Читать книгу Остров кошмаров. Корона и плаха - Александр Бушков - Страница 8

«Наш шотландский племянник»
Нах Москау, милорды!

Оглавление

Именно в правление Иакова Первого, во времена русского Смутного времени, русская и английская истории причудливым образом переплелись – первый и последний раз таким вот образом…

Иван Грозный вел по отношению к англичанам довольно взвешенную политику и, уж безусловно, не позволял сесть себе на шею и ножки свесить. Никаких особых привилегий английским купцам не предоставлял, не пускал их в Сибирь, прекрасно понимая, что в этом случае вся меховая торговля окажется в руках лондонских «мужиков торговых», нацелившихся на устья Енисея и Лены.

После его смерти ситуация решительным образом изменилась. Царь Федор Иоаннович был человеком крайне мягким и слабовольным (хотя, безусловно, и не скудоумным дебилом, каким его порой выставляют до сих пор). «Могучий при слабом государе» имелся – всесильный Борис Годунов, фактический правитель, брат жены Федора Ирины. Вот он перед англичанами откровенно расстилался.

Елизавета старалась наладить ухудшившиеся в последние годы жизни Грозного русско-английские отношения, в первую очередь торговые. Именовала Годунова в своих посланиях «самым дорогим и любимым двоюродным братом», отправила к царице Ирине своих врачей (Ирина, очень похоже, страдала бесплодием). Елизавете все это не стоило ни гроша – ну, может быть, оплатила врачам проезд, что сомнительно, зная ее скупость. А вот Годунов предоставил англичанам нешуточные льготы: вообще освободил от торговых пошлин и дал другие привилегии. По подсчетам Карамзина (несмотря на все эмоции и выхлестывающий за любые пределы пафос в его «Истории государства Российского», в цифрах он точен), от такой щедрости страна теряла 20 000 рублей ежегодно – по тем временам деньги огромные.

Правда, даже Годунов не выдержал, когда Елизавета потребовала для своих купцов вовсе уж заоблачных привилегий: стала требовать, чтобы русские запретили у себя торговать не только другим иностранцам, но и английским купцам, не принадлежавшим к Московитской торговой компании (кто эту идею лоббировал в Лондоне, догадаться нетрудно). Из Москвы ушел недвусмысленный ответ: «Это дело нестаточное и ни в каких государствах не ведется… этим нелюбье свое объявляет Царскому Величеству и убытку Государевой Земли, хочет дорогу в нее затворить». Позже англичане всерьез вознамерились сделать Россию (или по крайней мере ее часть) английским протекторатом. Это были не фантазии, а подробные бизнес-планы, разработанные английскими купцами.

Многим сторонним наблюдателям тогда казалось, что России как суверенному государству пришел конец: отсутствие центральной власти, разноплеменные иностранные интервенты, «воровские» казаки, нахлынувшие пограбить в немалом количестве, самозванцы, причем некоторые из них с кое-какой военной силой… В 1612 г. двое представителей Московитской компании в России, Томас Смит и Джон Меррик, подали королю Иакову обширный и детально проработанный меморандум о состоянии русских дел и тех выгодах, какие представляет и русский рынок, и установление над Россией английского протектората. Никакой лирики, одна конкретика. Авторы меморандума подробно описали географию и экономику как Русского Севера, так и Волги до Каспийского моря – к тому времени английские путешественники (а по совместительству и разведчики) хорошо изучили те места.

Экспортируемые товары были перечислены подробно: «Лен, пенька, канаты, смола, деготь, сало, мачтовый лес (необходимый материал для нашего флота), меха всех сортов, воск, мед, бобровые шкуры для шапок, воловьи, коровьи и буйволовые кожи, поташ, льняное и конопляное масло, икра и так далее».

Икра и тогда была в Англии лакомством для богатых, смолу и многое другое можно было приобрести и на континенте. Однако мачтовый лес имелся только в России и был товаром стратегическим. Как и корабельные канаты и пенька, из которой делали в первую очередь канаты и всевозможный такелаж, сиречь корабельные снасти. А выгода русских купцов от торговли мехами была прямо-таки фантастическая – одна-единственная шкурка соболя высокого качества в Сибири стоила три копейки серебром, а в России продавалась за сто рублей (рубль тогда был, подобно английской марке, исключительно счетной единицей и составлял сто серебряных копеек). Иными словами, прибыль более чем в 3000 процентов! Понятно, перехватив этот выгодный бизнес, английские купцы озолотились бы.

Нужно еще уточнить, что в обмен англичане поставляли лишь сукно, олово и свинец – всё это при необходимости русские купцы могли приобрести и поближе.

Кроме мехов и прочих русских богатств, англичан еще интересовала Волга как крайне перспективный маршрут для торговли с Индией и Китаем. На море серьезнейшую конкуренцию составляли голландцы, чья Ост-Индская компания была тогда гораздо сильнее английской. Авторы меморандума рассмотрели и этот вариант: «Если бы у нас представилась возможность любыми средствами установить и наладить обеспеченную (это слово здесь употреблено в смысле «регулярную». – А.Б.) торговлю по этому пути, то она была бы не только более доходной и плодотворной для нашей страны, чем для любой иной, но, кроме того, в этом случае наше королевство превратилось бы в складочное место для вышеназванных восточных товаров, из которого они могли бы распространяться во Францию, Германию, Нидерланды и Данию. Таким образом, даже если бы не существовало иных важных доводов, кроме соображений пользы, то и для его величества, и для нашей страны имелось бы достаточно оснований, чтобы взять в свои руки защиту этого народа и протекторат над ним».

Как видим, вещи названы своими именами – «протекторат». А еще написано: «любыми средствами»…

Указывалось также, что в самой России есть влиятельные люди, способные поддержать английские планы: «Северные части этой империи, еще не тронутые войной, поддерживающие давно сношения с нашей нацией и благодаря долгому общению получившие вкус к нашей натуре и условиям жизни, особенно же привлекаемые великой мудростью и добротой его величества, гораздо больше желают отдаться в его руки, чем в чьи-либо иные».

Речь в первую очередь шла о русских боярах. Часть из них, нимало не озабочиваясь патриотизмом, государственными интересами и тому подобной, с их точки зрения, лирикой, вела себя самым предательским образом: ради реальных материальных благ служила второму самозванцу, водила шашни со шведами, впустила в Москву польско-литовское войско и готова была поддержать коронацию на русском престоле польского королевича Владислава. Одному из них, Василию Шуйскому, удалось даже пролезть в цари, но правил он недолго и бездарно и потому был свергнут, а для пущей надежности поляки увезли его к себе и насильно постригли в монахи. В таком поведении нет ничего специфически русского: в точности так вела себя порой знать других европейских стран, в том числе и самой Англии, усмотрев для себя немалые выгоды, наперебой валила на службу либо очередному претенденту на престол, либо иностранным интервентам.

Точных данных нет, но, кроме бояр, английские планы наверняка поддерживала и часть богатых купцов, для которых опять-таки на первом месте была звонкая монета – вспомним, что писал о своих купцах Мейнуэринг…

Военная сила имелась тут же, под рукой – занявший часть северных русских земель с Новгородом пятнадцатитысячный корпус генерала Якова Делагарди. Иногда отечественные авторы называют это воинство «шведскими интервентами», что не вполне согласуется с исторической правдой. Яков Делагарди и в самом деле был генералом шведской службы. Вот только в его отряде не было ни одного солдата шведской регулярной армии. Одни лишь наемники. Русские сами позвали Делагарди за хорошую плату повоевать с поляками и казаками, но Делагарди, осмотревшись на новом месте, повел собственную игру. Шведов в его корпусе было как раз меньше всего, большинство составляли подданные Иакова Первого – англичане и шотландцы. Больше всего было шотландцев – они в те времена в массовом порядке устремились в Европу, как по бедности, так и по религиозным причинам. И на жизнь зарабатывали почти исключительно военной службой, нанимаясь к любому, кто хорошо платил. Их брали охотно – вояками шотландцы были добрыми.

(Вот кстати. Коли уж зашла речь о русской истории и оказавшихся причастными к ней (особенно при Петре Первом) шотландцах, стоит сделать очередное отступление – на сей раз поэтическое. Принято считать, что великий наш поэт М.Ю. Лермонтов ведет родословную от некоего шотландца Томаса Лермонта, попавшего на русскую службу то ли в Смутные времена, то ли позже, при первых Романовых. А Томас, в свою очередь, происходит по прямой линии от знаменитого шотландского поэта Томаса Лермонта.

При ближайшем рассмотрении это выглядит красивой сказкой – и наверняка ею является. Во-первых, сведения о шотландце на русской службе Томасе Лермонте крайне скудные – если только есть вообще. Во-вторых, поэт Томас Лермонт, Бард из Эрсилдуна, автор многих стихотворных пророчеств и возлюбленный королевы фей, в конце концов так и ушедший за ней в страну фей, – личность, как и Робин Гуд, абсолютно легендарная, персонаж английских сказок и легенд (точнее, в первую очередь шотландских). Его реальное существование ничем совершенно не подкреплено. В-третьих, из воспоминаний современников Лермонтова прекрасно известно, почему его фамилия приняла именно такой вид. Первоначально она очень долго писалась «ЛермАнтов» – с буквой «а». От кого-то юный Мишель услышал легенду о Томасе Лермонте. Молодому поэту она страшно понравилась, он стал писаться ЛермОнтов через «о» (в те времена подобные вольности с фамилиями допускались) и уверять всех, что он и есть отдаленный потомок Барда из Эрсилдуна. Поэты частенько склонны к романтическим фантазиям, что поделать. Можно выдвинуть версию, что Лермантовы и в самом деле потомки некоего иностранца, но звавшегося не Лéрмонт, а Лермá. Довольно распространенная во Франции и в Испании, в том числе и у дворян, фамилия…)

Причем дело не ограничивалось теорией: Смит и Меррик уже успели провести предварительные переговоры и кое с кем из русских бояр (наверняка и с купцами), и с Делагарди, который, в принципе, был не против, в первую очередь оттого, что представлял в России не шведского короля, а собственные интересы. Планировалось сначала захватить и укрепить Архангельск, имевший огромное значение для морской торговли с Россией, занять Русский Север, а там, в зависимости от того, как пойдут дела, замахиваться и на большее.

Так что у авторов меморандума были серьезные основания писать: «Если бы ваше величество получили предложение суверенитета над той частью Московии, которая лежит между Архангельском и рекой Волгой, вместе с путем по этой реке до Каспийского или Персидского моря или, по крайней мере, управления и протектората над нею с установлением свободы и гарантий торговли – это было бы величайшим и счастливейшим предложением, которое когда-либо делалось какому-нибудь королю нашей страны с тех пор, как Колумб предложил Генриху Седьмому открытие Вест-Индии».

И ведь нисколечко не преувеличивали, стервецы, – предприятие и в самом деле планировалось грандиознейшее…

Иаков дал Джону Меррику все полномочия для ведения переговоров в России от его имени и выдал верительную грамоту, в которой написал: «Представления и предложения, клонящиеся ко благу и безопасности этой страны при нашем посредничестве и вмешательстве, ныне переданы нам. Мы немало тронуты, чувствуя нежное сострадание к бедствиям столь цветущей империи, к которой мы и наши августейшие предшественники всегда испытывали особое расположение».

Впервые был использован метод, который в дальнейшем британцы будут применять часто: красивыми словесами маскировать колониальные захваты. Сердиться за это ни на Иакова, ни на английских купцов не следует – они просто-напросто пытались использовать ситуацию к выгоде своей страны. Наоборот, учиться надо…

(Конечно, все заявления о «свободе торговли» – опять-таки исключительно для красного словца. Несомненно, получив контроль над Россией или по крайней мере над Севером, англичане не допустили бы туда не только иностранцев, но и своих земляков, не принадлежавших к Московитской компании, а сама компания стала бы монополистом, как впоследствии Ост-Индская в Индии.)

Трудно сказать, чем окончились бы эти планы, начни они претворяться в жизнь несколькими годами ранее, когда царили всеобщий хаос и неразбериха. Но время сработало против англичан. Плавания из Англии в Архангельск и обратно были долгими, порой капитаны, не уложившись в одну навигацию, останавливались на зимовку в Скандинавии.

Джон Меррик вернулся с королевской грамотой уже, собственно говоря, в другую страну: нижегородское ополчение Минина и Пожарского вышибло поляков из Москвы, на царский престол возвели Михаила Романова (причем всеми делами заправлял его отец митрополит Филарет, нисколько не уступавший в уме и энергии кардиналу Ришелье). Делагарди со своими людьми, видя такое дело, отступил нах фатерланд, бояре и купцы, на которых англичане могли рассчитывать, толпились у трона юного царя, наперебой выпрашивая милости. Грандиозное, без всякой иронии, предприятие провалилось, не начавшись. Через триста с лишним лет англичане попытаются его повторить в части Русского Севера, но, как справедливо заметил Карл Маркс, история если и повторяется, то в виде фарса (правда, фарс оказался кровавым, разговор о нем будет в свое время).

Ну а Иаков… За Иаковом в конце концов пришла Та, Что Приходит За Всеми Людьми, как говаривали в старину арабы…

Остров кошмаров. Корона и плаха

Подняться наверх