Читать книгу Новороссия в моем сердце - Александр Барков - Страница 8

12 апреля я поехал на Курский вокзал и купил в кассах билет до Харькова на поезд, отходивший в 21.15.

7 апреля сообщили, что в Донецке занята Областная Госадминистрация (ОГА) и объявлено об основании Донецкой народной республики, я решил поехать в Донецк. Я перестал верить всем новостям, в голове творилось что-то невообразимое. Много слухов, сплетен, непроверенной информации в интернете сводило меня с ума. У меня началась бессонница и ночные кошмары.

Поезд. В нашем отсеке плацкартного вагона собралась интересная компания. Парень лет тридцати, худощавый, с карими умными глазами, увлекался йогой. Он занимал место внизу справа, постелил матрас и уселся в позе лотоса.

– Ты что, йог? – спросил его сидевший напротив мужчина средних лет, толстый, с сильно прищуренным правым глазом. С ним рядом у окна сидела симпатичная, лет двадцати пяти, украинка.

– Натали – назвала она свое имя.

Мы познакомились: трое русских из Москвы и одна Натали из Украины, из Донецка. Начались бесконечные разговоры про Украину, про смену власти, про захват областной администрации в Донецке, про киевский майдан. Я в основном молчал, много говорили военный пенсионер Сергей и Натали. Сергей пыхтел, смеялся и переживал, что украинские пограничники не пустят его, а в Харькове его ждёт родня. Ночью под стук колес мне снилось ОГА, охваченное пламенем, и я, выступающий на митинге…

В 8 утра подъехали к Харькову. Вошли в вагон пять украинских пограничников и два офицера таможни. Жестко начали проверять паспорта. У меня был маленький пакет с бумагами по работе (Александр Барков – доктор физико— математических наук) и все. Когда спросили о цели визита, я полез в карман рубашки и достал визитку: физик— лазерщик.

– Так вы ученый? – в ответ я показал кучу бумаг, схем и статей по работе.

На вопрос,

– Будут ли вас встречать в Харькове?

Я ответил:

– Да, будут. Из Харьковского национального университета.

И назвал фамилию и имя человека. Киевлянина Сергея Тимченко – моего давнего оппонента по фейсбуку, с которым переписывались и обменивались статьями.

Военного пенсионера не стали мучить долго. Проверили его многочисленные сумки и отпустили. Далее подошла очередь соседа по купе – йога. Стали пытать. На вопрос, зачем он едет в Харьков, он ответил, что к девушке, забронировал в Харькове гостиницу на два дня. Вот это объяснение пограничникам показалось неубедительным, начали проверять тщательно содержимое всех сумок и вещей йога.

Проверяли долго, попросили российский паспорт, прописку и так далее. Пока с ним разбирались, я поменял рубли на гривны. За 1000 рублей я получил 320 гривен у менялы в поезде – большого мужчины с громким голосом, расхаживающим по вагону с толстой пачкой гривен. Натали отпустили быстро.

Я догнал ее в тамбуре и напросился помогать нести тяжелый бэг на колесиках. Мы вышли из вагона поезда, на платформе увидели еще один кордон из трёх милиционеров в темно- синей форме, с автоматами. Хмурый офицер спросил документы и цель поездки. Я показал паспорт и визитку – пропустили. Видимо, я не вызывал особых подозрений с длинными волосами – и чужим чемоданом на колесиках. Более похож на музыканта рок-группы, чем на боевика- революционера.

БАНДЕРОВКА

Вышли с Натали из метро в поисках автовокзала. На улицах Харькова – изношенные автомобили, много стареньких «Жигулей» – 6— ки, 9— ки, даже «восьмерки».

Ощущение машины времени усилилось. Возврат в 91- й год. Люди приветливо на русском объясняли нам, как добраться до автовокзала. Задавала вопросы украинка Натали. Все отвечают по-русски. Я спросил Натали, почему ты не спрашиваешь по – украински, Харьков, вроде бы, пока Украина.

Автобус шел по маршруту Харьков— Славянск— Донецк. Остановки в Изюме и Славянске.12 апреля 2014 в 18.00. Было пасмурно. Над Славянском летал военный вертолет.

Натали засмеялась и объяснила:

– Что я, на дуру похожа, чтобы на мове общаться? Меня здесь на смех поднимут!

Добрались до маленького невзрачного кирпичного здания автовокзала на проспекте Гагарина.

Ближайший автобус отправлялся в Донецк в 14 часов дня. Взяли билеты за 100 гривен – это примерно 10 долларов. Положили пухлый черный пластиковый «бэг» на колесиках Натали в камеру хранения, и пошли коротать время. Нашли маленькую закусочную. Заказали кофе, сэндвичей с сыром и курицей. Вкусно.

Натали описывала жизнь в Киеве и Донецке, время от времени отхлебывая кофе, заглядывая в ноутбук и показывая фото.

– Я училась на журфаке в КнГУ и жила долго в Киеве, родня и муж сейчас в Донецке живут. С мужем – он из Ивано— Франковска – познакомились в Киеве. Свой мерседес подавала назад около «Макдональдса» и задела чью— то машину. Вот и познакомились. Мы с подружкой Сарой сидели.

Наталья, разделываясь с сэндвичем и поправляя длинные черные волосы, продолжала:

– Муж – он часто, когда события на майдане начались, в Киев уезжал. У него друзья – в «Правом секторе». Стоял он с ними там на майдане. Даже платили им за это поначалу. Потом, когда майдан разошелся не на шутку, я смекнула, что там опасно уже стало и мужу говорю: «Надо немедленно ремонт в квартире в Донецке делать». Ну, он согласился и мы вернулись в Донецк. Там в Киеве в феврале— марте начали стрелять, многих ребят убили.

Автобус Харьков— Донецк. 12 апреля 2014 года. В 14.00 мы с Натали подошли снова к автовокзалу. Серый с зеленой полосой автобус ПАЗ – жестяная коробка, в Донецке будет только в 21.00, то есть через семь часов. Никакой милиции у здания автовокзала я не увидел. Автобус тронулся, на выезде из Харькова на окраине стояли слева вдоль дороги 7 студенток, жидкая цепочка, и они махали автобусу и проезжающим авто украинскими вышиванками, вытканными на длинном белом полотне – символ украинской самостийности.

Черноокая Натали, увидев вышиванки, замахала им рукой, приветствуя.

– «Бандеровка»! – подумал я без злобы.

Автобус двигался по трассе без приключений, мы выходили в Изюме. Когда подъезжали к Славянску водитель автобуса и сидевшие пассажиры начали говорить о неспокойном времени, беспорядках, в салоне услышали звук пролетающего вертолета. В Славянске я подошел к местному таксисту. хозяина серой Волги и спросил:

– «Как у вас с войсками?

Таксист ответил:

– «Нормально, нет войск, все спокойно, но кто— то вертолет видел.»

Было примерно 19 часов, и светло.

После Изюма дороги были разбитые, плохие, кочки и ухабы. сильно трясло. Смеркалось. Пошел дождь. Практичная Натали сказала, что в отеле жить дорого. И нашла мне жилье в Донецке по интернету, клацая по клавишам ноутбука, который подрыгивал на колдобинах.

Муж Натали, как оказалось, правосек, все время, пока мы ехали в автобусе, звонил ей на мобильный телефон и спрашивал, где она конкретно находится в данное время и когда будет в Донецке.

Черноокая бандеровка обмолвилась после очередного разговора, что муж готовит ей сюрприз.

У меня заработало воображение художника. Ревнивый муж— правосек Натали в черной форме подъезжает с братками к нашему автобусу на автовокзал в Донецке. И начинает убивать Баркова, как российского шпиона на глазах у толпы.

Нет, страшно не было, было интересно, что там впереди за поворотом.

От милашки бандеровки, которая видела мой российский паспорт и слышала мои высказывания в поддержку ДНР, можно было ожидать любых сюрпризов. Она явно не совсем разделяла националистические взгляды мужа, но раскол Украины не приветствовала. В Украине ее все устраивало: частые поездки к друзьям во Франкфурт в Германию, собственная квартира в Донецке, маленький бизнес в салоне красоты и обширные знакомства с взрослыми мужчинами, судьями, прокурорами, влиятельными ментами в своем крае. Черноволосая красавица Натали в своей жизни не хотела менять ничего.

Потом Натали, однако, обмолвилась:

– «Если раскол Украины неизбежен, то всё, что мне нужно – это Донецк, Киев и… трасса Донецк— Киев с бензоколонками!»

На новеньком мерине она любила совершать поездки из Донецка в Киев и обратно. Чем загадочная «журналистка» Натали занималась с энтузиазмом, можно только догадываться, но не выращиванием и продажей сельскохозяйственной продукции.

Автобус в темноте добрался до окраин Донецка. Полил сильный дождь. Было около 21.00.

Донецкий аэропорт им. Прокофьева, 12 апреля 2014 года.

Мы с Натали сошли в двух остановках от аэропорта Донецка. Вдруг она чмокнула меня на прощание в щеку, перешла на другую сторону дороги и растворилась в темноте навсегда.

Я под проливным дождем стал ждать автобуса. Ветер усиливался, стволы деревьев леса, окружающего трассу, дрожали и издавали стон, я весь промок несмотря на то, что находился под металлическим навесом остановки. Пришлось отхлебнуть кизлярского коньяка из маленькой бутылки, которую держал в кармане анарака Колумбия. В ней я пересекал год назад в шторм Атлантику. Стало спокойнее.

На 73 маршруте автобуса добрался в аэропорт.

Я знал, что аэропорт – небезопасное место. Здесь пограничники и милиция проверяют документы. Но меня удивило приятное спокойствие в аэропорту – ни баррикад, ни мешков с песком, ни милиции. По одинокому зданию терминала расхаживали одинокие пассажиры, работало несколько касс. На первом этаже нашёл автомат с кофе, выпил стаканчик каппучино. Рядом с автоматом, не разговаривая, стояли двое мужчин в черных плащах. Но спрашивать про областную госадминистрацию в Донецке и что творится в центре, я поостерегся. Выдал бы московский говор.

С противоположной стороны зала два милиционера в темно- синей форме медленно шли в мою сторону. Отвел взгляд от блюстителей порядка. И не глядя в их сторону, как учил бывший московский авторитет девяностых Садоха, отсидевший за бандитизм восьмерку, я, как можно спокойно, в развалочку, поднялся по лестнице на второй этаж. Там были только кассы. Безлюдно. Голубоглазая девушка с русой косой в белосиней форме и кокетливой пилотке стояла за стойкой. Спросил у неё стоимость билета до Москвы «Трансаэро». Оказалось – слишком дорого. Потом прошёл обширный безлюдный второй этаж, спустился по эскалатору на первый – и быстро, как удачливый контрабандист, добрался до стеклянных автоматических дверей выхода, миновав патруль украинской милиции.

На улице в лицо ударил холодный мокрый ветер. Моросило. В темноте по противоположному тротуару шёл быстрым шагом белобрысый паренёк. Он был малого роста, в черной куртке и джинсах, на вид лет двадцать.

Я догнал его и спросил:

– Как добраться до центра Донецка?

Парень чуть приостановился и сказал:

– Я иду на троллейбусную остановку. Это метров 800 отсюда.

Вместе пошли в дождливом сумраке в сторону шоссе, по которому проносились яркие вспышки фар автомобилей.

Я задал вопрос:

– Как обстановка в Донецке?

Парень в джинсах ответил:

– Я только что приехал из Луганска.

Я знал, что в Луганске, как и в Донецке, группа революционеров захватила госадминистрацию и службу безопасности (СБУ).

Парень в джинсах продолжал:

– Здесь в Донецке я только час, не знаю пока ничего. У нас в Луганске в центр никто не выходит, боятся. Уже 13 человек убили на улицах, «Правый сектор» свирепствует!

Мне стало не по себе, но страха не было. Интерес, что там впереди, за темной гранью возрастал. Дошли до остановки. Сели в троллейбус, который направлялся в центр Донецка. Салон на остановках наполнялся пассажирами— женщинами, старушками с детьми. Все разговаривали на чистейшем русском языке без «мовы», и я успокоился:

– Значит, в городе на русских пока облав нет.

Парень в джинсах попрощался и сошел на одной из остановок. Я спросил кондукторшу:

– Где лучше выйти, чтобы добраться до улицы 50 лет СССР? – это был адрес съемной квартиры, которую помогла найти Натали.

– На площади Ильича, – ответила кондукторша, пересчитывая мелочь.

С площади позвонил насчет квартиры. Надо же, подумал, даже улицы сохранили прежние советские названия. Это радовало и успокаивало. Спрашивать про ОГА прохожих пока не решился, подумал:

– Вдруг патрули в городе ищут российских диверсантов.

По дороге зашел в «Макдональдс» – хотел разменять гривны. Молодежь, девушки и парни, у всех хорошее ночное настроение – 1 час ночи. Прошёл минут пятнадцать —пока не добрался до цели.

Менеджер фирмы по аренде квартир оказалась беременной и звали ее Елена, она дожидалась меня в маленькой белой малолитражке. Она показала мне большую слишком дорогую для моего бюджета ухоженную квартиру за 300 гривен ночь и вручила ключи.

Когда она собралась уходить, я, наконец, спросил про ОГА:

– Кстати! Ну а как в вашем городе, гулять по ночам не страшно? Где находится здание, которое захватили?

Беременная менеджер начертила план на листе в клетку от руки моей шариковой ручкой.

– Вот мы. Это ул. 50 лет СССР, вот площадь Ильича, а вот Университетская улица, вот здесь здание ОГА – совсем рядом.

Я заметил:

– Ночью все— таки туда лучше не соваться, в ОГА.

Беременная женщина кивнула, думая, очевидно, о чем— то своём:

– Да!? Всего вам хорошего!

Здание ОГА в Донецке 14 апреля 2014. Вверху – «Таким я его увидел его в 2 часа ночи. Светитились окна на 7, 10 и 11 этажах, в зале для пресс конференций проходило совещание.

Здание ОГА в Донецке 14 апреля 2014. Днем митинг в поддержку восставших.

Беременная менеджер скрылась в темноте подъезда.

Я перекусил, принял душ, включил телевизор. Украинская девушка диктор в новостях на мове, которую я плохо понимал, что— то сообщала о Донецке. Через полчаса я быстро оделся и вышел на улицу. Чтобы не забыть нового адреса квартиры в Донецке, где остановился, я на ладони, на внутренней ее стороне, написал синей шариковой ручкой адрес квартиры, код подъезда, написал жирно и вышел в ночь.

На площади Ильича я увидел стоявшее такси— жигули, и попросил водителя отвезти на Университетскую улицу к зданию захваченного ОГА. Таксист посмотрел на меня, как на идиота, который в 2 часа ночи хочет прыгнуть с моста в черную муть, но сказал: «Тридцать гривен…» И мы поехали…

Донецк. Здание ОГА, 13 апреля, ночь 2 часа 30 минут.

Я выбрался из такси. Дождь продолжал отчаянно лить. Около очень большого одиннадцати этажного темно— серого здания ОГА стояли на проезжей части две белые милицейские машины. Здание напоминало темный силуэт линкора, стоявшего на рейде. По противоположной стороне улицы проходила небольшая группа женщин и мужчин с разноцветными зонтиками. Я достал телефон и мгновенно сделал фото здания ОГА в темноте, Некоторые окна ОГА светились— ярко было в правом углу на верхнем этаже.. (ред.– На 11 этаже располагался конференц зал, в котором проходило совещание по вопросам организации ДНР)

Не прошло и двух минут, как улицу пересек крепкий высокий мужчина в серой маске, бежевой куртке и вежливо сказал:

– Снимать здесь категорически запрещено.

Я поблагодарил его, а про себя подумал:

– Наверное, молодой человек из «Правого сектора» (ПС). Слышал я в Москве, что ПС оцепил ОГА и не дает никому подойти к нему.

Я отошел метров на 20 назад – и сделал еще два снимка загадочного здания, которое запрещено для съемок. Посмотрел на мобильнике сделанный снимок – Слишком темно! Ничего не видно!. Не успел я подумать, как ко мне подбежали и окружили три молодца. Тот же крепкий мужчина в серой маске настойчиво стал просить удалить все снимки, которые я только что сделал. Я сказал, что не умею удалять снимки. И это была правда, так как недавно приобрел этот недорогой телефон с камерой и диктофоном. Показал ему аппарат. Он посмотрел в него и сказал что в нем нажимать —какие кнопки. Затем стал грамотно диктовать, а я нажимать:

– Выделить всё, и удалить!

Я делал то, что серая маска приказывала. Трое крепких парней через щели балаклав, в молчании, наблюдали процедуру удаления снимков. Я подумал:

– «Во, черт, снимал, снимал в Изюме, Славянске, а теперь удалять!»

Как только серые и черные маски успокоились и отошли на метр, я прекратил стирание кадров и сохранил некоторые снимки для истории. Отошел еще на пять метров – и рука сама рефлекторно дернулась сделать фото таинственного мятежного здания ОГА, которое запрещено почему- то фотографировать Баркову.

Но только я щелкнул затвором камеры, как через секунду ко мне подбегают уже пятеро парней, в черных, серых и оранжевых балаклавах, нервно спросили паспорт, выхватили мобильник, заломили мне руки.

Стали кричать:

– «Зачем фотографируешь нас?»

Всё, думаю, попал окончательно в руки «Правого сектора», теперь, как Дмитрия Бахура на киевском майдане в марте 2014 года будут пытать и бить. Я достал российский паспорт. И сказал им, что из Москвы приехал.

Отобрали у меня паспорт и строго:

– Веди его в здание.

И тут я сообразил, что это не «Правый сектор», а наши, раз в здание повели, в здание ОГА через дорогу, и сказал на радостях:

– Да, свой я, поддержать вас приехал!

– «А зачем снимал наши лица? Вот сейчас с тобой и разберутся!»

Перешли через дорогу. Подошли к огромному зданию ОГА, стали проходить баррикады, их было три полосы, колючая проволока на бетоне, раскрашенные покрышки, обломки вывесок, бордюрный камень. Горели костры, обложенные брусчаткой мостовой площади, яркие языки пламени вырывались из раскаленных бочек, у которых грелись восставшие. Ночь. Темнота. У многих молодых парней и девчат, и людей зрелого возраста на лицах медицинские белые или зеленые маски.

– «Что— то не похоже, что ты из Москвы и россиянин, говор у тебя не московский», – резко выпалил один из шагавших за мной конвоиров.

Пришлось мне для убедительности поакать на мАсковский манер.

Я заметил, что конвой стал успокаиваться.

На площади около здания было большое скопление народу, несколько кордонов дружинников в масках. Горящие белые зрачки глаз защитников— революционеров, выглядывающие из масок, освещают дорогу в ночной темноте мне и моему конвою. Шли между выстроившимися в две шеренги бойцами – защитниками революции. Вошли внутрь здания. У стеклянной двери груда белых мешков с песком, куски колючей проволоки, серая брусчатка мостовой. Сотни, много сотен людей, все без оружия в защитных масках, некоторые с открытыми лицами, внимательно недоверчиво вглядываются во всех входящих, словно ищут скрытого врага или пробирающегося неприятеля. Меня и моих конвоиров— охранников остановили, дотошно обыскали, нет ли оружия, и пропустили внутрь.

Когда конвоиры, заломив мне не больно руку, вели через этот строй, слева в толпе я увидел знакомого по московскому университету.

«Ба, подумал я, и он здесь! Выручит!»

Сказал ему:

– О, привет!

Охранники мои так встрепенулись. С угрозой в голосе:

– А, это твой помощник! У вас здесь группа. Ну— ка, тащите и этого в службу безопасности, будем разбираться.

Я тогда расстроился. «Ну, меня понятно – арестовали. А его за что? Вот как бывает. Молчать надо было».

Пройдя освещенный холл, меня легонько втолкнули в лифт, где находились тоже находились люди в масках. Но здесь в лифте на меня и моих конвоиров уже доброжелательно посматривали. Видимо, на диверсанта и шпиона я не тянул.