Читать книгу Призрак-40-2242. Литературный сборник - Александр Чирко - Страница 5
ЖИЗНЬ ШМОньки
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой Воронов впадает в раздумье о правильности выбора, начинаются суровые будни, Рогова ранит стрела Амура, но Черт толкнул под руку и стрела пролетела мимо. Тяжелый разговор
ОглавлениеВ школе почти ничего не изменилось за время отсутствия. Так же стояли якоря у входа, чуть поодаль стояла на кильблоках высохшая шлюпка, а у входа скучал курсант с повязкой дежурного по училищу. Часто встречались парни с одним шевроном на рукаве – первокурсники, в новеньких, ещё необмятых форменках.
– Ну – ну… – хмыкнул Вася.
Он поднялся на третий этаж, с удовольствием читая таблички: «судоводительское отделение», «судомеханическое…». Он открыл дверь. У препарированного дизеля стояла знакомая фигура и, заглядывая в толстую книгу, что – то шептала.
– Коля! Воронов! – вскрикнул Вася. – Не отчислили?
– Привет, Вася, – сказал Николай так, словно вчера расстались. – Изучаю вот…
– Ещё изучишь, – сказал Вася. – Рассказывай.
– Да что рассказывать, – смутился Коля. – Уже настроился уголь в топки «Бухары» бросать… Думал год – два отхожу и прощай флот. А в кадрах пароходства приказали в училище вернуться. Вот вернулся. Говорят – Моисей подсуетился…
– Ну и правильно! – с жаром сказал Вася. – А наших много вернулось?
– Почти все. Городские завтра появятся. Вечером увидишь. Кто в город подался, кто в кино… Пока гуляй. Служба завтра начнется. На нас даже не готовят ничего. Камбуз закрыт.
– Пойдем, сходим куда – нибудь, я кучу денег получил. Мамане было оставил, а она мне половину тайком в чемодан сунула.
– Где же ты подзаработал?
– Помог деревенским коллегам дизель установить и запустить, вот начальство и отвалило… Пошли…
– Нет, Вася, спасибо, конечно, но я ещё позанимаюсь.
– Да брось ты этот дизель. Ещё каждую деталь во сне называть будешь.
– Я вот что думаю, – Воронов закрыл книгу, – а не свалял ли я большую глупость?..
– Не понял.
– Да что тут понимать… Я же как думал – год проучусь в ШМОньке, получу специальность и буду работать. А сейчас столько лет париться…
– Ты женат, Коля?
– Не сподобился. Бог миловал от такого счастья, – мрачно сказал Воронов.
– Нет, я понимаю. Жена, дети по лавкам скачут… Тог – да – да. А если ты свободен, то получи нормальную специальность, а потом уже думай о личной жизни. Да и образование… Тебе же не в мешке свои знания носить, не надорвешься. А там, кто знает, может за эти годы Моисей сделает из тебя великого музыканта, и тогда мы будем гордиться тем, что учились с тобой в одной роте.
– Скажешь тоже, – усмехнулся Коля. – Я, почему пошел на трубе дудеть в Дом культуры?..
– Наверное, музыка потянула.
Воронов усмехнулся.
– Все – таки, какой ты еще мальчик, Вася… Кто в оркестре играл, тому отпуск летом давали. Какая музыка, скажешь тоже… Это когда стало получаться, тогда да – стало интересно. Так опять же, мы с концертами всего несколько раз выступали, а все больше жмуриков провожали. Какая же это музыка… Ду… ду… ду – ду… Тарелками – бац! Тьфу! А Моисей, конечно, человек, слов нет – голова. Если бы не он, я бы завязал навсегда с этой трубой. Скажу по секрету – только не болтай – мы тихонько музыку из кинофильма «Серенада солнечной долины» разучивали. Классная музыка. Ты кино видел?
– Нет.
– Жаль. Ты не обижайся. Еще наговоримся… Я бы позанимался…
– Раз так, конечно, – сказал Вася огорченно. – Пока.
– Ага, – сказал Воронов.
– Здравствуйте, товарищи курсанты! – сказал Юрий Федорович.
– Здравия желаем, товарищ начальник училища! – громыхнуло на плацу.
Юрий Федорович с удовольствием оглядел училище, что выстроилось поротно четкими квадратами. И тут он разразился речью. Синонимы, метафоры, глаголы и деепричастия так и перли из начальника училища. Увлекшись, он вставил в свою речь пару слов без падежей, что вызвало в строю сдавленный смешок.
Смысл его выступления сводился к тому, что теперь он будет драть всех подряд (Моисей толкнул секретаря – Лену локтем и прошептал: «Приготовьтесь, родная». «Я всегда готова», – так же тихо ответила Лена и хихикнула) за нарушение дисциплины, что они попали в серьезное учебное заведение, и, что, если кто вздумал богодулить и получить диплом за красивые глаза, то – банан! Не поможет ни оркестр – взгляд в сторону Моисея, – ни спорт, ни какая другая херня. Единственным критерием, по которым будет оцениваться курсант, это, во – первых, учеба, а, во – вторых, дисциплина.
– Надеюсь, что всем понятно!
Строй озадачено промолчал.
– Вот и ладно, – мирно закончил речь начальник. – Вольно! Разойдись на занятия!
В Приморье осень приходит по – разному. Например, если в поселках и городах побережья ещё тепло, то в Чугуевке или какой‑нибудь Самарке, хоть кожушок одевай. На земле заморозки, в воздухе не бодрящая прохлада, а прямо – таки морозец. Оно хотя и не шибко, но после тридцатиградусной жары нулевая температура всё равно, что из жаркой бани – в снег. Вроде бы и полезно, но лучше не надо.
Август – Сентябрь во Владивостоке – золотое время. Кажется, что до осени, как до Луны, но в октябре начинается листопад, деревья становятся прозрачнее и наползает плотный туман. В парках и скверах шуршит под ногами листва, а воздух напоен легкой грустью по ушедшему лету, может разбитой любви или безответной… И всё как бы замирает в ожидании зимы, пронизывающего колючего ветра, а то и снега по колено. Редко, но бывает.
И ожидание… Чего? А кто его знает… Перемен в жизни – хотя какие перемены у курсанта – выигрыша в лотерею… Словом, чего – то необычного, что ещё не произошло, но обязательно должно произойти, потому что, как же… Обязательно! И тогда… А что? А кто его знает?.. Но будет замечательно, неожиданно, хорошо. Нет, правда? А как же!..
К судовым механикам пришел новый замполит. Был он молод. Высокого роста и лицом похож на артиста Тимошенко, сейчас почти забытого, а в то время на пике популярности, выступавшего под именем Тарапунька. На форменной тужурке недавно полученный университетский значок. Видать, холостяк, потому что новенькая форма имела какой – то неряшливый вид. Казалось, что как получил её парень со склада, так и неудосужился пройти утюгом по брюкам и пиджаку.
– Взвод, встать! – сказал Петя Мартынов из бывших мотористов, и не успел он доложить по всей форме, как замполит смущенно махнул рукой.
– Садитесь, товарищи. Я, знаете ли… Словом, вы у меня первые… И, полагаю, наши симпатии будут обоюдными. Так, тема нашей беседы, товарищи курсанты, основы философии вообще и марксистко – ленинской в частности. Но сначала давайте познакомимся. Меня зовут Аркадий Ильич Иванов.
– А какой Иванов? – спросил Мартынов.
– Не понял… – брови замполита метнулись вверх.
– Последний Иванов, что служил на Тихом океане, имел номер тринадцатый. Вот я и спрашиваю: а вы, какой?
– Вы имеете в виду… Как ваша фамилия, курсант?
– Мартынов.
– А-а, это вы стреляли в поэта Лермонтова?
– Очень дальний родственник.
– Так вот, курсант Мартынов… Очень рекомендую не афишировать свои знания истории белого офицерства. Вредно для здоровья. А приписывать себе родство – пусть дальнее – с белогвардейским офицером, это даже не шик, не геройство, не исключительность личности, это глупость с непредсказуемыми последствиями. Вы поняли меня, курсант Мартынов?
Судя по лицу, Петя понял всё и мгновенно.
– Кто ваши родители, Мартынов?
– Мать – фельдшер в больнице, а отец на заводе работает, слесарь.
– Вот этой версии и держитесь, я понятно излагаю?
– Так точно.
– Садитесь. И прежде чем что – то сказать – подумайте. Ваше счастье, что я сам – недавний студент…
– Эх ты… Контра недобитая… – шепнул Сорокин. – Нашел о чем языком молоть…
– Пошутить хотел, – шепнул Петя.
– Пошутил?.. – сказал Валерка. – Хорошо, если никуда не капнет…
– Наговорились? – терпеливо спросил Аркадий Ильич. – Я‑то не капну, как вы говорите, курсант. Смотрите, как бы свои не заложили… Итак, продолжим. Изучать предмет мы начнем с «Философских тетрадей» В. И. Ленина. Запишите список литературы. И хочу предупредить, товарищи курсанты, ни один зачет, ни один экзамен по общественным дисциплинам я не буду принимать без конспектов.
Список оказался внушительным.
– И это все прочитать? – изумился Воронов.
– И законспектировать. Но это не значит – переписать ту или иную работу. А кратко изложить её основную мысль
– Ни фига себе… – вздохнул Воронов.
Сорокин изо всех сил тянул руку. Закончив с Мартыновым, и очень довольный собой – поставил – таки курсанта на место – он оглядел аудиторию, заметив руку Сорокина.
– Что у вас, курсант? – спросил он недовольно.
– Курсант Сорокин, – поднялся Валера.
– Слушаю вас.
– Аркадий Ильич, а вы в бога верите? Бог есть или нет…
– Вообще – то я – агностик.
– Объяснил, – шепнул Коля Рогову.
– Нам марксистам – ленинцам не пристало верить в бредни, что распространяют служители церкви. Религия – опиум для народа и она является идеологическим инструментом, с помощью которого царизм управлял народом. Слава Богу, мы с вами живем в социалистическом государстве, где поповщина, церковь никакого отношения к государству не имеют, отделены от него, а мы с вами, вместо Закона божьего изучаем основы марксистко – ленинской философии, которая напрочь отметает попов и иже с ними. Курсант, я не понимаю, чему вы улыбаетесь… Ваша фамилия?
– Воронов, – поднялся Коля.
– Что я сказал смешного?
– Да ничего, – мрачно сказал Воронов. – Настроение хорошее, а вы – извините – на Тарапуньку похожи.
– А-а… – улыбнулся замполит. – Мне все это говорят. Садитесь, Воронов.
На следующей «паре» пришел Менинзон, мрачный, как курсантская жизнь.
– Допрыгались? – спросил он с порога. – Садитесь. Ученье – свет, – злобно сказал он, – а неученых – тьма. И что мне с вами делать?
Ответом было ожидающее молчание.
– Вот и я не знаю…
– Чего это он разошелся? – тихо спросил Рогов Колю.
– Ты у меня спрашиваешь?.. Не знаю…
– Третий стол – разговорчики! Ладно, черт с вами! Доставайте самую толстую тетрадь и пишите название курса: «Детали машин». Перевернули страничку. Написали – «Введение», а ниже пишем: «Машины в зависимости от сложности и габаритов разделяются на некоторое число сборочных единиц – в скобках узлов и деталей. – Написали? – Деталь – изделие, изготовленное из однородного по наименованию и марке материала…». И пошло, и поехало… Два часа курсанты пыхтели, не разгибаясь, записывая за преподавателем.
– Ой, зачем я на свет народился, ох, зачем меня мать родила?.. – сказал Воронов после занятий. – Это же…
– Так это только начало, то ли еще будет, – Вася тряхнул рукой.
– Вот тут и подумаешь… – тоскливо заметил Воронов, – а не свалял ли я дурака …
– Вопрос не в тему, – сказал Вася.
Воронов промолчал.
Когда утихли первые радости по поводу перехода школы рядового состава в среднее мореходное училище, то многие курсанты задумались. Ну – да, оно, конечно, здорово, но планы намечались совсем другие, а тут снова за парту, и ещё неизвестно закончишь ты это училище или нет… Начальник на построении не на шутку разошелся. И он по – своему прав. Но сомнения терзали второй курс. Дома ожидали, что сын через год самостоятельным человеком станет, а выходит ему трубить и трубить, как медному котелку. Наверное, приятно прийти на судно не матросом, не в машинное отделение рядовым, а штурманом или механиком. Легко сказать – сделать попробуй… Поддался общему унынию, царившему на курсе, и Коля Воронов. Да и в окружении молодежи он чувствовал себя неуютно. Двадцать четыре года, вроде как, и не возраст, чтобы думать о старости, пенсии, склерозе и обо всем, что сопровождает пожилых людей. Так это с одной стороны. А с другой – было бы куда комфортнее на душе, если бы не ушел Князь, например. Где он теперь?.. Гуляет, видать, по заграницам, пьет джюс, орандж, купается в бассейне, а вечерами ходит по заграничным бабам.
В это время, когда Воронов терзал себя, слегка завидуя другу, Князев стоял у борта своего судна и мрачно смотрел на порт Находка. Он тоже завидовал Воронку – новость о том, что его оставили в училище, каким – то путем достигла ушей Князя.
«И что я хотя бы на балалайке не играю, – тоскливо думал он, – везет же Ворону… Говорила мама – учись, так нет… А теперь – не слушал мамку, слушай склянку… Тут и к бабке не ходи, Моисей расшибется, но оставит его в училище. Играет Коля на трубе, что Луи Армстронг, заслушаешься. Эх – х…».
Князев сплюнул в темные воды бухты и отвернулся от панорамы порта. Да, он моряк, ходит в «загранку», виза открыта, зарплата не хилая, можно приодеться и сменить форму на гражданское платье, можно и в ресторан посидеть, но всё это мелочи. Придет Коля на коробку – четыре года пролетят, не заметишь – механик, отдельная каюта, зарплата побольше, опять же, комсостав… От вахт, конечно, не отвертеться, так зато пришел в каюту и кум королю, сват министру. Хоть на голове стой. И тут мысль, сверкнувшая в мозгу, заставила его вздрогнуть.
– О, а что это я?.. – вслух сказал Князь. – У меня же десять классов… Ну – у, Коля, мы ещё посмотрим… Я же заочно могу ДВВИМУ окончить! Плавсостав, куда они денутся…
– Князь, ты с кем это разговариваешь? – спросил вахтенный матрос, что скучал у трапа.
– Сам с собой, – ответил Князев.
– Бывает, – согласился матрос. – Я, например, тихонько пою на вахте, когда нет никого. Говорят, что у меня голос, как у Лемешева. Ты бы в город сходил, так и шиза посетить может.
– Я в каюту, – сказал Князев, – придавлю ухо минут на шестьсот.
– Тоже дело. А я бы сходил, – мечтательно произнес матрос. – Возле якорей всегда телку снять можно. Да не вырваться, завтра уходим.
– Далеко – не знаешь?
– Штурмана говорили, что в Сидней, это в Австралии.
– Я в курсе, что Сидней в Австралии.
– Молоток, – матрос отошел к трапу, а Князев спустился в каюту.
Сидней, Гонконг, Порт – Саид, Бомбей – какая разница, в конце концов…
В классе самоподготовки находился один человек. Первокурсник из судомеханического. Сорокин, не обращая внимания на то, чем занимается курсант, уселся за стол, открыл тетрадь и погрузился в тайну логарифмической линейки. Кажется, все просто. Но два умножить на два выдавало верный результат – четыре, а вот 12,5 умножить на 3,4 – не получалось. То есть результат был, но, как говорится, ни в какие ворота, а уж тем более с ответом не сходился. Валера открыл руководство по линейке, внимательно прочел главу о действиях с десятичной дробью, попробовал опять, и снова вышло черте что.
– Нет, я её никогда не одолею, – огорченно сказал он вслух.
– Что – то не так? – спросил курсант.
– Ты что‑нибудь петришь в этом деле? – безнадежно спросил Валера и показал на линейку.
– А-а, это… Ну, не на уровне доктора математических наук, но получалось. Покажи, как ты делал?
– Смотри, – Валера задвигал движком, засопел и установил бегунок на конечный результат.
– Все понятно, – сказал курсант. – Ты не учитываешь разряды делений, а отсюда и ошибка. Толя, – протянул он руку.
– Валера.
– А теперь – смотри.
Работая с линейкой, Толя объяснял, что такое разряды делений, как считывается результат.
– При навыке в работе, можно получать значения до четвертой цифры. И не спеши. Сначала дробное число умножай на целое, потом простенькое, например: два и четыре на один и два. Потихоньку научишься. Все надо делать морамора, как говорят на Мадагаскаре.
– А что это означает? – спросил Валера.
– Тихо – тихо или потихоньку, – улыбнулся Толя. – Потихоньку от простого к сложному.
– М-да, – сказал Валера. – А ты где научился?
– У меня отец кандидат физико – математических наук.
– О, как, – сказал Валера. – Тебя – то чего в мореходку занесло?
– Удрал, – сказал Толя. – Отец хотел, чтобы я стал художником, а это свободная профессия, богема, там такая коньюктура…
– Так ты рисуешь?
– Художники пишут – маслом или акварелью. Сейчас – да. Замполит попросил изобразить, на свой вкус, что – то похожее на Айвазовского…
– А можно посмотреть?
– Это только эскиз, набросок. Я вообще‑то не люблю показывать наброски. Да ладно…
Сорокин подошел к «эскизу» и ахнул:
– Это ты нарисовал?
– Нравится?
– Я, конечно, мало в этом понимаю, но твой набросок… Елки – зеленые!.. Нет, Толя, твой отец прав – тебе не место в мореходке. Тебе надо в академию художеств.
– И ты туда же…
– Толя, я не из «шестерок». Да и чего мне перед салагой лысиной по паркету стучать… Но тебе скажу прямо, ты – гений!
– Да знаю я, – не смутился Толя. – Может, и приду я в академию, но хочется не с пустыми руками, а чтобы с десяток таких работ было, что – ух!
– Слушай, фамилию свою скажи.
– Зачем? Нет, ну, пожалуйста, Педан.
– Запомню.
Толя усмехнулся.
– Ты извини, Валера, мне ещё над композицией поработать надо. Фигура вот этого моряка – он показал карандашом – не очень нравится. Надо бы добавить экспрессии. Не находишь?
– Я в этом не понимаю, – смутился Валера. – Про компрессию знаю, а экспрессию – нет.
– Расскажу при случае, – сказал Толя и склонился над рисунком.
– Ну, не буду мешать, – сказал Валера.
– Ага, – кивнул Толя.
* * *
Много – много позже, когда Валерий Павлович Сорокин – уже поседевший – смотрел мульт – фильм: «Жил – был пёс», в титрах мультика, среди фамилий художников – мультипликаторов он встретил знакомую: А. Педан.
«Неужели тот самый!..» – ахнул он в душе, а вслух сказал, улыбнувшись:
– Мора – мора…
– Это что? – спросила жена.
– Да так… Очень далекая юность. У нас в мореходке учился один парень А. Педан – ушел со второго курса. Талантище! Рисовал, как Рафаэль. Он если что – то делал, то говорил: «мора – мора» потихоньку, значит.
– Это ты к чему вспомнил?
– Да вот… припомнилось, – сказал он, не вдаваясь в подробности.
* * *
Воронов работал до изнеможения. Мысль о том, что он может оказаться в «середнячках», и его будут держать в училище, только потому, что здорово играет на трубе, его угнетала. Он со всей пролетарской силой вгрызался в гранит науки. А тут ещё Менинзон вздумал дать ему сольную партию на трубе и мордовал на репетициях. Всё это вместе изматывало Колю до последнего.
Моисей Самуилович считал себя последователем Глена Миллера и разучивал с оркестром музыкальную тему «Поезд на Читачунгу». Где соло на трубе отводилось Коле Воронову.
– Так – так – так, – усмехнулся Аркадий Ильич, – разучиваем зарубежную эстраду?.. Советским курсантам насаждаем буржуазную идеологию… Интересные дела в вашем оркестре, Моисей Самуилович, вы не находите?
– Но позвольте! – возмутился Менинзон. – Эти мелодии слышит вся страна! «Серенада Солнечной долины» идет в широком прокате.
– И что?
– Да ничего, собственно, раз фильм шагает по стране, следовательно, его одобрили на самом верху!
– А вы зря нервничаете. Если этот фильм посмотрит тракторист или доярка – это один момент. Но мы с вами готовим командные кадры для флота. Улавливаете разницу? Вы заранее подготавливаете курсантов к буржуазной культуре и негативному восприятию советских идеалов и музыки в частности. И я, как заместитель начальника училища по политической части, очень рекомендую сменить репертуар оркестра.
– Тьфу! – сказал Менинзон. – Это же черт знает что! Так я не знаю, куда мы можем докатиться…
– Вот именно, – сказал замполит. – Здесь я с вами совершенно согласен.
– Может вы перегибаете, Аркадий Ильич, – сказала историк Людмила Васильевна, которую все в училище звали Людочка. – Я смотрела этот фильм. Очень веселая музыка. Не понимаю, что вы в ней нашли… разлагающего?
Разговор шел в преподавательской.
– Очень жаль, Людмила Васильевна. – Уж вам‑то, как историку… Очень жаль…
– О чем разговор, коллеги? – спросил Юрий Федорович, входя.
– Замполит утверждает, что я занимаюсь целенаправленным разложением курсантов, – взволновано сказал Менинзон. – А оркестр следует разогнать, только потому что мы решили исполнить всего лишь одну композицию Глена Миллера! По той лишь причине, что эта музыка написана в США.
– Что за вздор! – поморщился начальник училища. – Это так, Аркадий Ильич?
– Не совсем. Я предложил Моисею Самуиловичу сменить репертуар. И всё.
– Давайте так, – сказал Юрий Федорович, – я – начальник училища. И я буду решать разогнать оркестр или сменить репертуар. А вот если курсанты в своих кубриках разведут бордель и начнут приводить шлюх – извините, Людмила Васильевна – вот тут вам карты в руки. Вы – философ по образованию… Вы знаете, сколько октав в рояле?
– Нет, – растерялся замполит.
– И я не знаю. А вот товарищ Менинзон знает. Давайте не мешать специалисту не только в профессиональном росте курсантов, но и в духовном. Я понятно изложил?
– Более чем…
– Вот и не мешайте Моисею Самуиловичу.
– Есть!
– И не вздумайте… Вы меня поняли? Вы на флоте – не на флоте даже, а в системе флота – первый год. А я только на коробках двадцать лет отходил. Это тоже можно не комментировать?
– Я понял.
– Хорошо. И поймите ещё одно, ХХ съезд КПСС расставил все точки над «и». И поднимать тему врагов народа – вы же сюда клоните? – не актуально. Особенно после съезда. Вас не поймут.
– Да у меня и в мыслях не было! – воскликнул Аркадий
Ильич.
– А к чему тогда эти намеки? Не думай, Аркаша, что ты безнаказно съешь Мосю, извини, Моисей, это я любя… Не выгоню, нет. Наоборот, дам очень лестную и блестящую характеристику, и рекомендацию, чтобы тебя определили в плавсостав. И, поверь, позабочусь, чтобы ты попал не на роскошный лайнер, а куда‑нибудь на ледокол или танкер.
– Да помилуйте, Юрий Федорович, какие враги народа…
– Ну и договорились, – вздохнул Юрий Федорович, – выяснили отношения… Читайте свою философию и не лезьте туда, где один Моисей Самуилович понимает, что и к чему.
– Есть.
– Ну и отлично…
Вася Рогов вторую неделю ходил задумчивый, как Диоген в поисках человека. На все вопросы переспрашивал:
– А? – и рассеяно добавлял. – Ну…
– Вася, ты чего «нукаешь»? – спросил Коля. – А нам новые трубы завезли – класс!
– Ну, – сказал Вася, думая о своем.
– Я говорю – трубы у нас новые, совсем иначе звучат.
– Я понял, – сказал Вася, – новые трубы звучат лучше…
Воронов встревожено посмотрел на друга.
– Вася, ты не заболел? Может, трепачка подхватил по тихой грусти, так сходи в медсанчасть. Это дело мигом лечится…
Рогов вздохнул.
– Если бы… Я не знаю… Познакомился с одной барышней…
– Так вдуй ей по самое некуда и вся грусть пройдет!
– Коля, ты по простоте душевной наговоришь…
– Да брось ты маяться! В этом смысле все просто, как веник: у тебя есть чем, а у неё есть куда – вся алгебра жизни. И не надо здесь голову ломать. Я думал что – то серьезное…
– Как у тебя все просто…
– Это жизнь, Вася.
– А любовь?
Коля усмехнулся.
– Как же без любви… Без любви – это изнасилование, а за эти дела большой срок дают, а то и под «вышку» могут подвести. Любовь – это обязательно, – рассмеялся Коля. – А потом, дружище, не я это сказал, любовь – это костер, а, чтобы он горел, нужно подбрасывать в него палки и чем больше, тем лучше. Костер горит ярче.
– Ну, не знаю…
– А тут и знать нечего. Ты меньше книжек читай про любовь. В книжках, то князья, то графья – богодулы, одним словом. А ты – будущий механик, пахарь морей. Выкинь блажь из головы и будь моряком, а не размазнёй гражданской. Не страдай, побежал я на репетицию. Такую музыку играем, ух!.. «На скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест, в городском саду играет духовой оркестр…» Классно! Побежал я…
Вася посмотрел ему вслед и дернул козырек мичманки. Как всё просто у Воронка: пришел, увидел, победил… Так, чтобы костер загорелся, надо его сначала развести, если следовать терминологии Воронка. И все‑то он знает, и все‑то он видел и… перепробовал. А тут не то что костер, даже искры не проскочило. Студентка… Я в принципе ничего не имею против студенток, но эта какая – то уж очень… Или гордая, или… Тут Вася расстроился совсем, потому что не мог найти определения этому неясному «или»…
Люди знакомятся по – разному. На танцах, в кино, в длинной очереди, спасая от разбойников или из воды, в аэроклубе, на пароходе, в театре, в цирке, в трамвае, на пляже, словом, где угодно. Вариантов много. И здесь, как говорится, нужно оказаться в нужном месте, в нужное время. И Рогов оказался. Девушка, согнувшись в три погибели, несла тяжелый чемодан. И Вася, как человек флотский, предложил девушке свою помощь.
– Ох, помогите, – сказала девушка. – Совсем измучилась.
– Кирпичей нагрузили, что ли? – спросил Вася. – Как же вы его несли?
– А куда денешься… Надо. Книги там.
– Учитесь? – спросил Вася, глянул на девушку и…
Рогов был готов.
– Да. На первом курсе восточного факультета ДВГУ. Ездила домой за книгами.
– А что, есть и западный факультет? – спросил Вася.
Девушка рассмеялась.
– Восточный потому, что на этом факультете изучаются языки стран народов Востока.
– А-а… – сказал Вася.
– Я буду… Нет, изучаю японский. А вы на втором, ДВВИМУ?
– Проще. Средняя мореходка.
Девушка оглядела парня оценивающе, как бы прикидывая, а стоит ли связываться с курсантом средней мореходки, и сказала:
– Факультет, конечно, штурманский?
– Нет, судомеханический.
– Это уже лучше. В случае чего, механику на суше работу всегда найти можно.
«Ух, ты какая…» – подумал Вася, а вслух сказал:
– Ну – да. – Вот мы и пришли, – девушка остановилась возле кирпичного дома в два этажа. – Я на первом живу. Спасибо, что помогли.
– А как вас зовут?
– Рита.
– Василий.
– Понятно, – сказала девушка, видимо, потеряв к Васе всякий интерес.
– Мы встретимся еще?
– А зачем? – спросила Рита.
– Ну, просто так… Погуляем…
– Квасу выпьем, – со смехом продолжила Рита, – а потом – можно к вам в гости?
– Почему бы и нет, – потеряно сказал Вася. – Только квас я терпеть не могу. Можно в театр, в цирк, в ресторан, наконец…
– Нет, шустрый Вася. – Спасибо за помощь, но мне, честное слово, некогда. Впрочем, если хочешь, давай встретимся в следующее воскресенье.
– Я в наряде на следующие выходные, – расстроено сказал Вася.
– Тогда, как – нибудь… Но, – Рита сделала паузу, поджала губы, словно что – то вспомнив, – лучше нам не встречаться.
– Почему!? – удивленно вскрикнул Вася.
– Да не могу я тебе все рассказать!.. – Рита мотнула головой и закончила неожиданно. – Лучше найди себе другую девушку. Прощай.
Она подхватила чемодан и скрылась в подъезде.
– Цену себе набивает, – зло сказал Воронов. – Эти студентки… Хотя знаешь… Восточный фа – культет, говоришь… М – да – а… Я слышал краем уха, что это самый хитрый факультет в университете. Там не понять кого готовят: то ли переводчиков, то ли… – Коля нагнулся к Васе и что‑то шепнул на ухо.
– Да иди ты!.. – сказал Вася.
– За что купил, за то и продаю и думаю, что ты ещё будешь иметь приятную беседу, если я прав, – сказал Коля.
– Вот и помогай после этого людям, – огорчился Вася.
– Все хорошие дела должны быть наказаны, – усмехнулся Коля. – Да не переживай так сильно… Каждый мужик – особенно первый раз – где – нибудь, да споткнется. Пролетел один раз, повезет в другой. Только не таскай больше чемоданы…
Вася хмыкнул.
После занятий в роту судовых механиков зашел замполит.
– Где Рогов?
– Тут где – то…
– Найти срочно. Пусть зайдет ко мне в кабинет.
Рогова нашли в спортзале.
– Вася, к замполиту – срочно. Он у себя. Интересно, где ты мог так отличиться…
– Места надо знать, – буркнул Вася.
Через пятнадцать минут он постучал в дверь кабинета.
– Разрешите?
– Заходите, Рогов, – официальным тоном сказал замполит. – Садитесь.
Вася осторожно присел на стул.
– Рассказывайте, – предложил замполит, – мне говорили, что вы большой мастер импровизации. Слушаю.
– А что рассказывать? – спросил Вася.
– Ну, например, о любви. Я вообще не знаю, что с вами делать, Рогов. Тут письмо пришло благодарственное из лесоучастка Веселый. Это ваша родина?
– Так точно.
– Пишут, что вы – герой труда. За короткий срок сделали то, что не могла сделать целая бригада. Что вы там натворили?
– Помог дизель собрать и пустить.
– Это хорошо, Рогов. Это говорит о качестве подготовки наших курсантов. Но речь не об этом, Рогов.
– А о чем?
– О любви, Василий, о ней.
– По – моему, это мое личное дело, – нервно сказал Вася.
– Если бы, – загрустил замполит. – Вы, Рогов, не знаете главного – восточный факультет ДВГУ курирует комитет государственной безопасности.
– Да я‑то здесь причем? – удивился Вася.
– Притом, Рогов, что вам придется выбирать: либо любовь, либо море, дальнее плаванье. открытая виза и так далее. Да и в любви, насколько я в курсе, у вас не всё ладно. Я не прав?
Вася вскинул глаза и посмотрел на замполита.
– Вот только не надо на меня так смотреть, Рогов, не надо. Её Рита зовут?
– Вы и это знаете?..
– Василий, тебе мало девушек? Ты не мог познакомиться с девицей из любого другого факультета? Нет – надо с восточного!
– Да что, у неё на лбу написано?!
– Тебе же сказали, Рогов! Кажется, ясно…
Вот это дела… Замполит знал всё. Неужели Коля? Да не может быть… Ничего не понимаю…
– Значит так, Рогов. Общение с Ритой Завьяловой прекратить! Не надо наживать себе неприятности и создавать проблемы девушке. Хочу, чтобы ты понял – я не от своего имени говорю.
– Понял, – сказал Вася.
– И не обижайся, Василий, тем более что ваши отношения в начальной стадии, а, прямо говоря, нет ещё никаких отношений. Может, когда – нибудь восточный факультет будет работать на народное хозяйство. А пока этот факультет, ещё тот факультет. Ты умный парень, хватаешь все на лету и я очень надеюсь, что ты меня правильно понял.
– Да, – сказал Вася.
– Вот и хорошо. А письмо мы объявим перед строем. А как же… Училище должно знать своих героев.
– Да не надо, зачем? – тоскливо сказал Вася.
– Тебе не надо – другим надо. И это уже не твоя забота, Рогов. Свободен.
– Есть, – сказал Вася и вышел из кабинета.