Читать книгу Колечко. Сказки в стихах - Александр Асмолов, Александр Георгиевич Асмолов - Страница 6

Последний луч скользнул по мостовой,

Закат лениво покидает крыши.

За ним сентябрь, сонный постовой,

Покинет город из тенистой ниши.

На площадь, названную в честь Лили,

Надежду ноги сами привели.

Остановилась перед генералом,

Размякла в мареве хмельном и алом.

Себе не в силах объяснить самой

Причину вдруг возникшего желанья.

Как будто это было предсказанье,

Шепнула: «Появись, желанный мой».

Боясь пошелохнуться и вздохнуть,

Ждала, чтобы окликнул кто-нибудь.

«Мне кажется, у Вас упал буклет, —

Заметил парень Надину промашку.

– Простите, не хватает на букет,

Позвольте подарить одну ромашку».

Его глаза сияли синевой,

Спокойствие внушая и покой,

А рук невольное прикосновенье

В душе родило странное волненье.

Безмолвный диалог ведут сердца,

И что-то происходит между ними.

Как странно, что они были чужими,

Но повстречались волею творца.

Когда нам не хватает в споре слов,

Молчим красноречивее послов.

Над многолюдной площадью Лили

За балюстрадой, как в солидном храме,[3]

Амуры, что порядок стерегли,

Уже приглядывались к юной даме.

«Спасибо» прозвучало, как «спаси»

К заступнице невинных на Руси.

Не помышляют стрелы о пощаде,

И сладко встрепенулось сердце Нади.

«Позвольте мне представиться. Алян.

Студент-художник. В университете.

Мой прадед ездил в герцогской карете.

А прапрабабка, Софья, из славян.

В Нормандии есть замок над рекой,

Где склеп всех предков бережёт покой».

«Так Вы художник или дипломат?» —

Спросила Надя, глядя на ромашку.

Она вдыхала тонкий аромат,

Прикрыв глаза, чтоб скрыть свою промашку.

Едва взяла подаренный цветок,

В ней ожил и расцвел любви росток.

«Мне с детства предрекли мольберт и кисти,

И что картины продадут на «Кристис».[4]

Пишу портреты. Даже на заказ,

Чтоб оплатить квартиру, холст и краски».

«А как же замок. Предки. Это сказки?»

«И да, и нет. Отвечу не сейчас.

Меня пленяет Ваш душевный взгляд.

Нарисовать портрет Ваш был бы рад».

«Не знаю. Буду лишь неделю здесь.

И что во мне увидели такого?»

«Запечатлеть Ваш лик почту за честь.

Впервые вижу ангела земного».

«Решили посмеяться надо мной?»

«О нет, не посягну на Ваш покой.

По два часа сеанса три-четыре.

Одно условие, пишу в квартире.

Нужно уединение и покой,

Чтоб взгляд Ваш был предельно безмятежен,

Задумчив был бы и, конечно, нежен.

Есть платье королевы под рукой.

Мы Вас оденем в царственный наряд,

А фоном – кабинет и книжек ряд».

Неясных чувств, как будто пелена,

Сознание туманит у Надежды.

Она уже как будто не вольна

Иначе поступить и жить, как прежде.

И манит синева его очей,

И сердце сладко стонет от речей.

А мимолётное прикосновение

Внушает чувственное наслаждение.

Ей хочется быть рядом каждый миг,

И эти губы видеть ближе. Ближе.

Чтоб он обнял и наклонился ниже,

Чтобы палящий зной её постиг.

Она уже забыла обо всём,

Дела и долг остались ни при чём.

«Так завтра Вы придёте на сеанс?

Простите, не расслышал Ваше имя».

«Надежда», – и она как будто в транс

Вошла от слов, звучащих между ними. —

Приду, а где и как мне Вас найти?»

«Вот, адрес на буклете. К десяти».

К руке склонился, и едва, губами,

Её коснулся. Голова кругами…

И вновь лежит буклет на мостовой,

А пальцы протянулись к шевелюре,

И скрылись там, а сердце, как в аллюре,

Умчалось, унося с собой покой.

Алян покорно преклонил колено

И принял королевский жест смиренно.

Вокруг толпа туристов и зевак.

Увидев представление такое,

Не смог сдержаться ни один чужак,

Пройдя, оставив молодых в покое.

Аплодисменты, крики «Браво, мисс!»,

Как будто состоялся бенефис.

Вся площадь рукоплещет милой паре

С восторгом. Стоя. В зрительском ударе.

А те, вокруг не видя ничего,

Вдруг ощутили странное блаженство,

Они, собой являя совершенство,

Соединились, только и всего.

Их души всё решили меж собой.

А может, то начертано судьбой?

Тогда в любовь был посвящен Алян,

Как встарь, коленопреклонённый воин.

Под возгласы и крики горожан

Рождался рыцарь, коли был достоин.

Прошли мгновения, может быть, часы.

Очнулась Надя, нет в руках косы,

Что выручала в сложные моменты,

Куда вплетать она любила ленты.

Зато румянец не заставил ждать,

Без макияжа запылали щёки.

Они не долго были одиноки,

Алян, стоявший рядом, был под стать.

Ах, молодость, вдохнувшая любовь,

Тушуется, а вот сватов готовь.

Смеясь, они покинули Лили,

Не разжимая рук, шли по аллее.

Отстал знакомый генерал вдали,

А щёки так предательски алели.

Свернув к фонтану, пили воду в нём,

Уж если заболеют, то вдвоём.

У мэрии был фестиваль тромбонов

И выставка раскрашенных вагонов.

Вдоль озера гуляли допоздна,

Рассказывая о себе друг другу,

И не заметили, что шли по кругу,

А глядь, уж звёзды и луна видна.

Прощались долго у дверей отеля,

Ведь впереди у них всего неделя.

В ту ночь Надежда не могла заснуть,

Далёким звёздам тайну доверяя.

Ужели ей такой начертан путь,

Найти любовь вдали родного края?

Она росла без близких и подруг,

Всегда был одинок её досуг.

В себе хранила маленькие тайны,

Все разговоры с ней были случайны.

Сейчас не в силах сохранить секрет,

Она шептала полуночным звёздам,

Как другу близкому, как новым сёстрам,

Что дали ей молчания обет,

О том, что в сердце появился он

И жизнь напоминает сладкий сон.

Под утро ей приснился отчий дом

И мать с отцом, такие молодые.

Какой-то праздник, помнится с трудом,

И гости за столом сидят седые,

Молчат. И, соблюдая этикет,

Перед едою не дают конфет.

Не то, чтобы надменно или злобно

Глядят, но отмечают всё подробно.

Как Надя держит спинку средь ребят,

Как незаметно поправляет локон,

Что выбился, когда она вдоль окон

Бежит, и как глаза её горят.

Но, расшалившись, может обуздать

Азарт свой, коль позвала тихо мать.

Под строгим наблюдением гостей

Надежде холодно и неспокойно.

Она как будто ждёт худых вестей,

Всё время силясь выглядеть достойно.

Вот позади сидящих за столом

Копытом цокнул конь с резным седлом

И карим глазом покосил игриво,

Заржал и гарцевал нетерпеливо.

Он явно подавал Надежде знак,

Что одиночество терпеть не в силах,

Что кровь горячая клокочет в жилах,

Что без неё ему нельзя никак.

Но седовласый старец между ними,

Держа узду, смотрел глазами злыми.

Как холоден его колючий взгляд.

Буравит насквозь трепетную душу.

А тело будто наполняет яд

И превращает в ледяную тушу.

Не отвернуться и не смежить век,

Так смотрит дьявол, а не человек.

Нахлынул страх от пальцев ног до мочек,

И сердце сжалось в маленький комочек.

Когда казалось, что спасенья нет,

Конь вздыбился, поводья рвя на части,

Освобождаясь от враждебной власти,

Прыжком преодолел чужой запрет,

Закрыв Надежду от лихого взгляда,

Но пал, как от картечного заряда.

Она рванулась, покидая сон,

Дрожа, очнулась, сидя на постели.

И испугалась, свой услыша стон,

А за окном уж облака алели.

Накинув простынь, лёгким ветерком

На лоджию скользнула босиком.

Красивый город просыпался тихо,

Теряя тени, как ночную прихоть,

На озере курчавился туман,

И лебеди скользили у причала,

С незримых башен ратуши звучала

Мелодия часов для горожан,

Что начинают день под серым небом,

И вкусно пахло испеченным хлебом.

Её обнял за плечи холодок,

Изгнав остатки странного кошмара.

Дремота покидала городок.

Уж кто-то стулья расставлял у бара.

Предчувствия нахлынули волной,

Весь мир закрыв тревожной пеленой.

У Нади сердце сладко защемило,

Алян ухаживал за ней так мило.

Их франко-русский диалект

Беседе не мешал, скорей, напротив,

Ошибками в словах не озаботив,

Сердца открыл и спрятал интеллект.

Любовь не знает социальных правил,

От предрассудков Бог её избавил.

Вернувшись в ещё теплую постель,

Надежда с головой укрылась пледом,

Как будто за окном метёт метель,

И стужа гонится за нею следом.

Ей стало так уютно и тепло,

А на душе от сладких грёз светло.

Дремота разлилась тягучим соком,

А следом сон, как будто ненароком.

На волнах нежности качнулся мир,

И ласки тянутся к ней из тумана,

И синевой глядят глаза Аляна,

И начат бесконечной страсти пир.

Ах, сладких грёз прервать не в силах я,

Пусть спит Надежда милая моя.