовоздвиженской церкви, штукатурили в Богоявленском соборе. За зарплату. Вели себя тихо, жили в «общаге» в близлежащем городе Осташкове. Так что берут на работу в монастырь тех женщин и мужчин, «которые с понятием». А работой и зарплатой в здешних краях дорожат.
17.00. Соборный колокол возвещает начало вечернего богослужения. Оно длится от двух до трех с половиной часов (если это канун большого праздника или, к примеру, прибыл архиерей). Сколько же всего проводит времени на молитве обычный монах или послушник? Я подсчитал: минимум – семь часов в день, включая индивидуальное келейное правило, а то и епитимию – церковное наказание в виде дополнительных коленопреклоненных молитв за какие-либо нарушения. Или – прегрешения, высказанные на исповеди.
Еженедельная исповедь по воскресеньям обязательна для всех. И в чем же, скажите на милость, каяться, когда здесь нет, казалось бы, возможности всерьез согрешить? А согрешил всерьез – и всё, нет тебя больше в стенах монастыря, неумолим здешний устав… Значит, те, кто еще здесь «держатся» – почти святые?
Архимандрит Вассиан лишь тонко усмехнулся в ответ на мои слова (а разговор был, когда я впервые прибыл в монастырь с мыслью тут навеки поселиться). Батюшка сказал мне тогда: «От греховных помыслов да воспоминаний не спрятаться ни в каком, даже самом глухом монастыре. А еще, бывает, впадет человек в уныние – самый тяжкий грех! Не веришь, что самый тяжкий? Ну-ну… Сам скоро на себе испытаешь всю его тяжесть непосильную для души. Как я когда-то испытал. Да не день, не два и не месяц длится это уныние бесовское, так-то брат…».
Некоторым, как мне показалось, не дают покоя воспоминания о прежней сладкой (то бишь греховной) жизни. Другие страдают всерьез и по серьезному поводу…
Один молодой монах, иеродиакон, так мучился воспоминаниями о неразделенной любви – из-за которой он, собственно, и ушел в монастырь – что не выдержал искушения, когда его давняя возлюбленная приехала за ним в монастырь. Он просто сбежал. А ведь больше пяти лет подвизался сурово и постнически! Видимо, за эти годы жизнь сильно побила дамочку, вот и вспомнился ей человек, безответно любивший ее когда-то всем сердцем… А может, дамочке покоя не давала мысль, что мужчина посмел предпочесть ей (самой ей!) служение Христу и добровольный уход от мира. Ну и, конечно, сама возможность совратить рукоположенного монаха весьма привлекательна для тех, в ком «частица черта» сидит от самого рождения.
Помню, когда я стал трудником «всерьез и надолго», впал я в предсказанный архимандритом Вассианом период тоски и уныния. И сам собой появился у меня с моим напарником по заготовке дров, братом Алексием (теперь он уже священник в городе Бежецке, помогай ему Бог!) такой своеобразный ритуал: темным осенним вечером, после трапезы и братских молитв «на сон грядущим» мы обходили вокруг построек монастыря, вспоминали что-то, ободряли друг друга…
И как раз в этот период повадились две ужасно симпатичные девчонки из Осташкова ездить в монастырь на каждую что ни есть вечернюю службу – стоят чинно, кланяются, крестятся, как положено. Да-да! И как только мы с братом Алексием свой «обход» начинаем, так – здрасьте, пожалуйста! – вот они, навстречу, под ручку вышагивают, глазами стреляют. Ну, встретились – разошлись, первыми заговорить девушки все же не осмелились. Русская провинциальная закваска (или, если хотите, особенность, аномалия).
На пятый или десятый такой вот «вечер встреч» я не выдержал, спросил:
– Девчонки, последний теплоход в город давно ушел. Вы, вообще-то, как домой добираться будете?
– А вы, ребят, нас к себе ночевать пустите, а? И вообще, ходим-ходим, каждый божий вечер видимся, давайте уж знакомиться! Вы же не монахи, вы рабочие за ради Христа, мы же различаем, все-таки.
Н-да… Будь эти девушки понахальней да понастырней, так, пожалуй, и кончилась бы наша недолгая монастырская стезя – раньше времени. Но, помимо неистребимой какой-то застенчивости (да-да, именно застенчивости, несмотря на прямое предложение вместе заночевать!), так вот, помимо всего этого, не учли девушки, что мы тогда еще неофитами были. Это не хухры-мухры! Нас хоть железом каленым пытай (так нам казалось тогда), но на блудный грех мы не пойдем!
Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу