Читать книгу Дороги и встречи - Александр Аргунов - Страница 3

А на Кубе Новый год.

С ночи ливень льёт и льёт.

Улыбается народ:

Дед в тулупе к ним идёт!

Дед Мороз мешком нагружен,

С пёстрым зонтиком в руках,

Бодро прыгает по лужам

Во «вьетнамках»1 на ногах.

А Морозу очень жарко,

Даже шапка набекрень.

Людям Деда очень жалко:

Он так ходит целый день.

А на Кубе Новый год.

С ночи ливень льёт и льёт.

Улыбается народ:

Дед в тулупе к ним идёт!

Две косички у Снегурки

Отсырели от дождя,

Плохо хрупенькой фигурке,

Под зонтом промокла вся.

Скинуть зимнюю б шубейку

Да и плюхнуться в бассейн.

Без шубейки – нет копейки,

Чем кормить тогда детей?!

А на Кубе Новый год.

Тёплый ливень льёт и льёт.

Улыбается народ:

В шубке девушка идёт!

У глубокого бассейна,

Водочки приняв стакан,

Русские надели ласты…

И «зажгли»2 втроём канкан.

Деда ловко подхватили,

Сняли шапку и тулуп,

С плеском в воду уронили —

Всё забрызгали вокруг.

А на Кубе Новый год.

Тёплый дождик всё идёт.

Веселится весь народ:

Дед отправился в полёт!

Дед Мороз всё ж был доволен —

Плавки он надел не зря.

Крикнула Снегурка с болью:

– Что ж, ребята, не меня?

На ходу снимая шубку,

Тут же бросилась за ним.

Испугались не на шутку:

Зря, ныряет как дельфин!

А на Кубе Новый год.

Дождик больше не идёт.

И хохочет весь народ:

За Снегуркой Дед плывёт!

Три дня в Гуанабо – вот радость поэту:

Лежи возле моря иль в волны ныряй,

Любуйся закатом и ранним рассветом

Иль с верной подругой за ручку гуляй.

Российские пары заехали в касу —

Приветливый дом на четыре семьи,

Устанешь от солнца – «дави здесь на массу»4,

Но жалко терять эти славные дни.

Детишкам раздолье – ныряй до упаду,

На белом песочке затем загорай,

А море не надо – ищи в поле клады:

Из взрослых навряд ли кто даст нагоняй.

Вот два сорванца, одуревших от моря,

Под пальмой решили устроить свой штаб,

Нору там нашли, ну и сеткою вскоре

Был вынут сиреневый пальмовый краб.

Его посадили на стол биллиардный,

Чтоб лузу он стал от шаров защищать.

Великий спортсмен в яркой форме парадной

Своими клешнями врагов стал хватать.

Но как ни старался вратарь-самородок

Владенья свои от напасти спасти,

Всё ж был для шаров недостаточно ловок —

Пришлось с поражением с поля уйти.

Он в лузу влетел вместе с пойманным шаром —

Клешни две могучие не помогли,

А позже на волю отпущен недаром —

Для шалостей новый объект завели!

При расставанье с Островом Свободы,

Задумал я ещё хотя бы раз,

Вернуться вновь к тропической природе,

Что так притягивало русский глаз.

Взглянуть на пальмы, шепчущие бризу,

И хамзиков5, токующих с утра,

Пикуд6, мохнатых сверху, да и снизу,

Живущих в норках даже во дворах.

Пожариться на беленьком песочке

Иль отсидеться с веером в тени,

Пройтись в Гаване по базарным точкам

И Маликона7 поснимать огни.

А в волнах Мексиканского залива

Узреть подводной яркой жизни круг…

Но денег нет – и значит это диво

Узнает, может, сын мой. Или внук…

Замерзшие торосы,

Замерзшая земля,

Здесь не растут берёзы

И чахнут тополя.

Лишайникам раздолье,

Грибам поклон и честь —

Оленям подневольным

Хоть что-то есть поесть.

Медведь порой заходит

Съестное поискать,

Евражка8 норку роет,

Чтоб зиму в ней проспать.

В прибрежных водах порта

У нерп9 большой улов,

И птиц морских эскорты

Для прибывших судов.

На летнее лишь время

Откроется лиман,

Чтоб запустить в селенье

Снабженья караван.

Да, в скальную породу

Вцепился человек,

Чтоб изменять природу

Уже не первый век.

Чукотка не для хилых:

Завьюжит – берегись!

Я часть души и сердца

Оставил на всю жизнь!

За двадцать километров

От города Анадырь

Приехали мы в тундру

Морошку собирать.

Был жаркий месяц август.

Прекрасная погода

Несла успокоенье

И сердцу – благодать.

Я был безмерно счастлив

И радовался тундре,

Её бескрайней шири

И северным цветам,

Корявым, низкорослым,

Раскидистым берёзкам,

Огромным, крепким, вкусным,

Молоденьким грибам.

Тут под моей ногою

Бугор зашевелился,

И что-то серо-рыжее

Вдруг выбралось на свет.

Я очень испугался,

Упал и разозлился:

Из-за зверюшки мелкой

Испачкал свой берет.

Евражка, толстый, гладкий,

Смертельно был напуган,

Он не бежал от норки,

А лишь сумел присесть;

И мы, в нелепой позе,

Смотрели друг на друга,

Пока зверёк не понял —

Не станут его есть.

Он свистнул облегчённо,

Мол, жив ещё, бродяга,

И от греха подальше

Стремительно сбежал.

Я громко рассмеялся

И процветанья, блага

Чукотской мирной тундре

Навеки пожелал.

Маркиз, кот чёрный, смел и ловок,

С манишкой белой на груди,

Любил ловить мышей-полевок

(В селе их было пруд пруди).

Поймав трёх мышек в коридоре,

Закончив утренний поход,

Кот примостился на заборе,

Чтоб вылизать тугой живот.

По улице пастух гнал стадо.

И в нем красавицей слыла

Корова Зорька – глаз отрада,

Не шла – лебедушкой плыла.

Окинув Зорькину фигуру,

Увидев томные глаза,

Был поражен Маркиз Амуром

И… «отказали тормоза».

Кот замяукал так надрывно,

Так жалобно, как только смог.

Орал так долго и противно —