Читать книгу Демократия, не оправдавшая надежд - Александр Быков - Страница 2

Погожим днем к самом конце июля 1918 года по набережной Двины в городе Архангельске прогуливались двое. Один, высокий старик с седой благообразной бородой, другой – мужчина, слегка за тридцать, самой обычной наружности.

– Как вы полагаете, Сергей Семенович, мы не напрасно тут сидим? Может быть, стоило ехать в Уфу и принять участие в работе Комуча[1]? – спрашивал собеседника тот, что был старше.

– Думаю, Николай Васильевич, мы здесь находимся не зря. В городе все готово к выступлению против Советов, дипломаты Антанты теперь вне досягаемости большевиков. Мне известно, что они благополучно добрались до Кандалакши и теперь под защитой британского флота. Я разослал телеграммы ряду делегатов Учредительного собрания социалистической платформы, приглашаю их сюда, будет много работы.

Из Вологды уже приехали двое. За обоих ручаюсь. Михаил Лихач, человек военный, был на фронте, работал в советах солдатских депутатов. Он опытный агитатор, умеет организовать и направить массу по нужному пути. Якова Дедусенко вы, Николай Васильевич, наверное, помните по Петрограду. В Учредительном собрании он был членом бюро партии социалистов-революционеров.

– Разумеется, я его помню, – улыбнулся собеседник. – Если бы все делегаты были, как Дедусенко, первое заседание Учредительного собрания не стало бы последним. Он активный и боевой товарищ.

– Кроме того, – многозначительно поднял вверх палец Сергей Семенович, – у Дедусенко большой опыт по части снабжения продовольствием и кооперативной работы. Такие люди очень нужны в любом правительстве.

Единственное, что меня смущает, это наш визави, я имею в виду господина Чаплина-Томсона. В его руках все нити будущего восстания, у него диктаторские замашки, и он монархист!

– Пустяки, – снова улыбнулся тот, что был старше. – Чаплин еще слишком молод. Что такое тридцать с небольшим лет для военного человека? Начало карьеры. Он, по сути, мальчишка, хоть и с боевым опытом. Что такой человек может против организации социалистов-революционеров? Ничего! У нас поддержка в массах, особенно в деревне и рабочих окраинах. Да будь он хоть трижды Наполеон, за ним никто не пойдет. Мне еще в Вологде говорили об этом человеке. Это попутчик на короткий период захвата власти, потом наши пути неизбежно разойдутся.

– А почему он стал Томсоном?

– Это все британские штучки. Чаплин служил на английской подлодке, хорошо знает язык. Я как человек, думающий и на английском, могу утверждать, его спеллинг[2] безупречен. Кроме того, он близкий друг капитана Кроми, сейчас в Питере тот остался за главного в британском посольстве, важная персона.

– Я Вам, Сергей Семенович, могу рассказать анекдотический случай про этого Чаплина-Томсона. Представляете, весной этого года он приехал в Вологду спасать бывших Великих князей Романовых!

– На самом деле?

– Разумеется. Но эти болваны из чувства гордости отказались бежать на Мурман к англичанам. В результате Томсон теперь в Архангельске, а Романовы в Петрограде в тюрьме. Поразительная наивность, они полагают, что большевики их отпустят заграницу, при том, что все трое имеют реальные шансы на престол.

– Я, конечно, в курсе, что Романовы были в Вологде в ссылке, – ответил Сергей Семенович, – весь город об этом говорил, но таких подробностей не знал. И все-таки успокойте меня, Николай Васильевич, велика ли вероятность, что Чаплин после переворота объявит себя диктатором?

– Не волнуйтесь, Сергей Семенович, старшина Дипломатического корпуса, американский посол господин Френсис еще в Вологде дал мне на этот счет самые твердые гарантии. Чаплин не будет претендовать на верховную власть, это незначительная фигура, халиф на час.

Собеседники еще долго прогуливались по набережной города, иногда раскланивались со встречными прохожими. В Архангельске никто не знал, что седой бородатый господин – это будущий глава правительства Николай Васильевич Чайковский, а его собеседник – делегат Всероссийского Учредительного собрания от партии эсеров, кооператор из Вологды Сергей Семенович Маслов, в скором будущем важная фигура в правительстве Чайковского.

Оба прибыли в Архангельск недавно, жили конспиративно, ничем себя не проявляя, в ожидании серьезных политических событий, где им была уготована серьезная роль.

Города на Северной Двине они не знали, с жителями старались не общаться, местные дела до поры до времени их не касались.

Архангельск летом 1918 года, в отличие от Мурманска, где местный совет целиком подчинился влиянию союзников, прибывших с эскадрой военных кораблей для противодействия немецкому влиянию в Баренцевом море, сохранял видимость устойчивости Советской власти. Её представлял в городе губисполком.

Советская власть опиралась на местных большевиков и нескольких командированных товарищей во главе с заместителем председателя губисполкома Павлином Федоровичем Виноградовым. Этот на вид тщедушный очкарик, присланный из Петрограда для организации поставок продовольствия, фактически руководил губернией. Без него губисполком, где работало много бывших чиновников, перешедших на службу к новой власти, превратился бы в подобие дореволюционной канцелярии, действующей медленно и с оглядкой «наверх».

Дела шли из рук вон плохо. Местное население не желало понимать нужды революции и делиться запасами. Павлин Федорович настойчиво просил центр о помощи.

Кроме всего прочего, в губернии не хватало наличности, хотя огромные суммы в благородном металле и царских кредитных билетах были припрятаны населением. Дошло до того, что не стало хватать денег даже для текущих выплат. Власть обратилась в центр, и там какая-то умная голова подсказала выход.

В начале июня жители города были изрядно удивлены появлением особенных денег – чеков, выпущенных от имени Архангельского отделения Госбанка. Чеки должны были покончить с острой нехваткой наличности в губернии.

По изображению на четвертном билете[3] представителей морской фауны новые платежные средства получили в народе название «моржовки». Жителям льстило, что теперь у них есть собственные знаки оплаты.

«Этак недалеко и до отдельной республики, – шутили весельчаки, – вот тогда и заживем. Скоро навигация, придут суда со всего мира, привезут товары, не пропадем».

Горожане ежегодно с нетерпением ждали, когда вскроется ото льдов «горло» Белого моря и начнется коммерческая навигация. Город не мог существовать без торговли, ведь многие продукты питания приходилось завозить на север извне.

Скудность сельского хозяйства с лихвой окупалась лесными и рыбными богатствами. Иностранцам всегда было, что купить на Архангельском рынке. Торговля давала Поморью жизнь. Так от века к веку и существовал это удаленный северный край, пока в России не случилась революция.

В начале июня 1918 года к местным большевикам прибыла долгожданная поддержка в лице Советской ревизии комиссара Михаила Кедрова. Кедровские интернационалисты, а в ревизии были в основном латыши и евреи, уже основательно напугали Вологду, где закрыли все коммерческие банки, небольшевистские газеты и разогнали городскую Думу.

Большего они сделать не могли. В городе находился дипломатический корпус стран Антанты. Большевики опасались международного скандала. Следующим не очереди у ревизии был Архангельск.

За полтора месяца пребывания в городе комиссар Кедров, любивший, чтобы его называли наркомом, навел на граждан такой ужас, что жители Архангельска, стараясь не попадаться на глаза представителям ревизии, несмотря на погожие дни летних месяцев, больше сидели по домам и напряженно выжидали, что будет дальше.

После прибытия в Архангельск Советской ревизии в городе было раскрыто несколько заговоров против власти большевиков. Кедров расправился с участниками по-революционному беспощадно. Граждане впервые почувствовали, что такое диктатура пролетариата и большинство всем сердцем невзлюбило новую власть.

Недовольных было столько, что немногочисленные большевики Архангельска и сочувствовавшая им голытьба из Соломбалы, оказались в меньшинстве. Многие, в том числе флотские и даже рабочие, на которых особенно рассчитывала Советская власть, предпочитали выжидать, чья возьмет.

Надежда на перемены пришла в город в начале июля вместе а английской адмиральской шхуной «Сальватор», на которой британский адмирал Кемп доставил из Мурманска, где по договору с Советской властью базировалась английская эскадра, поверенного в делах Великобритании в России Линдлея.

Архангельск остро нуждался в продовольствии. На рейде стоял британский пароход «Экберт» с запасами всевозможной снеди, и члены местного Совета требовали разрешения на разгрузку парохода.

Линдлей, которому доложили, что в городе задержаны несколько сотен английских подданных, потребовал немедленно выдать им разрешение на отъезд.

– Еще чего? – Решительно и даже грубо прервал его Павлин Виноградов. – Эти люди останутся здесь до тех пор, пока британские суда не покинут Мурманск.

– Вы хотите сказать, что они заложники? – Возмутился поверенный в делах. – Надеюсь, вам известно, что британские военно-морские силы охраняют север России от возможного вторжения немцев и действуют на основании разрешения товарища Троцкого.

– Я прекрасно знаю это, – пошел на попятную Виноградов, – но разрешение на выезд может быть дано только после того, как в наше распоряжение поступит груз с «Экберта». Это на какое-то время снимет проблему нехватки продовольствия.

– Не может быть и речи ни о каких подобных условиях, – ответил Линдлей. – Завтра я уезжаю в Москву и там буду докладывать о вашем самоуправстве на самом высоком уровне. Надеюсь, господин Чичерин[4] или кто-то из его замов сумеют вам объяснить, что такое соблюдение международных договоров.

Виноградов замолчал.

На другой день Линдлей действительно уехал в сторону Вологды и Москвы. Вопрос с продовольствием так и остался не решенным.

Вскоре английские продукты попали в руки коммерсантов и появились на черном рынке. Виноградов, мечтавший об отправке очередной партии продовольствия в Петроград, был в ярости. Для него, человека идейного, население края с его тягой к торговле, в том числе с заграницей, всегда было чуждым элементом.

– Мелкобуржуазная сволота, – процедил он, – питерские рабочие голодают, а они спекулируют продовольствием.

Он видел себя здесь только в качестве лица, исполняющего решения Петроградского Совета. Опускаться до уровня решения местных проблем Павлин Федорович не желал.

В конце июля по городу пронесся слух: из Вологды прибыл дипломатический корпус стран Антанты. Дипломаты ожидали на левом берегу Двины, имея намерение остаться на несколько дней в Архангельске. Местная власть, исполнявшая директиву из Москвы, была категорически против. Совет настаивал, что дипломаты должны уехать, и чем быстрее, тем лучше.

Ходили упорные слухи, что в любой момент может случиться вооруженный переворот и начаться союзная интервенция. Полным ходом шла переброска в глубину территории важных грузов с причалов порта Бакарица. Дипломаты появились совершенно некстати.

Положение осложнялось и тем, что в городе практически отсутствовали первые лица. Кедров уехал для доклада и консультаций в Москву. Павлин Виноградов с отрядом красноармейцев отбыл на юг в Шенкурск, подавлять восстание крестьян, протестовавших против мобилизации. Большая часть военного руководства губернии, в том числе бывший царский генерал Самойло, зачем-то были отозваны в Вологду. В Архангельске не осталось никого, кто бы мог в случае опасности возглавить оборону города. Нет, конечно, такие люди были, адмирал Викорст, например, но, как показали последующие события, большинство бывших кадровых офицеров, формально служивших новой власти, сами оказались участниками заговора.

К великому разочарованию горожан уже на следующий день дипломаты со штатом посольств отправились на пароходах по Белому морю в сторону Кандалакши.

Власти, как могли, пытались сохранять уверенность в своих силах, но слухи о том, что со дня на день может возникнуть заговор против красных, упорно держали в напряжении советские учреждения.

Очевидное и давно ожидаемое событие случилось в ночь с 1 на 2 августа.

Группа офицеров во главе с капитаном второго ранга Георгием Ермолаевичем Чаплиным, полтора месяца жившим в Архангельске с британским паспортом на имя Томсона, подняла восстание и захватила власть в городе.

Спустя несколько часов в Белое море вошла эскадра союзников. Для большинства жителей Архангельска прибытие союзников стало настоящим праздником.

Казалось, весь город, желая увидеть это событие, вышел на набережную. Среди публики были девочка тринадцати лет по имени Женя Шольц и ее тетя Маргарита, выпускница гимназии, высокая артистичная девушка, которую за красоту в патриотических постановках всегда ангажировали на роль символа России. Девочки смеялись от радости и хлопали в ладоши.

Через много лет в эмиграции миссис Евгения Фрезер, в девичестве Шольц, опишет в мемуарах свои впечатления тех дней:

«Весь день на набережной толпились люди. Они стояли на пристани, сидели на камнях у воды и на парапете. С балкона нашего дома открывался прекрасный вид на реку, и мы с друзьями ждали появления первого корабля.

– Вижу мачту! – Закричал какой-то сорванец, забравшийся на телеграфный столб. Публика замерла, и вскоре вдали действительно показались корабли. Они медленно шли в кильватерном строю на фоне заката. Реяли флаги: русские, английские, французские, американские.

По набережной неслось: «Наши пришли! Ура!». Люди на кораблях тоже что-то кричали и махали руками. Старушка, стоявшая рядом, прослезилась и, перекрестившись, повторила: «Слава тебе, Господи!». Город ликовал несколько дней».

На кораблях союзников прибыл небольшой международный воинский контингент, всего несколько сотен штыков, ничтожно мало для защиты огромной территории, оставленной большевиками.

На площади маршировали французы, ветераны сражений на Западном фронте, которые прибыли в уверенности, что будут охранять склады с имуществом Антанты от возможного посягательства немцев и большевиков. После подписания сепаратного мирного договора в Бресте, никто в армиях стран Антанты не сомневался, большевики – союзники Германии, а, следовательно, враги Антанты – «Сердечного Согласия». Французы прислали сюда и два батальона колониальных войск.

Великобритания отправила на Север России наибольший воинский контингент. Кроме собственно английских отрядов в состав контингента входили королевские шотландские стрелки, щеголявшие по городу в галифе и юбках-килтах, канадская артиллерия, австралийская пехота.

Почти все британское офицеры имели боевой опыт, но они воевали в основном на юге. К особенностям военных действий на арктическом севере никто из них готов не был.

Впрочем, наступления и не планировалось. Союзники пришли в Архангельск, чтобы помочь лояльным Антанте силам сформировать русскую армию, которая сама решит исход этой войны.

В числе участников высадки были и американцы с крейсера «Олимпия», бравые морские волки. Основные силы, которые правительство Соединенных Штатов отправило в Северную Россию были еще в пути.

Большевики бежали из Архангельска, не оказав сколько-нибудь существенного сопротивления. У них все было готово к быстрой эвакуации. Но, как водится в таких случаях, немало полезного так и осталось в городе, доставшись заговорщикам.

У организатора заговора Чаплина и прибывших на кораблях союзников сил, чтобы организовать преследование красных и на плечах отступающих продвинутся до Вологды, было совершенно недостаточно.

Об этом очень мечтали дипломаты Антанты, которые были не только в курсе дел, но и выступали организаторами этой дружеской интервенции. Они полагали, что только слухи о высадке лучших армий в мире заставят большевиков бросить все и бежать прочь. В Вологде американская военная миссия заплатила за аренду дома, где они располагались до приезда на Север, сразу на год вперед. Рассчитывали вернуться после отъезда в июле 1918.

Дипломаты мечтали сплотить всех недовольных большевиками и на широкой платформе создать правительство, выражающее интересы большинства жителей России. Внутрипартийные противоречия в расчет не принимались. Главное было одно – сокрушить ненавистный союзникам большевизм.

Но этим занимались теоретики, практики в военной форме на другой же день после высадки войск поспешили занять позиции как можно дальше от Архангельска. Сформировав какое-то подобие линии фронта, стали ждать подкреплений для продвижения вглубь территории в сторону Вологды.

После переворота 2 августа Архангельск преобразился буквально за пару дней. На улицах появилась нарядно одетая публика, магазины торопились продать ставшие актуальными предметы роскоши, повсюду были видны военные мундиры императорской армии.

Теперь замечания делали уже тем офицерам, кто всё еще не сподобился вернуть обратно на китель погоны и прицепить на фуражку кокарду. Впрочем, обязательным возвращение старых знаков отличия не было, и многие офицеры по-прежнему пребывали без погон. Как говорится, это было делом совести.

Ежедневно на площади играл оркестр, а в ресторанах снова подавали блюда из дореволюционного меню. Откуда, спрашивается, все это взялось в полуголодном городе, еще недавно задавленном большевистской властью?

7 августа в Архангельск вернулись члены дипломатического корпуса. Они прибыли из Мурманска и Кандалакши на судах в сопровождении внушительного военного эскорта.

На пристани состоялось очередное чествование, теперь уже не военных, а дипломатических представителей. Слово для приветствия дали Николаю Васильевичу Чайковскому. Он был представлен союзникам как глава Верховного управления Северной областью.

Все случилось именно так, как и планировалось еще в июле. Совершив военный переворот, капитан второго ранга Чаплин передал власть на освобожденной территории гражданскому правительству, оставшись командиром немногочисленного отряда русских добровольцев, куда записалось в первые дни после переворота около пятисот человек, в основном патриотически настроенная молодежь.

Большинство находившихся в это время в Архангельске офицеров, более двух тысяч, не спешило встать под знамена белого движения и союзников. Они не хотели воевать. Гораздо проще было прожигать жизнь в ночных заведениях и ругать на чем свет стоит большевиков и союзников. Первых за то, что уничтожили Россию, вторых – за само присутствие на Севере.

Слово интервенция в русском языке имеет четко выраженный негативный оттенок. Разумеется, первоначально союзники не знали про такой расклад и долго не могли понять, почему эти русские вечно всем недовольны.

Услышав фамилию новоиспеченного главы правительства французский посол Нуланс удивился:

– Чайковский? Он не родственник великому композитору?

– Нет, – шепнул ему в ответ третий секретарь посольства граф де Робиен, – просто однофамилец.

– А похож, и борода такая же!

– Совсем не похож, композитор был совершенно другой, я видел фотографическую карточку, ничего общего.

По случаю прибытия дипломатов Антанты на площади был организован митинг.

– В этот торжественный день, – начал свою речь Чайковский, – мы приветствуем дипломатический корпус стран союзниц на освобожденной от большевиков русской земле.

Площадь накрыло громом оваций.

– Наша цель – воссоздание единой всероссийской государственной власти на основе воли народа, выраженной на выборах в Учредительное собрание.

Мы за восстановление единой и неделимой России в составе с отторгнутыми у неё силой областями и территориями. Мы за восстановление попранных свобод, завоеванных революцией, за власть Учредительного собрания, земства и городских выборных дум.

В этой работе Верховное управление Северной области надеется на помощь правительств народов Англии, Америки, Франции. С их поддержкой мы рассчитываем победить голод и финансовые затруднения, обеспечить установление прочного правопорядка и охрану интересов труда.

Публика снова начала аплодировать. Чайковский завершил выступление, сделал шаг в сторону и остался у трибуны. С противоположного конца площадки к трибуне прошел дуайен дипломатического корпуса американец Дэвид Френсис. Они были знакомы давно, общались еще в бытность посольства в Петрограде и Вологде. Джентльмены не виделись чуть более месяца, но Чайковский сразу же обратил внимание: посол нездоров, он сильно похудел, выглядел очень уставшим и утомленным.

– Господа, – начал свою речь Френсис, – президент Соединенных Штатов Вудро Вильсон в доктрине внешнеполитической деятельности нашей страны определил в числе важных задач помощь дружественному Америке русскому народу, и поэтому мы здесь.

Чайковский, большую часть жизни проживший за границей и великолепно владевший английским, перевел. Площадь разразилась овациями.

– Мы будем помогать свободному русскому демократическому правительству всеми силами и на этом примере покажем все величие демократической идеи. Пользуясь случаем, хочу сказать, что силы Германии сломлены, мир будет заключен в ближайшие три месяца, и это станет нашей общей победой, победой стран Антанты и русских демократических сил, оставшихся верными союзному долгу.

Митинг закончился, войска союзников прошли торжественным маршем, некоторые роты сразу же были отправлены на фронт.

Командование союзников понимало, что необходимо закрепиться на рубежах как можно дальше от Архангельска и занять оборону. Территория освобожденной Северной области превосходила границы средне-европейского государства, а под ружьем объединенных антибольшевистских сил в середине августа 1918 года было едва ли больше трех тысяч штыков.

Горячие головы хоть и мечтали о быстром продвижении на юг, захвате Вологды, Ярославля и открытой дороге на Москву, но сил союзникам хватило только на локальные стычки с большевиками, как правило, силами одной-двух рот и создание линии обороны на расстоянии от 200 до 300 верст от Архангельска.