Читать книгу Роман с физикой, или За всех отвечает любовь - Александр Бялко - Страница 3

Осенний вальс

Оглавление

Незаметно пролетело лето, и наступил сентябрь. Снова начались занятия философией в закрытом институте. Снова в том же зале Изотов читал лекцию, но окна были закрыты, а за ними лил дождь. Слушателей было мало, не все еще отошли от отдыха. И Борков тоже, почему-то не пришел с начала, а подошел только к самому концу лекции. Изотов от древней Греции перешел к христианству.

– И вот мы видим, что формула Платона – истина, добро и красота – превратилась в христианскую троицу. Вообще в христианстве активно использованы достижения античных мыслителей. Сократ, учитель Платона добровольно пошел на казнь, зная свою судьбу и не противясь ей. Это был с точки зрения эллинской философии ключевой момент. Если греческие боги скорее напоминают нам разгульную аристократию тех времен, то судьба была их настоящим богом. Так же поступил и Христос, но легенда его воскресила.

Был ли Христос исторической личностью или это миф – полной определенности нет. Сейчас исследователи христианства, особенно марксистские склоняются к тому, что был. Известный польский историк, Крушевицкий, например, приводит убедительные доказательства существования Христа на основе последних находок рукописей в Синайской пустыне. Можете посмотреть его работы, они переведены на русский язык и изданы у нас.

Но распространение христианства толкала необходимость обоснования эллинского рационального пути. Ведь грубо – что такое христианство? Это человек равен богу. Даже может быть сам богом. Бог один из нас, такой же, как все.

Во что превратили христианство средневековые европейские схоласты, мы рассмотрим в следующий раз. Достаточно вспомнить о столетнем споре, – в каком виде должны умершие предстать после страшного суда. Молодыми, старыми или еще как-то, как скелеты, например. Вот на что расходовались лучшее умы тех лет! Мрачный этап в развитии философии.

На этом сегодня все.

На этот раз Борков не дал задать ни одного вопроса и сразу утащил Изотова из аудитории. Они прошли в ту же комнату, но там кроме убогой советской мебели и телевизора стояли какие-то странные приборы, из которых беспорядочно торчали белые провода. В углу висел портрет бородатого Курчатова. Провода соединяли приборы и уходили в телевизор. Борков так же привычно достал коньяк и рюмки.

Спрашивать – что, да почему? – в секретном институте было глупо. Поэтому Изотов сделал вид, что ничего не заметил и решил философски молчать, как и полагается ему по профессии.

Борков тоже молчал, налил коньяк. Изотов, не выдержав паузу спросил: – Ну, как прошло лето? Борков ответил странно, как будто он все время о чем-то думал:

– Вы хотели спросить о физике, а вот мне скорее нужна помощь со стороны философии.

– Я – пожалуйста.

Борков молча поднял рюмки, чокнулся и выпил. Тоже проделал Изотов. Затем Борков взял трубку местного телефона.

– Юра, зайди в методический.

– Сейчас я покажу вам кое-что. В этом надо разобраться.

В дверь постучали, и просунулась голова Пятакова.

– Можно?

– Заходи, Юра. Включи нам, – Борков кивнул головой в сторону приборов.

Пятаков аккуратно закрыл за собой дверь, подошел к приборам и начал переключать какие-то тумблеры, замигали лампочки. Юра нажал какие-то кнопки, и дождавшись одному ему известного результата включил телевизор. После чего сам отошел от него подальше, чтобы разглядеть картинку. Телевизор был советский Рубин. Нагревался он медленно, а показывал плохо. Нетерпеливый молодой ученый несколько раз подбегал к телевизору, подкручивал яркость и контрастность. Наконец, появилась картинка. На экране была продольная полоска. Полоса была бы черно-белой, но трубка Рубина была такая, что сообщала полосе красивые радужные разводы.

– Вот, Николай Георгиевич, – произнес младший научный сотрудник.

– Вижу, Юра. Это какой?

– Один из лучших, где-то в середине.

– Как вам это нравится? – обратился Борков к Изотову.

Изотов почувствовал себя в сказке про голого короля. Сказать что он видит что-то феноменальное – погрешить против истины. Он ничего не видел. Судя по сильному возбуждению физиков, эта картинка была очень важная. Изотов выбрал философскую середину:

– А что это?

Физики переглянулись. Видимо они так долго обсуждали это, что забыли объяснить неспециалисту, что же это такое.

– Это след от подлодки, – сказал Борков.

– Поздравляю. Удалось засечь?

Борков ответил странно – вопросом на вопрос:

– А как вы думаете, где она, лодка?

Изотов подключил свою природную сообразительность и сразу ответил:

– Слева или справа за экраном.

– Она посередине. Десять раз проверяли.

До Изотова дошло ненормальное поведение физиков. Он и сам постепенно стал осознавать, что же было перед ним на экране. Вместо черточки он увидел связь прошлого и будущего.

– А может быть это эффект Боркова, сказал философ помолчав.

– И это вы говорите самому Боркову? А если серьезно, то мы с ума сошли все это проверять. Ошибки нет. Юра, покажи самое интересное.

Пока младший научный переключал кнопки и тумблера, Борков начал рассказывать.

– Как проходили испытания? Давали капитану лодки маршрут, выходили на научном корабле Академик Келдыш в заданный район и проводили съемку. И вот – сколько их было все такие картинки. Меняли район, меняли лодку, меняли аппаратуру. На ЭВМ просчитывали результаты. Все точно, след от лодки. Координаты сходятся до миллиметра.

Юра пролистал на экране несколько полос в разных направлениях и остановился на картинке, которая представляла собой ветку с двумя отростками в одну сторону.

– Вот это самое поразительное. Когда мы разобрались, просто обалдели, – не выдержал и прокомментировал Юра.

– Да, – спокойно и веско продолжил Борков, – Капитану дано было приказание повернуть здесь.

Борков показал на первый отросток, – Но произошло ЧП в машинном блоке, и он повернул вот здесь. Видите?

Изотову стало ясно, что он видит. Его, как и физиков охватило ощущение древнего человека, державшего в руке горящую палку. Я имею в виду тот момент, когда человек первый раз в истории овладел огнем. Рука потянулась к коньяку.

– Да вы понимаете?

– Пытаемся понять уже два месяца, вот теперь просим помощи у философии.

Борков тоже наполнил рюмку, но увидел растерянно стоящего своего помощника, и для начала отпустил его.

– Юра, ты выключи все и иди, а мы с Александром Федоровичем еще поболтаем с точки зрения философии.

– А можно мне? – спросил любопытный соискатель.

– Я же сказал, Юра, иди. Если будет что-то интересное, ты сразу узнаешь.

Сотрудники у Боркова были не только умны и любознательны, но и дисциплинированны и очень уважали своего учителя. Юра в обратном порядке нажимал кнопки, клавиши и тумблера, выключил он и телевизор.

– До свидания. Следующая лекция по философии как всегда в пятницу?

– Да, Юра, до свидания.

Дверь плотно затворилась. Философ поднял рюмку.

– За вас и за чудеса науки.

– Спасибо, но тут больше вопросов, чем ответов.

Ученые выпили и задумались. Первым начал Борков.

– Если честно, то я в дурацком положении. Я не могу ничего доложить начальству.

– Почему? Вы ведь видите будущее.

– В том то и дело, что нет. Вот это линия, – Борков показал на погасший экран, – могла быть сегодня, завтра. А может быть, это кит проплыл.

– В Черном море нет китов.

– Возможно, были – миллион лет назад. Мы даже не знаем, на сколько времени вперед и назад эта штуковина показывает. И что мы увидим? След от подлодки в первой мировой войне? Такую штуку и применить-то никуда нельзя. Вы лучше скажите, что философия говорит насчет времени?

– Есть теории, что время не существует. Это не только мрачный Юнг говорил, вот ваш коллега Тяпкин в Дубне развивает эту теорию.

Борков потянул себя за левый рукав и показал а часы.

– У нас с вами дискуссия прямо как в древней Греции. – ответил Изотов. Помните Пушкина:

Движенья нет – сказал мудрец брадатый,

Другой смолчал и стал пред ним ходить,

Сильней не мог он возразить.


Я своим студентам этот пример привожу, как попытку в споре заменить аргумент на факт. А у Пушкина стихотворение заканчивается примерно так – Ведь солнце перед нами ходит, однако прав упрямый Галилей. Тяпкин говорит, что и в физике есть уравнения не зависимые от времени это так?

– Есть такие, это вам любой студент скажет. Стационарные решения. Но это скорее упрощения, когда о времени просто забывают.

– Вот и считайте, что просто забыли о времени.

Борков задумался.

– И все для нас потеряло смысл.

– Нет, почему же! Нам открылось будущее.

– Как в него заглянуть? Выставить прибор на Волоколамское шоссе? Так по нему тысячу лет люди ходят, и еще ходить неизвестно сколько будут. Кроме вот таких полосок, – Борков опять показал на погасший телевизор, – ничего не увидим. Мы уже думали с моими ребятами. Хоть на улицу, хоть в космос – ничего. Хоть бы японский телевизор бы выделили, не фильмы смотреть, а работать, у нашего разрешение никуда, а то в министерстве триста инвалютных рублей не допросишься.

Сгоряча Борков начал о своем. Все экспериментаторы всего мира жалуются на плохую аппаратуру и отсутствие денег. А в это время Изотов как завороженный смотрел на телевизор.

– А вот это? – он показал Боркову на телевизор.

– Барахло, – Этому рубину сто лет.

– Я не о том. А телевизор?

– Что телевизор?

– Изображение его.

– Картинку, – понял Борков. Она же формируется электронами, а это часть нейтринного распада. Нейтрино собственно и было открыто в электронном распаде, он у нас для простоты называется бета-распад. Я читал одну статью в Physical letters одного американца, – Борков полез в другой шкаф и достал толстенный физический журнал. Дело в том, что по хорошей традиции, установленной еще Курчатовым, руководители физических институтов получали напрямую свежие выпуски иностранных научных журналов. От волнения Борков снял очки и стал жмуриться. Из-за близорукости он перестал быть похожим на самого себя.

– Вот и философия пригодилась! – торжествующи сказал Изотов.

– Да. За дружбу наук, – профессора подняли не допитые рюмки и опрокинули их разом, как по команде.

– Теперь я буду ждать результатов, как настоящий физик.

– А я думаю, пора действовать прямо сейчас, – Борков поднял трубку телефона и позвал Юру.

– Пойду домой, не буду мешать.

– Спасибо огромное. В следующую пятницу буду снова на лекции.

Профессора встали, пожали руки и Изотов вышел в коридор. В коридоре он столкнулся с Юрой, который спешил воплотить новые идеи шефа.


Осень в Москве переменчива. То стоят золотые деньки, то зарядит на целый день дождь. Каждую пятницу, когда он читал лекции, Изотов спрашивал Боркова, как идет работа. Но то теория не оправдалась, то электроника подвела, то не удалось закончить расчеты на ЭВМ. Каждый раз Изотов выслушивал, – что экспериментальная физика, это не теоретическая физика, а здесь нужны паяльник, оборудование и средства.

А в это время страна ждала принятия новой конституции. Самой стране было все равно, но по радио, телевидению и из газет с утра до вечера и с ночи до рассвета талдычили про новую конституцию. Чем она отличалась от старой, никто не знал, даже и такие специалисты, как заведующий кафедрой марксистско-ленинской философии МГУ

А.Ф. Изотов. Но отражать это событие полагалось во всех лекциях, что Изотов и делал по возможности кратко, чтобы не отравить содержание лекций. Накануне Изотов пришел в известный уже нам институт в скверном настроении. Конституция достала. Популярной шуткой тогда была такая: Приходит сотрудник весь мятый на работу. Его спрашивают почему не погладил костюм. Он говорит – включаю радио, там про конституцию, включаю телевизор там про конституцию, а утюг даже включать не стал. Это я не для смеха рассказал, – шутка так себе, это чтобы ощутить колорит тех дней. Причем вся эта ерунда про конституцию через каждое второе слово имела припев – «и лично генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева». Так вот принятие конституции было намечено на 7 октября. Этот день долго потом был праздником.

В холле хмурый Изотов встретил сияющего Боркова.

– Ну, что сегодня попробуем? – приветствовал Борков профессора философии простым шифром.

– Не откажусь, – без особого горения ответил тот.

Все ждали с нетерпением окончания лекции по философии. Средневековые схоласты делились на реалистов и номиналистов. Это очень скучная тема. Номиналисты верили в реальность вещей и этим они ближе нам. Реалисты же напротив, считали, что всякое понятие существует реально само по себе. Встала проблема – у одного предмета может быть бесконечно много качеств. И все они должны были существовать в мире! Вселенная заполнялась до краев этим бредом. Только великий гений средневековой философии Оккам остановил это безумие – сказал свое бессмертное в этом затхлом схоластическом мире – не создавай сущностей больше необходимого.

Все это привычно рассказывал Изотов, но видел, что нескольких человек в аудитории не хватает. Не было всех помощников Боркова.

Изотов быстро попрощался и пошел в знакомый кабинет Боркова. Тот ждал его один.

– Попробуем? Ребят я отпустил, – они сутками работали.

– Попробуем!

Борков, на всякий случай, глядя в мятую бумажку, стал нажимать на кнопки и включать тумблеры. Экран засветился. Профессора в ожидании впились в пустой экран.

Что-то замелькало в телевизоре, и вдруг появился диктор Балашов, который своим мягким бархатным басом стал читать текст:

Сегодня, 10 октября 1977 года в Москве прошел очередной пленум ЦК КПСС. На повестке дня стояли два вопроса – рассмотрение заявления генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева и выборы нового генерального секретаря ЦК КПСС.

По первому вопросу выступил товарищ Черненко Константин Устинович.

В Политбюро ЦК КПСС поступило заявление от Леонида Ильича Брежнева. В нем он просит освободить его от работы по состоянию здоровья. Рассмотрев заявление, пленум удовлетворил заявления товарища Брежнева и пожелал ему скорейшего выздоровления.

По второму вопросу выступил товарищ Громыко.

В это время экран потух, а на приборе загорелась красная лампочка.

– Не могут нормальный конденсаторов найти! – огорченно сказал Борков. Институт стратегического значения, а конденсаторов нет. Разрядился импульсный генератор. Теперь его неделю заряжать.

Потрясенный Изотов молчал. Потом начал судорожно жать руку Боркова.

– Это вообще, вы понимаете, что это?

– Честно, пока не совсем, но неделю надо на починку, чтобы продолжить.

– Нет, вы не понимаете!

Изотов и сам с трудом осознавал, что он видел. Через два дня после триумфального подписания конституции и объявления 7 октября нерабочем днем – праздником конституции, – Брежнев собрался уйти на покой.

– А Брежнев, то оказался не слабым маразматиком, а личностью. – неожиданно для себя смело высказал свои потаенные мысли Борков.

– Да, мой приятель по Кишиневу не раз мне говорил то же самое, он знает Брежнева близко. При личном общении это совсем другой человек. Все знают его по телевизору, а перед камерой он теряется. Совсем не такой, как в жизни.

– Знакомый режиссер утверждает, что перед телекамерой вылезает все самое плохое, что есть в человеке. Он не раз сам наблюдал это. В телевизоре как на рентгене видно все.

– Может быть. Политика это такое грязное дело.

У философа мысли пришли в порядок, и он начал торопиться домой. Физик тоже хотел побыстрей собрать лучшие умы своей лаборатории и обсудить усовершенствования в приборе. Быстро распрощавшись ученые занялись каждый своим делом. Борков пошел в лабораторию и там ломал голову со своими сотрудниками. А Изотов, трясясь троллейбусе стоя, потому, что сидения были мокрые от осеннего дождя, думал о смысле жизни. Тогда у троллейбусов всегда протекали крыши.


От Сокола до метро Университет надо было проехать почти все тогдашнее московское метро. Придя домой, даже не поздоровавшись с дочкой-умницей, которая сидела и делала уроки, Изотов в мокром пальто пошел в комнату к жене.

– Мне надо связаться с Пал Петровичем.

– Вот так все время. Как что – так нужен папа. Ничего сам решить не можешь! Скажи хотя бы, что случилось.

– Какая разница. Возьми трубку и позвони. Он все равно в Кремле до одиннадцати сидит.

– Он не сидит, а работает. А у тебя, что за пожар?

– Наташа, это не у меня. Это ему надо.

– А сам уже ты такой важный, что даже номер набрать не можешь?

– Ната, ты же знаешь, там все слушают, пожалуйста, на самом деле надо. Дочь звонит отцу на работу это нормально, ни у кого не вызывает ничего, – Изотов говорил сбивчиво и сам себя успокаивал.

– Ну, ладно! – жена взяла трубку, набрала кремлевский номер.

– Пап, Саша тебя увидеть хочет. Как всегда в одиннадцать. Там же. Хорошо, спасибо, все хорошо. До свидания.

Как вы уже поняли, Изотов не просто имел знакомого по Кишиневу, старого друга Брежнева по Молдавии. Это был его тесть. Тесть попав в Москву не сделал бешенной карьеры, потому что к высокопоставленному другу Брежневу не ходил чего-то просить, а видел его только тогда, когда тот сам вызывал его для поручений. А это было редко и когда он выполнял деликатные поручения о нем снова забывали. Поэтому Павел Петрович все же занимал достаточно высокий пост в Кремле. Встречался с родственниками он обычно у проходной Спасской башни. Кроме красивых ворот Спасской башни, которые все видели в кино и на открытках, рядом ближе к мавзолею, есть проходная для сотрудников администрации Кремля. Рядом с ней Пал Петрович обычно и встречался с родней, в основном, когда покупал для них деликатесы в кремлевском буфете. Времена были далеко не сытые. Для этого у Пал Петровича всегда в ящике его письменного стола лежала авоська.

Без несколько минут одиннадцать из Спасской башни вышел караул, печатая шаг по лужам, и направился к мавзолею. Зеваки и туристы сдвинулись в центр площади смотреть смену караула. Шел холодный осенний дождь. Народа было не много – в основном милиционеры и сотрудники органов в штатском. Пал Петрович вышел тоже как по часам с боем курантов.

– Саша, здравствуй! Что приключилось?

– Здравствуйте, Пал Петрович.

Изотов не смог звать тестя отцом. Слишком жив в памяти его собственный отец, умнейший и добрейший человек, герой войны, но надолго не переживший войну и умерший от ран, когда сыну было чуть больше десяти.

Они прошли немного по Красной площади.

– Брежнева снимают через три дня на пленуме.

Кремлевского чиновника бросило в жар. Привыкший к любым неожиданностям, такого удара он еще встречал. Он весь покраснел и вдруг схватил за лацканы пальто зятя:

– Ты откуда знаешь?

Изотова удивила не реакция Тестя. Конечно, он думал, что тот будет вести себя спокойнее. Наверное, в кремлевских коридорах ходили слухи. Изотова испугала мысль – как объяснить, что он это знает. Откуда он может знать? Об этом он и не подумал! В натренированном мозгу пронеслись мысли. Единственным человеком, который мог знать что-то из жизни Брежнева, был его аспирант Красовский. Он как-то болтал что-то, что хорошо знаком с Галиной Брежневой.

– У меня один аспирант – друг Галины. Говорит по собственному желанию на пенсию.

Старый кремлевский кадр снова вцепился в профессора:

– Делай с ним со своим аспирантам что хочешь, хоть пусть завтра докторскую защитит, только пусть скажет – Кто!

Философ, прекрасно понимая, что аспирант ничего не скажет и под пыткой, – потому, что просто не знает, решил перейти в атаку. Он тоже схватил тестя за грудки:

– Что кто?

– Кто следующий!

– Все что знал, я сказал. Выманивать информацию я не буду – я не шпион какой-нибудь, а ученый.

В этот момент оба так же неожиданно успокоились, как и разгорячились. Но уже половина милиции и все сотрудники КГБ в штатском смотрели на двух хорошо одетых мужчин выясняющих отношения в центре Красной площади и ждали – если дойдет до драки, то тут же их разнять и арестовать.

– Ладно, примирительно сказал старший. Пошли по домам. Узнаешь чего – срочно скажи, но не по телефону. Ты пешком?

– Пешком.

– Пойдем, подброшу до дома. Только в машине молчи, как в танке. Шофер у меня стучит.

Они пошли на стоянку, сели в черную Волгу и молча поехали по домам. В голове у философа была пустота, а кремлевский чиновник в первый раз жизни стал ждать понедельника, чтобы пойти на работу и во всем разобраться.

Начальнику главного управления № 7 КГБ СССР

Секретно


6 октября 1977 года в 23:00 по московскому времени, во время смены караула у мавзолея В.И.Ленина недалеко от проходной Спасской башни произошел инцидент. Двое мужчин интеллигентного вида – одному примерно 65 лет, другому около сорока, славянской наружности, устроили перебранку. По донесению бывшего в наряде сурдопереводчика Р.М. Гайнутдинова, который по губам смог понять содержание разговора, речь шла о предстоящей отставке генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева на пленуме ЦК КПСС. Затем означенные люди успокоились и вместе покинули Красную площадь. К задержанию мер не было принято.


Дежурный по объекту Красная площадь, подполковник,

Всеволожский И.К.

Заместителю председателя КГБ СССР

Сов. секретно


Поручение


Согласно докладной записке 7-го главного управления от 6 октября с.г. произошло разглашение материалов предстоящего пленума ЦК КПСС.

Во взаимодействии с силами 7-го главного управления поручаю вам срочно выяснить личности получившие доступ к секретной информации их источники, мотивы и намерения. Оперативную разработку провести в сроки до начала пленума ЦК КПСС

10 октября с.г. Докладывать в любое время непосредственно мне.


7 октября 1977 года Председатель КГБ СССР

Андропов Ю.В.

Председателю КГБ СССР

Совершенно секретно


В соответствии с вашим поручением были установлены личности, получившие доступ к секретной информации – профессор МГУ Изотов А.Ф. и начальник отдела секретариата ЦК КПСС Коштяну П.П. Оба имеют высшие формы допуска и к незаконному распространению информации не имеют отношения. Источником утечки информации выявлен А.И. Красовский, аспирант философского факультета МГУ (научный руководитель вышеупомянутый А.Ф. Изотов) Красовский был приглашен в КГБ СССР и после непродолжительной беседы назвал источник информации – Галина Леонидовна Брежнева, дочь Генерального секретаря ЦК КПСС с которой последний находится в близких приятельских отношениях.

После подписания соглашения о сотрудничестве с органами КГБ Красовский был отпущен. За Красовским А.И. ведется постоянное наблюдение, телефон прослушивается.


8 октября 1977 года Начальник оперативно-следственного отдела КГБ

Генерал-лейтенант Селезнев В.П.

Роман с физикой, или За всех отвечает любовь

Подняться наверх