Читать книгу Легенды Эруада. Трилогия - Александр Дендиберя - Страница 3

– А ты подрастаешь! – прохрипел Джорджио, получив от брата неожиданный колющий удар деревянным мечом. Он присел на землю, ухватившись за пронзённое резкой болью плечо.

– Нужно всего лишь усердно работать! – гордо вскинув подбородок, почти нараспев произнёс Флаури.

– Не зазнавайся, великий воин! Когда ещё тебе посчастливится сделать это вновь! – последние слова Джорджио произнёс с таким презрением, что Флаури аж весь побагровел от гнева. Хоть и злились они друг на друга не всерьёз, но в бою ошибок не прощали.

Словно ловкий зверь, изящно вскочив на ноги, Джорджио принялся проучать брата.

С малолетства каждое утро – в дождь, снег, и в палящий летний зной, и в продирающий до костей зимний холод, – незадолго до того, как над деревней Веорна прогорланят первые вестники рассвета, братья Тимбертоны пробирались сквозь густой пролесок, что вплотную прилегал к деревне с севера. Затем вброд или по булыжникам – через бурлящие пенным вихрем воды Сиенны, которая местами более походила на широкий ручей, чем на реку. Останавливались у высокого холма. На вершине, которую можно было измерить пятью шагами вдоль и поперёк, ребята фехтовали на деревянных палках, выточенных в виде одноручных клинков, что находились на вооружении королевской армии Алакорна.

Старший из братьев, Джорджио, владел искусством боя намного лучше Флаури, ведь он заканчивал уже третий, последний год обучения в Высшей академии Меча при дворце Второго наместника короля Фаррогота в городе Даллор-Кур. Здесь, по окончании курса подготовки, новоиспечённых, совсем молодых и незакалённых, но уже имеющих серьёзный уровень практического мастерства в выбранной ими при поступлении дисциплине, ожидало распределение по войскам. Наиболее отличившихся зачисляли в элитный королевский полк, где возраст и опыт продолжали муштровать отважных, хоть порой и заносчивых, молодых воинов.

В академии вся жизнь была расписана по минутам: бесконечная строевая подготовка, от которой немели ноги и руки; практические занятия, тактика ведения боя; силовые упражнения и бег с препятствиями; и долгожданные, хоть и короткие, перерывы на приём пищи.

Дисциплин боя на мечах существовало достаточно, чтобы к концу первого года обучения преподаватели могли определиться, на что действительно способен ученик. Здесь обучали и владению одноручником и щитом, и двуручником, и бою с двумя мечами, мастерству древкового оружия, а также метанию кинжалов и топоров. Особенно мастерски преподавали искусство владения одноручным мечом, поэтому воины Алакорна славились всюду, и лишь паладины Тираубена обращались с оружием хуже разве что богов.

Достаточно тяжёлым этапом обучения владению клинком было преподнести рекрутам строевые премудрости боя: как правильно выставлять щиты, как эффективно перемещаться внутри строя, если кто-то погибает, как грамотно перестраиваться в различные боевые порядки.

Тренировки проходили без поблажек и пощады. Рекрутов гоняли до последней капли пота, и к концу дня они, словно спелые фрукты после отжима, превращались в жалкое подобие воинов. Многие даже ночевали в казармах, хотя жили в нескольких милях от города, – сил попросту не оставалось даже взобраться на лошадь.

В ряды королевского полка и стремился попасть Джорджио. Ему нравились трудности армейской жизни, наверное, потому, что он без труда с ними справлялся. Некоторые его товарищи удивлялись, глядя, как охотно он приступает к занятиям. В глазах юноши сверкали неугасаемые искры желания окончить обучение с отличием, стремление быть лучшим во всём и среди всех.

Высокий, на полголовы выше брата, прекрасно сложен и обладающий недюжинной выносливостью, он за три года показал себя наиспособнейшим учеником, и многие преподаватели рекомендовали его не просто в полк короля, а как минимум сразу десятником. Его чёрные, как смоль, волосы всегда были коротко острижены – незыблемое правило академии. Карие глаза чуть прищурены, словно высматривают неведомую добычу. Густые брови, средних размеров нос с горбинкой, рот с приподнятыми уголками и волнистые губы – он был мечтой всех местных девчонок, и их внимания ему доставалось сполна.

От левой брови к виску у рекрута тянулся небольшой шрам, появившийся почти сразу же после поступления в академию. На одной из первых тренировок, ещё зелёные и горячие, не желающие проигрывать друг другу соперники (там, кстати, тренировались уже не на деревянных, а на тупых металлических мечах) разошлись настолько, что учёба превратилась в нешуточную бойню. Джорджио, не успев увернуться, получил удар концом клинка в лицо.

Тогда генерал Сторио, обучавший дисциплине владения одноручным мечом и строго следивший за порядком в рядах цыплят (так он их называл), влепил обоим так, что желание биться, словно озверевшие орки, отпало напрочь у всей группы, что насчитывала ни много ни мало семьдесят человек. Конечно, никому не хотелось три дня существовать лишь на хлебе и воде, а по вечерам мыть казармы и мести двор, при этом забыв про домашнее тепло, уют и пищу. Порядок, правда, рекруты всё же поддерживали сами, следуя установленной очередности дежурства. А такие выходки приводили к внеочередному посту с тряпкой и метлой.

Флаури походил на брата лишь широкой белозубой улыбкой, в остальном можно было увидеть лишь одни отличия. Он имел длинную чёрную густую шевелюру, правда, чуть светлее, чем у Джорджио, которую нередко заправлял в хвост. Серо-зелёные глаза выражали доброту и справедливость. Фигурой, как и ростом, он заметно уступал брату, но выносливость и ловкость его иногда просто поражали Джорджио. Случалось, что Флаури в пылу боя терял из виду границы участка вершины холма, оступался и кубарем катился вниз, но затем поднимался, в считанные секунды оказывался возле брата, и бой продолжался. Поэтому тренировки и проходили на столь небольшом участке, дабы научиться следить за обстановкой вокруг и мгновенно оценивать ситуацию. Такой принцип практиковался в академии, и Джорджио, несомненно, имел в этом деле бесценный опыт.

Смазливой мордашкой в шестнадцать лет Флаури тоже похвастаться не мог. Правда, выглядел он уже довольно мужественно, то ли благодаря угловатым чертам лица, то ли слегка смугловатому цвету кожи.

Когда брат вместе с местными торговцами, что везли каждый день в Даллор-Кур мясо, пшеницу, муку, кожи и разнообразные пряности, уезжал в академию, на Флаури валилась масса работы: сходить на мельницу к старому доброму Нуори, чтобы забрать муку, перемолотую из принесённого накануне зерна; иногда приходилось помогать отцу Варнору забить корову или свинью. С курицами особых проблем не возникало, хотя и не любил он, ох как не любил подобные кровавые расправы над животными и птицами, но ничего поделать не мог – строгие родители приучили чуть ли не с самого младенчества неукоснительно выполнять все их поручения и наказы. Иначе отцовский тяжёлый кожаный ремень с металлической пряжкой вновь мог лишить ослушавшееся чадо возможности присесть как минимум на два дня.

Эмилия и Варнор Тимбертоны – родители Флаури и Джорджио – жили вместе уже тридцать три года. Эмилия – златоволосая, стройная и необычайно молодая для своих пятидесяти пяти лет, занималась домашним хозяйством: воспитывала маленьких братьев, умудряясь ещё и огород держать, хлопотала по дому. Варнор обладал громадой могучих мускулов, как и полагается хорошему кузнецу. Всегда наголо остриженный и аккуратно выбритый, он выглядел столь же молодо, как и его жена. Правда, старше был на целых четырнадцать лет. Сейчас он работал на собственной скотобойне и продавал мясо на рынке Даллор-Кура.

Кузнечное ремесло было для Варнора делом всей жизни. Он вообще не представлял себя в роли другого ремесленника, хотя мастером слыл на все руки. Но судьба сыграла с ним злую шутку. Однажды, работая в кузнице Веорны, он разгромил молотом телегу заезжего торговца, когда тот бросил в сторону Эмилии пару неприличных слов.

Варнор часто вспоминал тот день, и даже жалел, что не проломил голову негодяю, оскорбившему его жену. Он был родом из далекой южной страны Эйрдалл, где порочить честь женщины не имел права даже собственный муж, а что уж там говорить о каком-то идиоте с севера?

Тогда деревенский староста оставил кузнеца без работы, и тот чуть было не спился со скуки, но позже, собрав все сбережения и взяв взаймы у добрых людей, коих хватало и в Веорне, и в Даллор-Куре, семья приобрела дюжину коров, трёх быков, три десятка куриц и семь свиней. Через пять лет они уже имели самый крупный скотный двор во всей подконтрольной Второй столице (как нередко называли Даллор-Кур) области.

В Алакорне Варнор оказался опять же по воле судьбы, что свела его с будущей женой. В тридцать два года, охотясь в северных лесах Эйрдалла, он и не предполагал, что вернуться в родные края ему уже не суждено. Пройдя через вереницу странных и опасных событий, мужчина, сам того не зная, очутился у ворот Даллор-Кура. Как раз в то время в Веорну возвращались торговцы. Среди них была и Эмилия, что ездила на ярмарку вместе с родителями.

Варнор поинтересовался, где можно остановиться на ночлег, и был приглашен родителями Эмилии, поскольку у них имелось местечко в кузнице. Там он и остался, устроившись на работу к отцу будущей жены подмастерьем. Начальные навыки кузнеца у него имелись, поэтому в работу он влился невероятно быстро.

Родители Эмилии умерли спустя два года от неизвестной болезни, что погубила треть деревни, – ни один лекарь тогда не смог найти от недуга лечение. Возможно, зараза оказалась как-то связана с отголосками орочьей чумы, охватившей северо-западный Эруад в тысяча шестьсот тридцатом году. Вспышки подобной лихорадки ещё не раз беспокоили население преимущественно маленьких городов и деревень, где обеспечение и навыки местных лекарей оставляли желать лучшего.

С одной стороны, Флаури был доволен своей, хоть и ничем не примечательной, но всё же спокойной деревенской жизнью. Он привык вскакивать спозаранку, наперегонки бежать с братом к месту их тренировок, весь день работать и выполнять различные поручения родителей, а после ужина моментально засыпать едва ли не за столом. Свободного времени у него оставалось очень мало, и его он старался проводить в отцовской конюшне рядом со своим любимчиком – конём Сириусом.

Случались и выходные. Родители – а с ними и почти вся деревня, – уезжали в Даллор-Кур на рынок продавать заготовленное говяжье и свиное мясо да скотину. Флаури оставался абсолютно один. Среди местных ребят друзей у него не было. Он так и не смог найти здесь тех, кто способен прийти на помощь в любой ситуации, поддержать в трудную минуту, подставив дружеское плечо. Ему пришлось смириться с положением изгоя, коим выбрали его местные ребята. Сам, правда, он считал правильным, что не имеет ничего общего с такими, как они. Ведь за последние годы, прожитые в Веорне, Тимбертон повидал немало драк из-за того, что кто-то мнил себя главным во всей деревне.

В один солнечный весенний день, оставшись в очередной раз хозяином в доме и выполнив наказанное родителями, он мирно сидел на лавочке у входа в деревенский трактир «Сокровище Гарада».

Стоял на редкость жаркий апрельский полдень, кучковавшиеся с утра на небе тучи к обеду вдруг расползлись в разные стороны, открыв миру возможность погреться под ярким весенним солнцем. С севера дул лёгкий, но прохладный ветерок, ещё не насытившийся теплом.

Запахи свежепожаренного мяса, выпечки и наваристого куриного бульона окружали Флаури вот уже с полчаса. Ни ударов молота, ни топота копыт, ни лая собак, ни людского гомона – лишь шелест листвы и пение птиц. С головой погрузившись в чтение, он изучал отцовские записи об особенностях северных и южных лесов Алакорна, устройстве и специфике постройки кораблей, а также по кузнечному ремеслу, собранные в молодые годы во времена долгих странствий и путешествий по землям северного Эруада.

Не замечая ничего и никого вокруг, он вдруг почувствовал, как кто-то медленно подкрадывается к нему сбоку, из-за угла. Повернув голову, Тимбертон тотчас получил сильный удар кулаком в лоб. Через пару секунд, уже лежа на спине, Флаури открыл глаза.

– Это ты, Грен! Я думал, кто-то действительно стоящий моего внимания! – дерзко ответствовал он и снова огреб от Грена, который с радостью ткнул его металлическим носком кожаного сапога в бок. Удар вышел болезненным. Флаури даже вскрикнул.

– Кто тут может быть серьезнее меня? А?! – наклонился над ним Грен.

– Что вам от меня надо? – стараясь держаться спокойно, спросил Флаури, видя, как за спиной толстяка появились ещё четверо подростков – Рон, Ладри, Брол и Стриф – извечные прихвостни местного бандита.

Чуть поодаль от конфликта кучковались ребята, усевшиеся на заборе, и всем своим видом показывали, что заступаться за беднягу никто не будет. Зато, когда получают по шее от Грена, кто-то бежит во двор к Тимбертонам и слёзно просит помощи.

И он помогает. Хватает первую попавшуюся под руку палку и бросается к месту драки. Там, естественно, вступает в неравную схватку с Греном. Остальные вмиг разбегаются, оставив Флаури одного с бандой противника. Тот, не привыкший отступать, получает по голове и в синяках возвращается домой, по пути проклиная трусов и идиотов.

«Испугались! Я так и думал! Нечего от вас больше ожидать! Ну, прибежит ещё один из вас ко мне – разом нахлобучу! Мало не покажется!» – подумал он, ожидая, что же предпримут его враги.

Флаури понимал, что драки ему не избежать, ведь Грен так просто не отступит. Оставалось либо бежать со всех ног, благо, бегал он быстрее остальных, либо вновь вступить в бой.

– Мы пока только поздоровались, сопляк! – странно усмехнувшись, сквозь зубы процедил толстяк. На его розоватом пухлом лице были еле видны тонкие губы.

– Тебе ведь наверняка родители оставили деньги… Они всегда тебе их оставляют! Мы хотели у тебя их… Взять в долг… – откуда-то из-за широкой спины Грена пропищал Рон, тощий, как молодая берёзка, высокий, словно фонарный столб, с голосом напуганной до смерти курицы.

– Мой тебе совет… – начал было Грен.

Флаури его не дослушал, хватая весьма длинное, в два с половиной локтя, полено, лежавшее за углом трактира, где были уложены дрова для растопки печи.

– Ох, не ты мне советчик, Грен! Можешь взять мои деньги, но сначала, позволь, я выбью тебе пару зубов! – чувствуя, как страх отступает, огрызнулся Тимбертон.

Деньги у него, правда, имелись. Их хватило бы на довольно сытный обед в трактире Фрагона. Но с чего это вдруг ему отдавать их?! Он давно привык к стычкам с шайкой местных хулиганов, которые тем только и занимались, что вымогали деньги у слабых и беззащитных. Хотя к Флаури это относилось в меньшей степени, но с Греном ему не удавалось справиться ещё ни разу.

Он никогда не поддавался на угрозы и очень часто ходил с синяками. Ему до смерти хотелось проучить ненавистную банду уличных грабителей, но защитить его было некому. Даже брат – и тот не мог помочь, хоть и очень этого желал. Флаури никогда не прятался за чью-либо спину и всячески отговаривал Джорджио от вмешательства.

Иногда он просто убегал от них, но вскоре сам же в собственных глазах почувствовал себя трусом.

«Лучше я дам отпор, чем убегу или выложу деньги – всё равно так или иначе схлопочешь от хряка!» – только успел подумать он, как увидел занёсшего руку с палкой для удара Рона.

Флаури мгновенно пригнулся, и палка противника рассекла воздух у него над головой, после чего он резко выбросил руку вперёд и угодил поленом в правый бок нападавшего. Послышался глухой удар, и неприятель, коротко вскрикнув, скорчился на земле.

Остальные четверо тоже похватали палки и начали постепенно окружать жертву. Через несколько секунд он уже находился в полном кольце и судорожно вертел головой, пытаясь не упускать никого из виду. Слишком часто ему приходилось противостоять четверым-пятерым соперникам, но обычно это выглядело так: Флаури, сжавшись в комок, лежит на земле, а те самые пятеро радостно лупят его ногами. Сейчас же он знал, что если избиение и повторится, то после того, как он поставит парочку болючих синяков.

Мгновение… Тимбертон замечает, как Грен делает едва заметный сигнал своим прихвостням, и они разом кидаются в центр кольца. Флаури среагировал на удар оказавшегося впереди него Ладри, отбил справа налево опускавшуюся ему на голову дубинку и молниеносным движением наотмашь ударил себе за спину, зная, что где-то там должен быть Стриф. И когда его рука почувствовала мягкое препятствие на пути, он понял, что не промахнулся.

Двигаясь весьма быстро, он всё же не смог увернуться от нацеленного прямо в голову удара Брола. Когда в глазах побелело, он мог лишь отчаянно размахивать палкой, стараясь при этом удержаться на ногах. Видимость восстановилась быстро, но головокружение настолько сильно овладело им, что Флаури просто потерял чувство пространства. Единственное, что он помнил потом – как, отшатнувшись от заблокированного удара Грена, он запнулся за лежащего сзади Рона и уже в падении, что хватило сил, метнул полено в сторону продолжавшего наступать толстяка.

Падение. Удар затылком о скамейку, и потеря сознания.

Очнулся Флаури от ледяного душа. Над ним с встревоженным лицом суетился Фрагон – трактирщик местного заведения. Он судорожно поливал его из ковшика дождевой водой, зачерпывая из дубовой бочки, что стояла у входа в трактир. Тимбертон открыл глаза и увидел, что лежит уже не на земле, а на скамье в «Сокровище Гарада». Вокруг, помимо трактирщика, не было ни души. Голову разрывало на части. Пробивавшийся сквозь мутноватое окно солнечный свет заставил зажмуриться. Фрагон заботливо надвинул занавесь.

– Ну и досталось тебе сегодня! Что не поделили-то? – как-то робко осведомился седовласый мужичок сорока пяти лет, понимая, что может и не услышать ответа.

Но всё же Флаури ответил:

– Деньги мои не поделили. А что, я долго тут спал? – с видом полной обречённости глухо вымолвил он.

– Да я тебя уже минут двадцать тут поливаю! Испугался совсем. Когда я выбежал, двое лупили тебя палками… Лежащего! Без сознания! Двое других поднимались в то время с земли, а у самого толстого – Грен, по-моему – всё лицо было в крови. Похоже, ты выбил ему пару зубов. Как увидели меня, дали дёру. Думаю, что тебе может ещё и от его родителей достаться! Что будешь делать-то?

Тимбертон зло улыбнулся:

– Я же ему обещал! – не обращая внимания на причитания Фрагона, негромко произнёс он. – А он не поверил! У вас есть что-нибудь холодное?

Дикая боль вновь предательски накатилась. Было ощущение, что болит абсолютно всё от макушки до пят.

Фрагон закивал и убежал в кухню.

«Терпи, терпи, Флаури! Не зря ты сегодня схлопотал! Ответил так, что толстый червь теперь раз десять подумает, прежде чем попытаться тебя обчистить!» – успокаивал он себя, не замечая, как Фрагон накладывает ему на голову промоченную в ледяной родниковой воде повязку.

* * *

На востоке, за Раскалённым хребтом, пробивались сквозь белые кучевые облака первые лучи утреннего солнца. Постепенно поднимаясь, оно заливало пока неярким, но уже тёплым согревающим светом все окружные равнины и холмы, разгоняя местами сгустившийся ночной мрак. Туманная пелена, словно укрывавшая на ночь от промозглого холода обширные зелёные луга, медленно расползалась, гонимая лёгким ветерком, и незаметно исчезала, оставляя после себя на траве бисеринки росы, отливавшей алмазным блеском в лучах встающего светила.

Казалось, будто Дьервенмарскую равнину посетило неведомое волшебство, будто это не природа дарит чудным местам такую мифическую красоту, облачая их в драгоценные одежды, а кто-то иной, божественный…

Да, здешняя природа очень сильно напоминала своей внеземной красотой чудные эльфийские леса. Даже нимфы, наверное, не способны создать такое величественное и таинственное место, какое открывалось перед глазами путника, попавшего в страну эльфов.

Позади остался долгий и опасный переход сквозь хищный массив Мёртвого леса, ставшего обиталищем неведомых тварей, нападавших на каждого, кто осмеливался их потревожить. Ни в одной летописи нет упоминания о тех, кто выжил, путешествуя через мрачные земли. А вот сказаний о храбрецах, сгинувших навеки, в библиотеке не счесть. Отсюда и прозвали с виду ничем не примечательный ютившийся вдоль Раскалённого хребта лес Мёртвым.

Чтобы пробраться через густые заросли, нужно было обладать невероятной ловкостью, способностью ощущать каждый кусочек земли под ногами и передвигаться абсолютно бесшумно. Ходили слухи, что сами боги наполнили ненавистью когда-то прекрасные места, то ли пытаясь оградить людей от неведомой опасности, то ли скрывая от них нечто особенное, обладающее тайной силой. А кто-то говорил, что здесь спрятались остатки войска демонов и тварей Глубинных Миров, что попали в Эруад в результате противостояния самих богов. Тогда врата в Глубины Сущего не контролировались Высшими Силами. Нечисть выползла из мрачной утробы и бросилась безжалостно пожирать живых существ. Правда, никто так и не смог достоверно доказать ту или иную версию.

На западе виднелось голубое полотнище моря Рун, медленно исчезавшее за вершинами холмов. Про это море тоже сложено немало легенд. Говорят, что когда-то его населяли жуткие чудовища, пострашнее тварей Замёрзшего озера. Несколько отчаянных смельчаков попытались развеять эти мифы, пустившись в плавание по опасным водам. Когда их корабль исчез в голубой пучине, остальные стали держаться подальше от берегов. Да и кому пристало путешествовать вблизи Мёртвого леса с востока и поселившихся на западе вьорнов, что не признавали ни одну из рас вот уже несколько столетий. А ведь когда-то Змеи населяли территории нынешнего Алакорна и ледяной пустыни на северо-востоке. Мирные и дружелюбные доселе существа выглядели довольно необычно. Человеческое чешуйчатое тело венчала змеиная голова. Они славились мастерством обработки металла и ковки до той поры, пока не преступили неписаные законы Эруада. Предав населяющие мир расы, они оказались наказаны не только земными существами – кара небес настигла их по возвращении домой. Чудо-вулкан Гарада вдруг разразился грохотом, непрекращающиеся извержения застлали земли вьорнов чёрной пылью. Территории вокруг Чуда медленно зарастали льдом. Жить среди восставшей против них природы стало невозможно, и вьорны двинулись на запад.

Они начали меняться внешне. Кто-то обретал четыре руки, кто-то – длинный змеиный хвост, а кто-то и вовсе превратился в огромного змея. Уродливые, озлобленные, жаждущие крови и смерти, они город за городом, деревню за деревней разоряли жилища людей. Тем пришлось оставить родные места и бежать через горы на запад к оркам и просить помощи. Так началась столетняя война, которую вьорны проиграли. Теперь остатки их расы осели в непроходимых болотах Срединных земель, куда не суётся ни одно разумное существо.

Направляясь на север, вниз по склону заросшего ольшаником холма, она не оглядывалась на серые верхушки Мёртвого леса, не озиралась завороженно по сторонам, не дивилась здешним красотам, а просто шла, двигаясь твёрдыми, ровными шагами. Она находилась будто бы в собственном волшебном мире, созданном ею самой.

Свободная тёмно-серая накидка опускалась почти до земли. Лицо скрывалось под капюшоном, надвинутым так, что, казалось, ей не видно ничего дальше пары локтей перед собой. Двигалась она, не поднимая головы, словно знала местность наизусть. Словно её вели какие-то неведомые силы.

* * *

Когда над Веорной сгущались сумерки, а пылающий солнечный диск, опускаясь за горизонт, оставлял на небосклоне ярко-алое зарево, жизнь в деревне вновь возрождалась. Возвращались те, кто торговал днём на рынке Даллор-Кура и те, кто обучался в академии. Таких было, правда, только двое – Джорджио да сын трактирщика Фрагона. Скрипели повозки, устало ржали кони, громко переговаривались между собой торгаши, бурно обсуждая минувшие дела. Кто-то был доволен, что продал сегодня весь товар, кто-то, наоборот, страшно недоумевал, проругавшись целый день с дотошными покупателями, что безосновательно придираются к прекрасно выделанным кожам.

Повсюду зажигались огни, словно новая жизнь зарождалась во тьме. Веорна, насчитывавшая ни много ни мало около трёх десятков домов, вспыхнула ярким пламенем. Оживилась даже скотина в кормовых дворах. Ещё лет десять назад можно было пересчитать по пальцам все местные строения. Благодаря ремесленникам-переселенцам с юга, деревня с годами разрасталась и теперь скорее походила на хоть и небольшой, но достаточно живой торговый городок.

Флаури сидел у себя в комнате и молча наблюдал за растекавшейся по деревне толпой. В воздухе уже витал запах грубой кожи отцовского ремня. Он знал, что сегодня непременно нагрянут родители Грена – они не оставят выбитые зубы их отпрыска без внимания. Но столь печальный факт его не сильно тревожил. Он больше всего боялся, что скажет отец. Будет это неприлюдная порка, либо жёсткие наставления, либо всё вместе – думать об этом не хотелось. Но он думал.

Варнор никогда не наказывал сыновей в присутствии других, будь то мать, брат или, чего хуже, посторонний человек. Заперев мальца в небольшой чахлой комнатушке в пристройке к сараю, где фыркала и хрюкала скотина, отец доставал потёртый кожаный ремень времён его отца, и прикладывал к мягкому месту нашкодившего хлёсткими, жёсткими ударами. В такие моменты от рёва, исходившего из-за тонких деревянных стен сарая, свиньи приходили в бешенство, неистово хрюкали и метались по загонам, словно ожидая подобной участи вслед за несчастным.

В тёмную комнату вошёл Джорджио, рассеяв окружавший Флаури мрак зажжённой свечой. Тьма пугливо бросилась по углам, оставив причудливые тени плясать на стенах. Увидев брата, он застыл в дверях. Его рот медленно растягивался в улыбке:

– На этот-то раз ты хоть смог достойно ответить? – едва сдерживая смех, спросил Джорджио.

– Вполне достойно. Думаю, ты сегодня об этом ещё услышишь, – и только успел Флаури уныло произнести эти слова, как в дверь кто-то забарабанил.– Ну, вот. По мою душу, – с полным безразличием в голосе добавил он, не переставая смотреть на объятую огнями деревню.

До ушей донёсся чуть низкий хрипловатый голос:

– Где ваш сын?! Где этот негодяй?! Что он сделал с Греном?! Вы ещё не видели?! Сынок, иди сюда, покажись! – Флаури наблюдал с лестницы, ведущей на второй этаж их дома, за происходящим у порога.

Арбен, низкого роста и с лысой головой (как нередко говаривал отец – голова босиком), был очень толстым, узкоплечим и невероятно отвратительным на вид человеком. Густые рыжие брови сходились к переносице, красное от ярости, как спелое яблоко, лицо с тонкими губами и большим носом картошкой выглядело настолько глупо, что Флаури с братом чуть не рассмеялись. Арбен выпихнул вперёд всеми силами упирающегося отпрыска и показал: – Смотрите, что ваш разбойник наделал.

Грен и впрямь выглядел неважно. Губы распухли настолько, что сейчас он больше походил на утку. А зубы…

– Это сделал Флаури? – удивлённо вскинув брови, спокойно спросил отец.

– Да-а-а! Какой наглец! Так взять и изувечить моего сына! Куда высмотрите, родители?! Вы что, не понимаете?! У вас растет потенциальный убийца! – Арбен кричал, словно ошпаренный.

– Сейчас мы во всём разберемся! – Варнор не обращал внимания на раздававшегося воплями соседа, осознавая одну простую вещь – если он сорвётся, то Арбену не то, что зубов, головы будет не сносить.

– Не нужно ни в чем разбираться! И так всё ясно! Выпороть его надо! – продолжал свирепствовать тот, размахивая перед каменной фигурой Варнора короткими пухлыми ручонками.

– А вы не спрашивали своего сына, за что он лишился столь прекрасных зубов? Ты не рассказывал, Грен? – спускаясь с лестницы, вдруг встрял в разговор Флаури.

Пока Арбен, брызгая слюной, вторил, что необходимо наказать отбившегося от рук мальчишку, Флаури коротко рассказал брату суть произошедшего. Джорджио лишь поморщился, и под его строгим взглядом Грен даже начал заикаться.

– Н-нет, не рашшкажыв… – закрыл рот рукой сын Арбена, понимая, как нелепо он сейчас выглядит.

– Расскажи нам, Флаури, – медленно переведя взгляд на сына, твёрдо произнёс Варнор.

Тимбертон вкратце пересказал случившееся днём и добавил:

– Можете спросить у трактирщика Фрагона. Он видел всё собственными глазами.

– Мой сын не разбойник! Он не мог этого сделать! Ведь правда, Грен? – затормошил сына Арбен, пытаясь добиться ответа.

Толстяк судорожно замотал головой.

– Вот видите! Он никогда мне не врёт! Я думаю, это опять ты, Флаури, всё затеял, а теперь хочешь свалить на моего сына! – не своим голосом завопил Арбен.

«Опять? Ничего себе! Да, дела!» – подумал Флаури. – Это почему ещё? – выпалил он.

– А не ты ли вечно прибегаешь со двора и кидаешься в драку с моим сыном, когда он с друзьями играет на улице? – тыкал коротеньким толстым пальцем в сына Варнора Арбен.

– На то есть причины! Просто кто-то боится пожаловаться на вашего сына! Вы же не знаете, что он творит в ваше отсутствие! – не отступал младший Тимбертон, чувствуя, как безудержная буря эмоций охватывает всё его тело.

– Он хорошо воспитан! И не позволит себе дурных поступков! Это уж я знаю, поверьте мне! – Арбен погрозил Флаури тем же пальцем.

Сын Варнора не выдержал такого придурковатого словесного бреда и просто-напросто выложил всем присутствующим накипевшее:

– Я ничего доказывать не собираюсь и оправдываться не буду! Не хочу таким образом признавать себя виноватым! Вы чего теперь от меня хотите? Чтобы я зубы ему вставил? Не умею! – Раскинул руки Флаури. – А если ваш тупоголовый сынок на этом не успокоится, пусть знает, что в следующий раз я ему ещё и мозги вышибу, если они у него есть!

– флаури! – пыталась остановить его мать, однако тот ничего не слышал и продолжал. Отец же спокойно стоял рядом с Эмилией, терпеливо ожидая, пока его отпрыск закончит. Он легонько сделал жене знак рукой, что ситуация под контролем.

– Если вы не хотите верить ни во что, кроме слов вашего безгрешного сыночка, который только и умеет, что прятаться за спины своих прихвостней, то, пожалуйста, разбирайтесь сами! Я не желаю слушать ваш бред! А тебе, Грен, я напомню – вздумаешь ещё раз попробовать на мне наживиться, это выйдет для тебя намного дороже, чем пара выбитых зубов! – закончив, Флаури быстрым взглядом обвёл лица присутствующих, которые застыли, словно восковые фигуры. В доме воцарилась вязкая, удушающая тишина, словно все вмиг вымерли, а время приостановило свой непрерывный ход. Из конюшен донеслось конское ржание.

В глазах Арбена разгоралась невообразимая ярость. Его лицо стало почти багровым, кулаки сжались, правая нога судорожно задёргалась в колене. Мать и отец Флаури выглядели так, будто перед ними стоял не сын, а совершенно чужой человек, непонятно как оказавшийся в их доме. Никогда в жизни они не видели его таким. Их ребёнок всегда был скромным, в общении со взрослыми не позволял себе грубого тона. Джорджио же почти сиял от гордости за брата. Через поджатые губы сочилась еле сдерживаемая улыбка.

Внезапно Арбен сделал движение в сторону лестницы, где стояли братья. Увидев это, Джорджио вышел вперёд, а Варнор вдруг проревел громоподобным голосом:

– Если ты хочешь сделать что-то, что унизит честь моего сына, будешь вместе с отпрыском ходить без зубов! – услышав это, Арбен потупился и, бросив что-то неразборчиво-ругательное, вытолкнул Грена за порог и захлопнул за собой дверь.

– Браво, Флаури! Наконец-то на деле показал, что ты всё-таки мужик! – похлопав по плечу брата, восхитился Джорджио.

– Очень смешно! – раздражённо бросил тот.

– Да ладно. Давно пора было дать понять жирдяю, что не всякого в этой деревне можно подмять под себя! – улыбка не спадала с лица Джорджио ни на секунду.

– Всё, инцидент исчерпан! С Арбеном я ещё поговорю. А тебе, Флаури, придется извиниться перед Греном, – скрестив руки на груди, вынес вердикт самого справедливого для братьев суда отец.

– Но, пап! Он же… – попытался возразить Флаури.

Лучше оказаться запертым в той самой комнате и распугивать свиней диким рёвом, чем извиняться перед заклятым врагом неизвестно за что.

– Ничего не хочу слышать! У тебя, по крайней мере, зубы целы остались. Всё, ужинать! – на этом Варнор развернулся и твёрдыми тяжёлыми шагами проследовал в кухню, где Эмилия уже принялась готовить. Спорить с отцом было бесполезно, и Флаури это знал. Покачав от досады головой, он, волоча ноги, двинулся к рукомойнику.

* * *

Наутро младший Тимбертон почувствовал, как всё тело буквально наполнилось новой жизнью благодаря вчерашним примочкам из эйрских луговых трав и свиного жира, что бережно прикладывала к синякам мать.

«И как она только умудряется приводить в чувство изнывающее от боли тело всего за одну короткую ночь?»

Точно волшебница, Эмилия легко справлялась с любыми синяками, коих немало набивали себе братья в бесконечных утренних схватках. Да и Джорджио, бывало, возвращался из академии, покосившись на один бок. А Флаури и вовсе частенько попадал в истории, рассказывая затем, что упал с крыши сарая.

Лечебные травы Эйрдалла славились своими заживляющими свойствами на весь Эруад. Еще во времена Сарветанга – великого ежегодного праздника, проходившего в Срединных землях в Храме шести богов, эти травы ценились не меньше крианитовой руды, что добывали вьорны во время извержения их Чудесного Вулкана. Любые болячки, синяки и ссадины сходили за считанные часы, глубокие порезы, затягиваясь, не оставляли шрамов, а болезней жители Эруада и вовсе не знали долгое время. Но знаниями сбора трав обладали лишь дриады Эйрдалла, что ушли вместе с эльфами на Эдиан несколько столетий назад. И теперь люди, заселившие прекрасные леса нимф, лишь методом проб и ошибок изучали алхимические свойства каждого из миллионов растений, быстро увядавших после Месяца Вечного Древа. Говорят, что дриады собирали травы исключительно эти тридцать дней, когда леса наполнялись едкой смертоносной пыльцой цветущего Древа – Чуда Эйрдалла, а травы наливались высшими целебными свойствами. Сейчас же эйрцы довольствовались лишь тем, что могли собрать по прошествии месяца, ведь секрета выживания дриад в ядовитой пыльце не смог разгадать никто. Она обжигала кожу, словно огонь, разъедала глаза, будто кислота, а вдохнув её, не избежать было смерти.

В цене травы и цветы выросли в несколько раз, хоть и обладали теперь более слабым лечебным эффектом, ведь в Алакорн их доставляли из Эйрдалла не через Дьервенмарскую равнину, а по западному тракту до гор Хагерита, а затем – в Къёрденфелл, минуя опасные болота вьорнов. Такой неблизкий путь хоть и не таил в себе столько опасностей, сколько северный тракт, но пройти его оказывалось целым испытанием.

На вопрос Джорджио по поводу тренировки Флаури одобрительно закивал и стал собираться. Сегодня они встали на два часа позже, поскольку у Джорджио был выходной в академии. Наскоро накинув рубаху, порты, натянув сапоги и тёмно-коричневую кожаную тунику, сделанную кожевником Мартеном по просьбе Варнора, Флаури выскочил из дома.

На улице только начала просыпаться жизнь. Солнце уже показалось из-за восточных заснеженных холмов, залив ярким и тёплым утренним светом всё вокруг. Жители лениво разбредались по своим делам. После ночного дождя пахло свежей проснувшейся после зимы зеленью.

На этот раз братья не стали сломя голову бежать к облюбованному ими месту, решив насладиться прекрасным погожим утром, а потому медленно двинулись в сторону северного леса.

Дорога вилась меж низенькими и изрядно покосившимися, словно от усталости, домами. Деревня расширялась в сторону Даллор-Кура, заняв всё свободное пространство на возвышенности.

В Веорне насчитывалось около ста пятидесяти жителей. Большинство занималось торговлей на рынках Даллор-Кура, имея в своем распоряжении собственное хозяйство. Немногие жили лишь тем, что производили на полях, либо собирали в окружных лесах. Благо, природа в северных краях не щадила богатств.

В деревне только красно-коричневый дом (и одновременно резиденция старосты Веорны) был отстроен в три этажа с красной черепичной двускатной крышей. Слева имелась светло-зелёная двухэтажная пристройка – местный Зал Советов и Суда. Высокие и узкие окна с красивыми резными ставнями, окрашенными золотистой краской, занавешены вязаной тканью. Это означало, что хозяева всё ещё спят. Да и чего вскакивать в такую рань в воскресенье?!

Добравшись до вершины холма, братья застыли в изумлении. Просыпавшаяся природа полыхала такой непередаваемой красотой, что хотелось вечно наблюдать за этой прекрасной картиной. Зелёная поверхность холмистых пространств медленно заполнялась пока ещё тусклым, но уже согревающим солнечным светом. Внизу, извиваясь, как неведомая бело-синяя змея, бежала бурная Сиенна.

Всё вокруг наполнилось ласкающими слух звуками: весело перекликаясь, гаркали, чирикали и свистели птицы; то и дело сновали по веткам белки; лёгкий ветер гулял и шумел в траве, листьях деревьев, и таял, исчезая где-то за холмами. Несколько минут природа пела свою утреннюю песню, и вдруг благородную мелодию нарушили звуки ударяющихся друг о друга клинков. Братья вновь начали извечную битву, ловко уворачиваясь и нанося новые удары.

Флаури внезапно почувствовал, как просыпается боль в боку, куда вчера зарядил Грен, и на мгновение потерял бдительность, чем не преминул воспользоваться Джорджио. Удар, ещё удар. Толчок в грудь. Затем меч Флаури, выставленный для отражения удара, с хрустом сломался, а сам он, не удержавшись, покатился по травянистому склону.

– Чего разлёгся? Давай, поднимайся! Сразимся врукопашную! – крикнул сверху брат, но Флаури внезапно поднёс указательный палец к губам.

– Слышишь? – спросил он, показывая в сторону леса.

– Нет! Ничего не слышу! – нетерпеливо замотал головой брат. – А ну, залезай, иначе я спущусь к тебе сам! – вновь прокричал Джорджио, но младший брат махнул на него рукой и медленно поднялся на вершину.

– Какая-то странная тишина. Тебе не кажется? – оглядываясь, сказал он.

Действительно, всё вокруг вдруг стихло: перестали петь птицы; ветер, словно от испуга, скрылся за Гарадскими горами. Даже течение Сиенны, казалось, замедлило свой бушующий поток, прислушиваясь к чему-то зловещему.

– Крики! Ты слышишь? – почти беззвучно спросил Флаури.

– Что?

– Кричит кто-то! – раздраженно тыкнул младший на юг.

Джорджио напрягся, прислушиваясь к непонятному шуму, доносящемуся из-за леса.

– Это из деревни, – мрачно произнёс он, и в следующий же миг двое уже неслись вниз по склону.

– Убийца! Помогите! Это он! На дыбу его! – услышал Флаури и в полном недоумении вдруг остановился, когда они с братом вбежали в деревню. Ребята увидели, как возле их бревенчатого двухэтажного дома столпился народ, а впереди всех, размахивая руками, колотилась в дверь Дори, жена Арбена. Наскоро накинутый желтоватый домашний халат, растрёпанные тёмно-русые волосы, босые ноги – всё говорило о том, что торопилась Дори в гости к Варнору очень сильно, созывая по пути толпу поддержки.

– Ничего не пойму… – негодовал Джорджио.

– Надо посмотреть, – сказал Флаури, в глубине души понимая, что между отцом и Арбеном произошёл конфликт.

Они подбежали к бушующей толпе и попытались поинтересоваться причиной столь серьёзного беспокойства, однако на них только мрачно косились и отворачивались. В окна полетели камни, люди кричали, размахивая кто вилами, кто палками или топорами и требовали, как выяснилось, жестокой расправы.

– Варнор! Это он убил! Выходи, ничтожество, и ответь за свой мерзостный поступок! – кричала Дори, обливаясь слезами.

Повернувшись к толпе, она вдруг увидела позади всех Флаури и Джорджио и, очертя голову, кинулась к ним.

– Эт-то в-всё ваш от-тец! Это он у-убил е-е-его! – захлебываясь, ревела Дори.

– Кого?! – в один голос воскликнули братья.

Дори одёрнулась и несколько секунд в недоумении смотрела на них.

– Мужа моего! Это он! – вновь взревела она.

На дороге показался деревенский староста Джолл с небольшим, в шесть человек, отрядом стражников. Смуглый, высокий, телосложением едва уступал бывшему, но всё же кузнецу Варнору. Длинные прямые волосы мужчины имели абсолютно неестественный, но родной белый цвет, обвораживающий приятным и ласковым блеском. Наскоро надетый тёмно-синий плащ с высоким воротом и шитыми золочёными нитками краями бортов развевался при быстрой ходьбе, словно Джолл парил над землёй. Видно было, что тревожными вестями его вырвали из постели – под плащом виднелась белая ночная рубаха, а на ногах вместо привычных чёрных кожаных сапог с серебристыми пряжками на ремешках болтались клоги, производимые искусными мастерами севера из различных видов древесины, не поддающейся растрескиванию. Такая обувь удобна для ношения в заболотистой местности, и по деревенской грязи в ней не замочишь ног, да и не придётся пачкать выходные сапоги.

Неукротимо яростный взгляд карих глаз насквозь прожигал разбушевавшуюся толпу, которая в тот же миг отступила и замолкла. Стражники выставили мечи и щиты, готовясь в любой момент дать отпор сельчанам. Староста остановился, и стражники встали рядом с ним по трое с каждой стороны.

– Что здесь происходит? – чуть вскинув подбородок, медленно произнёс он.

Началась неразбериха, со всех сторон кричали люди, перебивая друг друга. Джолл резким движением вскинул правую руку, и тотчас громогласный шум сменился полной тишиной. Староста сделал ещё одно движение, указав на Дори и давая знак говорить.

– Мы… Я… Это он, Варнор! Он – убийца! Он… – запинаясь, кричала Дори.

– Хватит! – властным голосом остановил её Джолл. – Кого он убил?

– Моего мужа! – наконец, успокоившись, произнесла она.

– Кто видел, как это произошло?! – обводя глазами толпу, крикнул староста. Ответом ему было молчание. Кто-то мотал головой, кто-то отводил глаза.

Джолл презрительно фыркнул.

– Так вот, как вы вершите правосудие, граждане великого Алакорна, храни вас всех Фар-Фалиен! – начал поучительную речь староста. – Бросаетесь с дубинами и вилами на человека, не убедившись наверняка, что он совершил преступление, и должен быть предан Справедливому Суду. Что вы делаете вместо этого? Чем вы сейчас отличаетесь от племени диких и безмозглых вьорнов? Это им ещё не чужды насилие и убийства соплеменников! Это им неизвестны такие понятия, как справедливость и честь! Ради чего мы воевали с ними? Чтобы в конце концов стать такими же, как они?

Все опустили головы. Даже Дори перестала причитать.

Джолл продолжал:

– Сейчас прошу всех разойтись по своим делам! О времени разбирательства вам будет сообщено позже.

Под пристальным взором старосты народ разбрёлся в разные стороны, то и дело негодующе бормоча. Но спорить никто не стал. Остались только Джолл, Флаури, Джорджио и Дори. Она села на крыльцо, закрыв голову руками, и тихонько заплакала.

– Милейшая, – спокойным голосом обратился к ней Джолл, – приношу свои искренние соболезнования и обещаю, мы докопаемся до истины, – после короткой паузы староста добавил: – Он в доме?

Женщина кивнула.

– Идите к её дому и охраняйте до моего прихода. Гарт, осмотри там всё. Потом доложишь, – шёпотом приказал он двум стражникам, и они, кивнув, развернулись и направились к указанному месту.

– Дорианна, прошу проследовать в мою резиденцию, там о вас позаботятся.

Он указал ещё на двух стражников, и те, легонько подхватив Дори под руки, удалились.

– Нелёгкая нам предстоит работа, друзья, – невозмутимо заметил Джолл, проводив женщину взглядом.

– Папа не мог никого убить, староста Джолл! – испуганно выговорил Джорджио.

– Хотелось бы верить, – глядя в разбитые окна дома, произнёс Джолл. – Произошло убийство, и кто бы это ни сделал, он ответит по всей строгости закона! Но, хочу вам сказать, ничего хорошего в случившемся нет. Если люди стали убивать, то впору задуматься, насколько спокойно мы будем жить дальше.

На втором этаже послышался треск осколков стекла, кто-то медленно подбирался к окну. Через полминуты они увидели голову Варнора:

– Уважаемый! – обратился он к старосте. – Как же так можно? Нелюди какие-то! Чуть меня с женой тут не перебили! Ребята, вы в порядке? – прорычал сверху Варнор. Братья удовлетворительно кивнули. Оба стояли молча, застыв от опустошающего душу страха за своих родителей. От пережитого они словно потеряли дар речи, однако, увидев отца, тотчас вздохнули с облегчением.

– Сам не знаю, что на них нашло! Позволишь войти, почтенный? – вопросил Джолл, и Варнор, пробормотав что-то вроде «ах да, конечно», вновь заскрежетал битым стеклом.

Громадная, обитая железом, испещрённым свежими царапинами и вмятинами, дверь отворилась с чуть слышным скрипом. Братья, а затем и Джолл с охраной вошли внутрь. Ребята тут же бросились обнимать отца.

– Где мама? – спросил Флаури.

– Наверху. Только за неё и переживал, когда они заявились. Не волнуйтесь, с ней всё в порядке, – успокоил детей Варнор и перевёл взгляд. – Здравствуй, Джолл! Не могу сказать тебе «доброе утро»…

– И правда! За всю мою службу здесь не случалось подобного. Тревожно как-то, – повёл подбородком тот.

За дверью послышался топот солдатских сапог. На пороге показался стражник.

– Заходи и докладывай, – Джолл махнул солдату рукой.

– Значит, так. Арбен лежит у себя в гостиной с проломленной головой, кровь с мозгами повсюду… – все невольно поморщились.

– Что?! – взревел Варнор.

– Рядом лежала вот эта кувалда, – продолжал стражник. – Никаких признаков борьбы… Думаю, что он просто не успел что-либо сообразить. Удар, скажу я вам, был громадной силы – такую штуковину даже я с трудом поднял.

– У тебя ведь есть кувалда, Варнор? – староста перевёл взгляд на бывшего кузнеца. В нём читалось неприкрытое подозрение.

Варнор и не думал отнекиваться.

– Есть. И я могу точно сказать, что вот эта, – он указал на огромный молот, что был в руках у стражника, – моя. Но я не убивал Арбена! Что я, ненормальный, с кувалдой расхаживать по городу, да ещё и на месте убийства её оставлять? – совсем не дружелюбным тоном прогремел Варнор.

Джолл задумчиво отвёл взгляд.

– Действительно, странно получается… Мы постараемся всё выяснить, – снова заговорил он. – Через неделю состоится собрание Справедливого Суда. Мне ещё необходимо отправить в Даллор-Кур за Королевскими Мастерами. Не покидай дом. Я пришлю за тобой стражников чуть раньше двенадцати в субботу. А для твоей же безопасности возле дома будут дежурить мои люди.

Варнор озадаченно кивнул.

* * *

Всю неделю Варнор просидел взаперти в четырёх стенах, изнурённый бездельем и скукой. Вдобавок душу грызла раздирающая скорбь. Арбен хоть и не был ему другом, но всё же человеческая жизнь стояла превыше всех других благ. Да и кто сейчас сможет вспомнить, когда последний раз в Веорне случалось столь жестокое и бесчеловечное преступление.

Джорджио пропадал в академии, а Флаури бродил по улицам, пытаясь уловить хоть малейшее упоминание о произошедшем в разговорах. Но, завидев его, люди тут же переводили тему беседы.

К дому Арбена было не подобраться. Днём и ночью возле входов дежурили стражники Джолла. Внутри происходили непрекращающиеся поиски маломальских зацепок для расследования дела.

Джолл, как представитель судебной власти в Веорне, не имел права общаться с посторонними во избежание давления и подрыва объективности принимаемого решения. По его поручению всеми предсудебными действиями руководил Гарт, начальник деревенской стражи – рослый, смуглокожий, тучного телосложения, с лицом, повидавшим немало смертельных боёв за королевство, и испытавшим на себе остроту вражеского клинка. Шрам, тянувшийся от правой брови до подбородка, придавал стражнику очень грозный вид, хотя человеком он казался наидобрейшим. Может, так на него влияла спокойная деревенская жизнь, благодаря которой он напоил себе пивное брюхо в «Сокровище Гарада». По рассказам местных капитан Гарт сослужил верную службу королевству в бесчисленных боях с вьорнами в молодости, а затем – в битвах при Ингилиате, где его покалечил огромный тролль, ударом молота раздробив левое колено. По возвращении в Даллор-Кур Гарта наградили королевским орденом за Величайшую Отвагу, и с почестями отправили на пенсию. Теперь он мог командовать деревенской стражей в самом, наверное, спокойном уголке мира.

Правда, эта неделя выдалась на редкость суматошной. Пришлось выполнить массу скучной, но необходимой работы для определения круга лиц, находившихся в момент убийства Арбена в деревне. Таких оказалось больше половины населения – в тот день было воскресенье.

Каждого необходимо было опросить, выяснить, где и с кем находился, чем был занят, видел ли, слышал ли что-нибудь странное. Большинство в такое раннее время спали, но нашлись и те, кто всё-таки приметил немаловажные для следствия детали.

* * *

В намеченный субботний час, когда солнце застыло на вершине своего дневного пути, к зданию резиденции старосты потянулись люди со всей деревни. Они выглядели мрачными. Казалось, будто по земле плывет чёрное зловещее облако Тёмной Силы, посланное неизвестным, дабы растворить в себе всё вокруг и уничтожить живое.

Люди проходили в просторный зал двухэтажной пристройки и рассаживались на красно-коричневые скамьи с высокими резными спинками. Огромные, в два человеческих роста, окна были завешены чёрной плотной тканью, откуда на собравшихся строго поглядывал золотой дракон, выжигающий Свободный Путь через полчища врагов, на который затем ступили подданные королевства, – так, по крайней мере, гласила легенда. На противоположной стене возвышались старинные гобелены с изображением разных исторических эпох Алакорна. Вот и тысяча триста пятый год – заселение людьми территорий вьорнов, что были изгнаны богами с родных земель. Рядом – кровавое сражение с орками, триумфы и победы, становление королевства.

Помещение зала освещалось несколькими десятками факелов, расположенных по всему периметру, а над головами присутствующих нависала огромная свечная люстра, закреплённая под потолком цепями. Скамьи для пришедших располагались в два ряда и вмещали ни много ни мало около сотни человек.

Все взоры сейчас были направлены на сидящего в дальнем углу Варнора. Лица присутствующих искажала кровожадная ненависть к запертому в клетке (скорее – для его же собственной безопасности) человеку, и неважно, виновен он в случившемся или нет.

В самом конце за длинным, почти во всю ширину зала, резным столом из красного дерева сидел староста Джолл. Слева и справа стояли ещё два кресла из того же дерева, обитые коричнево-бордовой тканью. Вдоль стен между столом старосты и скамьями для пришедших располагались скамьи для тех, кто будет участвовать в разбирательстве. По одну сторону сидели Дори и Грен, по другую – Эмилия с сыновьями.

Толстяк глядел на Флаури исподлобья, как на своего самого заклятого врага. Но тот не обращал на него внимания, ведь он ничего не потерял, хоть и обрёл в Грене ещё более злобного противника. И какая разница, что будет между ними дальше. Лишь бы отца признали невиновным.

В намеченное время двери зала закрылись, и пространство заполнила удушающая, разъедающая глаза тишина. Даже огонь настенных факелов словно замер в ожидании. Флаури чувствовал на себе посторонние взгляды, – отнюдь не ласковые, какими каждый день встречали его на улице односельчане. Но он держался спокойно, стараясь не заглядывать в недружелюбные лица.

Флаури сидел и крутил в руках серебряную монету, подаренную отцом на шестнадцатилетие прошлой весной. Она представляла для него особую ценность, ведь её вручил Варнору сам Второй наместник короля Фаррогота Дорвен на памятной церемонии в Даллор-Куре за самые качественные мечи, ковавшиеся мастером, который сейчас является единственным подозреваемым в убийстве.

«Каково же сейчас отцу?» – младший сын Варнора посмотрел в сторону клетки.

Варнор сидел, сложив руки на груди. Он держался гордо, словно генерал, которому вот-вот должны вручить очередную королевскую награду. Мужчина видел в лицах смотрящих на него людей лишь ожидание признания. Они не потерпят оправдательного приговора. Те, кто ещё вчера были его лучшими друзьями, сегодня стали злейшими врагами.

Всё затягивалось. Находиться в зале стало для Флаури совершенно невыносимо. Во рту пересохло, к горлу подступил комок, на лице выступили капельки пота. Тело постепенно поглощал жар, словно испепеляющие взоры то и дело пытались сжечь его дотла.

«Чего они ждут? Все ведь здесь!» – мысленно недоумевал Флаури.

Староста молчал. В зале уже начали перешёптываться, но вдруг с улицы донёсся стук копыт. Вскоре недавно запертые двери вновь распахнулись. В помещение вошли два высокорослых худощавых человека, облачённых в чёрные кожаные доспехи. За их спинами развевались плащи с геральдической символикой Алакорна – золотым драконом. На поясе у каждого висел длинный клинок в позолоченных ножнах.

Они проследовали через весь зал, предъявили старосте верительные грамоты и расположились по разные стороны от него.

– Прошу приветствовать достопочтенных представителей двора короля Фаррогота – судья Корст и судья Бьорн, посланные Вторым наместником по моему прошению в виду совершения преступления, запрещённого Красным Кодексом королевства. Они будут вместе со мной выносить решение по делу. В беспристрастности, справедливости и объективности этих судей не усомнился ещё никто. Теперь мы готовы начать Справедливый Суд! – произнес Джолл и добавил: – Сейчас я ознакомлю всех с регламентом. Первым даю слово человеку, который расследовал это убийство, изучал доказательства и опрашивал свидетелей, затем выступят находящиеся на белой скамье, на стороне погибшего. Следующими берут слово сидящие на чёрной скамье. В заключении – те, кто располагает сведениями, относящимися к делу.

Прошу всех соблюдать тишину! За нарушение порядка буду наказывать монетой! Итак, после всех выступлений представители Справедливого Суда выносят вердикт. Тайно. Никто не будет знать, кто и какое решение принял. Каждый из нас троих напишет на листе, скреплённом королевской печатью, только одно слово. После подсчёта голосов будет оглашена судьба человека, который сегодня подвержен Суду. А теперь мы, представители Справедливого Суда, дадим клятву беспристрастности.

Все трое встали и положили ладони левой руки на грудь. Джолл звонким голосом начал клятву:

– Во имя великого короля Фаррогота! Во имя великого Алакорна! Во имя всемогущего Фар-Фалиена! Клянёмся свято исполнить возложенный на нас долг и честью своей и головою ответить перед королевством за наш Справедливый Суд.

– Клянусь!

– Клянусь!

– Клянусь! – прогремели три голоса после окончания клятвы, и все трое опустились в кресла.

Первым выступил капитан Гарт. Хрипловатым, но сильным голосом он изложил детали расследования:

– В доме помимо трупа Арбена не обнаружено иных следов. Ни грязи с сапог, ни сломанной мебели, ни взломанных замков на дверях. Только орудие убийства – огромная кувалда со следами крови на набалдашнике. Клеймо на кувалде указывает на принадлежность инструмента мастеру Варнору.

– Это моя кувалда! – прорычал вдруг Варнор. – Но я понятия не имею, откуда она там взялась!

– Тише, Варнор! – прикрикнул на него Джолл. – Вам будет дано слово.

Подсудимый опустил голову.

– Следов во дворе также не оказалось, – продолжал капитан Гарт, – грязи по колено и ни одного следа. Исключаю всякую возможность проникновения преступника через двор. Опрошенные мной жители в большинстве своём ничего не видели, кроме кузнеца Логрина. Его показания мы выслушаем в конце. Более по данному делу мне сказать нечего.

После выступала Дори. Дрожащим, едва сдерживающим слёзы голосом она вкратце рассказала судьям о конфликте между её сыном и Флаури, между Арбеном и Варнором.

– Рано утром, – продолжала она, – я собиралась пойти в конюшню и покормить лошадей. Выходя из дома, я увидела Варнора, который направлялся к нам. Он сказал, что ему нужно поговорить с моим мужем. Затем он вошёл, а я отправилась в конюшню. По истечении примерно двадцати минут я вернулась. В доме было тихо. Обычно мой муж всё время шумел, разбираясь поутру со своими товарами. Я вошла в гостиную и… – она вдруг залилась слезами и некоторое время стояла, закрыв лицо руками. – Я обнаружила Арбена… Мёртвого, лежащего на полу. Всё было забрызгано кровью. Рядом лежала кувалда.

– Что-нибудь ещё можете добавить? – успокаивающим тоном спросил староста.

Дори только покачала головой.

Дальше были приглашены по очереди Грен, Флаури и Джорджио. Первые два смогли лишь рассказать о произошедшей между ними стычке, причём каждый на свой манер. Больше они ничего не знали, так как Флаури во время убийства не было в деревне, а Грен крепко спал и ничего не слышал.

Джорджио вообще почти ничего не сказал, только повторил, что Арбен приходил вчера вечером к ним домой и сильно ругался, но ссоры, а тем более драки между ним и Варнором не было. Так что его отцу незачем было убивать односельчанина.

– В зале есть лица, которые что-либо видели тем утром? – вопросил Джолл.

В задних рядах началось какое-то беспокойство, и спустя несколько мгновений встал Логрин, местный кузнец. Правда, телосложением он больше был похож на мясника. Серые всклокоченные волосы, мешки под глазами, нездоровый бледно-жёлтый цвет небритого лица и грязная засаленная рубаха свидетельствовали лишь о том, что кузнец давненько не принимался за работу, убивая время с кружками спиртного в «Сокровище Гарада». Он вышел к центру зала неуверенным шагом. Большие, даже подозрительно большие глаза смотрели сквозь сидящих впереди судей, словно остротой зрения кузнец не отличался. Он заговорил слегка дрожащим, как заметил Флаури, низким голосом:

– Я видел, как воскресным утром Варнор шёл к дому Арбена. В руках у него были свёрнуты большие лоскуты. Мне показалось, что это кожа. Я не придал этому никакого значения, поскольку Варнор часто с утра заходит… – он слегка запнулся, – заходил к Арбену, они договаривались о продаже. Арбен покупал кожу у Варнора, а затем перепродавал через своих торговцев на юг.

– Скажите, а вот эта кувалда могла быть завернута в те кожи? – Джолл достал из-за стола орудие убийства и показал его Логрину. Тот резко поморщился, увидев на набалдашнике запёкшуюся кровавую массу.

– Вполне может быть! – с хитрецой ответил Логрин.

Варнор вспыхнул.

– Чего ты городишь? Да в те тряпки, что я нёс Арбену, даже ложку было не завернуть!

– Это смотря какая ложка! – крикнул в ответ Логрин.

– Уж конечно! Глянешь на тебя, сразу ясно, какой ложкой ешь ты! Любой горный гигант обзавидуется! – голос Варнора стал чуть тише, но злости в нём только прибавилось. – Самая обычная ложка.

– Ага, которой можно голову проломить! – продолжал нагнетать обстановку Логрин.

– Да это тебе пора голову проломить за клевету! – Варнор уже буквально кипел от ярости, его кулаки были сжаты так сильно, что костяшки побелели.

– Вы слышите, он теперь и мне угрожает! Одного убил – мало! – Логрин ткнул пальцем в сторону клетки.

«Чем же ему так не угодил Варнор? Может, это старые обиды по поводу кузнечного ремесла? Ведь именно Логрин тогда хотел получить место подмастерья в кузнице моего отца», – мелькнула мысль в голове у Эмилии. – «Но не таким же способом…»

Вдруг она вскочила. В это время Джолл слегка ударил ладонью по столу.

– Как ты смеешь порочить достоинство моего мужа, не зная наверняка, что там произошло! – Эмилия гневно воззрилась на ненавистного Логрина.

– Послушайте! – обратился он к судьям. – После того, как убийца вышел, никто больше в дом не заходил. А через пару минут вернулась Дори, и… я услышал крики.

– Ты что, башкой об наковальню ударился, безумец?! – Варнор вскочил и с такой силой ударил в решётку, что та зазвенела, однако не поддалась. Сложилось ощущение, словно разъярённый дикий зверь пытался вырваться на волю из заключения. – Будто у Арбена нет других выходов в доме! Да на одном только заднем дворе целых две двери! И что, оттуда никто не мог бы попасть в дом?!

Логрин потупился и хотел сказать что-то ещё, но его опередил Джолл. Он ударил кулаком по столу так, что двое сидящих по обе стороны от него едва не свалились с кресел.

– Предупреждаю в последний раз: порядок! Ты всё по делу сказал, Логрин? – понизив голос, спросил Джолл.

Тот только кивнул и попытался удалиться на своё место.

– Стой на месте! У меня есть к тебе вопросы! – Джолл снова повысил тон. Логрин неловко поёжился. – Где ты был, когда Варнор посетил Арбена?

– У себя в кузнице… – в голосе кузнеца чувствовалась неуверенность.

– Если я не ошибаюсь, твоя кузница находится в семидесяти шагах от дома Арбена, – ткнул в Логрина указательным пальцем Джолл, и тот кивнул. – А глаза не могли тебя подвести? Что-то я не припомню, чтобы ты славился на всю округу орлиным взором! Мог ли ты видеть, что именно нёс в руках Варнор?

– Я не уверен, конечно, но мне показалось…

Джолл приподнялся в кресле:

– Если после суда я посажу тебя в клетку и скажу, что мне что-то показалось, и от моего решения будет зависеть судьба головы на твоих плечах… Мне нужны факты!

Зал вновь наполнила тишина.

– Настало время высказаться тебе, Варнор. Однако прошу, без оскорблений, – предупреждающим тоном проговорил Джолл.

Варнор встал, выпрямился и твёрдым спокойным голосом ответил:

– Меня обвиняют в страшном преступлении, которого я не совершал, а вы хотите, чтобы я проявлял уважение к вашим горе-свидетелям?!

– Варнор! – покосившись на мастера-скотовода, почти прорычал Джолл.

Мужчина кивнул, мол, так и быть. Тяжело вздохнув, он начал свою правду:

– Дорогие друзья! – начало ему далось с большим трудом. Он понимал, что сейчас мало кто из присутствующих в зале считает себя его другом, но всё же продолжил: – Я не буду разводить длинные речи для своего оправдания, хочу лишь сказать, что я не совершал этого преступления. Я сам не могу понять, как так сложились обстоятельства, указывающие на мою возможную причастность. Может, меня просто подставили… Зачем… Что и кому я сделал плохого? – Варнор спрашивал не у сидящих в зале. Он спрашивал у себя самого, пытаясь понять, кому мог перейти дорогу, и никак не находил правильного ответа. Мужчина склонил голову и опустился на стул.

Джолл всё это время сидел неподвижно, подперев кулаком подбородок, а двое других судей и вовсе почти не шелохнулись за всё время Суда.

Трое стали совещаться. Выглядело это, правда, весьма странно. Говорил только Джолл, остальные лишь кивали головами. По лицу старосты можно было прочитать, что он находится в лёгком недоумении от такого совещания.

Вскоре Джолл дал им сигнал, и все принялись писать на жёлтой королевской бумаге дальнейшую судьбу Варнора. Флаури видел однозначность решения на лицах судей. Но каким именно оно окажется?

Все три листка были сложены втрое и переданы заместителю Джолла Мадо, который всё это время стоял у него за спиной.

Дабы сохранить тайну голосования, Мадо перемешал листки в бронзовом горшке. После рука заместителя Джолла медленно потянулась за первым вердиктом.

Зал замер. Наверное, сейчас можно было услышать хор бьющихся сердец.

– Невиновен! – развернув листок, показал его всем Мадо.

Послышались вздохи облегчения и одновременно раздражённое ругательство, кто-то радостно припрыгнул, другой же плюнул на пол. Джолл поднял руку, и тишина вновь воцарилась в зале Справедливого Суда.

Флаури поймал на себе взгляд Джолла, такой успокаивающий и тёплый. Значит, один голос у Варнора есть. Но был ли это голос Джолла или кого-то из Мастеров?

Тимбертон-младший с надеждой смотрел на следующий разворачивающийся листок. От неумолимо долгого ожидания он до крови искусал губы, но сейчас боли не чувствовал вовсе.

Ещё одно… И всё… Свободен… Ну же!

– Виновен! – второй раз прокричал Мадо.

Флаури с досады ударил себя по коленям. Джорджио скорчил недовольную гримасу. Эмилия сначала покраснела, затем побелела, а когда Мадо вытащил из горшка третий, решающий вердикт, она едва совладала с собой, чтобы не потерять сознание.

Джолл в это время непонимающе оглянулся на представителей Даллор-Кура. Но те двое сидели спокойно, уставившись невидящими глазами в Мадо.

– Именем короля Фаррогота, правителя великого Алакорна, находящегося под защитой Всемогущего Фар-Фалиена, – взглянув на последний лист, громко кричал Мадо, – Варнор Тимбертон признаётся…

Всё поплыло перед глазами Флаури. Время будто остановилось, туман заполнил окружавшее его пространство, голоса искажались до неузнаваемости. Он проваливался в бледно-серую пропасть неизвестности. И становилось невыносимо тошно от всей этой притворной справедливости, которая «есть основа каждого поступка человека…», которую «подарили нам боги и сам Фар-Фалиен спустился с заоблачных высот, дабы наделить ею живущих». Он вдруг ощутил себя жалкой песчинкой в необъятной пустыне людского безумия и ненависти, которые сжимали его душу в стальные тиски, пытаясь овладеть ею, сковать навеки прочной цепью. Сын Варнора отчаянно сопротивлялся, стараясь выпутаться из охватившей его бездны, но все попытки разбивались о несокрушимую стену чего-то обжигающего, отталкивающего с невероятной, исполинской силой. В очередной раз попытавшись пробиться сквозь жар огненной сферы, воля Флаури бесследно растворилась в чёрной пропасти и, ощутив острую боль, он потерялся в глубинах сознания.