Читать книгу Русь моя, жизнь моя… - Александр Блок - Страница 25

Я прогнал тебя кнутом

В полдень сквозь кусты,

Чтоб дождаться здесь вдвоем

Тихой пустоты.

Вот – сидим с тобой на мху

Посреди болот.

Третий – месяц наверху —

Искривил свой рот.

Я, как ты, дитя дубрав,

Лик мой так же стерт.

Тише вод и ниже трав —

Захудалый черт.

На дурацком колпаке

Бубенец разлук.

За плечами – вдалеке —

Сеть речных излук…

И сидим мы, дурачки, —

Нежить, немочь вод.

Зеленеют колпачки

Задом наперед.

Зачумленный сон воды,

Ржавчина волны…

Мы – забытые следы

Чьей-то глубины…

Золотисты лица купальниц.

Их стебель влажен.

Это вышли молчальницы

Поступью важной

В лесные душистые скважины.

Там, где проталины,

Молчать повелено,

И весной непомерной взлелеяны

Поседелых туманов развалины.

Окрестности мхами завалены.

Волосы ночи натянуты туго на срубы

И пни.

Мы в листве и в тени

Издали начинаем вникать в отдаленные трубы.

Приближаются новые дни.

Но пока мы одни,

И молчаливо открыты бескровные губы.

Чуда! о, чуда!

Тихонько дым

Поднимается с пруда…

Мы еще помолчим.

Утро сонной тропою пустило стрелу,

Но одна – на руке, опрокинутой ввысь,

Ладонью в смолистую мглу —

Светляка подняла… Оглянись:

Где ты скроешь зеленого света ночную иглу?

Нет, светись,

Светлячок, молчаливой понятный!

Кусочек света,

Клочочек рассвета…

Будет вам день беззакатный!

С ночкой вы не радели —

Вот и все ушло…

Ночку вы не жалели —

И становится слишком светло.

Будете маяться, каяться,

И кусаться, и лаяться,

Вы, зеленые, крепкие, малые,

Твари милые, небывалые.

Туман клубится, проносится

По седым прудам.

Скоро каждый чертик запросится

Ко Святым Местам.

На весенней проталинке

За вечерней молитвою – маленький

Попик болотный виднеется.

Ветхая ряска над кочкой

Чернеется

Чуть заметною точкой.

И в безбурности зорь красноватых

Не видать чертенят бесноватых,

Но вечерняя прелесть

Увила вкруг него свои тонкие руки.

Предзакатные звуки,

Легкий шелест.

Тихонько он молится,

Улыбается, клонится,

Приподняв свою шляпу.

И лягушке хромой, ковыляющей,

Травой исцеляющей

Перевяжет болящую лапу.

Перекрестит и пустит гулять:

«Вот, ступай в родимую гать.

Душа моя рада

Всякому гаду

И всякому зверю

И о всякой вере».

И тихонько молится,

Приподняв свою шляпу,

За стебель, что клонится,

За больную звериную лапу,

И за римского папу. —

Не бойся пучины тряской —

Спасет тебя черная ряска.

На весеннем пути в теремок

Перелетный вспорхнул ветерок,

Прозвенел золотой голосок.

Постояла она у крыльца,

Поискала дверного кольца

И поднять не посмела лица.

И ушла в синеватую даль,

Где дымилась весенняя таль,

Где кружилась над лесом печаль.

Там – в березовом дальнем кругу —

Старикашка сгибал из березы дугу

И приметил ее на лугу.

Закричал и запрыгал на пне:

– Ты, красавица, верно – ко мне!

Стосковалась в своей тишине!

За корявые пальцы взялась,

С бородою зеленой сплелась

И с туманом лесным поднялась.

Так тоскуют они об одном,

Так летают они вечерком,

Так венчалась весна с колдуном.

Полюби эту вечность болот:

Никогда не иссякнет их мощь.

Этот злак, что сгорел, – не умрет.

Этот куст – без истления – тощ.

Эти ржавые кочки и пни

Знают твой отдыхающий плен.

Неизменно предвечны они, —

Ты пред Вечностью полон измен.

Одинокая участь светла.

Безначальная доля свята.

Это Вечность Сама снизошла

И навеки замкнула уста.

Белый конь чуть ступает усталой ногой,

Где бескрайняя зыбь залегла.

Мне болотная схима – желанный покой,

Будь ночлегом, зеленая мгла!

Алой ленты Твоей надо мной полоса,

Бьется в ноги коня змеевик,

На горе безмятежно поют голоса,

Все о том, как закат Твой велик.

Закатилась Ты с мертвым Твоим женихом,

С палачом раскаленной земли.

Но сквозь ели прощальный Твой луч мне знаком,

Тишина Твоя дремлет вдали.

Я с Тобой – навсегда, не уйду никогда,

И осеннюю волю отдам.

В этих впадинах тихая дремлет вода,

Запирая ворота безумным ключам.

О, Владычица дней! алой лентой Твоей

Окружила Ты бледно-лазоревый свод!

Знаю, ведаю ласку Подруги моей —

Старину озаренных болот.

Волновать меня снова и снова —

В этом тайная воля твоя,

Радость ждет сокровенного слова,

И уж ткань золотая готова,

Чтоб душа засмеялась моя.

Улыбается осень сквозь слезы,

В небеса улетает мольба,

И за кружевом тонкой березы

Золотая запела труба.

Так волнуют прозрачные звуки,

Будто милый твой голос звенит,

Но молчишь ты, поднявшая руки,

Устремившая руки в зенит.

И округлые руки трепещут,

С белых плеч ниспадают струи,

За тобой в хороводах расплещут

Осенницы одежды свои.

Осененная реющей влагой,

Распустила ты пряди волос.

Хороводов твоих по оврагу

Золотое кольцо развилось.

Очарованный музыкой влаги,

Не могу я ни петь, ни плясать,

И не могут луга и овраги

Под стопою твоей не сгорать.

С нами, к нам – легкокрылая младость,

Нам воздушная участь дана…

И откуда приходит к нам Радость,

И откуда плывет Тишина?

Тишина умирающих злаков —

Это светлая в мире пора:

Сон, заветных исполненный знаков,

Что сегодня пройдет, как вчера,

Что полеты времен и желаний —

Только всплески девических рук —

На земле, на зеленой поляне,

Неразлучный и радостный круг.

И безбурное солнце не будет

Нарушать и гневить Тишину,

И лесная трава не забудет,

Никогда не забудет весну.

И снежинки по склонам оврага

Заметут, заровняют края,

Там, где им заповедала влага,

Там, где пляска, где воля твоя.