Читать книгу Расскажи мне, батя, про Афган! - Александр Архипов - Страница 4

Внезапно головная машина резко остановилась, подняв облако плотной рыжей пыли, смешанное с сизым дымом выхлопных газов. Затормозили и остальные машины. Было слышно, как щёлкнули затворами несколько автоматов, поставив оружие на боевой взвод. Когда пыль осела, все увидели…

Прямо посередине дороги стоял, широко расставив лапы и чуть опустив голову, большой чёрный пёс. Он смотрел на них на всех. Исподлобья. Снизу вверх. Не мигая и не отрывая взгляда. На машины, на торчащие из люков головы чумазых механиков-водителей, на пацанов, медленно опускающих свои АКСы. Тощий, с всклокоченной на загривке шерстью, с израненными лапами и вываливающимся из пасти, распухшим от обезвоживания, сухим белёсым языком. Он стоял, смотрел на них, и только уши нервно вздрагивали. Водитель УАЗа подъехал совсем близко к собаке и нервно нажал на клаксон. Пёс не пошевелился, только уши чуть прижал и нервно дёрнулись брили, обнажив клыки. Было ясно – не уйдёт! С брони БТРа спрыгнул боец и быстрым шагом пошёл к собаке.

– Платонов, стоять! Ты куда без команды? – заорал прапорщик.

Но Лёха как будто не слышал. Где-то за два метра до собаки замедлил шаг, присел и протянул к морде пса открытую ладонь.

– Ну и кто ты такой, парнишка? Знакомиться будем? – спокойным голосом предложил псу Платон.

Пёс не нюхал, но шевельнул хвостом, прижал уши, сделал шаг на встречу, положил свою большую лохматую голову Платону в руку, закрыл глаза и, шумно вздохнув, жалобно заскулил. Тот второй рукой притянул собаку к себе и начал гладить, тискать друга человеческого, ощущая пальцами, насколько отощало животное. Нащупал на шее потрёпанный ошейник из брезентового ремня, а к ошейнику была прикреплена самодельная бляшка. «Шарик» – было выцарапано на ней. И в/ч 42462.

– Парни, это наша собака! Это Шарик! Он русский! И военный! – срывающимся голосом заорал Платон, обернувшись к своим.

Подбежали ещё бойцы. Несколько пар рук тормошило, гладило Шарика, а тот стоял, уткнувшись Платону в живот, и тихо поскуливал. «Родные вы мои! Братишки… Наконец-то я вас нашёл…» Наверное, так.

– Бойцы, по машинам! Привал только через три с половиной часа, – объявил подошедший взводный.

– Товарищ лейтенант! Разрешите взять Шарика! Он наш, потерялся, наверное. Смотрите, какой он, пропадёт ведь. Пожалуйста, – дрожащим мальчишеским голосом просил Лёха, – с ним проблем не будет, я обещаю.

– Ну, что ты, Платонов! Я и сам хотел вам предложить Шарика с собой взять. Как в польском кино, помните? Только вот накормить и напоить его надо. Немецкая овчарка, похоже. У моего отца такая была. По машинам! – крикнул взводный, ещё до конца не понимая, как высоко взлетел его жиденький авторитет среди этих мальчишек со взрослыми автоматами.

Платон затолкал Шарика внутрь БТРа (бронетранспортёра). Пса уложили на матрац, открыли пару банок с мясной кашей, накрошили туда кусков лепёшки и подали… Платон обратил внимание, что пока открывали консервы и салон наполнялся ароматами специй и говяжьего жира, пёс безучастно лежал, положив голову на лапы. Странно. Оживился и начал жадно есть пищу только после того, как Сашка Дягилев силком сунул кусок каши ему в пасть. Съел всё и просил ещё. Но было нельзя давать много с голодухи. Зато много дали воды. Пил жадно и долго. Да так много, что через полчаса запросился… Пришлось остановиться и три минуты ждать, пока он встанет, наконец, на четыре лапы. И так повторялось ещё пару раз. Правая гусеница бронемашины и четвёртое слева колесо БТРа не просыхали. Но никто не сердился, даже механики-водители. Мужики понимали!

На дневном привале, после перекуса, к Платону подошел прапорщик Мишин. Погладив нового бойца, он присел на тёплый камень и сказал, обращаясь к сидящим поблизости разведчикам:

– Я, кажется, знаю, что случилось с нашим товарищем Шариком. Шарик – собака-сапёр. Судя по изношенному ошейнику, в Афгане уже давно. Эти собаки натасканы на поиск неглубоко заложенных мин. Работают в паре с сапёром. После обнаружения мины, собачка подаёт сигнал, подходит сапёр, а собачку отсылает на безопасное расстояние, от греха. В нашем случае «грех» случился, произошёл подрыв. Что уж там приключилось с сапёром, остаётся только гадать, а вот Шарик, в результате контузии, потерял нюх. То есть превратился в нерабочую собаку. А такие не нужны. Таких списывают.

– Как не нужны? Куда списывают? Это, что получается? Военный пёс честно выполняет свой долг, спасает жизни своих солдат. Пашет за миску каши, жизнью рискует, а потом случается беда… Товарищ прапорщик, их просто убивают? Чтобы не кормить? – возмущённо скрипит зубами Сандро.

– Я знаю несколько случаев, когда раненых заслуженных собак ребята с собой домой забирали. Демобилизовались, так сказать, со своими напарниками. А этого бедолагу… Пёс-то молодой ещё. Года три, не больше. Нюх пропал, а слышит очень хорошо. Вон как ушами водит!

– Думаю, его хозяина уже нет, и кому-то просто приказали избавиться от собаки. А он, видно, «пожалел». Выбросил где-то по дороге из машины. Видишь, у него все лапы побиты, видно долго за машиной бежал, не понимая за что его так, – объяснил свою версию подошедший взводный. – Уроды, конечно. Да, Шарик?

Шарик каждый раз, когда слышал свою кличку, с благодарностью смотрел на его окликнувшего и часто-часто стучал хвостом по земле. «Да! Я Шарик, брат! Я русская немецкая овчарка!» Наверное, так.

На очередном сеансе связи взводу поставили конкретную задачу. По абсолютно свежим разведданным, полученным от местных агентов, несколько бандитских группировок готовят засады для обстрела продвигающейся техники бригады. В основном охота ведётся за топливозаправщиками, большегрузными УРАЛами, перевозящими личный состав и боеприпасы. Поэтому «нитки» (колонны и конвои) старались делать короче. Так было проще отбиваться и маневрировать.

Как правило, небольшие банды из 5-10 человек, вооружённые противотанковыми гранатомётами нашего или иностранного производства, с близкой или средней дистанции обстреливают конвой или воинскую колонну и, под прикрытием пулемётов, быстро уходят. Бороться с ними крайне сложно. Уроженцы этих мест очень хорошо знакомы с местностью и используют самые надёжные пути отхода.

Согласно плана операции, небольшая колонна разведчиков свернула на примыкающую к главной узкую, разбитую техникой и непогодой дорогу. Через пять километров, выехали к неширокой горной речке с быстрым течением. Было принято решение технику замаскировать и поставить повыше в негустой «зелёнке», чтобы, имея преимущество в огневой мощи, можно было подавить огневые точки духов и отрезать путь к отступлению. А огневые точки с бойцами расставить таким образом, чтобы духи, войдя в контролируемую взводом зону, попали под перекрёстный огонь. Этим и занимались весь вечер и половину ночи. Лейтенант Очкинази бегал, спотыкаясь и цепляясь портупеей за колючки, от бойца к бойцу. Лично инструктировал каждого по поводу сектора стрельбы и генерального направления наступления. Прапорщик Мишин издалека наблюдал за этой суетой и потихоньку отхлёбывал из фляжки, ни сколько не морщась. А нельзя было. По переданным разведданным моджахеды должны были появиться только завтра во второй половине дня. В последний раз их видели входящими в горный кишлак. А это не близко.

Прапорщик подозвал Платона и отвёл его к реке. Шарик неотступно шёл за ними. Хозяина он себе, похоже, уже выбрал.

– Смотри сюда, Платон. Я не думаю, что кто-то из духов захочет в ледяную воду лезть, но для успокоения, как говорится, возьми матрас и вот под этим густым кустом у речки ложитесь. Для двоих тут места мало, а вам с корешем нормально будет. Увидишь кого на той стороне, не стрелять, сразу белую ракету и дымы запускай. Мы их пушкой в скалах пошинкуем. Всё понял? – обстоятельно объяснил ситуацию Мишин.

– Понял. Шарик, ко мне, – ответил Платон, подзывая нового напарника.

– Холодает. Хлебнёшь? – предложил Мишин, откручивая крышку фляги.

– Не по тем делам, – улыбнулся Платон.

– Это пока, сынок, это пока! – улыбнулся Мохер.

Расположились Платон с Шариком по-барски. Принесли из БТРа тёмно-коричневый матрац, уложили его в ямку, под густым кустом у самой реки. Конечно, обзор затрудняла густая поросль шиповника, но Платон надеялся на Шарика, который всё услышит. И, конечно, на мнение Мишина, что «в ледяную воду душмана не затащишь». Шарик, наевшись до отвала кусков и кусочков солдатского ужина, что тащили ему бойцы, положил морду на лапы и тихо посапывал, улыбаясь во сне. И не было ни одной солдатской физиономии, которую бы он не лизнул с благодарностью. Никого не пропустил. Вечером нашли в реке место поглубже, поставили туда Шарика и вымыли. Сандро и Бес держали пса, а Платон мыл. У кого-то из парней даже пол пузырька шампуня с собой было. Шарик поскуливал, дёргался и даже порыкивал, когда Лёха случайно задевал его интимные места, но послушно стоял, ожидая окончания экзекуции. В результате получилась ничего себе приличная собака. Худая и измождённая, но со счастливой мордой и блестящей шерстью. А дождавшись, когда его, наконец, отпустят, Шарик, как бешенный, поскакал по зелёной траве, сшибая одуванчики. Валялся, перекатываясь с бока на бок, смешно дрыгая ногами и повизгивая от удовольствия. Трусился так, что от брызг, водяной пыли и яркого солнца вокруг этого огромного комка мокрой чёрной шерсти заиграла радуга.

От реки тянуло холодом и Лёха, понимая, что это глупо и дырки никого ещё не согрели, всё же натянул на себя и собаку маскировочную сетку. Где-то чуть ниже что-то шуршало и скоблилось. Платон отгонял от себя мысль о змеях и всяких ползучих гадах, убеждая себя, что это какой-то маленький грызун-скоблильщик. Длинный и нервный день давал о себе знать, глаза закрывались, хоть спички вставляй. Пробовал пошептаться с Шариком, но тот только недовольно встряхивал умной башкой, щурился и поднимал край верхней губы, обнажая клыки. Потом, как бы извиняясь, тыкался мокрым носом в щёку и старался лизнуть Лёньку в ухо. Тот шутливо отбивался, пряча лицо от мокрой слюнявой «лопаты». В конце-концов Лёха, незаметно для себя, прижался к тёплому, ещё мокрому, пахнущему шампунем «Крапива» боку Шарика, обнял его за холку и так же тихо засопел.

Проснулся Платон от того, что шершавая лапа Шарика лежала, нервно подрагивая, у него на лице и больно давила на нос. Лёха открыл глаза и хотел было возмутиться такой наглости, но увидев морду Шарика, неестественно повёрнутую вправо в стойке, не произнёс ни звука. Чуть правее их «лёжки», метрах в десяти, стоял душман с АК-74 за плечами и, держа в зубах край длинной рубахи, справлял нужду. А чуть дальше от него стояла группа духов из пяти человек и вполголоса что-то обсуждали, глядя в ту сторону, где находились позиции засады разведчиков. У троих в руках были РПГ-7 (ручной противотанковый гранатомёт), а у одного РПГ «Муха». Серьёзно! Платон сразу узнал пеналы гранатомётов. Один дух стоял чуть выше и смотрел в сторону замаскированной боевой машины пехоты, потом стал что-то говорить, показывая руками направление. Лёха понимал, если он сейчас передёрнет затвор, его услышат обязательно. Он, не глядя, похлопал по подсумкам, нашёл и вытащил две ручные гранаты. Только так. И всех сразу. Шарик глухо зарычал, оскалив клыки, нервная дрожь пробежалась по напрягшимся мышцам. Платон, увидев, как поднимается шерсть на холке и по всей собачьей спине, прижался губами к горячему уху собаки и прошипел:

– Тсссс… собачка… тсссс…

Ссыкун закончил своё мероприятие, выплюнул край рубахи, вытер руки о старый халат и смотрел куда-то за реку. Шарик опять зарычал. Наверное, ему очень хорошо были знакомы эти широченные грязные афганские шаровары с мотнёй между колен. Может быть, даже за время своей службы ему не раз приходилось рвать в клочья этот несуразный элемент мусульманской одежды. О чём военный пёс легендарной немецкой породы в это время думал? «Нам, русским, азиатов не понять!». Наверное, так.

Тем временем дух, не увидев для себя за рекой ничего интересного, пошел к основной группе. Дистанция была метров 23–25 – то, что надо для прицельного броска. Вот где пригодились навыки, полученные в водном поло. Бросал мяч Лёнька во время атаки одинаково хорошо и точно с обеих рук. Платон взял в правую и левую руки по гранате. Зажал спусковые скобы и вытащил чеки. Потом медленно, на коленях и локтях выполз из куста. Шарик послушно полз за ним, горячо дыша открытой пастью прямо в ухо Платону. Остановить его было невозможно, да и времени уже не было.

Быстро оценив дистанцию, Платон вскочил на ноги и, размахнувшись, бросил гранаты в группу духов, падая опять под куст. Только вот Шарик за ним под куст не упал. Военный пёс воспринял взмах руки в сторону духов, как сигнал к атаке и, стелясь над землёй, бросился на ближнего врага, выполняя команду своего хозяина. Два оглушительных взрыва заглушили пронзительный Лёнькин крик:

– Ш-а-р-и-и-и-к!!!

Ещё не коснулись земли срубленные металлом ветки, осколки камней и куски дёрна, а Платон уже бежал к месту взрыва. Пятеро духов лежали мёртвыми, нашпигованные осколками гранат. На спине «ссыкуна», оскалив зубы, с открытыми глазами лежал Шарик.

– Всё-таки ты его достал, братишка! – сказал спокойным голосом Платон, осторожно оттаскивая пса в тень скалы.

Он умирал. Лёнька положил большую лохматую голову себе на колени. Шарик лизнул ему руку, еле слышно «рыкнул» и глубоко вздохнул… «Я выполнил приказ, хозяин!». Наверное, так.

Чуть в стороне, пробовал ползти, загребая одной рукой, душман. Вторая его рука безжизненно волочилась, а из-под халата на землю, пульсируя, вытекала кровь. Оружия в руках у него не было. Платон вытащил из подсумка дымный факел с оранжевым дымом и поджог его. Хотя можно было этого и не делать, так как через 10–12 минут его уже окружил практически весь взвод. Подбежал прапорщик Мишин, схватил Платона за плечи и пару раз чувствительно тряхнул.

– Ты как? Жив, малец? – заглядывая в Лёхины глаза, спросил он.

– Там живой один, – сняв кепку и вытирая ей лицо, негромко произнёс Платон. – А вы говорили – вода холодная.

– Такое бывает, солдат. Видно, моржи попались. Сядь, в себя приди.

– Товарищ прапорщик, а где могилку для Шарика выкопать? – спросил Платон дрогнувшим голосом, садясь рядом с окровавленным псом, – я ещё ни разу…

– Посиди, Лёша, посиди. Я щас, я помогу, – сказал Мишин, идя навстречу взводному с растопыренными руками. – Сева, давай позже, пусть в себя придёт.

Шестого духа допросить так и не удалось, умер ещё до прихода переводчика.

– Как жить хотел. Метров двадцать полз с кишками наружу, – сказал Бес, показывая на кровавый след.

Шарика похоронили под каким-то колючим деревом, там земля была мягче. Ямку выкопали поглубже, а на могилку втроём принесли большой плоский осколок от валуна. Это чтоб шакалы не добрались. Санитар намотал на ветку вату и зелёнкой красиво написал на валуне:

ВОЕННЫЙ ПЁС ШАРИК

ГЕРОИЧЕСКИ ПОГИБ 22.01.1983 года.

Взводный, на сеансе связи со штабом, доложил, что бандгруппа моджахедов в количестве шести человек полностью уничтожена и что потерь нет. Лейтенанта Очкинази похвалили и передали новые указания. Вечером у костра на блокпосту, охраняющем участок основной дороги, Платон рассказал взводному и его замку (замкомвзвода) всё, как было на самом деле. А когда после вопросов парня отпустили к своим отдыхать, прапорщик Мишин сказал вполголоса, обращаясь к взводному:

– Надо бы Платона представить.

– Не понял, куда представить? – удивлённо спросил взводный.

– Ходатайство! К награде представить! Пацан в одиночку банду духов положил! Куда… Очнись, Сева, Платонов в одиночку выполнил задачу поставленную взводу, – чуть повысив голос, отчеканил Мишин.

– А не рано? Боец ещё и полугода не служит.

– Сева! Не борзей, лейтенант! Шесть духов! – хрустнул пальцами, сжимая кулак Мишин.

– Понял. Не возражаю, – опомнившись, кивнул лейтенант Очкинази.

По итогам полной ликвидации бандформирования на трассе Термез – Пули-Хумри никто из разведчиков к правительственным наградам представлен не был. Без объяснения причины. А может просто банально забыли.