Читать книгу Звёзды против свастики. Часть 1 - Александр Антонов - Страница 7

Весна 1940 года заплутала меж Карпатских гор, поэтому в остальную Украину пришла позднее обычного. И тут же, без обиняков, принялась за дело. По-хозяйски решительно раздвинула волглые шторы над всей территорией по обоим берегам Днепра, подставив города и веси под лучи совсем было обленившегося солнышка. Досталось (в хорошем смысле слова) и стольному граду Киеву. Изголодавшиеся по уличному теплу кияне каждую освобождённую от дел суетных минутку спешили под живительный свет его (солнышка) лучей. Потому и на Крещатике, и в парках на Днепровских кручах, и в других любимых горожанами местах отдыха в эти дни было людно. И, заметьте себе, подавляющему большинству из вышеупомянутых граждан было глубоко наплевать на то прискорбное обстоятельство, что на Подоле в эти дни кто-то помер…

«Застрелился», – уточнил бы (предоставь я ему слово) следователь местной прокуратуры, благополучно списавший сей не столь уж сложный (как ему виделось) случай на суицид.

И всё бы ничего, если бы не одно «но» – вернее, два.

Первое «но» прозвучало на чистом немецком языке, и не где-нибудь, а в кабинете самого Вильгельма Канариса, главы небезызвестного абвера.

– Что это было, Курт? У Доктора действительно сдали нервы, или…

Оборвав фразу, Канарис выразительно посмотрел на сидящего по другую сторону стола мужчину средних лет, неприметной внешности, в форме полковника.

Курт Хартман, начальник отдела Абвер-Восток, легонько пожал плечами:

– Пока что точного ответа о причинах потери нашего резидента в Киеве я дать не могу, господин адмирал, будем разбираться. Но не это видится мне сейчас главным. Гораздо хуже то, что с уходом Доктора (по доброй ли воле, или с чьей-то помощью) оборвалась единственная ниточка, связывающая нас с агентом Флора. Я вам докладывал: вербовка Флоры целиком заслуга Доктора, и тот настоял на том, чтобы связь с ней поддерживалась только через него… Я докладывал… и вы это одобрили…

Под тяжелеющим взглядом адмирала поток красноречия Хартмана сошёл на нет, и тот умолк, не смея увести глаз из-под цепкого взгляда начальника. Канарис усмехнулся и ослабил хватку:

– Успокойтесь, Курт. На ваше счастье, у меня прекрасная память. И я не забыл ни о той редкой удаче, которая выпала вашему отделу – я имею в виду вербовку Флоры, – ни о том, что лично одобрил представленный вами план работы с этим особо ценным агентом. Однако хочу вам напомнить, Курт, – Канарис вновь придавил взглядом испытавшего было облегчение Хартмана, – что перед словом «особо ценный» присутствует слово «гипотетически», ибо никакой по-настоящему ценной информации Флора нам пока не передала. Согласен… – адмирал жестом остановил встрепенувшегося было полковника. – Согласен, что времени с момента вербовки прошло слишком мало, чтобы делать какие-либо выводы о истиной ценности агента. И всё же… – адмирал взял со стола песочные часы и, перевернув, поставил перед Хартманом. – Ответьте мне, Курт, это вам о чём-нибудь говорит?

– Да, господин адмирал, – не отрывая взгляда от падающих на дно стеклянной колбы песчинок, ответил полковник: – Ваше терпение не безгранично.

Канарис от души рассмеялся:

– Право, Курт! Если бы речь шла исключительно о моём терпении, то, поверьте, у вас в запасе было бы таких песчинок много больше. Но в том-то и дело, друг мой, что весть о вашем успехе ушла гораздо дальше моего кабинета, ярким доказательством чему являются новенькие полковничьи погоны на вашем мундире. Сам фюрер передал вам свою благодарность! Не советую разочаровывать его, Курт. Как можно скорее наладьте новый канал связи с агентом Флора. Да поможет вам Бог! Можете быть свободны.

Второе «но» прозвучало за многие сотни километров от кабинета Канариса…

Начальник Первого главного управления КГБ, генерал-лейтенант Бокий закончил читать, закрыл папку и принялся барабанить пальцами по обложке, глядя при этом куда-то в угол, а не на сидящего по другую сторону стола начальника Второго главного управления КГБ генерал-майора Захарова.

«Старый барабанщик, старый барабанщик, старый барабанщик крепко спал…» выбивали пальцы главного разведчика СССР. Захаров никак не торопил старшего товарища, терпеливо дождавшись, пока тот закончит «музицировать» и переведёт на него взгляд.

– Ты понимаешь, что это, – Бокий прихлопнул ладонью по папке, – бомба, Трифон Игнатьевич?

Захаров кивнул.

– А то, – продолжил Бокий, – что если содержимое этой папочки, не дай бог, станет известно не тому, кому следует, то рванёт так, такие осколки полетят, которые посекут многих, и в первую голову тебя – это ты понимаешь?

Лицо Захарова враз посуровело.

– Это я понимаю, – кивнул он. – Не понимаю другого: за кого ты меня держишь? Почему вдруг сверхсекретная информация может оказаться не в тех руках?

– Но ко мне-то ты с этим пришёл? – усмехнулся Бокий. – Значит, можешь прийти ещё к кому-нибудь…

Лицо Захарова налилось кровью, но от ярости или от смущения?

– Зря ты так, Глеб Иванович, – с обидой в голосе произнёс контрразведчик. – Всем известно, что ты близкий к Ежову человек. И к кому, скажи, мне обращаться за советом, если не к тебе? Тем более что первые листочки в этой папке заполнены твоими ребятами.

– Вот видно, Трифон Игнатьевич, что человек ты в Конторе новый, – назидательно произнёс Бокий, – не научился различать, по каким вопросам стоит советоваться, а с какими сразу к Самому бежать. Пусть он потом разбирается: кого ещё в дело посвящать. Усёк?

Захаров вздохнул:

– Усёк, Глеб Иванович. Спасибо за науку.

– Не на чём, лишь бы впрок пошло. – Бокий хитро взглянул на Захарова. – А с этим делом… Коли так вышло… Коли ты таким трусом оказался, что побоялся в одиночку к Самому идти… Значит, пойдём на этот раз вместе! И нечего на меня глазом зыркать. Давай лучше звони наверх, будем на внеочередной приём записываться.

* * *

В приёмной председателя КГБ сидело несколько человек, но генералов адъютант Ежова пригласил пройти сразу в кабинет, сам вошёл следом. Кабинет был пуст, в углу накрыт столик для чаепития. На вопросительный взгляд Бокия адъютант пояснил: