Читать книгу Война олигархов. Кодекс одиночки - Александр Бушков - Страница 5

Мазур вернулся в коридор, отошел подальше от двери, из которой все еще валил желтый дым, опустился на корточки, привалившись спиной к стене.

– Больно бьешь, – пожаловался один из тех караульных, что давеча стерегли комнату с ящиками. – Так ведь и насмерть ушибить можно.

– Хотел бы насмерть, было б насмерть. Да и вообще работа твоя такая. Дайте лучше сигарету, черти.

Мазур хоть и был объявлен покойником, но отправляться на тот свет, не перекурив, не собирался.

Тот, кого он лишил черного комбинезона и кто громогласно объявил Мазура покойничком, протянул ему сигарету, потом выглянул в коридор и громко позвал:

– Серега! Оживай.

Внизу с кряхтеньем и матерком завозились – это «оживал» часовой, у которого Мазур отобрал оружие – резиномет, какая-то, Мазуру незнакомая модификация КС-23, плюющая резиновыми пулями. Не смертельно, но крайне болезненно.

– Фотоэлементы? – спросил у него Мазур, жадно затягиваясь.

– Они самые, – хмыкнул бывший «смертельный враг».

– Выходит, это – заминированная ловушка для тех, кто вздумает покуситься на бандитское добро?

– Ага.

– А где у нас настоящий схрон с оружием?

– Еще выше, на чердаке, – собеседник Мазура ткнул пальцем в потолок.

– Думаете, настоящие бандюки стали бы заниматься такой мурой, как заминированные ловушки?

– А кто их разберет, настоящих, – философски пожал плечами «смертельный враг». – Они, сдается мне, разные. И с разными заскоками. В любом случае вы, миль пардон, не выполнили боевую задачу. А проще говоря, задание провалили, игру проиграли и отправились в Страну Вечной Охоты. А мне говорили – будет ас, которому равных мало…

– Что-то ты разболтался, для жмурика-то, – Мазур затушил окурок о подошву. – Ты часом не забыл, орелик, что тебя-то я давно уже отправил бродить по той же самой Стране? Причем упокоил тебя без каких-либо барахтаний с твоей стороны. И от охотничков ваших, которые по лесу за мной тащились, я ушел легко и просто, как два пальца об асфальт…

– Вон и комендант идет, – в голосе собеседника Мазура чувствовалась обида. – Он все и объяснит, кто живой, а кто покойник, кто справился с заданием, а кто провалил его позорно…

Мазур поник. Комендант. Вот позорище-то…

Комендант Полигона[2] со смешной фамилией Лихобаб свернул пробку с литровой бутыли и разлил водку по алюминиевым кружкам.

– Или ты народные напитки уже не употребляешь? – поинтересовался он у Мазура. – Небось, все больше вискари да текилки хлебаешь, да всякие там кьянти с мартинями? – Лихобаб завинтил пробку, поставил бутылку на стол. – Может, тебе еще фужеры сбегать поискать?

– Да не пошел бы ты, а? И без твоих подколок тошно, – расслабленно после парил очки произнес Мазур, поднимая кружку. – Давай лучше выпьем за Эль-Бахлак и прочие местечки, где одни нас уважали, имея к тому все основания, а другие боялись, как чертей. А то и поболее, чем выходцев из преисподней.

– Давай, – враз посерьезнел Лихобаб. – За империю, которой больше нет. Эх, а какая была империя! Как поется в какой-то песенке: «и всякая пся крев дрожала, завидев наши эскадроны!» А просрали всю до последней нитки…

И он залпом жахнул содержимое кружки, затем с грохотом брякнул опустевшей алюминиевой посудиной о стол и шумно втянул воздух ноздрями. И лишь после того без спешки приступил к закусыванию.

– Ностальгическая вещь, – Мазур постучал ложкой по жестянке с надписью «Гороховая каша с мясом». – Я думал, уже не снабжают вооруженные силы, кормят личный состав исключительно китайской тушенкой – несъедобной, зато дешевой.

– А хрен его знает, чем там сейчас кормят вооруженные силы, – Лихобаб залихватски наворачивал разогретую на плитке прямо в банке кашу с мясом. – Тут прикрыли очередной гарнизонный склад, это который на случай ядерной войны был. Помнишь, раньше такие повсеместно строили? Теперь, наоборот, повсеместно ликвидируются: войны же не будет. Словом, выпил я с кем надо и по-хозяйски прибрал, перевез на Полигон списанное добро. Чай, сухари, консервы всякие. Срок годности, правда, год как вышел, но ничего, мы же не померли, и ты бог даст не помрешь.

Мазур отогнул крышку и поглядел на цифры – действительно кашица просроченная. Вот сволочь Лихобаб, ну неймется ему, никак не может успокоиться.

– Ничего, – сказал Лихобаб, – тебя в буржуйском госпитале в случае чего в два счета вылечат за хрустящие доллары. Это нам поможет только бог и народные средства…

– Доллары уже не в моде, – сказал Мазур и пригладил влажные после парилочки волосы. – В моде рубли.

– Ну, тебе виднее. По мне и то, и то – бумага резанная…

Мазур и Лихобаб изредка встречались, но исключительно здесь, на Полигоне, примерно раз в три месяца, когда на Мазура накатывало и он, плюнув на все, мчался сюда. Де-юре – чтобы пройти маршрут и не потерять форму, а де-факто – чтобы вернуться хоть ненадолго к своей прежней, настоящей жизни. Так что встречались, здоровкались, обнимались, но вот так задушевно не сидели ни разу. Черт его знает почему. То у Лихобаба находились какие-то срочные дела, то Мазур торопился домой, после двухсуточного-то отсутствия… А вот теперь, что называется, отчего-то зацепились языками…

С момента их последней встречи прошло больше двадцати лет. Судьба свела их в Эль-Бахлаке, в крохотной стране, обладавшей единственным, но огромным для понимающего человека достоинством – она запирала Красное море в самом узком его месте, на юге. За такой лакомый кусочек схлестнулись не на жизнь, а на смерть в тайной, невидимой миру войне две сверхдержавы, стремясь установить свой контроль над выходящим к морю клочком пустыни. В те годы это удалось Советскому Союзу. Увы, как позже выяснилось, ненадолго.

Вместе им довелось поработать всего раз, в соседствующем с Эль-Бахлаком Могадишо. Не забыть Мазуру той высадки, внушительно, блин, выглядела, вызывая законную гордость, какой теперешним уж не придется испытать: покачиваются на легкой волне эсминцы, тральщики, атомный крейсер «Аметист»; в небе кружат разведывательные самолеты, над самой водой зависли вертолеты, и к берегу идут десантные корабли… А когда они достигают мелководья, их аппарели (съездные, то бишь, платформы) опускаются, и на берег по наклонной плоскости медленно выползают бронетранспортеры с морской пехотой…

Кто не видел – не поймет, а кто видел – не забудет. Морпехами, с которыми тогда бок о бок трудились Мазур и его орлы, командовал капитан: жилистый, чернявый, то ли казацкого, то ли цыганского вида… За стремительно пролетевшие двадцать лет Лихобаб чернявость частично утратил, сменив ее на седины. Ну так и мы не помолодели…

Лихобаб, цыган чертов, похоже, угадал направление мыслей Мазура.

– Распущены когорты Древнего Рима, – произнес он с непонятной интонацией. – Раскидало легионеров кого куда.

– Раскидало, – согласился Мазур, отставляя в сторону все-таки доеденную, несмотря на истекшие сроки годности, консерву. – Встречаешь в самых неожиданных местах.

– Вот я иногда и думаю, – Лихобаб закурил, – а не лучше бы, если б меня грохнули где-нибудь в африканской или какой иной экзотической заварушке? Сложить удалу головушку в отчаянном рукопашном месиве с национальными гвардейцами какой-нибудь обезьяньей республики или с наемным сбродом иностранного легиона, прихватив с собой в Вальгаллу[3] с дюжину врагов? А? Отличная смерть, мечта викинга. Зато не увидел бы, во что превратили скоты великую державу…

– Давай-ка еще по одной, – нейтральным тоном сказал Мазур.

Все эти пустые разговоры про рухнувшую империю и покалеченную судьбу ему порядком надоели. Что толку сотрясать воздух? Раньше надо было кулаками махать…

– Давай, – с готовностью отозвался Лихобаб и потянулся к бутылке.

Выпили. Закусывать не стали, заменили закусь табачным дымом.

– Скажи, вот разве об этом мы мечтали? – Лихобаб описал рукой в воздухе некий, полный неопределенности полукруг. Но Мазур понял, о чем он. – Такой поворот и в дурных кошмарах не мог привидеться. А ведь ничего, мать вашу, как-то приобвыкли, прижились…

– Ты где пропадал эти годы, не сразу ведь после демократизации сюда определился? – вдруг спросил Мазур. – Да и Полигон этот, поди, не так давно тут обустроили…

– Точно, – кивнул Лихобаб, – недавно. Когда главным злом объявили терроризм и обязали всех и каждого с ним бороться. А где пропадал, говоришь?

Бывший морпех налил в кружки на сей раз по чуть-чуть.

– Девяносто первый, ни к столу будь помянут, застал в Монголии. Ты не лыбься! Еще просвети меня, что там моря нет. Давай, давай. А я тебе отвечу на это истиной более глубокой и правдивой: начальству виднее, что где есть и где надлежит находиться советским морпехам. Начальство постановило, что Китай вот, сволочь, имеет выход к морю-акияну, и на всякий случай морской пехоте не помешает находиться в непосредственной близости… Вот, кстати, давай-ка за спецназ надводный и подводный!

Чокнулись, сдвинув алюминиевые бока кружек.

– Однако вскоре нас вернули на родину, – продолжал разошедшийся Лихобаб. – И тут я малость прихренел. В Монголию только отголоски долетали, а тут пришлось погрузиться по самую макушку в бурлящее дерьмо. Короче, поглядел, поглядел я на творившееся блядство да и подал в отставку. Ушел в свободное плаванье. Покидало, конечно. Карабах, Приднестровье, Сербия, Абхазия… В Абхазии предлагали остаться, строить вооруженные силы неприсоединившейся республики, сулили генеральское звание. Оно, конечно, некоторым образом сомнительное вышло бы генеральство, но все же. Так и вовсе никакого не перепало, и уже не упадет. Жалею, короче, что не остался. Жил бы у моря, как тот старик, рыбку бы рыбачил. Главное, настоящим делом занимался, а не валял дурака… Но я именно как дурак вернулся домой и тут несколько лет перебивался вовсе ни пойми чем. В откровенный криминал, правда, не лез. Не сроков боялся, а противно было. Однако все равно ходил по краешку. Один неверный шажок – и можно сверзиться, ломая шею. Потом, когда про армию с флотом снова вдруг вспомнили, начали чего-то делать, в том числе и этот Полигон замыслили, разыскал меня сослуживец, ну и предложил. И вот я здесь. Словом и короче, вполне обычная биография для бывшего легионера Советского Рима…

Лихобаб запустил руку в большой бумажный мешок, тоже притараненный со склада ядерной войны, выудил из него большой ржаной сухарь.

– Вот я все думаю, Кирилл, а для чего мы резались столько лет подряд? Для чего погибали твои и мои парни? Многим ведь и могил нормальных не досталось, остались лежать в пустынях и лесах на прожор зверью. Выходит, все это было для того, чтобы теперь жрали и пили от пуза совсем другие, не партийные, а демократичные, которые от первых отличаются только новыми фамилиями и еще большим, уж вовсе ненасытным аппетитом…

Лихобаб вдруг замолчал.

– Ну? Чего споткнулся? – Мазур усмехнулся уголком рта. – Вдруг вспомнил, что и я теперь из тех, кто по твоим словам, жрет и пьет от пуза?

– И ты, – Лихобаб сжал ладонь, в который хрустнул, разламываясь, ржаной сухарь. – Это ты только сегодня про меня узнал. Я-то про тебя наслышан. Живешь в домишке собственном, в Серебряном, блин, бору…

Мазур открыто расхохотался.

– Хреновые у тебя осведомители. От Серебряного Бора наша деревенька далековато… Понятно, что молва любой коттеджный поселок автоматом приписывает к Рублевке. Раз свой загородный дом, да еще со встроенным гаражом – значит, буржуи, раз буржуи – значит, проживают на Рублевке. Уж поверь, что особняком мой дом может считаться разве где-нибудь в Псковской или Тульской губерниях, но уж никак не в видавшей виды Москве. Просто добротный домик в три этажа на участке всего в двадцать соток…

– Во как! Для тебя это уже «просто»! А для большинства людей, хочу тебе сказать, в той же Москве – недостижимая мечта.

– Ты не поверишь, но я никогда не мечтал ни о чем подобном, – жестко сказал Мазур. – На привалах, валясь на траву, никогда не чертил в башке пейзажи будущего отставного счастья: дома, машины, три сортира и две ванные комнаты…

– А ванных и вправду две? – спросил Лихобаб, грызя ржаной сухарь.

– Две, – не стал отпираться Мазур. – На первом этаже с джакузи, на втором – с душевой кабиной. Еще имеется сауна и при ней купальня. А также две спальни, наша с супружницей и гостевая, и три машины, из которых две – женины… Ну что, в тебе уже вскипела классовая ненависть или еще что-нибудь припомнить из затянувшей меня трясины буржуазного быта? Может, перечислить тебе поименно всю бытовую технику? Ее, как сам понимаешь, немало. Один телевизер в стену длиной чего стоит…

– Все хотел спросить, – Лихобаб хитро прищурился, отчего его сходство с цыганом только усилилось, – а из джакузи ты вылезаешь довольным жизнью или как?

– Жена до последнего времени вылезала довольная. Теперь и она недовольна. Бассейн, вишь ты, хочет пристроить к дому. Вон, говорит, погляди, у всех соседей уже есть, одни мы как нищеброды.

– Посочувствовать тебе, что ли… – Лихобаб снова запустил руку в мешок, нащупывая новый сухарь.

– Можешь и посочувствовать, – вполне серьезно сказал Мазур. – Думаешь, отчего меня вдруг на старости лет понесло на Полигон? Причем, заметь, по собственной воле, никто не принуждал, никто не гнал палкой. Сам к тебе пришел, сам заплатил за маршрут… Во, гляди.

Откинувшись на стуле, Мазур похлопал себя по животу.

– Жирок. Впервые в жизни отрастил пузо. Узнал, что это такое. И это, заметь, при том, что каждый день на штатовский манер бегаю по утрам и целая комната в доме заставлена тренажерами… Просто организм привык к пределу, фальшивыми нагрузочками его не обманешь… К адреналину привык, сволочь такая. Но даже это, в принципе, терпимо и решаемо. Другое хуже. Пропал, высокопарно говоря, вкус к жизни.

– Я плачу, – Лихобаб разломил очередной сухарь.

– Да иди ты! – махнул на него Мазур. – Ему, понимаешь, душу изливаешь… Давай лучше выпьем.

– У тебя жена – миллионер? – вдруг спросил Лихобаб.

– Почему миллионер? – удивился Мазур.

– Ну, обычно как бывает. Живет какой-нибудь чиновник. Или, допустим, генерал. Зарплатишка, что у того, что у другого, между нами говоря, дрянь. Но живут красиво, дома возводят, машины меняют. Их наконец спрашивают: «А денежки откуда, уважаемые?» От жен, они отвечают, они у нас бизнесменши. Люди глядят – и вправду жены у них бизнесменши, чем-то там владеют. Правда, откуда к женам денежки пришли, никому не ясно… Но тут легко отбрехаться – мол, копила с детского сада и накопила. Вот я и хочу спросить на правах старого знакомца: и к тебе тоже денежки от жены пришли? Или появилось возможность хапнуть и ты случая не упустил?

Сказано было довольно зло. А Мазур отчего-то считал, что Лихобаб подкалывает его в шутку. Оказывается, шуткой это было лишь на первый взгляд.

– Дать бы тебе в морду, старый знакомец, – раздумчиво проговорил Мазур.

– Ну попробуй, – с показной вялостью ответил Лихобаб. – Мы ж еще на Полигоне. Считай, что это у тебя будет испытание бойцовских качеств. Правда, мне отчего-то кажется, что ты и этот тест провалишь. Как провалил маршрут.

– Еще успеем и по мордам постучать, еще не вечер, – Мазур разлил по кружкам остаток водки, поставил пустую бутылку на пол и вытащил из сумки новую – как чувствовал, что понадобится. – А пока я тебе все же отвечу. Пожалуй, ты имеешь право знать. Ты говоришь – «появилась возможность хапнуть»… А ты думаешь, раньше у меня ни разу не было возможности хапнуть? Так что хочу тебя огорчить: возможностей этих было превеликое множество. Еще в те годы, когда нас с тобой посылала и направляла партия. Еще тогда через эти руки прошло злата-серебра на три человеческие жизни, прожитые с размахом. Это уж не говоря про возможность предать всех и вся, за что получить пожизненное содержание в тридцать сребреников в день и коттеджик где-нибудь на калифорнийском побережье в придачу. И позже, уже в эпоху новых ценностей, тоже, знаешь ли, ни единожды случались возможности обогатиться разом. Но мне, хочешь верь – хочешь нет, даже не приходилось перебарывать в себе соблазн. А оттого, что не надо. Как зверю не нужна кожаная куртка от какого-нибудь там Гуччи – или кто там у них куртками заведует – и последняя модель «бентли». Я, считай, тот же зверь, которому всегда хватало собственной шкуры, а нужна была лишь охота, дичь и погоня за спиной. Только тогда жизнь казалось полной… Кстати, этого-то сейчас и не хватает. Как того же зверя – посади в клетку, пусть и в золотую, все равно начнет медленно подыхать с тоски…

– Красиво излагаешь, – помолчав, сказал Лихобаб. – Проникновенно, образно. А как же вдруг так случилось…

– В казино банк я не срывал, – перебил Мазур. – Такие залепухи я приберегу для участкового…

– Ага, а для меня ты, не иначе, приготовил историю про наследство. Какой-нибудь африканский царек, которому ты спас жизнь… Разве нет таких?

– Найдутся и такие, – легко согласился Мазур.

– Который, помирая, оставил тебе наследство. Старшему сыну – неулаженный конфликт на юге, среднему – на севере, а спасителю моему, другу сердечному Мазуру – сундук с алмазами.

– А ведь «тепло», как говорят в детских играх, – невесело усмехнулся Мазур. – В корень зришь, чертяка. Можешь верить, можешь нет, но я обогатился с одного лишь гонорара. За разовую работу по профилю. Ну, почти по профилю – с учетом того, что работать приходилось на суше, а не в родимом подводном царстве… Помнишь, как у классиков: это смотря, какой отец. Так и я могу сказать – смотря на кого работать.

– И на кого же? Или это великий секрет?

– Ежели имен не называть, – а я называть, уж прости, не стану, – то секрет невеликий. Есть такое слово: «олигархи», слыхал, поди?

– Да откуда нам! Мы ж из подвалов не вылазим, – Лихобаб потянулся к бутылке. – А вот раньше у тебя были другие наниматели. Вернее, один-единственный, лица не имеющий. Которому ты присягу, между прочим, давал.

– Это ты не трожь, присягу я не нарушал. Больше четверти века сполнял государеву службу, отправлялся, куда пошлют, блюдя верность присяге. И заслужил, понимаешь! Уж одну «работу» исключительно на себя и для себя я заслужил…

Мазур взял кружку, которую подвинул к нему Лихобаб. Выпил, не дожидаясь тостов и чоканий.

– Когда узнал, что у меня будет ребенок, в башке что-то щелкнуло. Будто кто-то хлопнул по выключателю. Что, подумалось, оставлю ему? Блестящую груду орденов и медалей? Так ведь это только для меня они ценность, потому как за ними моя жизнь, люди, многих из которых уже нет, кровь – своя и чужая. Для посторонних же – это всего лишь железки с ленточками… А ведь я, блин, уже не мальчик! И шансов что-то взять от этой гребаной жизни у меня осталось мало! А я хочу быть уверен: случись что со мной, дите не будет ни в чем нуждаться и станет поминать отца лишь добром!..

– Ну, хорошо, – махнул рукой Лихобаб. – А что, работа на олигарха так хорошо оплачивается? Почем двадцать соток в Подмосковье стоят…

– Не трудись, в нулях запутаешься.

– И этот олигарх нанял тебя грохнуть кого-нибудь?

– Я все-таки и обидеться могу, несмотря на общее героическое прошлое, – очень серьезно произнес Мазур. – Я же сказал, что работа была по профилю. Собственно, заниматься пришлось почти тем же, чем мы с тобой занимались в Эль-Бахлаке… И не только в нем одном. То есть помогать удержаться у власти правящему режиму, потому как в сохранении режима кровно был заинтересован мой наниматель…

– У олигарха в том царстве-государстве, не иначе, имелись свои собственные коммерческие интересы, которым многое бы угрожало, случись там переворот или тем паче революция…

– Совершенно в точку, – сказал Мазур. – Кроме того, у него еще нашлись там интересы, но я узнал об этом, уже находясь в задании. Видишь ли, страна та была африканская, более того – одна из тех, что славна алмазными месторождениями…

– Ах вот оно что!

– Именно так и никак иначе. И кроме всего прочего в тех краях образовались бесхозные алмазы, так уж случилось.

– Ага. Известно, насколько бесхозным бывает такое добро, – понимающе хмыкнул Лихобаб. – Ну-ну. Значит, тебе поступила вводная на завладение бесхозным добром?

– Можно и так выразиться.

– И много было добра?

– Вполне. Какой-нибудь Белоруссии хватило бы на несколько госбюджетов.

Лихобаб присвистнул.

– И ты, выходит, справился с заданием?

– Справился, – сказал Мазур. – Отсюда и дом, и машины, и все остальное. Скромный процент от того добра, которое, наконец, нашло своего хозяина.

– Почему же тебя…

– Не убрали? – понятливо подхватил Мазур. – Потому что сейчас все-таки не безумные девяностые, а прагматические нулевые. В ноль седьмом году уже не разбрасываются профессионалами налево и направо – дескать, только свистни, и к нам новые набегут, не хуже прежних. Теперь профессионалов принято беречь и избавляться от них только в самых крайних случаях. Таковым алмазную историю не посчитали… А чем я могу навредить? Только тем, что проболтаюсь об алмазах. И кто мне поверит? Судя по тому, что с меня не брали подписок о неразглашении, даже честного слова не брали – никто в моем лице угрозу не усматривает.

– Хочешь сказать, что олигарх твой по-своему приличный мужик, с которым приятно иметь дело?

– А я и не имел с ним дело. В глаза его не видел. Общался же исключительно с его доверенными лицами. В основном с одним лицом, особой женского полу по имени Олеся… – Мазур замолчал, вспоминая…

Те, кому по должности положено все знать, уже, оказывается, все знали про эту лирику-романтику. Откуда – Мазур как-то и не интересовался. И по Адмиралтейству покатилась такая мутная волна, поднялся такой шторм, что у многих (а кое у кого даже в Кремле) началась форменная морская болезнь.

Завистники радовались. В коридорах Мазур ловил на себе злорадные и довольные взгляды некоторых сослуживцев по Штабу ВМС.

Мазура таскали по кабинетам и отделам, допрашивали, беседовали, интересовались деталями и подробностями предательства.

Именно так: предательства.

– Как вы могли, товарищ Мазур! Пока еще – товарищ! Вы, адмирал Российского флота, боевой офицер, более тридцати лет беспорочной службы – и докатиться до чего?! Стать наймитом кучки каких-то нуворишей! Ты эти алмазы не у африканской обезьяны упер – ты их у Государства упер! Своего государства! Которое тебя, с-сука, кормило и одевало! Которому ты присягу, между прочим, давал! Офицер, твою маму…

Примерно так изволил изъясняться, брызжа слюной, некий чиновничек в форме кап-раза во время очередной «беседы».

И Мазур, к стыду своему, не выдержал. Сорвался. Дал волю эмоциям.

– Да, блин, я офицер! – в ответ повысил голос Мазур. – И всегда оставался офицером! Потомственным офицером, морским офицером, воспитанным и выпестованным державой! Я – адмирал имперского флота, и не сметь повышать голос на пока еще старшего по званию!

– Имперского? Какого еще имперского?

– А почему это вас так удивляет? До недавнего времени у нас была держава, забыли уже? Которой вы тоже давали присягу! Клялись «защищать до последней капли крови»! И как – защитили, хоть капельку пролили в этом кабинетике? А я защищал! И проливал! И все Мазуры защищали, поддерживали честь флага, сначала Андреевского, затем Советского и снова Андреевского! И, уж если о том зашел разговор, то предки и моей покойной супруги, по фамилии, между прочим, Вяземские, тоже отличились, в том числе и при Гран-Чако, если вам известно, что это такое! Тенденция, знаете ли! Так что присягу я не нарушал, а этими долбанными алмазами, государству не принадлежащими, занимался исключительно во внеслужебное время! И подчиненных к этому делу не привлекал, поверите ли, все сам! И миллионов с этого дела не получил! И свою дачу за этот самый миллион руками матросиков не строил!

При этих словах кап-раз малость сник. И все равно сцена получилась некрасивая…

Ну, как бы там ни было, дело замяли – Мазур подозревал, что не без помощи Лаврика Самарина, – и товарища адмирала приказом по флоту тихонько спровадили в отставку «по выслуге лет»… Хотя если честно, ежели положить руку на сердце, то все могло закончиться значительно хуже. Существовала определенная возможность, как намекнул шапочный знакомец из пресс-службы, что товарищ адмирал запросто мог пойти по статье «измена Родине». Шутка ли – поддержка антипрезидентской кампании, чуть ли не финансирование террористических организаций… Но – не пошел.

Где-то там, наверху, кто-то замолвил за него словечко, кто-то указал на былые заслуги и подвиги, и Мазура тихо-мирно выперли на пенсию. Да еще и пенсион неплохой положили – опять же учитывая и принимая во внимание, так что охранять стоянку Мазуру, слава богу, не грозило.

Тем более, что нежданно-негаданно нарисовался еще один пенсион, по размерам превышающий военно-морской в разы! Господа олигархи, вопреки всему, что пишут о них в газетках, оказались людьми слова и людьми благодарными, и Мазур в одно прекрасное утро – ну, не утро, это так, к слову – стал обладателем нехилого счета в нехилом банке.

Причем счет был… ну, «Челси», конечно, не купить, однако, по Мазуровым меркам, са-авсем не маленький. Первой его реакцией, когда он узнал о существовании сего счета, было даже не возмущение, а… как это правильно выразить… недоумение, что ли. Ну не бывает так! По всем канонам он уже должен лежать хладным трупом. Либо погибнуть в случайной автокатастрофе, либо, что более соответствовало бы профессии, кормить рыбок с тазиком цемента на ногах. Когда на кону такие деньги и такие цели, исполнителей обычно зачищают пачками…

В общем, Мазур пожал плечами, но от нежданного вспомоществования со стороны олигархов отказываться не стал. А что тут такого, скажите на милость? Во-первых, свою работу он выполнил? Выполнил. Так что вправе требовать обещанную награду… А во-вторых, счет в банке появился, когда он уже стал пенсионером, следовательно, никакими правилами, приказами и подписками кроме как о неразглашении некоторых подробностей службы Мазур не отягощен, поэтому, господа бывшие командиры, отдыхайте и завидуйте.

Вон американские копы, уходя в отставку, получают золотые часы. А русские адмиралы, даже пинком под зад отправленные на пенсию, – получают малость больше…

Нет, на родную контору он обижен не был.

Но вот на касту, которая его выперла…

Ладно, проехали.