Читать книгу Огненный царь - Александр Айзенберг - Страница 2

Иллюзия и (или) реальность? Все зависит от того, сколько измерений задействовано для взгляда. Художники-маринисты умеют с призывной эффектностью или усыпляющей успокоительностью запечатлеть явную или скрытую динамику морских волн, а волны истории давно уже используются писателем Александром Айзенбергом для своеобразных голографических импровизаций, превращаясь то в некую глобальную клавиатуру для партитуры бытия как такового, то в площадку для серфинга.

В новой книге автор отправляется, призывая за собой и читателя, на волновой фронт эллинизма, очень условного, на его взгляд, понятия, подвернувшегося, как глоток воды для утоления концептуальной жажды в непредсказуемой пустыне бесконечных боевых действий.

Первая часть книги «Убить Александра» – как будто бы пульсация сердца самого Александра Македонского (Великого) с его блистательной и короткой жизнью. Самодостаточные голограммы замыкают ключевые эпизоды биографии покорителя Азии, начавшего свою оппозицию миру с противопоставления любвеобильному отцу, царю Филиппу: «Александр, издеваясь над отцом, сказал: "Смотрите люди! Этот человек, который собирается переправиться из Европы в Азию, растянулся, переправляясь от ложа к ложу"».

Рубил ли по предначертанному ему завоевательному пути Александр пресловутый Гордиев узел мечом, или на самом деле ему легко удалось разрешить задачу и освободить ярмо, вынув из переднего конца дышла крюк— так называемый «гестор», которым закрепляется яремный ремень? Хороший предмет для дискуссии золотой осенью в одесском подвальчике, с попутным выяснением, какие пирожные более свежие?

«– Все.

– Так не может быть. Какие более сегодняшние?

– Я вам скажу больше: они не только сегодняшние. Они – завтрашние».

Важно при многомерном и размерном извлечении уроков истории для сегодняшнего дня не угодить под залетевшее из какой-то из эпох копье, не быть облитым с головы до ног бензином из канистры с немедленной вспышкой зажигалки, короче, не подставлять спину незнакомцу, разговаривать, с которым, в принципе, можно. Собственно, постижение истории и есть – разговор с незнакомцем.

Александр – гениальный полководец, смелый воин, вспыльчивый до убийственности дипломат. Но ключевой момент похода на Восток связан с самоотверженностью при переходе через безводную пустыню. Хотя и тут не обошлось без театральности.

«Александр спросил их, кому везут они воду, и македоняне ответили: "Нашим сыновьям; но если ты будешь жить, мы родим других детей, пусть даже и потеряем этих". Услышав это, Александр взял в руки шлем, но, оглянувшись и увидев, что все окружавшие его всадники обернулись и смотрят на воду, он возвратил шлем, не отхлебнув ни глотка. Похвалив тех, кто принес ему воду, он сказал: "Если я буду пить один, они падут духом". Видя самообладание и великодушие царя, всадники, хлестнув коней, воскликнули, чтобы он не колеблясь вел их дальше, ибо они не могут чувствовать усталости, не могут испытывать жажду и даже смертными считать себя не могут, пока имеют такого царя».

Эллинисты, вперед!

А ради чего всё это?

Войдя в столицу побежденного персидского царя Дария, Александр увидел всякого рода сосуды – кувшины, тазы, флаконы для притираний, все искусно сделанные из чистого золота, когда он услышал удивительный запах душистых трав и других благовоний, когда, наконец, он прошел в палатку, изумлявшую своими размерами, высотой, убранством лож и столов, – царь посмотрел на своих друзей и сказал: «Вот это, по-видимому, и значит царствовать!»…

Чуть южней и позже пророк Магомет, которому надо было идти распространять ислам, вынужден был отрезать полу халата, на которой уснула кошка, чтобы не тревожить спящее животное. Александр подобным образом любил прорицателей. Один из них смело объявил присутствовавшим, что город Тир непременно будет взят армией еще в текущем месяце. Слова предсказателя были встречены смехом – шел последний день месяца. Увидев, что прорицатель оказался в затруднительном положении, Александр, который всегда покровительствовал гаданиям, приказал считать этот день не тридцатым, а двадцать восьмым. Затем приказал протрубить сигнал и начал штурмовать стены Тира более решительно, чем первоначально намеревался. Атака оказалась столь ожесточенной, что даже оставленные в лагере не усидели на месте и бросились на помощь. Тирийцы прекратили сопротивление, и город был взят в тот же день.

Действительно ли он сын Зевса? Победы дали утвердительный ответ, и он стал требовать божественного поклонения себе.

Внезапная смерть Александра в Вавилоне на пике славы в неполные 33 года столь же загадочна, как и его жизнь. Чудеса продолжались – его тело шесть дней оставалось нетленным, о чем свидетельствовал Плутарх. Последний, но окончательный ли, из бесчисленного множества диагнозов, сложившихся в своеобразную энциклопедическую эпопею болезней и отравлений, был недавно поставлен Кэтрин Холл. Полководец скончался от редкого неврологического заболевания, результатом которого стал паралич. Недвижимое тело сочли мертвым. Возможно, еще живым его для бальзамирования погрузили сначала в бочку с медом, потом в золотой саркофаг, начавший обратное движение с востока на запад. Кстати, эпопея с движением тела Александра в целом сопоставима с продолжительностью его завоевательного похода.

Вспоминаются документальные кадры путешествия гроба маршала Тито по столицам союзных республик уже приближающейся к распаду Югославии, мастерски вмонтированные Эмиром Кустурицей в ткань своего знаменитого фильма «Подполье» (1995). На пути в Македонию гроб Александра был перехвачен в Сирии Птолемеем Сотером, захоронившим его в Мемфисе, позже, при Птолемее Филадельфе, перенесшим его в Александрию. С тех пор часть древней Александрии сама была похоронена в объятиях морских волн.

Вторая часть книги «Житие Деметрия», посвящена представителю следующего поколения наследников, сыну соратника Александра Антигона Деметрию по прозвищу Полиоркет («Осаждающий города»). Жизнь его – цепь непрерывных столкновений со старшими диадохами на всем пространстве средиземноморского «эллинизма». Ему довелось побеждать Птолемея, но в итоге проиграть Селевку, в качестве почетного пленника которого он наконец обрел счастье в праздности и досуге, скончавшись на третьем году заключения от досуговых излишеств.

«Много лет спустя в Одессе пили кофе с наполеоном. Это – торт. Шикарный торт. Для тех, кто не в курсе. И так существовали в культурном пространстве. Наполеон – Пирр. Кофе – республиканский Рим».

Да, Ганнибал у ворот, а Пирр – у причала! Герой третьей части книги «Пламя» – царь Эпира Пирр («рыжий», типа Джона Кеннеди), которого Ганнибал считал вторым из величайших полководцев после Александра, себе скромно отводя лишь третье место. Пирр был троюродным братом и двоюродным племянником Александра Македонского. Его отец Эакид – двоюродный брат и племянник матери Александра Олимпиады, важного действующего лица всех трех частей книги.

Пирр хотел стать Александром Запада, и многие считали, что сам Александр Македонский возродился в его лице. Его создаваемая сообща едва ли не всеми царями эллинов армия, что-то вроде общеэллинской сборной мира, в сумме своей была более внушительной, чем армия Александра. «Достаточно сказать о слонах молосса. Александр, скорее всего, до начала своего похода о слонах просто не слышал».

Дух героя был вполне александров, но его победы над римлянами оказались пирровыми, ведь противник оказался совсем другим. Не потерпев ни одного поражения, Пирр проиграл «войну на истощение», поскольку это была уже война ресурсов. Империя Запада возникала на собственной, римской основе долгосрочных рискованных инвестиций.

Дегероизирующая войну гибель Пирра во время внутри эллинских усобиц – это смерть-деконструкция. Во время штурма пелопонесского города Аргос «самый большой слон, упав поперек ворот, лежал, трубя и мешая отступающим пройти, а другой слон, из тех, что вошли в город раньше, по кличке Никон, ища раненого вожака, упавшего с его спины, несся навстречу, гоня и опрокидывая врагов и друзей, пока, наконец, не нашел труп и, подняв его хоботом и подхватив бивнями, не повернул назад, взбесившись, валя наземь и убивая всех встречных. Сбитые в кучу и плотно прижатые друг к другу воины не могли ничего предпринять поодиночке: словно единое тело, толпа ворочалась и колыхалась из стороны в сторону. Мало кто бился с врагами, зажатыми между воинами Пирра или наседавшими сзади, – большей частью они ранили друг друга, ибо тот, кто обнажил меч или замахивался копьем, не мог ни опустить руку, ни вложить клинок в ножны: оружие разило, кого придется, и люди гибли от руки своих же». Пирр напал на молодого воина, попытавшегося поразить его копьем. Мать воина, как и все горожане, неспособные держать в руках оружие, сидела на крыше дома. Увидев, что её сыну угрожает опасность и он не в состоянии отбиться от своего врага, она сорвала с крыши черепицу и бросила в Пирра. По роковому стечению обстоятельств черепица попала в стык доспехов на шее Пирра, перебив ему позвонки. Пирр упал и был добит на земле.

Взглянув и узнав отрубленную голову Пирра, преследовавший его македонский царь Антигон II палочными ударами прогнал доставившего этот трофей сына, называя его варваром и нечестивцем, прикрыв глаза плащом, заплакал, а затем, украсив и голову и тело Пирра, предал их ритуальному сожжению.

– Пирр, Пирр! – несмотря ни на что, скандирует толпа поклонников.

– Невермор, – послышалось мне. Герострата забыть не удалось, несмотря на специально задействованные мнемотехнологии. А Пирр был забыт сравнительно легко, оставшись в памяти только фигурой речи по поводу своей пресловутой «победы». Александр невоспроизводим. Если это не голографическая импровизация…

Александр Люсый, доктор филологических наук,

профессор Института кино и телевидения (ТИТР)