Читать книгу Россия, которой не было. Славянская книга проклятий - Александр Бушков - Страница 8

В этой книге читатель не раз встретится со случаями, когда чистейшей воды сказки попадали в историю и оставались в ней на правах реальных событий, а происшедшее на самом деле впоследствии бывало объявлено даже не сказкой – гнусным вымыслом. Чтобы лучше понять, отчего так происходит, рассмотрим два случая: правду, объявленную вымыслом, и вымысел, неумышленно объявленный правдой…

В двадцатых годах прошлого столетия во Франции вышла весьма любопытная книжечка. Ее автор пытался доказать, что Наполеона Бонапарта… никогда не существовало! Что «так называемый Бонапарт» – на самом деле нечто вроде массовой галлюцинации, отражение старинных народных поверий. Двенадцать маршалов Наполеона (которых на самом деле было вовсе не двенадцать. – А. Б.) объявлялись «преломлением в народном сознании двенадцати знаков зодиака». И так далее, и тому подобное. Читатель, решивший, что речь идет о шутке, о розыгрыше, ошибется. Розыгрышем здесь и не пахло. Книга была написана по заказу восстановленных на французском престоле Бурбонов и издана на их денежки из секретных полицейских фондов. Бурбоны абсолютно серьезно пытались вычеркнуть из истории корсиканского узурпатора, вбить в умы версию о «массовой галлюцинации» – при том, что еще были живы тысячи людей, видевших Наполеона, говоривших с ним, от простых солдат до коронованных особ. Заодно Бурбоны приказали датировать их указы годами, приходившимися на правление Наполеона, – опять-таки со всей серьезностью.

Все-таки на дворе стоял девятнадцатый век – и потому столь лихо вымарать из истории Наполеона не удалось. Однако в более ранние времена такие штучки, бывало, и удавались – с таким успехом, что мы лишь сегодня начинаем продираться к истине…

Рассмотрим второй случай – превращение мифа в «реальную историю», даже не по злому умыслу, а по недоразумению.

Дело происходит в Польше (заранее предупреждаю, что история эта вымышлена мною от начала и до конца). Год на дворе… Ну, пусть будет 1889-й – время относительно спокойное, восстания уже отшумели, террористы постреливают, но еще не набрали размаха, в общем, жизнь не так уж плоха, в особенности если один из наших героев, блестящий шляхтич Пшекшицюльский, политикой не интересуется совершенно – вертопрах, светский фат, завсегдатай салонов, раутов и гостиных, излишней образованностью, как и подобает ясновельможному пану, «шляхтичу с кости и крови», не обременен. Зато богат и гостеприимен – опять-таки в полном соответствии с исконной великопольской традицией.

Именно в имение пана Пшекшицюльского попадает его новый знакомый, встреченный у графини Н., – серьезный молодой человек в очках, гость из далекого экзотического Сиама, еще не переименованного в Таиланд. Гость завершает в Европе свое образование, а заодно и пишет книгу – в его родном Сиаме очень мало знают о столь экзотическом континенте, как Европа… А поскольку молодой ученый (пусть будет Чандранипат, что ли, имя не вполне таиландское, но сойдет…) честолюбив и прилежен, он предпочитает балам и попойкам многочасовые бдения над старыми бумагами. Он честолюбив, он хочет войти в историю как автор первого труда о загадочной Польше, написанного рукой сиамца…

– Все это к вашим услугам, пане Чандранипат! – широким жестом указывает пан Пшекшицюльский на покрытые паутиной и пылью шкафы с книгами и бумагами, которые не открывал отроду. – Батюшка мой, знаете ли, интересовался изящной словесностью, а мне все как-то недосуг… Копайтесь, коли охота, пока не надоест!

И, повязав модный галстук, со спокойной совестью бросает скучного гостя – у соседа званый вечер, у второго – очаровательная дочка, у третьего – великолепные наливки…

Гость, о котором, признаться, наш шляхтич скоро и забыл, дни напролет просиживает в библиотеке, с трепетом разворачивая пыльные свитки. Как истый ученый, он упрям в хорошем смысле слова – а потому польским уже более-менее овладел.

И вскоре натыкается на сущее сокровище. Из старой папки с потускневшим ярлыком «Бумаги пятнадцатого века» наш сиамец вытаскивает прелюбопытнейшее письмо. Начертано оно не на пергаменте, а на бумаге – что ж, это, надо полагать, копия, которую посчитали нужным сделать ввиду несомненной важности документа.

И вот наш усидчивый ученый, старательно шевеля губами, вчитывается…

«Приветствую, дружище Збышек, желаю всех благ!

Письмо твое получил. Сообщаю последние новости, тебе наверняка будет интересно.

Король Ежи Третий, и без того слабый умишком, растерял последние мозги, когда до него дошли вести об успехах мятежников. Королева Катажина помогать ему отказалась напрочь, бедняга просто извертелся, пытаясь хоть что-то придумать. Только в его дурную башку ничего умного и не приходит – а мятеж тем временем разрастается, и наш Тадеуш, будь уверен, показал себя с самой лучшей стороны, рад за него.

Встретил здесь князя Михала – он без особой охоты едет в Колонию нанимать солдат. Даже если у него что-то и получится, королю это поможет, как мертвому припарки… Я ему на это намекнул, после чего мы с князем поссорились напрочь.

Вот и все, пожалуй, устал я что-то скрести перышком. До встречи!»

Наш прилежный сиамец Чандранипат возвращается в Варшаву с копией сего интереснейшего документа. И, засев за книгу о Польше, старательно повествует о том, как в пятнадцатом столетии от Рождества Христова здесь вспыхнул мятеж, и недалекий умом король Ежи, которому отчего-то отказалась помогать даже королева, попал в жуткое положение, явно не в силах справиться с восставшими.

Немного смущает неувязка: в списках правивших в пятнадцатом столетии королей никакого Ежи Третьего нет. Должно же быть этому какое-то объяснение? Ага, кажется, дело и прояснилось…

Ежи Третьего нет, зато имеется Владислав Третий. Правивший подозрительно короткий срок – 1434–1444 гг. Всего десять лет. Меж тем его предшественник Владислав Ягелло и правивший после Владислава Третьего Казимир просидели на престоле больше сорока лет каждый. К тому же имеется какой-то странный разрыв: правление Владислава окончилось в 1444-м, а Казимир вступил на трон лишь три года спустя, в 1447-м…

Сиамец явственно ощущает холодок какой-то мрачной загадки. Правил короче всех в этом веке… И этот странный трехлетний перерыв… Подлинного ученого такие странности должны насторожить…

Вскоре готова парочка великолепных гипотез. Либо Ежи Третий и есть Владислав Третий, либо правление Ежи приходится на эти три «выпавших» из истории года, и потомки предпочитают умалчивать о безумном короле, потерпевшем поражение в борьбе с мятежниками, преданном собственной супругой Катажиной…

Впоследствии, уже в родном Сиаме, Чандранипат изложит в своем труде обе эти версии, с добросовестностью истинного ученого отметив, что доказать правдивость какой-либо из них пока не в состоянии. Однако его книга и без того производит впечатление на сиамский ученый мир: признание, лавры, перстень от короля…

Всё. Легенда зажила самостоятельной жизнью, утвердившись на страницах писаной истории в качестве реальности. Впоследствии, конечно, докопаются до истины, но с тех пор много воды утечет, наш Чандранипат так и умрет в преклонных годах, в блаженном неведении, и на его книгах долго будут учиться сиамские студенты…

А все оттого, что заезжий сиамец поверхностно выучил польский язык. Достаточно, чтобы читать и понимать написанное, но кое-какие тонкости так и не успел узнать…

Письмо написано не в пятнадцатом веке, а в конце восемнадцатого, и представляет собой не копию, а оригинал. В польском языке, как и в некоторых других славянских, иные иностранные имена пишутся так, как и на родине носителей этих имен, а иные, наоборот, переводятся согласно правилам польской грамматики…[8]

«Ежи Третий» – это Георг Третий, английский король, и в самом деле слабый на голову. «Мятежники», соответственно, – американские повстанцы. «Королева Катажина» – не супруга бедняги «Ежи», а русская императрица Екатерина Вторая, и в самом деле отказавшаяся помогать Англии в войне против восставших колонистов. «Князь Михал» – это какой-то английский герцог по имени Майкл – в польском языке слово «ксенже» с равным успехом может обозначать и «князя», и «герцога», что до сих пор создает помехи даже опытным переводчикам. Загадочная Колония, где набирает солдат герцог Майкл, – на самом деле немецкий город Кельн. «Тадеуш» – это, конечно же, польский генерал Тадеуш Косцюшко, участвовавший в войне американцев за независимость.

Как же письмо попало в папку, помеченную пятнадцатым веком? Аллах его ведает, это уже дело десятое. Кто-нибудь перепутал – не шибко прилежный слуга или папаша пана Пшекшицюльского. Такие мелочи нас уже не должны интересовать. Важнее другое: стало понятнее, как рождаются исторические ошибки, продиктованные не сознательным стремлением к обману, а добросовестным заблуждением, недостатком знаний. А ведь к этому может добавиться и вполне осознанная фальсификация, и заказное стремление переписать историю, густо разбавив ее мифами, а реальных людей превратив в сказочных персонажей…

В этой книге мы столкнемся и с первым, и со вторым…