Читать книгу А у нас на Венере. Фантастическая повесть - Александр Червяков - Страница 4

…В ста миллионах километров от Солнца летит по своей орбите Венера. Размерами и массой она очень похожа на Землю, однако на этом сходство с нашей родной планетой заканчивается. С Земли Венера видна, как очень красивая и яркая голубая звезда. Однако это иллюзия. Если сесть в космический корабль, то через долгих пять месяцев можно воочию убедиться, что на этой планете нет ни капельки ни синего, ни голубого. Облака Венеры, освещённые Солнцем – ярко-желтые, непрозрачные, плотные, как огромное ватное одеяло. В пятидесяти километрах над поверхностью, окруженная со всех сторон густым туманом, парит огромная обитаемая станция…

За пятнадцать минут до отлёта успеваю поговорить с отцом по коммуникатору. Папка говорит:

– В общем, Роман, ничего нового я тебе рассказывать не буду. Маму береги, помогай ей, в школе чтобы всё было ровно. Больше я от тебя никаких подвигов не требую, справишься?

Я отвечаю:

– Да, пап. Ты только прилетай скорее. И там… поосторожнее… на этой самой Снегурочке.

Он, слышно, смеётся:

– Вот даже не сомневайся, максимум неделя – и прилечу. Как у нас говорят? Черти бездны не боятся! Так что держись!

Сенька тоже со своим по коммуникатору общается.

– Пап, ты главное за меня не переживай. Я у Ромы буду жить, нам и скучно вместе не будет, и его мама за нами присмотрит. Только всё-таки жалко, что я с тобой не могу полететь. Я бы тебе с исследованиями помог…

Анатолий Сергеевич отвечает:

– Запомни, сын: всему своё время и своё место. Успеешь ещё налетаться и туда, и обратно. А пока слушай – у нас в каюте лежат мои записки по этому проекту и две книжки по планетологии. Ты же уже начинал их читать, в корабле – вот и продолжай. Учёные – они не только в экспедициях исследованиями занимаются. Вдруг у тебя какие интересные появятся идеи, а? Так что каждый на своём месте будет работать: я там, ты здесь. А прилечу назад – обсудим результаты. Идёт?

Сенька говорит:

– Хорошо, папа.

Ну и поселились мы у меня в комнате. Сенька только к себе сходил за вещами – шмотки там, книжки, игрушки. Игрушки у него я посмотрел, прикольные. Конструктор, мини-бильярд, а ещё ихний земной летательный аппарат с дистанционным управлением. Называется «вертолёт». Такой тоненький, хрупкий, изящный. У нас на Венере такой, даже настоящий, в секунды бы разорвало, раздавило и обломки ветром раскидало так, что и не найдёшь ничего после. А книжки Сенькины мне не очень понравились – там всё по-умному и всё про науку. Ну да и ладно. Каждому своё.

В общем, иду я к себе и налаживаю для Сеньки второй этаж на койке. У нас в каютах все койки стандартные, многоярусные, просто если не нужно, то лишние ярусы складываются. Откуда же кто знает наперёд, сколько людей в каюте будет жить? В общем, отцепляю ярус, поднимаю наверх, болты затянул, лесенку сбоку раскрыл. Всё, парадный трап подан, добро пожаловать! Сенька наверх залез, на койке попрыгал, заценил.

– Круто! – говорит.

А для вещей его я один ящик в столе освободил. Что-то из своего, конечно, переложить пришлось, но места вполне хватило. Зато вдвоём нам намного веселее теперь будет.

В понедельник в школу приходим, по столам рассаживаемся. Всё как обычно, как будто ничего и не было. Но потом Полина Алексеевна пятиминутную промывку мозгов нам устроила. Поставила перед группой и давай пилить. Тысячу раз это уже слышали. Что одним на служебную половину категорически нельзя, что на пусковую площадку нельзя, что в челнок забираться это верх глупости, что могли погибнуть, ну и так далее. Под конец, правда, добавила:

– Хотя, ребята, я должна сказать, что Сеня с Ромой полезли в челнок не из баловства или хулиганства. Они просто очень хотели полететь вместе со своими отцами и помочь им там, в экспедиции. Я правильно говорю, мальчики?

Послушно киваем. А что ещё нам остаётся делать?

– Цели у ребят были хорошие, добрые, поэтому на первый раз мы решили их не наказывать. Всё, Романов, Дымков, сели на места, дружно забыли эту глупую историю и начинаем работать!

Насчёт «забыли» это, конечно, Пол-лексеевна погорячилась. На большой перемене Мишенька-ангелочек подходит к Сенькиному столу и начинает таким сладким-сладким голоском:

– Что же ты, Дымков, вроде бы как и отец у тебя учёный с мировым именем, а у самого в голове «горшочек, не вари»? На поверхность он захотел! А кого себе в компанию взял? Ромку-чертёнка! Во даёт!

Кто-то хихикает, слышно. Я сижу, молчу, сдерживаюсь. Но если он дальше так продолжит – я ведь не поленюсь, встану, подойду и по шее дам. Нет, не по шее дам – я тебя в клетку с попугайчиками упакую одним местом кверху! Так что лучше заткнись, Мишенька!

Но тут Сенька Мишеньке спокойно так отвечает:

– Хорошо, Миша. В следующий раз я тебя с собой возьму!

Мишенька только рот раскрыл. А тут ещё и Андрюха подходит и говорит:

– Точно, Сенька! С храбрым Мишенькой вы вместе аккурат до ближнего поста доберётесь, а там он спросит у дяди-охранника, где тут турболифт на пусковую, а потом вдруг вспомнит, что носовой платочек в каюте забыл. Как хоббит из сказки.

Тут уже не хихи, тут уже полгруппы ржёт. Мишенька покраснел, и за свой стол ретировался. А Сенька молодец, и Андрюха тоже. Вступился, как за своего.

В конце занятий Полина Алексеевна нас подзывает и спрашивает, что мы знаем про экспедицию. Когда Сенька сказал, что уже читал про это, и что у него книжки есть, обрадовалась. Велела Сеньке на завтра приготовить доклад для группы про экспедицию Анатолий Сергеевича.

– Это, – говорит, – всем ребятам интересно будет.

Сенька весь вечер отцовские дневники читал и книжки по планетологии. Я бы ни в жизнь за такое дело не взялся, а ему, гляжу, это наоборот нравится. Ну раз нравится, то и мешать не стал.

На другой день выходит Сенька на середину и начинает свой доклад рассказывать. А интересно получилось! Оказывается, многие учёные считают, что когда-то очень давно, миллиард лет назад или даже ещё древнее, наша Венера была совсем не такая, а была совсем как Земля. И температура на поверхности была ну прямо как у нас на станции, и ядовитой серной кислоты в воздухе не было. И, что самое удивительное, на Венере была вода – прямо как на Земле, целые моря и океаны! Причём в этих океанах существовала жизнь. А экспедиция на равнину Снегурочки как раз и отправилась искать следы той самой древней жизни. Полгруппы от удивления рты пораскрывали.

Алёнка Кощеева руку тянет:

– Полина Алексеевна! Значит, на поверхности даже рыбы плавали, как в нашем аквариуме?

Пол-лексеевна отвечает:

– Мы, Алёна, точно этого не знаем. Ведь это очень давно было, миллиарды лет назад. На Земле в то время вообще никаких рыб ещё не было. А что за существа жили тогда здесь, на Венере, мы и вовсе сказать не можем. На что они были похожи – на рыб, на насекомых или на каких-нибудь медуз? Вот поэтому учёные и организуют такие исследовательские экспедиции. Ребята, поаплодируем Сене, доклад был замечательный. Сеня, спасибо, можешь садиться на место.

Тут Мишенька задаёт вопрос:

– А почему же всё так поменялось?

Полина Алексеевна тогда рассказала нам, что это называется парниковый эффект. Парник – это на Земле такая штука, когда надо выращивать растения на холоде. Снаружи холодно, а в парнике тепло, даже жарко.

– Солнца, ребята, у меня здесь нет, – говорит Пол-лексеевна, – но есть мощная лампа. Смотрите, если я просто направлю лампу на стол и измерю температуру, то на поверхности стола будет +50 градусов. Но если я поставлю на стол колпак из толстого стекла, тепловые лучи уже не смогут «убегать» от стола, и он начнёт нагреваться намного сильнее.

И точно, через пять минут градусник под колпаком показывает уже +90 градусов! Сам по себе! Вот это да! Учительница продолжает:

– Таким образом, если атмосфера очень толстая и плотная, она действует, как стекло: лучи Солнца попадают внутри как бы в ловушку и не могут улететь обратно в космос. Температура на планете постепенно становится всё выше и выше, океаны начинают кипеть, образуются густые облака. Выделяется огромное количество углекислого газа, а он очень тяжёлый и плотный, и поверхность ещё больше разогревается. Затем водяные облака вступают в химическую реакцию с парами серы, и образуется ядовитая серная кислота. Вот так наша с вами Венера стала такой, какой мы её знаем сегодня.

Вот это да! Значит, когда-то Венера была, как Земля… Даже не верится.

Вечером был сеанс связи с экспедицией. Отец сказал, что всё в порядке, и что исследования уже почти начались. Осталось только ещё что-то там подготовить. Сенька похвалился докладом, Анатолий Сергеевич сказал, что Сенька – молодец. А потом мы отдали коммуникатор маме, и она разговаривала с отцом до самого конца сеанса.

На другой день в школе на большой перемене ко мне Андрюха подсаживается.

– А твой землянчик-то, – говорит – ну просто суперкрутой.

Я спрашиваю:

– Чего это так?

– А мне Пол-лексеевна задачку задала, я с ней ну никак. Мне же скоро в старшую группу, у меня уже алгебра, а ещё геометрия, там знаешь как сложно? А твой землянчик заметил, что я с этой задачкой совсем бешеный, уже чуть планшет об пол не бросаю, подходит и говорит: «Андрей, давай я помогу». Я удивился, конечно, мелковат вроде землянчик-то, но задачку показал. А он её – хоп, хоп, хоп! – и всё готово. А потом вторую – хоп, хоп, хоп! – и снова. И ответ сходится. А потом давай мне объяснять, причём ничуть не хуже Полинки по алгебре чешет! Во!

И большой палец вверх показывает. Я говорю:

– Ну, Сенька, он даром что ангелочек, а молоток. Без него бы мы фиг в тот раз до пусковой добрались. Надо его к нам забирать, дельный он парень. Нашивку с адским пламенем подарить ему хочу. Одобряешь?

Андрюха думает.

– А ты знаешь, я «за». Он, хоть и ботаник, но всё равно на нас чертей намного больше похож, чем на Мишеньку.

Третьим у нас урок художественной культуры был. Полина Алексеевна проектор включила, показывает нам картинку. Что там нарисовано – ничего вообще непонятно. Люди какие-то с верёвками, корабли старинные…

– Перед вами, ребята, – это учительница рассказывает, – знаменитая картина художника Ильи Репина «Бурлаки на Волге». Волга, если вы помните, это такая большая река из воды на Земле. Шириной она в два километра, а длиной в три с половиной тысячи.

С ума сойти! В жизни не видел столько воды. Ни даже полстолько. Учительница продолжает:

– Сеня, скажи нам, а ты был на Волге?

Сенька встаёт:

– Да, мы с папой жили на Волге на даче. Она очень широкая. Это называется «водохранилище». Там другой берег еле-еле видать. Я купался, а ещё мы на лодке плавали. Ну, это как корабль, только совсем-совсем маленький. Два-три человека только поместятся.

И садится. Полинка говорит:

– Спасибо, Сеня. И вот давным-давно по Волге плавали баржи – такие большие корабли с грузами. Двигателей у этих кораблей совсем не было, а чтобы они двигались, их за специальные верёвки тянули рабочие, которые и назывались «бурлаки». Работа это была очень трудная…

Ну вот уж нет, такого быть не может! Враньё! Тяну руку:

– Полина Алексеевна! Но ведь эти корабли, которые там на картине, да ещё и с грузом – ведь они же тяжелые были, правда?

– Да, Рома. Каждая баржа весила по 300, а бывало что и по 400 тонн.

– Тогда как же эти дядьки могли такую тяжеленную штуку просто на верёвках тянуть? Да 400 тонн даже десять человек в экзоскафах с места не сдвинут! Получается, это всё враки?

Пол-лексеевна оживляется:

– Отличный вопрос, Рома. Да, ребята, сперва кажется удивительным, что несколько людей могут сдвинуть с места такой большой груз. Секрет в том, что этот груз плавает в воде. Если бы он стоял на поверхности, то они не смогли бы сдвинуть его ни за что. В природе существует сила, которая называется «сила трения». Когда груз опускают в воду, сила трения ослабляется во много тысяч раз, и тогда человек вполне сможет двигать такой груз – медленно, конечно, но сможет. В старшей группе про силу трения вам будут рассказывать более подробно.

Хех! И всё равно не верю. Пускай хоть какая там сила, но чтобы человек вот так просто руками, без экзоскафа, тянул 400 тонн? Да это почище будет, чем океаны с водой на Венере! Как вечером сеанс связи будет, надо будет у отца спросить.

…Пары концентрированной серной кислоты в атмосфере Венеры превращают её в самую агрессивную в солнечной системе среду. Железо и сталь, которые на Земле могут ржаветь месяцы и годы, на Венере будут уничтожены коррозией за считанные часы и минуты. Только золото, платина и иридий не боятся серной кислоты. Все летательные аппараты, автоматические дроны и любое другое оборудование для работы на поверхности Венеры – даже обычный гаечный ключ или пассатижи! – нужно покрывать защитным золотым слоем. Плотность воздуха у поверхности такая, что он превращается в сверхкритическую жидкость – это особое состояние вещества, промежуточное между жидкостью и газом. Поэтому венерианский ветер больше напоминает сильную струю воды, а не поток воздуха, и сметает абсолютно всё на своём пути…

Только сеанса связи вечером не было. Я расстроился, и Сенька тоже. А мама даже звонила по коммуникатору кому-то там и спрашивала, что случилось. Но так ничего и не узнала.

– Говорят, какие-то сильные атмосферные помехи. Подождём, ребята, до завтра, глядишь, всё у них там и наладится.

Но на следующий день сеанса связи снова не было. И на следующий.

Как связь пропала, уже четвертые сутки пошли. В школе с утра я сижу с планшетом сам не свой, и Сенька, и ещё несколько мальчишек и девчонок из группы, у которых отцы с экспедицией отправились. Полина Алексеевна периодически подходит к нам и говорит, что расстраиваться нет никаких причин, что всё обязательно наладится и что экспедиция скоро выйдет на связь. А пока, дескать, надо не вешать нос и заниматься уроками. Да-да, вот только об уроках у меня сейчас голова и болит… Оставаться в школе и играть с ребятами нет никакого настроения. Отправляюсь сразу домой, и Сенька со мной.

Дома обедаем, потом занимаемся каждый своими делами. Сенька снова уселся читать дневники отца и эту самую планетологию, а я продолжаю склеивать ту модель, которую мне Анатолий Сергеевич с Сенькой в первый день подарили. Красивая штука этот самый самолёт, но всё равно какая-то несолидная. Хрупкая конструкция, у нас на поверхности таких не бывает. Наши челноки – они прочные, надёжные, крепче скалы. Думаю про то, какие у нас надёжные челноки с кораблями, и тут же вспоминаю про папку и экспедицию. И что-то сразу настроение доклеивать модель у меня улетучивается…

– Сеня! – говорю. – А как ты думаешь, что там такое у них произошло?

Он мне с верхней койки отвечает:

– Да откуда же мне знать? Даже маме твоей никто ничего не рассказывает. И Полине Алексеевне тоже…

Вытягиваюсь на койке, думаю.

– Слушай, а куда хотя бы точно они полетели? Что там у них за эксперименты? У Анатолий Сергеевича в записях ничего про это нет?

Записи Анатолий Сергеевича – отдельная тема. Планшеты планшетами, а он всё равно почему-то вёл записи в старинных бумажных блокнотах карандашом. Я Сеньку ещё спрашивал, почему так, а он сказал, что отцу это просто больше нравилось. Ну, да дело не моё. В общем, Сенька мне сверху говорит:

– Немного есть. Отца интересовали необычные структуры на поверхности, так называемые «купола». Это как такой круглый холмик, только низкий и плоский. В дневнике есть несколько фотографий. В точности не скажу, но похоже, экспедиция полетела к одному из таких одиноких куполов на равнине Снегурочки – в записях он никак особенно не называется, просто «северный купол» и всё.

– А что такого особенного в этих куполах?

– Вот послушай: «В те времена, когда климат Венеры ещё только начал меняться, существовавшая на ней жизнь неизбежно должна была погибнуть. Однако она не могла исчезнуть бесследно. Мёртвая органика…».

– Мёртвая чего?

– Органика. Ну, это всё, что живое или когда-то было живым. Растения там, животные…

– Аааа. Ну а что там дальше?

– «Мёртвая органика, захороненная под слоями горных пород, на Земле образует залежи каменного угля, нефти и природного газа. Однако миллиарды лет назад на Венере, в условиях повышенной вулканической активности и высокой температуры, газ, выделяющийся при разложении органического вещества, мог образовывать в вязкой горячей лаве пузыри, медленно поднимающиеся к поверхности…».

– Всё, хорош, Сень, спасибо. Интересно, конечно, но от этой твоей науки сразу голова начинает пухнуть.

Лежу, молчу, думаю. И всё равно из головы не идёт экспедиция и что же такое там произошло. Надо продолжать разговор. Когда разговариваешь, как-то легче становится.

– Ну ладно, – говорю, – мы знаем, что скорее всего они полетели к этому самому северному куполу на равнине Снегурочки. И что исследования эти как-то связаны с далёким прошлым Венеры. Миллиард лет назад или даже два. А поможет это нам выяснить, что же там случилось, и почему они не выходят на связь?

Сеня отвечает:

– Не поможет. А что я могу сделать? Отец вообще этот дневник писал ещё задолго до того, как мы сюда прилетели. Точка высадки – у северного купола, и всё. Ничего больше мы из дневника не выжмем. Остаётся только сидеть и ждать, когда взрослые нам что-нибудь сообщат. Ну, или хотя бы маме твоей.

Что верно, то верно. Других вариантов у нас просто нет. Слезаю с койки, забираюсь на лесенку. Сенька сидит, поджав ноги, и читает. Ещё несколько книжек лежит сбоку. Показываю на один из дневников Анатолия Сергеевича.

– Можно, – спрашиваю, – полистать?

Сенька только головой кивает – бери, чего уж там. Беру дневник, спрыгиваю вниз, снова валюсь на койку. Почерк у Анатолия Сергеевича чёткий, красивый, правильный, почти что печатными буквами пишет. Не то что я. Какие-то стрелки, схемы, вопросительные знаки. Пара маленьких фотографий вклеена. То и дело попадаются слова «равнина Снегурочки», «равнина Лоухи», «земля Иштар», «северный купол», «следы жизни». Ничего нового, всё это Сенька мне уже прочитал. От нечего делать перелистываю страницы и разглядываю рисунки на полях. Вот тут вот цветочек нарисован, тут птичка, а вот здесь смешная рожица с зубами. Интересно, Анатолий Сергеевич зачем такое у себя в дневнике рисовал? Дохожу до последней страницы. Что-то здесь не так, только сам не пойму, что именно…

Слезаю с койки, снова лезу наверх.

– Послушай, Сень! – говорю. – Посмотри пожалуйста, вот тут. Чего-нибудь необычного не замечаешь?

Он глядит, соображает.

– Да вроде ничего особенного. Страница пустая, всего три строчки. Первая: «Снегурочка». Вторая: «Следы жизни». Третья: «Северный купол». Всё.

– Ну-ка, слезай. – говорю. – Сядем за стол, так удобнее.

Сенька пожимает плечами и тоже спрыгивает вниз. Усаживаемся за стол, снова раскрываю дневник.

– А мне кажется, есть тут что-то странное. Посмотри: в слове «Снегурочка» последняя буква «А» написана как заглавная, а не так, как твой папа обычно пишет. И в слове «жизни» последняя «И» явно выше остальных. А в слове «купол» – последняя буква «Л» снова большая. И соединены слова тонкой линией внизу, как знак подчёркивания в планшете:

Всё-таки из Сеньки когда-нибудь вырастет просто потрясный яйцеголовый. Ничего ему два раза объяснять не надо. Схватился за дневник, чуть ли не сверлит страницу глазами.

– Увеличительное стекло, – спрашивает, – есть?

– Сейчас дам – говорю. Достаю из ящика лупу, протягиваю Сеньке. Он минуты три в лупу страничку рассматривает, потом задумчиво так говорит:

– Уроки в школе по компьютерной безопасности помнишь? Для захода в сеть требуется логин, основной пароль и проверочный пароль. Логин и оба пароля должны состоять из заглавных букв, строчных букв и цифр.

– Так здесь же нет цифр!

– Погоди. Иногда компьютерщики заменяют буквы на похожие цифры. Я знаю, я читал, да и отец рассказывал. Например, цифра «4» похожа на букву «Ч», а цифра «3» – на букву «З». Они даже слова так иногда пишут – например, вместо «SOS» набирают «505».

– Тааак. И что?

– А то, что в слове «снегурочка» буква «ч» отмечена снизу маленькой точкой. В слове «жизни» точно так же отмечена буква «з». А в слове «северный» – буква «в».

– А букву «в» тоже можно заменить цифрой?

– Думаю, да. Скажем, цифрой «8».

– И тогда тут написано…

Сенька смотрит на меня.

– Ромыч, ты просто супер. Я бы ни за что не обратил внимания. Спорим, это папкины логин и два пароля от входа в сеть!

– И что это нам даёт?

– Здравствуйте. У отца же высшая категория доступа! Любые информационные ленты с любых каналов. И если во внутренней сети есть хоть какие-то сведения о том, что произошло с экспедицией, они у нас в кармане, понял?

А вот это уже настоящий класс! Хлопаю Сеньку по плечу:

– Тогда чего ждём? С чьего планшета заходим, с моего или с твоего?

Тут у него вдруг лицо становится серьёзным, сосредоточенным.

– Ром, ты как считаешь, знают на станции, что мой папа улетел в экспедицию?

– Ты что, совсем? Об этом даже попугайчики в живом уголке знают.

– Вот-вот, даже попугайчики. А теперь представь, как в серверной удивятся, когда заметят, что Анатолий Сергеевич Дымков, который, по идее, должен сидеть на северном полюсе, заходит в сеть через точку подключения в жилой каюте на станции?

Упс. А вот о таком я и правда не подумал.

– То есть, ты хочешь сказать, что как только мы зайдём в сеть, нас сразу засекут?

– Ну не совсем «сразу», минут через пять. Может, ещё какое-то время будут тереть глаза и чесать в затылке, но через семь минут точно связь перекроют.

– А они будут знать, из какой мы каюты?

– Смеёшься? Им система тут же об этом сообщит, причём крупным шрифтом и в пол-экрана. И через десять минут к нам сюда уже прибегут.

– А чего они прибегут? Что мы такого сделали?

– Ты дошколёнком-то не прикидывайся… Мы собираемся воспользоваться чужим паролем, зайти в закрытый сегмент компьютерной сети и скачать немножечко секретных данных. Это, кажется, называется «неправомерный доступ к информации». Считаешь, за такое нас погладят по головке?

Не погладят, дураку ясно. Сижу, размышляю.

– Что же это получается? Если мы в сеть не полезем, то никогда ничего не узнаем. Взрослые сами нам вообще ничего никогда в жизни не скажут, даже если с папой случилась беда и надо срочно что-то делать.

– Именно. А если мы в сеть полезем, то ещё не факт, что узнаем что-то полезное. Но вот что с нами за это сделают…

А что они сделают? Ну не выбросят же нас со станции на поверхность! А всё остальное… да плевать хотел я на ихние дурацкие наказания. Не страшно. Неизвестность гораздо страшнее.

– Сень, я не боюсь. Накажут – ну и чёрт с ним. Переживу. Ты как хочешь, а я полезу. А ты тогда… Ну, сходи пока в школьный центр, например. Там посидишь, а я скажу, что это я один всё придумал.

Сенька аж вспыхнул весь. Даже кулаки сжал.

– Ты за кого меня принимаешь? А ещё друг называется… Нет уж, влипнем – значит, влипнем вдвоём. И, между прочим, я лучше тебя в компьютерах разбираюсь!

Что правда, то правда. Компьютерщик я так себе.

– Так с чьего лезем планшета? – спрашиваю.

– Да без разницы – Сенька отвечает. – Хочешь, давай твой.

Протягиваю ему свой планшет. Сенька начинает колдовать. Не отрываясь от экрана, говорит мне:

– А дверь каюты как-нибудь можно закрыть изнутри, чтобы снаружи не открыли?

– Если с охраной придут, у них от всех дверей ключи есть.

– А так, чтобы и с ключом не открыли?

Ну, вообще-то, знаем мы такой трюк. Андрюха ещё в прошлом году научил. Только за такой трюк бывают большие неприятности… Хотя… Мы скоро и без этого по самую макушку в неприятностях будем. Семь бед – один ответ. Лезу в ящик стола, достаю оттуда кусок проволоки, сворачиваю этакую «загогулину», иду к двери, просовываю через считывающее отверстие внутрь замка, нажимаю… Бабах! Яркая вспышка, громкий хлопок, запах горелой изоляции. Сенька спрашивает:

– Это ты чего там?

– Да ничего особенного, механизм замка закоротил. Теперь чтобы дверь вскрыть, нужно техника вызывать. Ты-то там как?

– Всё, уже захожу в сеть. Главное – это найти служебный информационный канал станции…

Усаживаюсь рядом, жду. Минуты две проходит, наверное.

– Ура! – Сенька говорит. – Есть! Сейчас ленту прокручу на нужную дату…

Сидим вдвоём, склонились над планшетом, смотрим, слушаем.

Сразу говорю – ничего хорошего мы не услышали и не увидели.

Хотя нет, сперва всё шло относительно неплохо. Экспедиция спокойно добралась до полюса, челнок посадили у того самого северного купола. Вышли в экзоскафах на поверхность, челнок закрепили на растяжки. Обошли кругом местность метров на 300, даже поднимались на купол и к лавовым полям. На другой день начали расставлять датчики и закладывать заряды для сейсмографической съемки. На третий день был назначен первый эксперимент, заряды подорвали, начали собирать данные. Готовились ко второй закладке.

И вот тут что-то пошло не так. Поверхность отчего-то серьёзно трясти начало. Вообще говоря, Венеру постоянно трясёт, но тут что-то уж очень сильно и часто. Сперва решили подождать, авось обойдётся, но скоро стало ясно, что лагерь нужно эвакуировать, иначе будет беда. Только Сенькин отец всё настаивал, чтобы ни грамма собранной информации не пропало, поэтому, пока сворачивали оборудование и снимали с растяжек челнок, прошли по периметру и все датчики, какие успели, собрали. А толчки становились всё чаще, всё сильнее.

Последний аудиолог с челнока был вот такой:

– Бригадир, две минуты до взлёта…

Слышны глухие, но мощные удары. Как будто снаружи кто-то стреляет из огромной пушки.

– Палыч, летунок ты мой драгоценный, какие две минуты? Педаль в пол до отказа – и делаем тапки!

Это голос отца. Слышны и другие голоса. Бодрые, весёлые, будто люди на вечеринку собираются и ничего страшного вокруг них не происходит.

– Контейнеры с образцами, ящики с оборудованием, всё закрепили?

– Закрепили, Сергеич, ещё и бантиком привязали! По дороге не уроним.

– Ну и как вам, мальчики-девочки, понравилось в гостях у Снегурочки?

– Давно так не веселились!

– Знойная девушка!

– Только я сюда больше ни ногой, даже за тройную премию, слышишь, бригадир?

Очень сильный удар. Снова голос отца.

– Палыч, пристегнулись, и валим, валим! Да что же это…

Слышны грохот, треск, скрежет металла. Затем – шипение. Затем – тишина.

Дроны-разведчики были на месте аварии через час и передали на станцию снимки. На цветных фотографиях и видео хорошо видны лавовое поле, северный купол и место экспедиционного лагеря. Но нет ни челнока, ни одного датчика, ни одного экзоскафа. Ничего. Только издевательски ощерившийся злобной зубастой пастью громадный черный провал на тёмно-красном склоне купола.

Мы всё ещё досматривали последние записи, когда к нам в дверь начали громко стучать. Мы старались не обращать внимания и только жадно вчитывались в логи. Тут стук стих – очевидно, пытались открыть дверь служебным ключом. Потом начали буквально ломиться. Потом всё снова стихло. Наконец, прозвучал зуммер, дверь откатилась в сторону. На пороге стоят здоровенный дядька из службы охраны и два техника. И глаза у всех злые-презлые. Техник охраннику на нас показывает, и говорит:

– Вот. Получите и распишитесь.

Охранник одним махом вырвал мой планшет, потом и Сенькин тоже сунул к себе в сумку, ухватил нас за руки и ведёт куда-то. На ходу техников спрашивает:

– А что дверь?

Те отвечают:

– А что дверь? Обыкновенный «коротыш», нам такие мальчишки раз в месяц устраивают в жилом блоке – то в школьном центре, то в каюте у кого. Сейчас вот плату в замке поменяем, и будет как новый. Только хозяину каюты ключ надо будет перекодировать. А служебный так и так откроет.

Охранник нас по станции ведёт, не церемонится. Шаги у него длинные, мы за ним практически бегом бежим, сопим, но не говорим ничего.

– Молчите? – спрашивает. – Ну молчите, молчите, сейчас посмотрим, как вы Виталий Борисовичу молчать будете…

И точно – затаскивает нас в уже знакомый коридор, ведёт до конца, а там – кабинет Главного. Ничего не изменилось – и кресло на месте, и терминал связи, и Архидемон всё такой же. Грозный.

– Романов! Дымков! Как я понимаю, в прошлый раз с вами обошлись чересчур мягко, так вы решили, что теперь позволено вытворять на станции чёрт знает что?! Думаете, у меня только и есть времени, чтобы разбираться с выходками безмозглых мальчишек? Спалили замок на двери – раз. Взломали компьютерную сеть – два. Хоть представляете, сколько вам за такое безобразие причитается? Когда ваши отцы вернутся из экспедиции, я лично – лично! – проинспектирую, чтобы вашим «мадам сижу» устроили такой горячий приём, чтоб потом неделю чесалось!