Читать книгу Пленники рубиновой реки - Александр Белов - Страница 5

… – просыпайся! – кто-то потряс Веру за плечо, вытаскивая из кошмара.

Распахнув глаза, она непонимающе уставилась на улыбающуюся физиономию. Физиономия принадлежала Борьке Кудинову, рубахе парню, но профессионалу высшего класса. Руководство переманило его с другого канала и нисколько не прогадало.

– Я проспала? Боря, пожалуйста, скажи, что это не так!

– Не так, – успокоил Борис. – У нас еще полчаса, не хотел тебя будить, но ты кричала во сне.

Вера почувствовала, как щеки заливает краска стыда. Мало того, что заснула в операторской, так еще и шум подняла. Не первый раз, кстати. Если так пойдет дальше, Борька перестанет пускать ее на свой диван. И однажды она рухнет от недосыпа загнанной лошадью.

– Прости, Борь. – Вера встала, сложила плед, которым ее заботливо укрыли и потянулась за сумкой, где, она точно помнила, оставалась пара сигарет.

– Бросала бы ты курить, мать. – Боря настраивал что-то в лежащей на его коленях камере и на Веру смотрел через объектив.

– Пробовала, не получается, – ответила Вера, делая первую затяжку. – Работа нервная, сам знаешь.

– Дело твое. – Боря поднялся на ноги. – Но мужики не любят курящих женщин.

– Главное, ты меня любишь, – отшутилась Вера и раздавив сигарету в пепельнице, вышла из операторской.

– Полная тишина! Колдун на площадке! – динамик хрипел, его давно нужно было заменить, но дела у шоу шли не так хорошо, как рассчитывало руководство. Прокатившаяся по центральным каналам волна разоблачений, серьезно скосила рейтинги и в кулуарах зашептались о закрытии некогда перспективного проекта. Некоторые сотрудники давно подыскивали себе новые места. Никто не хотел оставаться с позорной меткой в трудовой книжке, каждый старался подстраховаться и сбежать с тонущего корабля до того, как ступни лизнет ледяная вода неизбежности.

Под высоким потолком ангара вспыхнули несколько мощных ламп, вырисовывая на бетонном полу подобие цирковой арены. Тут и там на сером бетоне блестели ртутные лужицы, подернутые радужной пленкой, пахло сыростью и несмотря на теплую погоду, в помещении было ощутимо прохладно. Денег на павильонные съемки не хватало, приходилось снимать в таких вот ангарах, давно заброшенных, потому стоящих сущие копейки.

Вера стояла в стороне от освещенного участка, наблюдая за происходящим в небольших мониторах, следящих за участником в кадре. Боря медленно двигался по границе света, дублируя установленную на кране камеру. Его движения были плавными, даже изящными. Вера любила наблюдать за работой операторов, пожалуй, куда больше, чем за притворщиками, называющими себя магами и чародеями.

В круге света расставили двенадцать стульев, на каждом из которых расположились девушки, похожие друг на друга как родные сестры. Вера нервничала. Она, конечно, дала Воронову четкие инструкции, вплоть до цвета кофточки, в которую будет одета нужная ему участница, но зная его своенравный характер, она ожидала любого подвоха, стоило лишь знакомой фигуре появиться под команду режиссера.

Марк Воронов чувствовал себя уверенно и чуточку высокомерно. Он либо не играл совсем, либо же его актерские способности находились на той высоте, до которой простым смертным просто не подняться. А у подножия происходящее на вершине всегда кажется совершенным.

Он прошел и остановился у едва заметной линии, прочерченной мелом. На монтаже все сделают так, что линии не будет видно, а неискушенный зритель поразится насколько тонко колдун «ощутил» границу, за которую ему нельзя наступать.

– Марк, а почему вы не подошли ближе? – Из тени выплыла ведущая проекта Диана Соул. По ее удивленному тону зрители у телевизоров должны были уловить степень напряжения. – Вы что-то почувствовали?

Вера внутренне подобралась, готовая кинуться на помощь. Если Воронов вдруг скажет, что он остановился возле прочерченной линии, ее просто уволят. Он и без того несколько раз срывал съемки. Приходилось заново собирать участников, выстраивать декорации. Благо, изначально было принято решение не приглашать зрителей для наблюдения за процессом – оптимизация расходов и прочее. Но случалось и такое, что сами обратившиеся за помощью люди, не желали приезжать повторно. Кому-то было далеко ехать, кто-то разочаровывался в способностях телевизионных колдунов, а кое-кто суеверно просил больше никогда не звонить, потому как в жизни начала происходить всякая чертовщина.

Если первые две категории еще поддавались силе убеждения, то третья оказывалась самой сложной. Редактора буквально рвали на себе волосы, не спали ночами, придумывая выход. В большинстве случаев все объяснялось просто: колдун не пожелал выходить к людям, но он все рассказал за кадром. И, конечно, совершенно случайно попал в объектив скрытой камеры.

Парадокс заключался в том, что именно выпуски с Вороновым имели самые высокие показатели по рейтингам. Народ готов был приезжать к нему не только второй, но, если потребуется и третий, пятый раз. Поэтому Воронова приходилось терпеть, идти навстречу и всячески под него подстраиваться.

После триумфальной победы в основном сезоне, продюсеры канала обязали Воронова отработать на них еще три года, сунув под нос, подписанный контракт. Специально под него создали два новых формата, которые сулили руководству выход из кризиса, а то и вовсе возрождение былой популярности подобных передач.

Из Воронова слепили настоящую звезду. На его фоне любой, даже самый одаренный актер, казался серым и унылым. Очень скоро прошел слух, мол, колдун-то настоящий и все происходящее не иначе как проявление его магических способностей. На благодатной почве словно сорняки после дождя вылезали скандалы, лишь подогревавшие интерес к Воронову, а значит и к каналу. Желающие пропиариться за его счет сочиняли различные небылицы и на какое-то время не сходили с телеэкранов, получая свою минуту славы. Увы, дешевая популярность сдувалась быстро, как воздушный шарик после детского утренника, но никто не обижался. Телевизионные колдуны продолжали вести приемы страждущих уже в реальной жизни, зарабатывая очень неплохие деньги.

– Вы действительно хотите знать? – Густой, обволакивающий голос Воронова тяжелым облаком поплыл под сводами ангара. Даже эхо не смело вторить ему, опасаясь, видимо, что не сможет прозвучать так же эффектно как оригинал.

– Конечно, – Диана обворожительно улыбнулась, тряхнув белокурой гривой, – иначе я бы не спросила. Так почему вы не пошли дальше, Марк?

– Барышня в голубой блузе. – Мужчина уставился на третью слева девушку, которая под его взглядом вжалась в стул. – Она боится меня. – На небритом лице мужчины появилась и тут же пропала улыбка. – С собой она принесла бутылочку святой воды и разлила на этом самом месте.

– Но Марк, – тут же подыграла ведущая, – помнится, вы неоднократно заявляли, что не работаете с черной магией и святая вода не должна вас остановить.

Воронов выдержал долгую паузу. В эфире ее заполнят тревожной музыкой, а закадровый голос объявит перерыв на рекламу, дабы накалить градус напряжения и не отпустить зевак от зомбоящиков.

– Я не боюсь, святой воды, – Воронов перешагнул черту под дружный выдох всех двенадцати девушек, – но опасаюсь нарушить личную границу, коли уж она была обозначена. – И снова шаг, на этот раз – назад.

Из таких мелочей и соткался в итоге образ Марка Воронова. Он мало говорил о себе и старался не влезать в душу к другим, если того не требовал сценарий. Его речь всегда получалась краткой, отрывистой. В отличии от той же Дианы, стреляющей автоматной очередью фраз, Марк Воронов был скорее благородным револьвером. Он экономил слова-пули, четко подбирая нужный интервал для выстрела.

– Господин Воронов, – ведущая стрекотала назойливой цикадой, от которой хотелось отмахнуться. Ему нужно было сосредоточиться и отыграть свою роль до конца, а помехи извне порой доводили Марка до бешенства, – тогда может быть ваших способностей хватит на то, чтобы рассказать суть задания?

– Это ваша работа, госпожа ведущая, – легко парировал Воронов и подошел к девушке в голубой блузке. – Не бойся. Дай мне руку.

Девушка колебалась недолго, протянула подрагивающую ладошку и положила ее на широкую ладонь мужчины.

– Он больше не вернется, – речь Воронова текла застывающей смолой. – Ты напрасно боишься и сюда пришла зря. Он мертв. Я вижу его могилу.

Девушка попыталась высвободить руку, но Воронов, предвидя такой поворот, держал крепко, однако, старался не слишком давить силой.

– Ребенок… Думаешь, он виноват? – Колючий взгляд, впивающийся стальным шипом будто в самое сердце, тихая, уверенная речь. Марк знал свое дело. – Отпусти и забудь. На том свете таким как… мы, не сладко. Он получил свое наказание. Все в прошлом.

Девушка раскачивалась на стуле, рассматривая Марка большими блестящими глазами. Он попал в самую точку. Вывернул наизнанку душу, выпотрошил пыльный мешок с воспоминаниями, рассыпав их по полу на всеобщее обозрение.

Марк с некоторой брезгливостью отметил как оживился оператор, направляясь в их сторону. Нужен крупный план.

– Я не смогу простить, – наконец, произнесла девушка. – Я верила.

– Шарлатаны умеют расположить к себе. Ты поверила и ему было достаточно твоей веры. Врачи все равно не смогли бы тебе помочь. Он лишь отсрочил неизбежное.

– Знаю. – Марк уже не держал ее, девушка сама вцепилась в пальцы мужчины, ища поддержки и сострадания. – Но я могла забеременеть снова, если пришла хотя бы на неделю раньше.

Она не задавала вопроса, но Марк все равно покачал головой, вызвав новый поток слез.

– Принесите воды, – попросила ведущая. – Марк, вы слышали задание?

– Отпустите ее и повторите задание, пожалуйста. Девушка здесь не при чем.

Воронов обнимал рыдающую гостью шоу, шептал на ухо что-то успокаивающее, что обязательно запишут звуковики и выдадут в эфир.

Вера видела, как уводят девушку, как кто-то из техников сунул ей стакан воды. Вдруг сделалось стыдно за происходящее. Именно Вера смогла откопать ту неприятную историю, которую «увидел» Воронов и рассказал на камеру. У него получилось неплохо. Да что там – отлично все получилось.

Люди, смотря на чужое горе, успокаивают себя тем, что с ними такого уж точно не произойдет. Где-то и с кем-то там, но не с ними. Шоу для таких, не хуже консультации у психолога.

Интересно, та девушка думала так же? Вера помнила ее письмо, в котором она рассказала, как стала жертвой целителя, обещавшего излечить ее от бесплодия. Бедняжка несколько месяцев носила обманщику деньги за ритуалы, обещавшие чудо. А получила в итоге физические и душевные увечья.

Колдун оказался не просто шарлатаном, а самым настоящим преступником. На своих сеансах он подавал девушке чай, от которого в голове надолго поселялся дурман и после она не могла вспомнить происходящего на приеме. Но через какое-то время клиентка узнала о своей беременности. Радости не было предела, и она решила, что более не нуждается в услугах целителя. Он же решил иначе, запретив ходить к врачам и сказал, что будет сам вести девушку всю беременность, во избежание негативных последствий.

Какими методами пользовался тот монстр, ни Вера никто-то из редакторов думать не хотел, но даже часть правды вводила в состояние шока и ужаса.

Однажды доверчивая клиентка упала в обморок, едва выйдя из дома. И именно это в итоге спасло ее жизнь, она не успела попасть к своему мучителю, в руки которого отдалась добровольно. В больницу она поступила с сильнейшим кровотечением. Ребенка спасти не удалось. Врачи говорили о сепсисе и внутренних повреждениях, но она ничего не слышала, кроме затухающего стука крохотного сердечка, которое билось для нее с самого первого дня.

– Боря, ты снял? – не глядя на оператора, ведущая жестом подозвала гримера. Она не могла скрыть раздражения, но как только камера повернулась в ее сторону, Диана немедленно разродилась профессиональной улыбкой. – Итак, Марк, я повторю задание. Среди наших участниц есть одна, которая совершила преступление и понесла за него наказание. У вас осталось восемь минут, чтобы дать ответ. Вы готовы?

***

Вера замерла в ожидании. Она понимала: теперь ей точно влетит от режиссера и штрафа скорее всего не избежать.

Воронов не имел права удалять участницу. По сценарию он обвинял ее в убийстве целителя. Предупрежденные закадровым голосом зрители должны были взорваться шквалом эмоций: кто-то, искренне огорчившись провалом кумира, а кто-то, злорадно потирая руки от очередного разоблачения человека с якобы сверхспособностями.

– Готов. – Никаких эмоций, абсолютная, ледяная сосредоточенность. – Я сделал выбор и могу указать на нужную вам девушку.

– Марк, вы уверены? – очередная уловка ведущей. Безобидная реплика, которая, однако добавит напряженности ситуации.

– Она. – Воронов небрежно кивнул в сторону и не дожидаясь реакции ведущей, покинул съемочную площадку.

Вера поняла – это конец. Ответ был отправлен на почту Воронову еще три дня назад, и он подтвердил получение письма короткой отпиской, но сейчас выбрал неверный вариант.

– Боря, твою мать, не тычь в меня камерой! – Диана не выдержала, сорвалась на крик. – Верните колдуна на площадку. Будем переснимать. Кто видел редактора Воронова?

– Я здесь. – Вера смело вышла вперед. Ее укрыло кисейное равнодушие. Она все видела и понимала, но подрагивающая пелена перед глазами создавала иллюзию защищенности от происходящего. – Постараюсь все исправить.

– Перерыв. Участники могут отойти, выпить кофе, – неслось из динамиков. – Просьба не разбредаться, общий сбор через десять минут.

***

Нужно было заговорить с ней в первый же день, когда их только «познакомили». Теперь поздно. Да и нет смысла. Она его даже не узнала. Либо не захотела узнавать. Вон какая важная стала. Из рыжей замарашки точно бабочка из кокона родилась красивая женщина, уверенная в себе, независимая. Почему-то именно так он про нее думал теперь. Да, пожалуй, именно независимая. А еще гордая.

Для него она долгое время оставалась девочкой-подростком с ее неуклюжей любовью, которую она старалась прятать, но выпячивала всем на показ. Она была забавной и милой. Чуточку наивной и чудной. А стала важная и независимая.

И теперь ее звали Вера. Вера это тебе не Ника и не Вероничка. В тех именах осталось их общее прошлое с его беззаботностью, легкой безбашенностью. Вера не помнит, как это быть Никой, для нее все это слишком сложно. Вера не полезет целоваться к взрослому парню, Вера не соберется в опасный поход на заброшенное кладбище, Вера…

Его будто молния пронзила. Вера родилась на его глазах тринадцать лет назад. Только он, дурак, даже не понял. Ведь это Вера буквально тащила на себе перепачканного с ног до головы грязью и речной тиной брата-лба, наверное, вдвое тяжелее ее самой. Вера отвергала помощь и не проронила ни единой слезинки, хотя на ее глазах происходило то, чего просто не может случиться в обычной жизни. Жизнь ведь не кино со спецэффектами. А эффекты были, да еще какие. Куда всем доморощенным экстрасенсам до той жути, которой они, по сути дети, хоть ему и было почти восемнадцать, насмотрелись в ту ночь. В ночь, когда Ника сбросила старую оболочку, выпуская в мир Веру.

Даже когда спустя почти полгода после его отъезда, пришло письмо, он еще не понимал, что написала его не наивная девочка, а вновь родившаяся женщина.

Он хотел вернуться к ней, даже поехал на вокзал, перечитывая в автобусе всего несколько строк поместившихся на тетрадном листке.

Марк, здравствуй! Наверное, глупо, что я тебе пишу, при этом надеясь, что письмо затеряется в пути и ты никогда его не прочитаешь. Я хочу попросить у тебя прощения за сказанные слова. Ты не виноват. Никто не виноват. Так случилось и нам с этим жить. Мишка не разговаривает, его пытаются лечить, и я верю, что обязательно вылечат. Мама все время плачет. Втихаря, думая, что я не замечаю.

Ты, пожалуйста, не держи на меня зла. Я верю, что все у тебя будет хорошо. Ты только не думай, что мог повлиять на произошедшее.

Всего тебе хорошего и береги себя!

Ника.

До вокзала так и не доехал, вышел за три остановки и пошел домой пешком. Ему нужно было проветрить мысли, как говорил отец. Он-то решил, что Ника просит его о помощи, а она прощалась с ним в проклятом письме. На конверте не было обратного адреса. Кто знает, возможно она переехала, и Марк мог прийти к пустому порогу. Она решила все за них. За всех решила, за него за брата, за Женьку.

Белобрысого Женьку было жалко. Парня нашли закопанным по грудь в землю. Так они думали, что в землю. На самом-то деле все знали о болотах и только Женьку угораздило провалится в трясину.

Тогда к Марку пришел кошмар, который долгое время не хотел оставлять его в покое. Каждую ночь, снова и снова он видел, как приятель проваливается под землю, пытается ухватиться за его руку, но Марк не двигается с места, и Женька никак не может дотянуться. Он кричит, но Марк не слышит, видит лишь искривленный рот да расширившиеся в ужасе глаза.

Когда Женька затихал, оказавшись провалившимся по грудь, на его плечо садился крупный ворон. Птица смотрела на Марка глазом вареной рыбины: белым и вздувшимся. И всякий раз он просыпался от громкого клекота, рвущего мертвую тишину.

Сон был настолько реальным, что какое-то время после пробуждения Марк ощущал холод той ночи, а в нос забивался запах речной воды и ила. Вот только река в том месте давно пересохла, и вода в ней собиралась исключительно дождевая. Хотя, и тут были свои странности. Дождь в ту злополучную ночь лил как из ведра и все же они проваливались в зловонную жижу максимум по колено, перебираясь через старое русло. Не могло налить столько воды каким бы сильным не оказался дождь. Тогда Марк не придал значения, мало ли откуда пришла вода, может там ключи подземные сохранились. И ощущение ледяных пальцев на щиколотках не могли быть реальными. Страх создал монстров, которых на самом деле не существует.

Он о многом хотел расспросить Нику тогда, но она вдруг замкнулась, сделалась отстраненной, даже пугливой и когда родители велели собирать вещи, Марк не стал противиться. Так было лучше. И никакая сила не смогла бы удержать его.

Из окна поезда он увидел яркую рыжую макушку, пробирающуюся через толпу провожающих. Высунулся в окно, едва не вывалившись на перрон, когда макушка вдруг исчезла.

Показалось.

Не могла Ника оказаться там. Для нее Марк Воронов остался по ту сторону пересохшей реки, на заброшенном кладбище ведьм.

– Я ошиблась, Марк. – Ее слова ранили едва, достигнув ушей. Слова не наивной девочки, а в один миг повзрослевшей женщины. Она не играла роль, как часто делают подростки, подражая кому-то из взрослых, она искала нужные аргументы, но не смогла смягчить удара. – Так будет лучше, если мы не станем больше встречаться. Если бы я могла, я бы уехала, чтобы не попадаться тебе на глаза, но здесь мама и Мишка. Я так не могу.

Он не понял.

Обиделся, даже разозлился. Ничего ведь не изменилось. Почему они должны страдать из-за других?

Не понял он и полученного спустя полгода письма. Ника издевалась над ним, намеренно причиняла боль. Он ведь пытался ее забыть, а она взяла и напомнила о себе. Зачем? Хотела ударить еще больнее?

Ника любила его, он точно знал, что любила. Ей даже говорить об этом не нужно было: прикрывая глаза, вспыхивая румянцем щек, а потом смотреть и ждать ответного признания.

Он не думал, что сможет забыть рыжую занозу, впившуюся в самое сердце. Слишком уж зудела оставленная ею рана.

Не думал, но забыл. Похоронил воспоминания о ней одной под грудой новых впечатлений.

У него было много женщин. Разных. И каждой он по-своему увлекался. Но никогда больше Марк Воронов не позволял себе увязнуть настолько, чтобы превратить свои чувства в одержимость, как было с рыжей Вероничкой. Он пообещал себе не подпустить ни одну даму дальше выстроенной границы, чтобы та не смогла царапнуть хищными коготками чувствительную душу.

Но сдержать данного себе обещания не смог.

Амалию Марк увидел на сцене в образе античной богини и понял, что пропал. Она ворвалась в его судьбу освежающим бризом, вышла прекрасной и обнаженной из пены морской. Ее губы хранили пряный, солоноватый привкус, а в глазах растекалось бесконечностью ночное южное небо.

Обласканный вниманием поклонниц Марк думал будто бы давно выработал иммунитет к женским чарам. Амалия же плевать хотела на его убеждения. Победа над ним далась ей легко, без каких-либо усилий.

Иногда Марку казалось, что он видит в ее глазах удивление: «как, ты еще здесь?» То, что чувствовал тогда он даже идентифицировать не брался. Много раз хотел уйти, прекратить бесконечную пытку, совершенно точно зная – она даже не заметит его отсутствия.

Амалия никогда не давала ему повода думать будто без него она вдруг пропадет или проронит хотя бы слезинку. Каждое ее слово, каждый, даже самый мимолетный жест сквозили пренебрежительной снисходительностью кошки.

Она не обещала верности и как любая уважающая себя кошка могла надолго пропадать, не обременяя себя последующими объяснениями. Воронов сходил с ума, метался по пустой квартире загнанным хищником, бил посуду и переворачивал мебель в бессильной ярости. Но стоило Амалии оказаться на пороге, как он сразу превращался в ручного зверька, ластился, шептал на ушко всякие глупости.

Амалия запрокидывала голову, выпуская сквозь разомкнутые губы полный желания стон и Марк терял над собой контроль. Он целовал пульсирующую жилку на шее, чувствуя горький привкус парфюма, оставлял бесстыжие отметены страсти. Она обязательно отругает его, пожурит словно нашкодившего ребенка. Но это случится потом. Сейчас же он же снова не сдержится и набросится, подминая ее под себя, подчиняя собственной силе. Ее тело сделается податливым и хрупким лишь на минуты близости и Марк станет гнать мысли о том, что его используют как машину для удовлетворения похоти.

Пусть.

Лишь бы она все так же запрокидывала голову, подставляя шею под его поцелуи.

Однажды Амалия ушла и ее не было очень долго. Он ждал, боясь подойти к телефону и набрать ее номер. Он уже поступал так когда-то и услышал в ответ: «Воронов, ты серьезно?»

Тот же самый вопрос он задавал сам себе много раз:

– Воронов, ты серьезно?

Она дала о себе знать спустя почти четыре месяца года, когда он совсем отчаялся и стал похож на серую тень, слоняющуюся по пустой квартире.

В дверь позвонили. Чумазый мальчишка со стопкой перекинутых через руку газет, смотрел пристально и чего-то ждал, будто позволяя себя рассмотреть, запомнить. Смешная кепка, съехавшая набок, растянутый, побитый молью и временем свитер. Гость словно явился из прошлого, смотрел на него помятого и небритого равнодушно и чуточку надменно.

Смотрел глазами, залитыми бесконечностью густой южной ночи.

Как-то сразу стало ясно почему Амалия никогда не оставалась у него на ночь и куда так надолго исчезала. Пацана он тоже узнал. Видел его в том самом спектакле, где блистала его мать в образе античной богини.

Амалия решила уйти красиво. И Марк не посмел ее за это осудить. Весь их роман был затянувшимся спектаклем с таким вот скомканным и предсказуемым финалом.

– Дяденька, – пацан заговорил хорошо поставленным голосом, – у меня для вас новости.

Пацан запустил руку в карман и протянул Марку клочок бумаги, небрежно оторванный, с неровными краями-зазубринами.

Пока Воронов силился прочитать несколько слов, которые как назло расплывались и путались, не позволяя уловить смысл, мальчишка исчез. Внизу гулко хлопнула дверь подъезда.

Он бросился к окну и у спел увидеть, как пацан бежит к знакомой машине. На ходу с него слетела кепка, но он даже не обернулся. Машина сорвалась с места, мигнув напоследок габаритными огнями, увозя его античную богиню.

Дальнейшее помнилось смутно. Вот он выскочил из квартиры, сунув в карман легкого пальто записку. Вот сел в машину, трясущимися пальцами запустил двигатель и выжал педаль газа до предела. Кто-то сигналил, кто-то кричал. Внешние шумы слились в один протяжный гул, а в голове осталась одна единственная мысль «догнать!»

Он не успел. Ослепительная вспышка резанула по глазам, короткий приступ оглушающей боли парализовал тело и наступила тишина, заботливо укрытая темным покрывалом.

Очнулся уже в больнице. Болело все тело. Не болели только ноги, их он просто не чувствовал. Добрый доктор в круглых очках отводил глаза, на вопросы отвечал уклончиво и не давал никаких гарантий. Честной оказалась лишь усталая тетка в больничном халате, оказавшаяся санитаркой.

– Врачи не боги. Помыкаются, конечно, не бросят помирать. Но в лучшем случае на костылях выйдешь.

Каждый скрип двери, гулкие шаги в коридоре, приглушенный разговоры, заставляли Марка внутренне собраться, подняться на жестком матрасе, лишь бы она не видела его больным и немощным. Почему-то он верил, что Амалия придет к нему. И из пропахшей хлоркой и чужой болью палаты они выйдут вместе.

Он обязательно пойдет своими ногами, а не на каких не на костылях. Он сможет. Ради нее.

Она не пришла не через неделю, не через месяц. А он взял и потерял веру в то, что вообще выйдет из казенных стен. Лежал целыми днями в одиночной палате с окнами задрапированными плотными шторами и мечтал, чтобы о нем все забыли, даже добрый доктор…

Жаль только шторы не могли уберечь его от вернувшихся ночных кошмаров. Еще в больнице Марк много раз просыпался от птичьего клекота. Его рвало от невыносимого запаха застоявшейся речной воды. Добрый доктор объяснял все последствиями травм и побочными эффектами некоторых лекарств. Марк же понимал: прошлое не желает его отпускать, не за все грехи он еще расплатился.

После выписки рядом с ним оставался только подобранный на улице кот. Он верил домашнему зверю, знал, что тот не предаст. И это давало силы для дальнейшей борьбы.

Когда отложенные на «черный день» средства истаяли, Марка накрыло отчаяние. О себе он думал как-то отстраненно, а вот рыжий обормот, который уже забыл, что такое жить на улице, вряд ли бы простил такое коварство.

Ему позвонили в самом начале мая с незнакомого номера, предложили поучаствовать в съемках телевизионного шоу. Выслушав предложение Воронов колебался недолго. Не в том он был положении, чтобы выбирать. Так и не дождавшись весточки от бывшего руководителя, он до последнего верил, что без него Зиновий Григорьевич не обойдется и сам начнет уговаривать вернуться. Но телефон молчал, остатки сбережений таяли как снег под апрельским солнцем, а кот требовал еды.

Участие в съемках сулило не только денежное вознаграждение, но и возможность отвлечься от тяжелых мыслей, давящих на грудь, цепляющихся за ноги гирями на гремящих цепях. Впервые за долгое время он почувствовал, как тяжесть уходит. Пока лишь обещание, – нет, еще не счастья, – но, ноющая тоска уже сделала пару осторожных шагов в сторону. Воронов радовался как ребенок, только кот смотрел с укоризной, понимая: что-то не так.

– Приятель, я не смогу взять тебя с собой. Ты пока поживешь у милейшей Зои Павловны с ее очаровательными кошечками. – Кот кажется понимал слова человека, по крайней мере слушал очень внимательно. – Вряд ли я задержусь надолго. Отснимут пару эпизодов, заплатят причитающееся и отправят восвояси.

Была лишь одна загвоздка: съемки проходили в городе где тринадцать лет назад для Марка изменилось все. О Нике в то время он уже почти не вспоминал, она осталась заархивированной папкой в бесконечном множестве куда более важных файлов.

Если бы не кошмары.

Инфернальная птица с бельмастыми глазами прилетала почти каждую ночь. И если раньше во снах он видел только белобрысого Женьку, то теперь там стала появляться рыжая девчонка без лица. Ее внешность стерлась, превратилась в нечто, на чем невозможно сфокусироваться. Не за что было зацепиться. Вот рыжую шевелюру он помнил хорошо, даже запах волос помнил, что-то цветочно-свежее, чуточку приторное. Память снова встала на его сторону, прочертила невидимую границу, поставила надежную заслонку.

Интересно, а помнит ли его Ника? Отчего-то оно вдруг стало очень важным, даже необходимым, то самое знание: помнит ли? И почему страшно представлять, как при встрече она равнодушно пройдет мимо, лишь на мгновение ее зрачки расширятся, выдавая не оформившуюся до конца эмоцию. Может, она даже обернется, перебирая низку с цветными бусинами воспоминаний, но так ничего и не поймет. Воронов боялся и не хотел признаваться в своем страхе даже себе. Даже мысленно.

Вероятность их встречи казалась призрачной, нервозность же ощущалась вполне реальная.

Марк ни в чем не сомневался, он был честен перед собой и совесть его давно не мучила. А, возможно, не мучила никогда. И чувство, принятое некогда за любовь, на самом деле могло являться чем-то совершенно иным. Так он теперь рассуждал. Может Ника оказалась настолько настойчивой в своем молчаливом и, как ей самой казалось, тайном напоре, который так просто считывался, что Воронов просто сдался, принял ее условия игры. Он не собирался ею увлекаться, но увлекся, сам того не заметив. Как глупый пескарь, погнавшийся за блесной он заглотил наживку, уверенный будто отхватил неплохой куш. Нике оставалось лишь сделать решающую подсечку, зацепить его за любопытную губу да вытащить на берег, где бы он умолял о пощаде, задыхаясь в непривычной среде. А она не стала подсекать. Глупая девчонка, оказавшаяся умнее него, взрослого, уже познавшего жар женского тела, не подсекла, но прочно зацепила, оставив длинный кусок лески.

Хочешь – плыви!

Плыви, но помни: леска не бесконечная и однажды она сдавит тебе жабры; дернешься, вопьется лишь сильнее, затягиваясь в петлю. А вот смотри же – оборвалась леска. Или та, что держала ее с другой стороны выпустила ее конец? По неосторожности или намеренно, не важно, ведь выпустила. Значит не слишком берегла.

Марк никогда не представлял их встречу с Никой спустя годы. Незачем ему было представлять. Она осталась той частью его прошлого куда обратный путь заказан. Да и не собирался он возвращаться. Когда-то она решила все за них двоих. Он-то дурак еще переживал, мучился и винил себя.

Она же из-за него поперлась в ту ночь на кладбище. Из-за него и за ним. Белобрысый Женька уговаривал оставить девчонку, считал ее балластом и вообще недостойной их мужской компании. Если бы Марк только послушал его тогда, многого получилось бы избежать. Не было бы в его жизни ночных кошмаров с белоглазым вороном. Может и Амалии бы не было. А была бы рыжая Ника-Вероника, так и не сделавшая подсечку в нужный момент.

Не хотелось думать будто он перекладывает ответственность, и Марк гнал прочь мысли, начавшие пробиваться в голову словно помехи старого радиоприемника, которые вдруг сменялись невнятными голосами, утопающими в шипении и треске. Словно чья-то невидимая рука крутила ручку настройки в поисках нужной частоты, возвращая память, пока поезд мчал его в прошлое.

На перроне Марк сам того не осознавая начал высматривать рыжую макушку – авось и мелькнет в толпе ее обладательница, вынырнет из живой волны, помашет тонкой рукой. И тут же, щурясь от яркого солнца, приставит ко лбу ладошку на манер козырька, смешно сморщив нос.

Воспоминания атаковали органы чувств шумной какофонией ненадолго лишая ориентации. Все казалось знакомым и одновременно чужим. Короткая трусливая вспышка едва не заставила его немедленно сесть в обратный поезд, наплевав на договоренности. Его не покидало зудящее чувство чего-то страшного и неизбежного.

Из окна поезда Марк видел темную щетку лесополосы, точно сама природа отгородила от всего мира старое речное русло, извивающееся гремучей змеей. Заныли лодыжки, в лицо подул ветер, швырнув в лицо едва ощутимые капельки влаги, будто кто-то брызнул из пульверизатора затхлую воду. Марк не был впечатлительным и уж точно не был сумасшедшим, но закрытое окно не оставляло никаких шансов на сохранение здравого смысла. Лодыжки сковало настоящим льдом, но даже сквозь прозрачную коросту он вдруг отчетливо ощутил прикосновения к коже: склизкие, стылые …неживые.

Он так и сидел, не в силах пошевелиться, пока в дверь купе не постучали. Хмурая проводница сунула голову в образовавшуюся щель, предупредила о скором прибытии поезда на конечную станцию и с грохотом захлопнула створку. Прикрепленное к двери зеркало мелко завибрировало. Из зеркала на Марка таращился бледный, небритый мужчина с уставшим лицом, а на его плечах лежали синюшного цвета ладони. Пальцы с почерневшими полукружиями обломанных ногтей хаотично шевелились похожие на потревоженных червей; изрезанные глубокими морщинами какие, бывают от долгого пребывания в воде, неестественно длинные и будто переломанные.

Тут уж он не выдержал, вскочил на ноги, принялся хлестать себя по плечам, стараясь смахнуть призрачные ладони. Не могло быть правдой то, что он видел! Это все стресс и навязчивые мысли. Просто нужно выспаться и все пройдет.

Марк схватил дорожную сумку, выбежал из купе. Лучше он проедет остаток пути в тамбуре, чем останется здесь.

– Ничего не забыли? – Воронов обернулся на голос проводницы, но увидел лишь ее обтянутую форменным кителем спину.

Безобидный вопрос заставил мысли зашевелиться с удвоенной силой. Ничего он не забыл, как бы не старался убедить себя в обратном. Этот город привязал его к себе тринадцать лет назад, забрал часть души под залог и вот теперь Марку Воронову предстояло вернуть набежавшие проценты.

…Вера, ты с нами?

С этих слов началась его новая жизнь. Ника-Вероника стояла совсем близко, он мог руку протянуть и коснуться ее. Точнее не ее, а того кокона, которым она себя окружила, закрылась от всего мира.

И от него закрылась.

Он видел узнавание в ее глазах и на душе теплело. Как бы она не старалась прятать эмоции пялясь в бездушный планшет, старательно изображая занятость, ничего у нее не выходило.

Что-то бормотала продюсер, активно жестикулируя и распространяя тяжелый запах парфюма. Пахло похоронными цветами и Марка едва не замутило, пришлось немного отойти в сторону, чтобы можно было дышать глубже. Помогло не особо. Запах ядовитыми парами казалось проник в кровь.

Позже он спешил за Верой по лабиринтам коридоров с одинаковыми прямоугольниками дверей, которые все никак не заканчивались. Каждый шаг становился тяжелее предыдущего, будто бы шел он по застывающему цементу.

Внезапно закружилась голова, задрожали колени. Марк остановился, просто чтобы не упасть от обволакивающей слабости, привалился плечом к стене. Веки тяжело опустились, погрузив реальность в темноту. Где-то работал кондиционер, ласковая прохлада коснулась пылающих щек. Стало немного легче.

Открыл глаза, надеясь, что Вера не убежала далеко вперед и ему не придется искать ее в переплетении бетонных ходов.

Веры не было.

Как не было никакого коридора с дверьми-близнецами. Он оказался на залитой светом поляне, края которой зыбкой дымкой дрожали в полуденном зное у самого небосклона. Солнце начищенной золотой монетой зависло в зените, а вокруг ни одного деревца, в чьей тени можно было бы укрыться. Удивительно, но странное место не пугало, напротив дарило ощущение сонного покоя.

– Вера!

Марк осмотрелся по сторонам, уже понимая, что ее здесь нет. Он и крикнул-то, чтобы убедиться, что не оглох, очень уж было тихо вокруг.

Кто-то тронул его за плечо. Прикосновение было почти невесомым, и он скорее догадался о нем, нежели почувствовал. Резко обернувшись, Марк увидел удаляющуюся рыжую макушку. Не понимая, что происходит, сделал несколько осторожных шагов. Что-то неуловимо изменилось. Осознание это придало Марку странной безбашенности, в голове зашумело, сердце пустилось в пляс. Перемены непонятные и неопределяемые разумом казались отчего-то невероятно радостными. Шаг перешел в бег, а в следующий момент показалось – стоит чуть оттолкнуться от земли и можно взлететь. Расправить плечи, взмахнуть руками и полететь.

– Вера!

Имя рассыпалось колючими брызгами речной воды, которым Марк с удовольствием подставил разгоряченное лицо.

– Подожди меня! – голос зазвучал громче, увереннее.

Он бежал, стараясь не упустить из вида хрупкую фигуру. Не обращая внимания на очевидные странности, он не желал ничего анализировать и подвергать сомнениям.

Все изменилось внезапно. Солнце, будто приколоченное к небесному своду вдруг скатилось за линию горизонта и на его место выползла желтая, надкусанная с одного бока, луна. Зной резко сменился прохладой. Не той, что бывает после жаркого дня, когда с облегчением скидываешь с плеч вязкую духоту, переодеваясь в невесомую свежесть. Холод пробирал до костей. Марк услышал плеск воды.

Совсем близко.

К тому моменту глаза уже привыкли к темноте и на бесконечном черном полотне ночи начали проступать силуэты деревьев: кривые, изуродованные стволы без листвы скрипели и корчились. Впереди непроницаемой стеной поднимался лес. Марк уже видел этот лес, когда ехал в поезде. Только тогда он был в безопасности, а теперь оказался за черной изгородью.

Ноги сами понесли! Он должен был найти Веру. Грозила ли ей опасность в его личном кошмаре, он не знал, но испытывать судьбу не стоило. Он даже не думал, как будет выбираться отсюда и сможет ли вообще уйти. Не до того. Лишь бы она не пострадала.

Лишь бы он успел ей помочь.

Она стояла вполоборота и рассеяно всматривалась в темноту. До слуха долетал чуть слышный плеск воды. Река. В прошлый раз старое русло тоже наполнилось водой после проливного дождя. Вода смешалась с песком и перегнившими листьями, превратилась в грязь, которая хватала за ноги, жадно чавкая. Но той воды не хватило бы для полноценного течения, как было теперь. Он вдруг вспомнил как они, подгоняемые страхом, одновременно неосязаемым и тычущим под лопатки чем-то металлически-ледяным, бежали не разбирая пути. Ника обернулась, когда под ногами уже была твердая почва. Марк запомнил напуганный и какой-то беспомощный взгляд девчонки.

– Кроссовка.

– Что?

Он не сразу понял, о чем она говорила.

– Я потеряла кроссовку. Там в грязи.

Он разозлился. Как тащить на себе брата, отказываясь от помощи, так она молчала. А потеряв бесполезную обувку расстроилась.

– Хочешь вернуться?

Возможно, его вопрос прозвучал слишком грубо. Хотя, скорее всего она сама понимала, что возвращаться не стоит. Покачала головой и больше не проронила ни слова.

Позже были допросы в милиции, попытки осознать и объяснить произошедшее и поспешный отъезд так похожий на бегство…

– Ника. – Марк не спешил подходить, какая-то неведомая сила удерживала его на расстоянии.

– Ты слышишь? – Марк вздрогнул, не ожидая ее ответа.

– Что я должен услышать?

– Она говорит со мной.

– Кто она?

– Река. – Девушка обернулась, и Марк невольно отступил. Перед ним стояла вовсе не Ника и даже не Вера, в которую та однажды превратилась. Рыжие волосы потемнели, будто сама ночь провела по ним кистью, предварительно обмокнув ее в черноту беззвездного неба. – И она говорит, что ты умрешь.

Незнакомка печально улыбнулась и отклонившись назад, рухнула вниз.

Марк сорвался с места и едва успел остановиться у обрыва высокого берега. Он не мог ей помочь. Просто не успел бы преодолеть разделявшее их расстояние.

Опустился на колени, уперся ладонями в холодную землю. Времени на размышления не осталось, нужно было действовать быстро. Он боялся самого худшего, скорее всего несчастную уже унесло течением, довольно быстрым в этом месте. Но ведь могло случится так, что она не упала в воду, а лежит теперь на песке и ей нужна помощь.

Внизу никого не оказалось.

Лишь река ползла гигантской змеей, переливаясь в лунном свете глянцевыми чешуйками-волнами, шипела и извивалась. Может и не было никакой девушки? Привиделась она ему, примерещилась в темноте.

Марк уже собрался подняться на ноги, когда земля под ним задрожала, раздался треск, точно гигант переломил об колено вековой дуб. Глубокая трещина взобралась от воды по склону, замерла, будто примеряясь, рассчитывая дальнейший путь. А потом рванула вперед, образуя почти идеальный круг в центре которого оказался беззащитный человечек.

Трещина расширялась, разевала жуткую пасть, пожирала искалеченные деревья, подбираясь к Марку. Он заметался как напуганный заяц, оказавшийся в ловчей яме. Река хлынула в новое русло, окружила его со всех сторон, отрезала пути к отступлению. Правое плечо пронзила резкая боль, щеку оцарапало что-то острое, а пальцы начали проваливаться в, ставшую вдруг рыхлой, землю.

С ноющего плеча на него слепо таращился ворон. В белом глазу птицы плавала надкусанная луна, укутанная клочьями рваных туч. Ворон задрал голову к небу, замахиваясь для удара мощным клювом и Марк уже приготовился к вспышке боли, когда хищная птица упруго оттолкнувшись, взлетела ввысь огласив округу хриплым клекотом, который вскоре стих, растворившись вдалеке.

Когда он, наконец, смог подняться и осмотреться, всюду царила все та же ночь, в небе купалась одинокая луна, далеко внизу мирно текла река. Тишина дарила иллюзию покоя и безопасности. Он даже рискнул посмотреть на водную гладь с обрыва. Ничего будто не изменилось, только зеркальная гладь успокоившейся реки больше не была непроницаемо черной, а отливала в лунном свете отполированным рубином…

…кто-то ощутимо ткнул его в спину. Марк обернулся и оказался все в том же коридоре. На него обеспокоено смотрела Вера, живая и настоящая, а не та, что явилась в кошмаре. Стоило большого труда не заключить ее в объятия и пообещать уже никогда не отпускать. Он бы и пообещал. Так ведь не поймет. С другой стороны – он ведь сошел с ума. А с сумасшедшего какой спрос?

– Вы в порядке? – Обеспокоенно спросила Вера.

– В полном. Душно тут, голова закружилась.

Психи могут говорить, что угодно, им все равно никто не верит. Вот и он теперь мог говорить, что захочет.

– У вас на лице что-то. Вот здесь. – Она коснулась своей щеки, Марк послушно повторил ее жест. – На левой щеке, а вы правую трогаете. – Смущенная улыбка вспыхнула и сразу потухла. Вера пожала плечами, будто извиняясь за позволенную себе вольность.

«Чем-то» оказалась сосновая иголка, бурая в черную крапину. Поднеся иголку к глазам, Марк заметил, что под ногти ему забилась грязь, будто он весь день копался в огороде, а после забыл вымыть руки.

– Уверены, что не нужна помощь?

Вера подошла ближе, Марк же интуитивно отступил на шаг. Глупо и некрасиво, но он боялся навредить ей одним лишь своим присутствием. Вдруг его безумие заразно?

От нее не ускользнул его трусливый маневр, который Вера, конечно же, расценила по-своему и отошла в сторону. Показалось или в русалочьих глазах мелькнула досада? Конечно, показалось. Нет ей до него никакого дела, просто деловая этика.

В голове зашумело, и он испугался как бы снова не провалиться в оживший кошмар. А спорить с тем, что все происходило на самом деле не имело никакого смысла. Иголка, грязь под ногтями. Да он до сих пор ощущал холодные брызги на лице, как совсем недавно в поезде.

– Марк, если хотите, можем перенести нашу встречу на другой день.

Вера будто читала его мысли, но при этом вела себя предельно сдержано и осторожно. А может и вовсе давала шанс передумать, уйти и никогда сюда не возвращаться.

Что это вообще было? Они здесь распыляют какой-то аэрозоль для открытия экстрасенсорных способностей? Почему он все это видит?

Перед глазами встала улыбающаяся физиономия белобрысого Женьки. В его исчезновении не нашли состава преступления и Марка с Никой отпустили после допросов. Ее допрашивали в присутствии родителей, он же попросил оставить его со следователем наедине. Геройствовал, не понимая во что вляпался. Прежде всего он пытался разузнать, о чем рассказала Ника, но суровый дядька с грубыми чертами лица, казавшийся неуловимо знакомым, говорил с ним как с преступником, не позволял задавать вопросов. Марк никогда не имел проблем с законом, но в том кабинете ему было страшно. Очень страшно. Запястье зудели, будто на них уже защелкнулись наручники и вот-вот войдут конвоиры для сопровождения его в камеру.

Беседа, так назвал процедуру следователь, длилась почти два часа и к концу Марк уже готов был говорить все, что от него потребуют, лишь бы прекратить пытку. Он почти сдался, почти почувствовал себя виновным, когда в дверь настойчиво постучали. Оказалось, отец успел найти адвоката.

Совсем не старый, скорее всего моложе отца, только совершенно седой, он похлопал Марка по плечу, как старого приятеля и попросил подождать за дверью, предварительно получив разрешение у следователя.

– Пусть идет. – Следователь потер виски. – Все равно никакого толку.

В тот кабинет Марк уже не вернулся.

– Я все уладил. Собирай вещи, мы уезжаем. И очень тебя прошу, без глупостей.

Отец не пояснил о каких глупостях речь, но все было и так понятно.

Марку даже не позволили попрощаться с Никой. Да он особо и не сопротивлялся.

…переносить встречу он не стал. Вера провела его в тесную комнатушку, усадила за стол и зажгла старую лампу. Комнатушка совсем не походила на кабинет следователя, а сидящая напротив него женщина не давила и не задавала странных вопросов, но запястья все равно заныли, в горле встал ком.

– Съемки проходят без четкого расписания. – Во время разговора Вера старалась не смотреть на Марка, постоянно отвлекалась на планшет или просто вставала и отходила к окну, повернувшись к Марку спиной. – Сезон длится приблизительно четыре месяца, но контракт заключается на календарный год, с возможностью дальнейшей пролонгации. На время действия контракта вы не имеете права участвовать в других программах без письменного согласия нашего канала. Есть вопросы?

– Есть. И много. – Марк смотрел в текст договора. – Какова моя задача? Если вас не предупредили, у меня нет никаких сверхспособностей. – И чуть было не добавил: кроме возможности гулять по собственным галлюцинациям.

– Минимальную информацию для прохождения испытаний я буду давать вам лично, в остальном рассчитываю на ваш актерский талант. Для переписки нужно будет зарегистрироваться в нашей корпоративной почте и завести новую сим-карту.

– Серьезно у вас тут.

Марк рассчитывал разрядить обстановку, но сделал только хуже.

– А вы привыкли быть легкомысленным, господин Воронов? – Вера резко развернулась от окна и посмотрела на Марка так, что он едва не забыл, как дышать.

– Не думал, что обычное телевизионное шоу может быть таким …секретным.

Он с трудом смог взять себя в руки и не ответить в ее же манере.

– Наше шоу не обычное, как вы выразились. – Она прошла и села за стол. – Мы работаем с реальными людьми, их истории не выдуманные. Некоторые очень личные. На странице семь указаны ваши обязательства перед каналом, господин Воронов, которые придется соблюдать.

Марк зашелестел листами, выискивая нужные пункты контракта. Всем участникам шоу, запрещалось обсуждать полученную до и во время съемок информацию с кем бы то ни было, в устной или письменной форме. За нарушение грозил серьезный штраф.

Ему было плевать на правила и санкции, не собирался он ничего нарушать. Но это было важно ей. Воронов не дурак, хорошо понимал, что от решения этой женщины во многом зависит его дальнейшая судьба. Он здесь пока никто. А она все же имеет определенный вес. Потому пришлось сделать вид усердного изучения документа, но, похоже она его раскусила.

– Вы закончили, господин Воронов? – Строгий «учительский» взгляд прожигал дыру в его сорочке.

– Секунду. – Он провел указательным пальцем по случайно выбранной строке, хотя никак не мог уловить смысл написанного. – Вот теперь все.

Документ лег на стол.

– Если я попрошу вас пересказать прочитанное, вы, разумеется, сможете удовлетворить мою просьбу? – Она щурилась как лиса, сверкая изумрудами глаз.

Он кивнул.

После были долгие и скучные разъяснения по организационным моментам. Вера сыпала непонятными терминами и пугала санкциями. Теперь уже она пыталась убедить Марка в том, что здесь он чужой и лучшее что он может сделать, поскорее убраться.

Он сделал вид, что не понимает посылаемых сигналов и в знак твердости собственного решения поставил размашистую подпись в нужной графе. Автограф налился красным, будто только что Воронов заключил сделку с самим дьяволом.

И как оказалось впоследствии он был не так далек от истины.

Он и подумать не мог насколько затянет его работа на проекте. Марк старался не думать о реальности судеб приходящих на съемки людей, представляя их статистами, массовкой с выдуманными историями. С Верой почти не встречался, что тоже имело свои плюсы. Избегала ли она общения со своим подопечным или так было со всеми, Воронов не задумывался. Он регулярно получал подсказки для предстоящих серий, в которых прописывалось все, вплоть до походки и мимики «колдуна», но все делал наперекор. Ему никогда не нравилось, что им управляют и любые рамки принимал за кандалы. То, что его не выгнали уже после первого сезона, казалось чудом.

Очень быстро Марк вспомнил каково это – получать удовольствие от внимания и людского обожания. А вскоре и руководство проекта стало выделять его среди прочих участников, которые в большинстве своем не имели его актерского опыта, только бешенное желание быть первым.

Марк трудился не ради денег, как большинство его новых коллег, его увлекал сам процесс. Деньги, конечно, играли важную роль, но далеко не первую. Судьба вознаграждала его за месяцы забвения, купала в лучах славы будто младенца в купели. Он чувствовал себя обновленным и счастливым.

Вот только Вера, как и прежде, держалась особняком, делая вид, что их ничто не связывает кроме работы. Марка сперва раздражало ее равнодушие, а потом и вовсе начало бесить.

И тогда он начал ее преследовать, как заправский маньяк.

Выучил пути ее передвижения, узнал, что живет она, в той же старой квартире с матерью. Что кроме работы и дома почти никуда не выходит. И лишь раз в месяц едет куда-то за город на электричке.

Похоже у нее не было подруг и на работе она ни с кем не завела хотя бы приятельских отношений. Иногда Марку становилось стыдно за свою насыщенную событиями, людьми и эмоциями жизнь. Он чувствовал свою вину за сложившийся порядок вещей. Все чаще возникало острое желание разрубить злополучный узел, выяснить все раз и навсегда, расставив нужные акценты. В конце концов каждый человек хозяин собственного бытия и Вера могла выбрать иной путь. И все же совесть, которую ему не раз рекомендовали оставлять дома перед выходом на съемочную площадку, не позволяла спокойно существовать. Внутри постоянно зудело. И если уже их пути с Верой снова сошлись, значит, для чего-то это было нужно.

В один из дней он, уже по заведенной традиции, проезжал мимо дома Веры, чтобы посмотреть, как она садится в переполненную маршрутку, чтобы отправиться на работу, но застал чудну́ю картину.

Вера стояла посреди дороги, вокруг нее уже образовалась пробка из непрестанно гудящих машин и орущих водителей, но ей было все равно. Она будто не замечала происходящего и даже улыбалась. Но в какой-то момент, словно очнувшись от морока, рванула к обочине. Марк видел, как из машин начали выходить особенно обозленные люди, направляясь в ее сторону. Вряд ли бы они устроили самосуд посреди улицы, но в тот момент тело сработало быстрее мыслей. Его машина, взятая, кстати, в прокат, так как новый статус обязывал соответствовать, но денег на дорогое авто пока не хватало, остановилась напротив изумленно уставившейся на него Веры. Предложил подвезти. Она согласилась.

Марк очень хотел заговорить с ней, начать хотя бы с того, что она забыла на дороге, далее можно было бы перевести тему на рабочие моменты, а уже с них перейти к тому, что на самом деле было важным. Он хотел понять, как она к нему относится, простила ли за прошлое. Что после делать с теми знаниями, он не представлял и не особо задумывался. А Вера снова решила все за них обоих. Она воздвигла между ними невидимую стену, прозрачную, но совершенно непроницаемую для звуков, мыслей и слов.

Когда машина замерла возле съемочных павильонов Вера не спешила выходить, а Марк так и не смог заставить себя посмотреть в ее сторону. И только когда ситуация затянулась, он вдруг обрадовался осененный мыслью, что она специально тянет время.

Оказалось, Вера просто не могла справиться с дверью и беспомощно дергала блестящую ручку. Можно было воспользоваться моментом, но он не стал. Перегнулся через нее и помог выбраться. Она буркнула нечто похожее на благодарность и выскочила из машины, как камень из катапульты.

С тех самых пор он больше не предпринимал попыток для сближения.

Тогда почему же он до сих пор делает все ей наперекор?

Берет и проваливает задания, хотя все отрепетировал и сам восхитился тому, как замер возле нужной отметки, будто и правда столкнулся с преградой.

– Что это было?

Марк вздрогнул, едва не выронив из трясущихся пальцев тлеющую сигарету. Когда она успела подойти? Специально двигалась бесшумно или это он не слышит ничего и никого вокруг?

Вера стояла в паре шагов от него. Глаза блестели, руки были сложены на груди, ноги расставлены на ширине плеч. Она будто готовилась принять удар.

– Не понимаю, о чем вы. – Воронов затушил прогоревшую почти полностью сигарету, попутно отметив, что не чувствует вкуса дыма во рту и развернулся, чтобы уйти.

Вера схватила его за локоть, повиснув как на вешалке.

– Вы хотите, чтобы меня уволили? Мало того, что уже сделали?

Он много раз прокручивал в голове сценарий их разговора, но оказался совершенно не готов к нему в реальности.

– И что же я такого сделал?

Пусть она сама начнет. Даже если это не по-мужски, он просто не может найти в себе достаточно решимости.

– А вы не понимаете?

Вера смотрела на него в упор. Она уже отпустила его локоть и стояла теперь немного в отдалении, но все равно достаточно близко, чтобы можно было уловить волны ярости, исходившие от нее. Она была похожа на миниатюрную атомную станцию, готовую взорваться в любой момент и убить все живое в радиусе вытянутой руки.

– Не понимаю. – Пальцы хрустнули, сжимаясь в кулаки.

– Не первый раз вы срывает съемки, заставляете меня краснеть и оправдываться перед руководством. Возомнили себя звездой? Не слишком ли рано? До вас уже приходили такие же умники, которые быстро взлетали и забывали о том, что их образ полностью создан из праха их собственных амбиций и завышенного эго. Они как голем, который вдруг решил будто является живым человеком. Хотя, на самом деле передвигается лишь благодаря тому, что так хочет его создатель. И как только создатель передумывает, голем рассыпается все в тот же прах, из которого, как оказывалось, полностью состоял.

Смысл слов доходил до Воронова не сразу. Он-то дурак приготовился отвечать по каждому пункту, за каждое обвинение и упрек. Ведь давно уже выстроил надежную линию защиты, несколько раз проверил на состоятельность все возражения и претензии. Он был готов ко всему, что она скажет, но совсем не ожидал, что она обвинит его в тщеславии, а не в разрушении собственной жизни.

– Я не бросал тебя! Меня заставили!

Слова разорвали пространство, выжгли вокруг двоих пустыню, погруженную в пугающую тишину. Марк так и не понял зачем сделал это, но в тот самый миг почувствовал облегчение, которого ждал долгие годы. Ему будто вырезали сдавливающую грудь опухоль и теперь воздух стремился заполнить легкие, которые снова работали в полную силу.

– Как вы сказали?

Он готов был поклясться, что Вера приложила к лицу ладони с подрагивающими пальцами и стала сдирать с себя маску давно заменившую ее настоящую сущность, но приросшую настолько, что уже не воспринималась за что-то чужеродное.

Она плакала. Острые плечики подрагивали в такт всхлипываниям. Марк пропустил тот момент, когда вокруг них начали собираться люди. На них смотрели как на ярмарочных скоморохов и разве что не тыкали пальцами. Тишина наполнилась звуками перешептываний, и он увидел перед собой не слаженный коллектив, а извивающийся, пульсирующий змеиный клубок.

К горлу подкатил колючий ком и Воронов поспешил спрятаться от вонзавшихся в него со всех сторон взглядов. Но более чем себя, он хотел защитить в тот момент Веру, превратившуюся вновь в глупую девчонку, которую он знал будто бы целую вечность назад.

Подхватив ее под локоток, потащил в сторону гримерок, не обращая внимания на недовольные выкрики и требования немедленно вернуться на съемочную площадку. Он уже тогда решил уйти из проекта, бросив все и наплевав на санкции и возможные последствия. Он сделал то, что уже не позволит ему посмотреть в глаза женщине, которая когда-то верила ему. Любила его. Он предал ее во второй раз и теперь точно не заслужит ее прощения.

Неожиданно Вера вырвалась из его захвата и решительно заявила:

– Ты не испортишь все снова. Прямо сейчас вернешься и отыграешь свою роль до конца. Закончится сезон, и я передам тебя другому редактору. Сейчас же иди и делай, что должен.

Голем послушно кивнул, ощутив, как его глиняное сердце пропустило удар, затем еще один и замолчало, повинуясь приказу.