Читать книгу Мой дед – врун! - Александр Архипов - Страница 9

Вот и день прошёл. Длинный был и суматошный. Как вчера, короче. Ну да! И вчера был суматошный, а позавчера длинный. Дни похожи, а ночи не помню. Сплю потому что. Завтра в парк побегу, а потом на стройку… Как сегодня. Однообразно как-то. Вроде и не скучаю, но… жизнь идёт, а заметных событий не случается. На канале «Дискавери» точно не покажут. Я-то видел! Меня, когда хозяйка моей подружки – таксы Раечки уезжает, горничная пускает к ним за забор. В отдельную трёхэтажную будку. Горничная Оля включает нам с Раюшкой на самом большом телевизоре канал «Дискавери», наливает по миске молочка, и мы столько интересного и нового узнаём, что я забываю, что любовное свидание – это что-то совсем другое.

О! Звёздочка упала, а загадать не успел. Моргнул. Вот ещё одна… летит. Не моргаю, не моргаю… Спутник! Интересно, наш или Илон Маск всё тренируется? А вот был бы я собакой-космонавтом! А что? Очень даже подхожу: маленький, компактный, физически и интеллектуально развитый. И морально опять же… В одиночку могу и в составе экипажа интернационального полетаю, если надо. Да и в космос открытый – запросто. Это ж как плавать. А плавать я умею. Меня Мишаня, мой друг со стройки, в бочку с водой опускал. Прикольно так! Лапами дрыгаешь, брызги в разные стороны… И покомандовать там, если что… Меня-то тут все слушаются. Зубы во какие! И позывной у меня будет космический – «Восток», например.

– «Восток», «Восток», я «Земля»! – это меня из ЦУПа, с космодрома значит, вызывают.

– «Земля», «Земля», «Восток» на связи! – отвечаю дисциплинированно, по-военному.

– «Восток», а проверьте-ка во-о-он ту планетку неизвестную. А если будет что интересное – хвостиком пару раз вильните в нашу сторону.

Вот так бы и летал от планеты к планете и хвостиком в сторону Земли вилял. Лишь бы еды хватило. Я ж понимаю – невесомость. То да сё! Всё в тюбиках. Так, стоп! Лужу воды в невесомости я ещё вылакаю, а вот как вы косточки по тюбикам рассуёте? Но это ладно… А вот ежели приспичит меня? Куда и как мне ногу задирать? Товарищи учёные, вы уж продумайте этот вопрос. Пару кустиков можно посадить, а можно песочницу… А можно кустик прямо в песочницу! Короче, вопросы накопились, их решать надо по мере поступления. На то вы тут и поставлены, товарищи учёные!

Даже не представляю, что ждёт меня по возвращении… Сам президент страны лично встречает, лапу жмёт, за ухом чешет и говорит государственным голосом в микрофон без бумажки:

– Благодарю вас, товарищ «Восток», за выполнение особо важного государственного задания!

А я такой:

– А я ещё на Марс могу и на Венеру, если надо! Только вы со мной эту су…, в смысле таксу чёрненькую отправьте. Раечкой её зовут. Её хозяйка вас только и послушает. Для экспериментов. Ну и для заселения необитаемых планет домашними животными, если надо, конечно.

Само собой, в звании повысят и орден, какой побольше, мне на шею. Будку новую с евроремонтом в престижном районе возле «Пельменной» поставят и в маршрутках разрешат ездить на переднем сиденье бесплатно. И по телику на центральных каналах непременно покажут. По каналу «Дискавери» покажут и «В мире животных» к дедушке Коле Дроздову обязательно пригласят. В газетах опять же… А вдоль дорог – плакаты, портреты! С автографами, правда, проблема… Писать-то я не очень. По улицам пройти просто так невозможно будет. Все узнают – тут интервью, там селфи. Тискают меня все подряд, гладят по очереди. А как иначе? Морда-то официальная! Беспокойная жизнь начнётся!

Может, что-то попроще придумать? Ну я не знаю… Пограничной собакой, к примеру. А что? Запросто! И звали бы меня по-военному – Рекс! Строгий и ответственный – жуть! А ещё мужественный такой, храбрый… и подозрительный. Что ты! Ну пограничник же. Хожу такой, на всех косо посматриваю и докладываю, куда следует, своевременно.

И вот пошли мы в наряд с мужиками-пограничниками государственную границу охранять. Помню, зима. Снега по уши. Холод жуткий, метель, мороз… зуб на зуб… Еле по сугробам…

Да ну нафиг! Куда это меня понесло? Зима не пойдёт! Сначала давайте!

Помню, осень. Уже не жарко, но ещё не холодно. Ночь. Звёзды. Сверчки. Сидим мы в засаде. На тёплых жёлтых листьях лежать мягко так, уютно. Мужиков-пограничников после макарон по-флотски разморило, а я начеку. Сижу, зубами клацаю – блох ловлю, тренируюсь. Служба! Чу! Шорох. Смотрю в прибор ночного видения… Ах ты ж! Нарушитель. Крадётся так, на цыпочках. Зараза! Весь из себя вооружённый такой! Ну я, для того чтобы вражину испугать и погранцов своих разбудить, как заору:

– Стой! Руки вверх, супостат зарубежный!

Нет, ну получилось, конечно: гав! гав! гав!

Но цели своей достиг. Нарушитель обделался моментально. Честно! У меня ж нюх… А мужики проснулись, хоть и не сразу, и давай шпиона задерживать. Потом, конечно, перестрелка, погоня! Я такой бегу по свежему следу, от пуль уворачиваюсь, собой всех прикрываю. А тут граната летит. Да, настоящая! Я как прыгнул, как поймал её… Ну и раскусил, как сахарную косточку. А что? Челюсти стальные, натренированные. Наши упали, взрыва ждут, а я осколки повыплёвывал и за нарушителем рванул по пересечённой местности.

Поймал, конечно. От нашего брата-пограничника не уйдёшь! Нашему брату-пограничнику только дай… Держу его за штанину мёртвой хваткой, наших жду. Чувствую – слабею чё-то. Штук пять-шесть пуль в меня всё же попали. Все на вылет, как ни странно! Погранцы вовремя успели. Зубы мне разжали и скрутили лазутчика. Так его в одной штанине и увели. Я потом, что было, плохо помню. Помню носилки. Ноги, чьи-то руки… Вертушка прилетела. Госпиталь. Молоденькую сестричку помню приятной наружности. Жо… вернее, глазастенькая такая. Хвост мне перевязывает и говорит участливо:

– Держись. Собака ты такая!

Ампутация… Или нет? Контузило же меня! Память отшибло и ещё что-то. Шины, слышал, какие-то накладывали, переливали чего-то в меня или из меня. Помню, ухо зашивали… и жо… вернее, глазастенькую сестричку помню. Всё макароны мне носила. От макарон по-флотски!

На погранзаставе встречали, конечно, торжественно. С оркестром. Седой полковник честь отдал. Ну что ты!

Похлопал так по холке и говорит, застёгивая на моей шее новый ошейник:

– Молодец, сынок! Назначаю тебя помощником главного повара в столовую части до конца службы! Ответственным за отходы, вернее за то, чтобы их не было.

Правда, я так и не понял, до конца моей службы или повара? А потом, конечно, гимн! Стоим по стойке смирно. Все поют. Я тоже было начал, но полковник пасть мне закрыл и говорит так по-отечески:

– А вот выть не надо, сынок!

Ну и строем все мимо нас с полковником. А из громкоговорителей Агутин душевно так про пограничные войска… Помните? «…Паровоз умчится прямо на границу…» И слеза так скупо по щетине полковничьей и мне на ухо. Кап! А потом в столовую новый ошейник обмывать. Ну как же… Традиция!

По «Дискавери», конечно, ничего не покажут. Оно и понятно. Часть-то секретная! Только по НТВ и то вскользь в программе «ЧП». Глаза мне на экране чёрной полоской заклеят, чтоб не узнал никто. Эх, служба государева! Вот так служишь, служишь, а народ о своём герое так и не узнает. Только Раечке шепну и то по большому секрету. Пусть гордится!

На канал «Дискавери» можно с гарантией попасть, если по собачьим выставкам ездить. А что? Я уже думал об этом. Главное, призовое место занять. Мне три раза относительно моей неотразимости комплименты отвешивали. И не кто-нибудь там! Один раз Валюха-малярша со стройки так и сказала:

– Эй, красавчик, отойди, а то краской заляпаю!

Второй раз тётка в мясном ряду на рынке нежно так ко мне обратилась по существу вопроса:

– Слышь, красота неписаная, шёл бы ты отсель. Слюной весь пол у витрины уделал. Не ровен час, покупатель посклизнётся. Иди, касатик, иди от греха.

А в третий раз моя любимая чёрненькая такса Раечка так долго нюхала мои художества на колесе «Мерседеса» её хозяйки, что только тупой не увидит в этом знак глубокой симпатии и восхищения. А я не тупой!

Мне мой друг-питбуль Тайсон про эти выставки рассказывал. А друг врать не будет. Его туда сто раз водили. А дома у него сто кубков и медалей. Представляете? Ну что вы… Тайсон – чемпион породы! Собак на выставке больше, чем людей. Просто бал собачий! Собаки там главные. Ходишь такой важный по кругу, а специалисты по нам, по породистым собакам, вокруг тебя так и суетятся, так и судят за что-то. Придирчиво так у тебя всё меряют, щупают, глаза закатывают от удовольствия. Пара моментов из рассказа Тайсона мне всё же не понравилась. Это когда за яйца щупают и в зубы лезут. У вас что, своих нет? Вот у себя и пощупайте, если это такое вам удовольствие доставляет. А в остальном, конечно, красота! Прожекторы, корреспонденты с камерами и микрофонами. Призовые мешки с кормами благоухают. Хозяева собачьи истерят, руки заламывают, сами на передний план лезут, собачек под объективы подтаскивают. Призы, медали, кубки. Ценные и не очень подарки…

Вот она, СЛАВА для собак и СЧАСТЬЕ для их хозяев. А как бы я замечательно смотрелся на пьедестале! Поджарый, лохматенький такой, разноцветный. А прикус! Да в жизни вы не видели такого идеального прикуса. Скажу по секрету: это всё из-за колбаски «Краковской»! И звать меня будут не Ромкой, а Рамуальдом Петручио Прорабио Дворовским! Всё замечательно, кроме одного… Хозяина у меня нет. И не было. Ничей я. Некому меня на выставку вести, медали получать и призы в сторонку складывать. Проехали, значит! Прощайте, сто медалей и «Дискавери» в придачу!

А вот самая заветная мечта у каждой собаки – это полицейская работа. Вот где развернуться и показать себя можно! Я полицейская собака! И зовут меня, конечно, Мухтар! А так на табличке моего служебного кабинета и написано: «Старшая по розыску полицейская собака Мухтар». И попасть ко мне на приём можно, только записавшись у моего референта-таксы Раечки. Предупреждаю сразу – таксы конфеты не едят.

Сижу я такой в кабинете… погоны, портупея, кобура. Овчарка немецкая, конечно. Только компактная такая и трёхцветная. Сижу, патроны хвостом протираю, а тут стук в дверь. Раечка кого-то пропускает, значит. Она у меня вроде как помощница боевая.

– Проходим, присаживаемся. Какие проблемы, гражданин потерпевший? – спрашиваю строго так, поправляя кобуру для порядка.

Заходит мужичок такой, со свёртком газетным, глазки прячет и говорит:

– Здравствуйте. Я директор колбасно-сосисочного завода. ЧП у нас. Помогите, товарищ собака полицейская!

– Излагайте суть, сторона невинно потерпевшая. Ваши подозрения, мотивы опять же? А что у вас в свёртке попахивает? – с внезапно повлажневшим носом спрашиваю я, ослабевая ошейник на одну дырочку.

– Колбасные обрезки от колбаски «Краковской». Обрезки с верёвочками остались, а колбаску украли, – печально так отвечает директор колбасного завода, вытирая жирные руки о газету и брюки костюмные.

– Ну, в чём, в чём, а в колбасных обрезках мы хорошо разбираемся, – заверил я, потирая лапы и подбирая слюни.

– Что делать с этим? – спросил директор колбасного завода, выкладывая свёрток с колбасными обрезками на мой рабочий стол.

– Улики преступления останутся у нас, – сказал я, категорически настаивая. – Не беспокойтесь, испортиться не успеют.

Потом подумал и положил свёрток в сейф, закрыв его на три оборота. Подумал ещё раз (это уже второй за сегодняшний день) и опечатал сейф пластилиновой печатью.

– Пройдёмте в «бобик», – строго сказал я, указав лапой на дверь.

– А можно я за вами поеду на своём «Лексусе»? – робко спросил директор колбасно-сосисочного завода, тыкая сырокопчёным пальцем в чёрный здоровенный джип, стоящий возле нашего серенького «бобика» с синей полосой.

– Пока можно, только, чур, не обгонять. Едемте на склад готовой продукции, – удивил я своей осведомлённостью колбасного директора.

Естественно, как старший, я занял место возле водителя – сержанта Бори. Боря был добрым ментом и иногда подкармливал меня хлебом из-под бутербродов.

Через десять минут мы были на складе. Собрали всех работников склада готовой продукции: завскладом Зюзельмана (от него пахло сервелатом), грузчика Вовку (он из скромности закусывал «Докторской») и электрокарщика дядю Жору, у которого на электрокаре не закрывался аккумуляторный отсек из-за торчащего из него батона «Любительской». Я их всех досконально обнюхал. Ни от кого из складских работников «Краковской» не пахло. На три версии стало меньше.

Прошло два дня. Следствие закончилось. Директор колбасного завода ехал в отделение полиции на нашем «бобике» уже в наручниках. Экспертиза показала, что только от него пахло «Краковской». На это показывали и лабораторные исследования потожировых, взятых из багажника «Лексуса» и выходного костюма воришки.

Все получили по заслугам. А джип «Лексус» отдали в дом престарелых. И каждую субботу дедушки возили бабушек в клуб на танцы «Для тех, кому за семьдесят». А по понедельникам на нём забирали бельё из прачечной и завозили картошку и свиные туши в местную столовую.

А я, за образцово проведённую операцию, был премирован колбасными обрезками от «Краковской» из сейфа. Ну не выбрасывать же! Моей Раечке тоже кое-что перепало. Почему так скромненько? А помните, как в песне: «Наша служба и опасна, и трудна. И на первый взгляд как будто не видна…».

И тут мою маленькую собачью голову посетила мысль, вполне человеческая: «Ребята! Нужно, чтобы дело, которым вы занимаетесь, было в кайф! Будь ты ментом или космонавтом, пограничником или даже вожаком собачьей упряжки – ты должен кайфовать от того, чем ты занимаешься. Иначе зачем…?»