Читать книгу Время – ноль - Александр Чернобровкин - Страница 6

Молодежь, стоявшая в проходе, расступилась, давая Сергею дорогу, кто-то уважительно прошептал:

– «Афганец», десантник!

Девчушка лет шестнадцати посмотрела на него с затаенным ожиданием. В сказочные принцы он не годился, поэтому не откликнулся на безмолвный призыв, но с удовольствием ощущал ее взгляд спиной, пока шел в дальний конец зала, к столику в углу, за которым поджидал Пашка. Постоянные посетители не занимали этот столик, его как бы закрепили за Сергеем и Пашкой. Едва становишься своим, как тебя обеспечивают какой-нибудь традицией. Или наоборот.

Пашка сидел королем и был изрядно пьян. Увидев друга, радостно заулыбался и задергался, будто хотел встать по стойке «смирно» и доложить, что за время отсутствия Сергея ничего не случилось. Конечно, одному ему было бы туго. Всем уже надоели Пашкины рассказы о маршах по горным дорогам, об обстрелах, минах, о спрятанной в бензобаках водке, и поили его больше из жалости. Теперь Пашка ни у кого не просил и позволял себе поглядывать на тех, кто не воевал в Афганистане, как на людей второго, нет, третьего сорта. И сто интересно – все и вели себя с ним и с Сергеем так, будто на самом деле на два сорта дешевле. Может, они правы? Но ведь и в Афгане всякие попадались. Впрочем, разница была: они не верили в то, что осознаешь там, – что цена человеческой жизни – плюнуть и растереть.

Задергался Пашка потому, что наливал под столом водку в стакан. Обычно, если у Сергея к закрытию оставались деньги, отдавал их Пашке, и тот покупал в магазине на следующий день вино или водку и приносил с собой: так выходило и дешевле, и больше – ни бармен, ни официантки не возражали, а тете Марусе доставались пустые бутылки. Но последнее время Оля давала все меньше денег, едва хватало на вечер, а вчера и сегодня вообще по трояку выделила, так что непонятно было, где Пашка разжился на бутылку.

– Зарплату получил, – сообщил он, заметив удивленный взгляд друга.

Сергей знал, что Паша работает где-то вахтером, но как-то не воспринимал это всерьез, не верил, что там еще и деньги платят. Скорее в баре заплатят: без прогулов посещает.

– Сегодня я буду угощать! Ты меня сколько раз, а теперь я! Проси, что хочешь! – потребовал Пашка.

– Брось, Паш, эти жесты.

– Это не жесты! – возразил друг. – Моя очередь угощать! Чего хочешь?

– Чтоб молча выпил со мной.

– Вот за это и люблю тебя, Серега!

Сергей так и не понял, за что же именно любит его Пашка, но выпил.

– Жизнь, мать ее! – пожаловался вдруг Пашка и покривил шею, словно хотел потереться подбородком о левое плечо. – Получишь копейки, на неделю не хватает. Мать жалко, не ее зарплату тянем. Устроился б, где деньгу зашибают, так не возьмут. Кооператив организовать, что ли? Купить видеомагнитофон и крутить порнушку по рублику с носа. Но где на раскрутку деньги взять?.. Хоть воровать иди!

– Сходи, – шутя посоветовал Сергей.

– И пошел бы! – с отчаянной решимостью сообщил Пашка.

А ведь пошел бы. Предложи он Пашке взять сберкассу или ювелирный магазин, не задумываясь бы согласился. Что-то Пашка боевитый сегодня.

Сергей оглядел бар. Вот оно что! В центре зала сидела, как он называл ее, восточная красавица – длинноволосая голубоглазая брюнетка с точеной фигуркой с стройными ногами – наверное, смесь украинской и кавказской кровей. Она тоже завсегдатай бара. Приходит только со спутником, правда, кавалеры меняются. Смена происходит примерно через неделю, потом красавица исчезает дня на два и появляется с новым. В такой день Паша напивается быстрее и ругается надрывнее.

– Ну, почему мне все время не везет?! – всхлипывает друг. – Мог же отсрочку взять и, глядишь, не попал бы в Афган. Девчонка у меня до службы была, женись я тогда, сейчас бы… – Он стукнул кулаком по столу.

– Не дури! – сделала замечание официантка.

– Шла бы ты!.. – огрызнулся он и выставил бутылку на стол. – Наливай, Серега! Будем пить – быстрее сдохнем!

Сергей налил и грустно сказал:

– Может, и хорошо, что не женился. Легче терять то, чего не имел.

– Ты женатый?

– Был.

– Развелся?

– Сбежала.

– От тебя?!.. Чего ж ей еще надо было?!

– Денег. Много. Очень много.

– Все они такие!..

– Все мы такие, – поправил Сергей. – Тебя любят – тебе платят, ты любишь – ты платишь. Круговорот денег в любви. – Поднес стакан ко рту, пригубил, как бы проверяя, достаточно ли яду. Вроде бы норма. – Поехали.

– Поехали, – тоскливо поддержал Пашка и, посмотрев смягчившимся взглядом на восточную красавицу, выпил залпом.

Наклюкался Пашка быстро и никак не хотел идти домой, а по пути цеплялся к прохожим и, если бы не хромота и шрамы, давно бы получил по мордасам. К счастью, народ у нас добрый: бьют только тех, кому завидуют. Проводив друга, Сергей решил съездить в общежитие. Разбередил Пашка душу, думал, зажило – ан нет. Да и рановато было возвращаться в «курятник», как он называл квартиру проституток. Однажды пришел до полуночи – ничего хорошего из этого не получилось.

Тогда застал в квартире двух мужчин. По виду – интеллигенты, примерные отцы. Для себя обозначил одного толстым очкариком, второго – худым очкариком. Добропорядочные семьянины подозрительно оглядели его и заторопились к выходу.

Сергей перехватил испуганно-недовольные взгляды. Светы и Наташи. Этим-то его нечего бояться.

– Что случилось?

Девочки молчали, глядя ему за спину. Сергей обернулся. Позади стояла Оля и слишком равнодушно смотрела на пустые бутылки на столе.

– Ну? – обратился он к Свете, наблюдая за Олей, чтоб не сигналила.

– Платить не хотят. Пугали…

– Сейчас заплатят, – пообещал Сергей, забирая со стола нож.

Ножичек клёвый – самодельный, с наборной эбонитовой рукояткой и двадцатисантиметровым лезвием с загнутым, острым жалом. Заточить жало получше – и только пори животы.

Догнал очкариков у темно-вишневого «жигуленка», стоявшего на обочине метрах в трехстах от дома. Конспираторы вшивые! Худой торопливо открывал дверцу, а толстяк трусливо забежал за машину. От удара ногой ключи куда-то улетели, худой вскрикнул и, сжав левую руку правой, начал дуть на нее, как маленький. Еще бы маму позвал…

– Что такое, мужики?! Платить кто будет, а?!

Интеллигенты скромно молчали.

– Ну, если вы по-русски не понимаете… – Сергей поиграл ножом, чтобы блеснул в лучах фонаря.

– Мы заплатим, – сказал толстяк. – Они слишком много запросили, больше, чем обычно, а у нас с собой столько нет.

– Ты кому вешаешь, боров?! А ну, сюда!.. Сюда – кому сказал!.. Хуже будет: от меня не убежишь!

Толстый очкарик поднял руки, отчего распахнулись полы незастегнутого пиджака. Сергей переложил нож в левую руку и приставил острием к правому боку «примерного семьянина», после чего тот затаил дыхание, будто готовился прыгнуть из укрытия на часового. Вряд ил он умеет это делать. Наверняка, не знает, что чувствуешь, когда одной рукой передавливаешь чужую глотку, а другой, преодолев сопротивление одежды и кожи, всаживаешь нож в печень, а потом приседаешь, чтобы бесшумно положить расслабившееся, потяжелевшее тело часового на землю.

В портмоне толстяка оказались трояк и рубль. У худого чуть больше – семь с мелочью. Платить и не собирались, сволочи. Двинув их по разу, проколол на прощание колесо. Пусть попыхтят, отработают удовольствие.

Оля пожурила:

– Отпугнул клиентов выгодных, больше не придут.

– Какие они, к черту, выгодные – одиннадцать рублей на двоих!

– Ну, это перед получкой, потом бы отдали… Теперь новых надо искать.

Найти было все труднее. По мнению Оли, сказывалось окончание весны, мол, мартовские коты, к сожалению, слезли с крыш, нагулялись. Так ли это или не так, но Сергей старался приходить как можно позже. Обычно бродил по ночному городу, заряжаясь тоской. Из ресторанов, баров и кафе вываливали шумные компании. Пьяные, веселые голоса выламывались из гула улиц, притягивали. Живут же люди! Ни забот, ни хлопот. Им, наверное, не надо идти завтра на работу, не надо думать о деньгах, жилье, жратве. У них все имеется заранее, с пеленок. Кто не работает, тот ест. Точнее, кто ест, тому некогда работать. Страна перевертышей. Впрочем, и сам едок – воль лобковая…

В общежитии на вахте бдила старушенция с лицом строгим, правильным и таким же без толку поучающим, как инструкции, развешанные на стенах в вестибюле, которые призывали не курить, не сорить, не приводить, не включать и при пожаре выносить первыми их.

– Ты где пропадал?! – накинулась она на Сергея. – Тут все ищут тебя, в милицию заявлять собирались!

– Кто ищет? – спросил чуть дрогнувшим голосом. Глупо надеяться, но все же… – Кто ищет? – уже спокойно повторил он.

– И деканат и студенты… – старушенция перечисляла, кто и сколько раз спрашивал. О жене не упомянула.

Каждый раз, подходя к двери своей комнаты, надеялся, что откроет ее – и увидит сидящую пред телевизором бывшую жену Инну. Официально – не бывшая, нет денег на развод, но никогда уже не будет его женой. Решил твердо, не передумает, однако сердце непослушно дергалось, когда брался за дверную ручку.

В комнате было пусто и пыльно. На полу у входа, подсунутые под дверью, лежали несколько записок. Предупреждения, угрозы, просьбы. Все о нем заботятся. Отчислили бы из института, не мытарили бы, так нет – надо показать себя хорошенькими, мол, шли навстречу, делали невозможное.

По комнате были разбросаны вещи. Такое впечатление, будто кроме него здесь раздевались еще несколько человек. Собрав вещи, кинул в стенной шкаф. Там висел китель с наградами. Хотел надеть в День пограничника, но не получилось. На этот праздник нажрался с Пашкой до поросячьего визга и еле дополз до «курятника». В углу стояли туфли на каблуке-шпильке. Новые еще, а не забрала. Хорошо, видать, живет.