Читать книгу Страна Арманьяк. Рутьер - Александр Башибузук - Страница 3

Лагерь бургундской армии представлял собой громадный муравейник, и по сути своей был огромным военным городом, в котором палатки образовывали улицы, переулки, перекрестки и даже площади и рынки. Множество солдат, как муравьи, сновали по лагерю, но движения не были беспорядочными, скорее напоминали огромный, хорошо отлаженный, бесперебойно работающий механизм.

Над лагерем стоял страшный гул, ржали лошади, ревели ослы и мулы, их заглушали крики и стоны раненых и умирающих, орали на солдат сержанты, звенели наковальни кузнецов, маркитанты и торговцы зазывали к своим товарам, визжали непотребные девки… М-да… куда же без них. Герцог пытался бороться с этим явлением, определив своим очередным ордонансом их количество в тридцать душ на роту и присоветовав солдатикам пить больше воды для усмирения похоти, но это очень полезное начинание, как понимаете, полностью провалилось. В иной роте под тысячу человек. Вот непотребные девки и оказались подобны легендарной гидре, у которой вместо отрубленной головы вырастали две.

Очень интересный человек наш наниматель. Не постесняюсь сказать – выдающийся. Буквально убил порочное по своей сути феодальное дворянское ополчение, создав ордонансные роты, являющиеся прообразом современной армии, но при этом он просто помешан на рыцарственности с куртуазией и довел социальную иерархию у себя в герцогстве фактически до абсолюта.

А вот полководец из него никакой. Это мое чисто субъективное мнение, хотя и считают его на полном серьезе чуть ли не Юлием Цезарем, Ганнибалом и Александром Македонским одновременно. Смел, дерзок – это да, до мозга костей воин и рыцарь – тоже да, однозначно – рыцарь без страха и упрека, но никак не полководец. Ни один полководец, именно полководец в настоящем смысле этого слова, не станет возглавлять атаку на неприятеля без малейшей на то необходимости. Это даже Чапай понимал. А вот герцог не понимает и всегда впереди, на лихом коне. Вот как сегодня, например; но судить его не буду – в средневековом военном деле сам разбираюсь пока весьма и весьма посредственно. На уровне отряда в пару сотен клинков – еще куда не шло, а вот армией командовать – увольте. Но учусь. Насобирал книг и просвещаюсь помаленьку. Вот сейчас читаю «Записки о Галльской войне» Юлия Цезаря…

– Пароль!.. – вдруг проревел чей-то голос, оторвав меня от размышлений.

– Святой Вальпургий! – отозвался я в ответ.

– Честь и верность! – Латники мигом растащили переносные рогатки.

Ага… Это я уже в расположение гвардии добрался. Первая ордонансная рота имени святого Себастьяна под командованием Оливье де ла Марша, майордома и главного церемониймейстера герцога. В нее входит вся гвардия. Эскадрон шамбелланов, рыцари тела, сержанты тела, лучники тела, эскадрон камеры, есть даже эскадроны дворцовых служб из виночерпиев и хлебодаров. Ординарная и экстраординарная пехота. Рыцари охраны и оруженосцы охраны… Всех перечислил? Скорее всего, нет – очень много разных частей состоит в гвардии, всех и не упомнишь. Очень престижно и очень дорого служить в ней в любом подразделении, даже простым пажом, этого права добиваются многие знатные семейства Бургундии для своих отпрысков. Да плевать, мне в ней не служить. Не соглашусь, если даже предлагать будут. Имею свои цели, к которым потихонечку и двигаюсь. А если соглашусь, то только за очень вкусные коврижки.

Наконец добрались до шатра Карла Смелого, настоящего походного дворца, даже с деревянными башнями по углам и барбаканами на входе. Но, как ни странно, эту громадину установили всего за световой день, сам видел.

Шатер охраняли лейб-лучники, их еще называют «лучники тела», одетые в черные палето с вышитыми золотом вензелями «C» и «M», то есть Карл и Мергерит – так зовут жену герцога. Командует ими капитан Жорж де Розюмбо. Эти уже не из высшей знати, их специально набирают из простолюдинов и мелкопоместных дворян. За эту привилегию лучники служат беззаветно преданно, честью и совестью. И надо отметить – довольно высокомерные товарищи, кичатся своим положением напропалую.

Представился – и тут же был препровожден внутрь. Дежурный офицер провел меня по длинному извилистому коридору, где на каждом углу стояла охрана, и, попросив подождать, вошел в зал совещаний. Через секунду вернулся и предложил пройти.

По глазам ударил ярчайший свет от десятков, если не сотен свечей. Возле большого стола над картой сгрудилась толпа придворных в пышных доспехах, из которых я узнал только де ла Марша, с которым имел честь обмолвиться парой слов еще при формировании армии, и Джона Миддлетона – кондюкто двадцать первой роты, которая была расположена рядом с нами.

Я знал почти всех придворных по именам и гербам (выучил сразу после найма, очень полезное и даже обязательное знание), но всех сразу увидел в первый раз. Довольно впечатляющее зрелище, по крайней мере – пышное. Именно так и можно охарактеризовать бургундский двор – самый блистательный в Европе. Пыль в глаза пускают…

Вот и сам Карл Смелый, герцог Бургундский и Брабантский. Великий князь Запада, так еще его почтительно называют. В позолоченном, богато украшенном миланском доспехе и длинном палето с Андреевским крестом в виде веточек хмеля и кресалом с разлетающимися искрами по центру. Морда волевая, породистая, один нос чего стоит, походная корона сверкает золотом и камнями, но почему-то он мне напоминает нашего сторожа спортивного комплекса дядю Толю, для смеха вырядившегося…

Черт, черт… Остолоп я! Совсем выпустил из головы один очень возможный вариант… Карлуша-то с моим папашей на одну руку дружил против Луи Всемирного Паука в Лиге Общественного Блага, даже вместе сражались с франками и наваляли руа вроде. Выходит, что и меня он может в лицо знать… Может или нет? Зараза, и бастард почти перестал делиться своими воспоминаниями… Ну что делать? Я-то тут как шевалье де Дрюон выступаю, может случиться конфузец…

– Так-так-так… – Карл подошел и поднял меня с колена, на которое я успел бухнуться. – Что вы, де ла Марш, говорили про этого молодца?

Майордом осторожно кашлянул, весело глянул на меня и, развернув свиток, стал читать:

– После того как выбыл из строя капитан отдельной компании фламандских спитцеров Иоганн Гуутен, шевалье де Дрюон, лейтенант стрелков сего отряда, возглавил компанию и, продолжив атаку баталии, первым занял палисад и захватил орудийную батарею, проявив при сём великое мужество и доблесть. Затем, обратив оную в сторону неприятеля, сдерживал его наступление, нанося ему множественный урон и притеснение достаточное время. При отходе взял сии фальконеты и серпентины со всем огневым припасом и доставил в наше расположение. Он же поверг барона Клауса-Теодора фон Розенберга, капитана Рейнского полка куливринёров герцога Саксонского, и захватил оного в плен. Он также, совершив маневр без ущерба для основной диспозиции, захватил силами своих стрелков барку с личным продовольственным припасом того же герцога Саксонского, чем повергнул сего герцога в великое отчаяние и уныние…

– Так, значит, вот кому мы обязаны вот этим добрым мозельским! – воскликнул герцог и качнул кубком. – Воистину, господа, сей шевалье есть воплощение нашего ви́дения рыцарственного духа и достоинства. Великолепно! Браво, шевалье! Мы вами довольны!

– Я и моя компания рады служить вашей светлости и готовы отдать жизнь во славу Бургундии…

Я немало подивился, как быстро слава о моих подвигах добралась до ставки, и изобразил все предписанные этикетом движения и поклоны. В конце, вспомнив, наемник я или кто, не удержался и добавил:

– Конечно, в рамках времени, предусмотренного подписанным контрактом.

Мысленно обругал себя последними словами и замер в ожидании грома и молний. Придурок, однозначно…

Карл громогласно расхохотался. После секундной паузы его поддержали все присутствующие в зале.

– Мы довольны! Я доволен, господа! – Герцог подошел и троекратно меня обнял. – За новым контрактом для вашей компании дело не станет! Есть некоторые мысли по этому поводу. Мне нужны такие храбрецы…

Да… это все я. Вот такой я храбрец и герой. Слова Карла бальзамом проливались на мою душу и на мое самомнение. Даже не думал, что будет так приятно… Но это скорее всего не я – это бастард во мне прется, я обычно предпочитаю в качестве наград что-нибудь материальное.

Смотрел на богатые, шитые золотом драпировки на стене позади герцога, и ждал, когда начнется раздача пряников.

А богатый все-таки шатер у Карла Смелого; чего стоят одни серебряные шандалы в человеческий рост, стоящие по периметру зала. А мебель!.. Натуральный палисандр, перламутр и слоновая кость… Шикарно… Но чем же он меня наградит? Денег у него сейчас однозначно нет, еле жалованье войскам выплатил. Вот подарил бы мне свою рапиру, только за цену ее эфеса можно мою компанию полгода кормить…

– Мы жалуем вам, шевалье де Дрюон, баронию Гуттен в Брабанте…

Чуть от неожиданности не грохнулся на левантийские ковры, устилающие пол в зале. Ёптыть… Вот и коврижки…

Возле герцога моментом нарисовались два персевана в сплошь шитых золотом бело-синих палето и продудели в фанфары затейливую мелодию. Третий – сам гербовый король герцога, заунывной скороговоркой перечислил мои подвиги и описал баронию. Я понял только то, что в ней три рыцарских лена, из которых лишь один мой. Остальные два, не имеющих выхода к морю, уже заняты моими будущими вассалами. Есть замок, и собственно барония сия стоит на берегу Северного моря. Да… Еще герольд что-то там пробухтел о моих обязанностях перед сеньором за эту баронию, из которых мне совсем не понравился пункт моего денежного участия в выкупе герцога, буде тот окажется во вражеском плену…

Герольды примолкли наконец, а я получил грамоту с большой, болтающейся на веревочке свинцовой печатью из рук самого Карла.

После чего персеваны бодренько освободили меня от оружия и берета…

Ну и на хрена?

Повертел головой и ничего, кроме резных столбов, подпирающих шатер, и почтительных морд придворных, не увидел…

А-а-а!.. Оммаж!

Уже окончательно придя в себя, подошел к герцогу и, став на одно колено, протянул ему сложенные ладонями руки, которые он сразу взял в свои.

– Объявляю себя вашим человеком, ваша светлость, за баронию Гуттен на условиях обычного оммажа…

– Я объявляю вас, барон ван Гуттен, нашим человеком на данных условиях… – Карл поднял меня с колена и смачно поцеловал в губы.

А вот это лишнее… Еле преодолел в себе желание сплюнуть и повнимательнее пригляделся к Карлу…

Вроде на гея герцог не похож. Крупноватые, но правильные черты лица, большие, глубоко посаженные глаза. Длинный прямой нос с легкой горбинкой… Все свидетельствует о гордости, энергии и одновременно – о честолюбии и властности. Но над всеми этими качествами все-таки стоит ум…

Умен герцог. Возьмем, к примеру, его жест с пожалованием мне поморской баронии…

Широкий, великодушный жест государя, отметившего доблесть своего воина. Несомненно, так это и выглядит. Но в этом его жесте есть мудрость и дальновидность, если не сказать даже – хитрость. Баронии-то этой кот наплакал, позже разберусь, конечно, поподробней, что в нее входит, но ничего сверхщедрого герольд не перечислил. С крестьянского оброка от продажи селедки и камбалы особо не разживешься. Тут не о прибылях надо думать, а возможности хотя бы окупить затраты на земли. Ну никак я не смогу прожить на доходы с нее. Соответственно у меня и не возникнет желания осесть и забить на войну, кроме положенных вассальных сорока дней службы. Буду как миленький трубить в армии за денежку герцога и дальше. Вот так вот… и наградил, и одновременно простимулировал служебное рвение. Вроде так и остался я наемником, в воле которого свалить отсюда, если платить перестанут. И в то же время стал вассалом, обязанным службой своему сюзерену.

Ну ладно… Теперь я – барон, что тоже немало, главное – титул честно выслуженный, а не доставшийся в сомнительное наследство. Замком опять же разжился. Первый шажок по иерархической лестнице, ёптыть… Осталось только стать кавалером ордена Золотого Руна – и всё… М-да, раскатал губу…

Гуттен… Гуттен… Что-то очень знакомое. Черт… Иоганн же был родом из этого Гуттена! Это же его родина… Да, он рассказывал, что ушел с бандой рутьеров еще в двенадцатилетнем возрасте…

М-да, прямо-таки детективная история; надо будет, когда доберусь до баронии, сделать что-нибудь для его родных… Если, конечно, они еще живы. Но все это потом: кажется, на сегодня еще не все закончилось.

Кстати, похоже, мы с герцогом не встречались ранее, Арманьяка во мне он не опознал, и никто из присутствующих не опознал, хотя многие участвовали в битвах Лиги.

Быстро осмотрелся по сторонам. Доброжелательные взгляды… Одобрительные возгласы… Но не стоит особенно этой благожелательностью обольщаться. В иерархии Бургундского Отеля я пока на самых низких ступеньках. Практически никто… В воинской иерархии – тоже. Командир банды наемных ушлепков, пускай даже облагодетельствованный их государем. Но только они почувствуют, как из мимолетного фаворита герцога я превращаюсь в постоянного, вот тогда…

– Барон. – Карл внимательно на меня посмотрел. – У меня такое чувство, что мы ранее с вами встречались…

М-да…

Накаркал, придурок…

Вот всегда у меня так…

Признаться, что ли?

– Сир, я восхищаюсь вашей памятью! Я имел честь находиться во Франш-Конте во время вашего выезда, и вы удостоили меня своим взглядом… – Поклонился и, выпрямившись, посмотрел герцогу прямо в глаза.

– Да… Наверное, так и было. – Карл на секунду задумался и сказал: – Но у меня еще кое-что для вас есть.

Герольд дал ему в руки большой резной ларец из черного дерева с искусно вырезанным на крышке святым Георгием, побивающим змея.

– Это «Книга Уставов», составленная нами. – Герцог достал из ларца большой том в золотом окладе с цветными миниатюрами на эмалевых вставках. – Примите ее для умножения своего воинского искусства. Я уверен – вас ждет большое будущее в ратном деле.

Я опять встал на колено…

Во-от чем только и занимаются дворянчики при дворе. Долбаный двор. Клятые этикеты…

Как можно почтительнее сказал:

– Я приложу все свои силы к этому поприщу, ваша светлость. Несомненно, мудрость этой книги даст мне все возможности для этого…

– Не сомневаюсь. – Карл опять поднял меня. – У меня есть для вашего отряда задание. Пройдемте за мной…

Прошли к столу, к карте на нем, уставленной маленькими резными фигурками солдат и миниатюрными укреплениями с пушками.

– Вот здесь… – Герцог показал на мост через Эрфт. – Вот здесь наши льежские саперы устраивают сейчас тет-де-пон. Их охраняют спитцеры и лучники конта Галеотто. Сколько у вас осталось в строю людей?

– В строю пять десятков спитцеров, пять десятков арбалетчиков и три десятка аркебузиров при четырех средних серпентинах и двух средних фальконетах, сир. Но я вынужден буду перевести десяток аркебузиров на обслугу орудий…

– Орудия, барон, на этот раз можете оставить в лагере. К укреплению мы уже приписали достаточное количество. Так вот. С рассветом вы отправитесь туда, присоединитесь к находящимся там подразделениям и в случае атаки неприятеля сохраните этот мост за нами. – Герцог хитро прищурился и спросил: – Вам понятно, для чего нам необходим сей маневр?

– Удержание этого участка облегчит нам в дальнейшем переправу, в случае если вы, сир, соберетесь окончательно разгромить неприятеля, – ответил я, промедлив не более секунды.

Собственно, а для чего еще? Второй раз дойчи просто так не дадут переправиться через Эрфт. Подтянут артиллерию и положат всех, не особо напрягаясь, а тет-де-пон как раз и не даст им этого сделать. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы это понять. Но вот ни разу я не пойму герцога, если он и завтра полезет воевать Фридриха. Логичнее было бы при таком преимуществе германцев, наоборот, препятствовать их переправе.

– Правильно! – Герцог одобрительно хлопнул меня по плечу. – Вы правильно понимаете, барон, нашу диспозицию. Решающему сражению – быть! Отправляйтесь, барон. Мы довольны вами. Да… Так как у вас теперь есть своя артиллерия, мы дадим указания аудитору начислять за нее оплату.

– Благодарю, сир… – Пришлось поцеловать ему руку.

На кол идиота, придумавшего такое извращение…

Прихватил ларец и, четко совершив поворот через левое плечо, вымелся из шатра.

Все! На сегодня раздача пряников закончена. Черт! Уже далеко за полночь. Дел еще выше крыши, а на утро запланирован подвиг… Чувствую себя Мюнхгаузеном, он тоже был бароном.

– Барон… – Когда я уже собрался садиться в седло, меня остановил вышедший из шатра Оливье де ла Марш.

– Ваша милость? – Мне чем-то импонировал командир герцогской лейб-гвардии. Такой с виду простой мужик. Коренастый, невысокий даже по средневековым меркам. Приятное широкое открытое лицо. Одевается, конечно, согласно своему положению, но без излишнего блеска. Чем-то смахивает лицом на Наполеона в последние его годы.

Знаю, что, будучи не из самого знатного рода, он начал свою карьеру грумом при конюшне Филиппа Доброго, отца Карла Смелого, да и туда тоже попал лишь по воле случая. И вот он командир гвардии Бургундии, майордом и гранд-церемониймейстер Бургундского Отеля. Дипломат, придворный, солдат и историк. Его еще называют последним паладином рыцарства. Достоин только за это всяческого уважения…

– Вы себя правильно вели сегодня, барон, – улыбнулся де ла Марш. – Продолжайте в том же духе, и удача всегда будет на вашей стороне.

– Благодарю за участие в моей судьбе, ваша милость.

– Не стоит, – отмахнулся майордом. – Тут такое дело… Герцог Саксонский уже прислал парламентеров для выкупа барона фон Розенберга. Его светлость Карл Бургундский желает, чтобы вы решили это дело без долгих проволочек и излишних притеснений. В любом случае вы останетесь в прибыли. Вам понятно?

– Я все сделаю так, как желает великий князь Запада. – Я коротко поклонился майордому.

Ну вот… Начался непонятный мне средневековый полити́к. Несмотря на то что формально герцог Саксонский – прямой враг герцогу Бургундскому, их все равно многое связывает. Хотя все равно ни хрена не понимаю. Да и не нужно – придется выпустить пленника, особо не торгуясь. Не за бесплатно, конечно.

– Я рад, что вы все понимаете, барон; посланцы уже в вашем расположении, – опять улыбнулся де ла Марш. – И вот вам еще один совет. Его светлости очень понравились то мозельское вино и угри, которых вы ему прислали. Ступайте, не смею вас больше задерживать.

В расположение компании добрался быстро, в довольно противоречивом расположении духа. Все плюшки от герцога на поверку оказались не особо и сдобными. Обобрал однозначно. Хрен с ней, баронией, там видно будет, но прибыли не видать с нее в ближайшем будущем. Но вот по дойчу – уже убыток: выкуп, дай бог, наполовину скостить придется, если вовсе не лишиться. Опять же, майордом более чем ясно намекнул… на винцо и угрей. Придется послать в ставку еще. Упыри… Да и собой я недоволен более чем…

Какие у меня стратегические цели?

Правильно: загнать за облака Луи!

И что я для этого сделал?

Опять правильно: да ни хрена!

Отправился в Швейцарию вместо Франции и хрен его знает сколько здесь проторчу…

Не признался Карлуше, что я Арманьяк, хотя уже точно знаю, что был ему представлен папашей. Сейчас бы дело баронией не ограничилось…

Хотя стоп… Хватит бредить. Засунь свою идею по поводу Луи далеко-далеко. Пока нереально это и, скорее всего, так останется. Эта идея стала полным бредом ровно с того момента, как рей Хуан Арагонский отказал мне в помощи против Луи. Паук, конечно, сука редкостная, но пока мне не по зубам, и поделать с этим ничего не могу. Остается строить свою жизнь и просто ожидать удобного момента. Вот уже и первый шажок в карьере сделал, сомнительный, но шажок. Даже два. Стал капитаном компании и бароном в один день. Все не так плохо…

– Где парламентеры от дойчей? – спросил у Тука, только въехав в расположение.

– Вот же… – Шотландец провел меня к палатке.

– Барон ван Гуттен, – представился здоровенному голенастому риттеру в саладе с бело-красным плюмажем и ваппенроке с изображением крепостной башни с бело-красной полосой по правому полю.

– Фрейгер фон Гуггенхайм цу Реббен, – кивнул мне германец. – Я здесь по…

– Оставим формальности, барон, – прервал я немца. – Сколько?

– Четыре сотни флоринов.

– Золотых?

– Да! Золотых орлов!

– Когда?

– Сейчас, за передовыми рогатками вашего лагеря.

– Шесть сотен!

– Четыреста десять, и не сюрвейера больше! – Дойч категорично отмахнул ладонью. – Или можете сейчас же рубить голову Клаусу.

– Принимаю. Идем… – Настроение немного поднялось.

Эка мне подвезло… Я рассчитывал срубить максимум двести золотых, и то неизвестно, когда бы их получил. С выкупами жуткая морока, очень редко когда у пленника находится требуемая сумма, разве что у самых именитых из них, но таких добыть – жуткая удача. Приходится бедолаг отпускать под честное слово и отправлять продавать или закладывать свое имущество. Так что бывает – кредитор уже сам в плену или на том свете, а долг еще собирают. Да и накалывают часто. Можно, конечно, таскать пленника с собой, но кормежка и содержание обходятся в копеечку. В общем, та еще морока. Поэтому частенько с выкупами не связываются. Обдерут доспех с золотишком – и прикончат. Или стараются сбагрить командованию за малую долю. У именитых и богатых больше возможностей содержать пленников, но бывает, что и везет. Как мне сейчас. Первый «язык» – и в яблочко. Везунчик, однако.

Вошли в шатер, и я наконец разглядел в потемках пленника.

Парламентер тоже его увидел и красноречиво хмыкнул.

Пленный барон сидел… точнее, лежал в одном исподнем на куче соломы и богатырски храпел. Кроме шишки на голове и пары ссадин, повреждений на нем особо не просматривалось. И еще от дойча распространялся жуткий перегар…

– Че это с ним? – украдкой шепнул шотландцу.

– Да так… – немного смутился Тук, и под моим грозным взглядом признался…

Оказывается, дойч в полном расстройстве и смятении от пленения сменял свое одеяние на вино и ужрался вусмерть. В чем ему и поспособствовали часовые, оставшись в прибыли. Одежды дорогие, всяко дороже той бурды, что продают маркитантки. Ну что же… особого нарушения статута тут не усматриваю. С немца только его доспех, оружие, конь, да и он сам – мои, а камзол, сапоги и шоссы – его личные, волен поступать, как хочет. Железо у меня, конь благополучно свалил, а барон голый и бухой… Конфуз. Скажут, что это я его так безбожно обобрал.

Ткнул шотландца в бок:

– Одень его во что-нибудь, бери два десятка стрелков и проводишь их до крайних караулов. Там получаешь монету. Четыре сотни несешь мне. Пять золотых забираешь себе, еще один делишь между сопровождением. Вперед. Да… еще моим кутильерам выдашь по флорину и конфискуешь у них эсток – тот, что они подобрали с пленного барона.

Наклонился к дойчу и потрепал его за плечо, впрочем, без особого результата…

Сказал положенную фразу о том, что он свободен, попрощался с фон Гуггенхаймом совсем по-дружески и побрел в свою палатку.

Ф-фух… одна проблема с плеч. Жрать хочу – не могу. Устал как собака… Что-то многовато на сегодня событий, да и нога разболелась…

Уселся на кресло, обвел взглядом свой командный состав, так и сидевший в шатре, и подставил руку пажу – снимать латы.

Лейтенант, сержанты и остальные оберы почтительно застыли за столом, не произнося ни слова.

Интереснейший народ… Абсолютно разный…

Вот лейтенант Иоахим ван дер Вельде. Лучший рубака на двуручниках во всей бургундской армии, абсолютно верен компании и безрассудно храбр. При этом очень скромен, вежлив и великолепный игрок в шахматы. Абсолютно не тщеславен. Низенький крепенький толстячок, очень смахивающий лицом на актера Леонова в молодости. Даже не представляю, что его заставило пойти в рутьеры. Он богат, по-настоящему богат, у его родни в Льеже несколько мануфактур по производству сукна и целая флотилия рыбацких кораблей…

– Иоахим, доклад.

– Капитан. – Иоахим, не вставая, изобразил короткий поклон. – На данный момент в строю пять десятков спитцеров, это уже с учениками. Я отобрал из них полтора десятка – самых достойных и готовых. Причем десять пойдут в первую шеренгу. Таким образом мы сможем устраивать фалангу в четыре шеренги. Этого мало, но все-таки позволяет идти в бой. Оружием и латами они уже обеспечены. Много мы сняли с мертвых, да и запас был. В братья произведем учеников поутру, сейчас кроме караула все отдыхают.

– Хорошо, – одобряюще кивнул я ему. – Что по стрелка́м? Да, братья, приглашаю к столу, надо все это быстренько съесть…

Фламандец первым живенько отодрал от гуся добрый кусок, вгрызся в него, запил вином и продолжил:

– Уф… Добрая еда… Так вот… А что по стрелкам? Так пусть Уильям и докладывает… Насколько я понял, ты его назначишь лейтенантом арбалетчиков?

– Да, так и будет. Кто-нибудь имеет слово против? – Я обвел взглядом присутствующих.

– Да нет, – ван дер Вельде ответил за всех, – мы уже этот вопрос обговорили. Нет вопросов. Скотт подходит, к тому же такое решение принимаешь только ты.

– Вот и хорошо. Завтра объявлю перед братьями. – Я облегченно вздохнул.

Тук пользовался авторитетом в отряде, хотя уже успел прославиться своей тороватостью и прижимистостью.

Положил себе на тарелку угрей, сыра, отпил вина и сказал:

– Ладно. Он вернется и доложит по стрелкам. Энвер, что с твоими?

Мосарабские аркебузиры, которых я нанял в Сарагосе, удивительно легко влились в компанию. На Пиренейском полуострове в очередной раз воцарился шаткий мир, и они остались без работы. Я как раз вынашивал планы, как усилить своих арбалетчиков, и очень обрадовался, когда увидел Энвера Альмейду – их командира, выспрашивающего у кабатчика про потенциальных клиентов на их услуги.

Мосарабы вообще немного странный народ – это христиане, веками жившие на Пиренеях под властью мавров. К моему удивлению, мусульмане довольно терпимо относились к ним. Конечно, налог для них как минимум был двойной, селили их в отдельных кварталах, но в целом особо не притесняли. У мосарабов под воздействием такого соседства сложилась своеобразная самостоятельная культура, да и сами они внешне стали похожи на сарацин, впрочем оставаясь ревностными католиками. Они были отличными воинами, способными действовать как в пешем, так и в конном строю, но прославились именно как аркебузиры и пушкари. Мосарабы каким-то образом поняли, что будущее – за огнестрельным оружием, и достигли очень высокого уровня в обращении именно с ним, что особо и неудивительно: все-таки в Европу оно пришло именно от арабов.

Уговаривать Гуутена принять в отряд три десятка бородачей в чалмах особо не пришлось, он прекрасно знал, на что они могли быть способны, но казус с наймом все-таки произошел. Мосарабы всегда нанимались к конкретному человеку и присягали на верность именно ему… И пришлось стать таким человеком. Каждый из них дал личную присягу мне, но получали жалованье они из казны компании. Собственно, я и считал аркебузиров своим личным отрядом, и вложил немалые деньги из своего кармана в их перевооружение.

– Баши́… – Энвер обмокнул в вино пышные висячие усы и провел рукой по бритой голове. – Баши, все, хвала Господу Богу нашему, хорошо. Все в строю, все сыты, и припаса достаточно. Жалованье исправно выплатили. Моаммар при штурме барки получил шестопером по сосредоточию своей мудрости и глупости, но это не помешает ему завтра встать в строй.

– Ты посмотрел орудия? – задал я очень важный для меня вопрос.

– Да, баши. Хорошие серпентины. Их отлили в Льеже, и они почти совсем новые. Я сформировал обслугу, подобрав себе десяток учеников в помощники. Буду учить. Но надо покупать упряжь и коней.

– Я дам распоряжение казначею, завтра отправишься к торговцам и все приобретешь. Теперь – обер-медикус…

Обер-медикус… Лекарь у нас в отряде особенный, и нанимал его тоже я…

На следующий же день после переноса я наткнулся по воле случая на семью евреев из Лектура, находившуюся в плену у разбойников. Освободил, конечно, изведя вместе с Туком разбойников подчистую. Повезло, в общем. Так вот, еврей-ювелир в знак признательности за спасение, помимо кое-какой финансовой благодарности, написал мне рекомендательное письмо к сарагосскому меняле, по сути – банкиру Эзре бен Элиезеру. Сей почтенный еврей по предъявлении письма Исаака должен был оказать мне необходимую помощь в самом разнообразном виде. Я к нему все-таки зашел: в деньгах нужды не было, а вот в совете нуждался. Дело в том, что в компании наемников отсутствовал лекарь, его функции выполнял коновал… И так в пятнадцатом столетии с медициной крайне печально, но в данном случае был вообще адский ужас пополам с зубовным скрежетом. Я попросил менялу посоветовать мне достойного врача – за достойную плату, разумеется, – который согласится вступить в отряд и станет оттачивать свое искусство на благодарных наемниках. Лекаря еврея или сарацина – ибо они в пятнадцатом веке на голову, если не больше, опережают всех остальных. На успех почти не надеялся. Ну, право дело, какой придурок захочет связываться с рутьерами?

К моему величайшему удивлению и к счастью – таковой нашелся. Самуил бен Гурион. Совсем молодой парнишка, только закончивший свое обучение и крайне нуждавшийся в деньгах и практике. Полный сирота, кстати, что тоже повлияло на его решение. Были бы родственники – костьми легли бы, но не отпустили. К тому же сыграла значительную роль некая Рива, отец которой наотрез отказывался отдавать дочь за Самуила, полного бессребреника.

Вот так в компании появился высокий худой еврей с пушистыми, плохо завивающимися пейсами, мясистым длинным носом и печальными умными глазами, очень искусный в отделении разных ненужных частей от тела. Прижился, рутьерам на вероисповедание было вообще наплевать, ну а после того как он спас кучу, казалось бы, безнадежных раненых, его даже полюбили. Правда, нередко приходилось Самуила прятать во избежание конфликтов с остальными, крайне религиозно нетерпимыми отрядами. На фоне современных врачей его искусство выглядело весьма сомнительно, но, во всяком случае, он как-то умудрялся копаться даже внутри черепов, правда, не с очень ободряющей статистикой излечений. А бальзамы с микстурами, приготовленные им, вполне работали, и даже неплохо.

– Что у нас, Самуил?

– Хвала Иегове, неплохо… – Медикус заткнул за воротник салфетку, почмокал толстыми губами и положил себе на тарелку пару кусков рыбы. – Десятерым я уже помог уйти…

М-да… Реалии пятнадцатого столетия. Проблемы эвтаназии как таковой нет. Все просто. Зачем терпеть бесполезные муки без всякой надежды на излечение? Ланцетом по сонной артерии – и всех делов. В чем-то, может, и правильно…

– Ты мне лучше скажи, скольких ты к завтрашнему утру поставишь в строй?

– Все, кого смог, уже в строю… Есть пять тяжелых, но их я отправлю к праотцам сегодня к вечеру, если не будет улучшений. Что? Капитан, не смотрите на меня, как на Магомета. Ой вэй, я же таки делаю все возможное! Может, они еще и выживут… – Самуил сделал совершенно невинное и очень скорбное лицо.

– Христопродавец, – вдруг буркнул ему обер-интендант, осторожно почесывая свежую повязку на голове; впрочем, сказал это фламандец без особой злобы.

– Грязный гой, – невозмутимо ответил медикус и запустил руку в блюдо с яблоками. – Не забудь завтра зайти, я посмотрю, как там себе поживает твой шов.

– Закрыли тему. Петер, что там по трофеям?

Просидели еще немало. Обсудили вопрос провианта и погребения мертвых. К этому вопросу в компании подходили без особого пиетета. Яма, молитва капеллана, короткая ритуальная фраза – и засы́пали; если, конечно, есть время. Если нет возможности собрать мертвых с поля боя, капеллан отпоет заочно. Кстати, всех наших, и Иоганна в том числе, уже похоронили и отпели, капитанское присутствие в таких случаях не требуется. Жаль, конечно, с Гуутеном хотелось попрощаться, но ничего не поделаешь, служба.

Вопрос трофеев обсуждали дольше всего.

Система распределения финансов в нашей компании была несколько сложной, зато прозрачной и честной. Каждый рутьер получал жалованье согласно своему положению: надо сказать, весьма немаленькое. К примеру, арбалетчик подряжался служить за сумму, эквивалентную турскому ливру в месяц. Кстати, в ордонансных ротах Карла такому же арбалетчику платили полтора, а то и два ливра, в зависимости от роты.

Все трофеи собирались в кучу, и доходы от их продажи распределялись на всех, с учетом должностного положения, за исключением пятнадцати процентов, шедших сразу в казну на нужды компании, ибо нужд этих было очень много. Опять же приходилось платить нонкомбатантам типа нашего медикуса, не участвующим в бою, но делающим очень важную работу. Расходов не счесть. Была еще куча разных нюансов, типа того, что каждый мог взять из добычи лично с боя один предмет без налогообложения, разных привилегий для сержантов, лейтенантов и капитана, впрочем подчинявшихся той же системе. С любого их дохода вычиталось пятнадцать процентов. Вот и я сейчас собирался отдать из вырученных четырех сотен флоринов налог шестьдесят золотых. Это святое. За крысятничество лично прикажу любого укоротить на голову.

Бочонок с гульденами полностью, без дележа, я забрал в казну, ибо раз в год имею право своей капитанской волей забрать весь трофей на нужды компании. Вот и воспользовался своим правом. Понадобится это серебро. Уже знаю, на что…

Объявил соратникам, что жалован Карлом землицей и теперь являюсь бароном. Никаких вопросов сей момент не вызвал – мое личное дело и право. Все-таки единственный в компании истинный кабальеро – чем, кстати, личный состав почему-то неимоверно гордится.

Наконец все разошлись, и я завалился на кровать: спать оставалось до рассвета всего пара часов. Только развернул грамоту почитать перед сном, узнать, что же в пожалованную баронию входит, как неслышно появилась Матильда. Бухнулась на кровать и прижалась всем телом.

Грамота полетела на пол…

– Может, как бы поспим? – Я вырвался из объятий и чмокнул фламандку в губы.

– А лечить тебя? – обиженно пропищала Матильда и решительно взобралась на меня верхом. – Вот сейчас немножечко полечу – и будем спать. Честно-честно…

М-да… По итогу продремал всего часик…