Читать книгу Заметки о дизайне. И ни одной картинки?! - Александр Дионисович Барсегов - Страница 3

Позже я постараюсь показать, что дизайн не обязательно должен быть ярким, броским, экстравагантным, и ассоциироваться с чем-то привлекательным, но непрактичным. Что он может быть и иным. Скромным, малозаметным, а иногда и вовсе невидимым нашим помощником. Что он может быть невесомым, как бабочка, и в то же самое время столь же мощным, как паровой молот.

Но пока попробуем уловить момент, когда появляется необходимость в дизайне?

Человек изобретает пылесос. Идея простая – пыль не сметать, клубами поднимая ее на воздух, а всасывать. Рисуется схема, которая потом впрямую опредмечивается: берется труба, в нее вставляется вентилятор, с одной стороны трубы воздух всасывается, а с другой выходит. Перед вентилятором устанавливается мешок, в котором пыль задерживается.

Довольно скоро выясняется, что форма трубы совсем не так существенна, а важнее оказываются совсем иные вещи: что пылесос нужно где-то хранить, и лучше, если это не труба, а что-то по форме более уместное в кладовке; что всяческие щетки и сопла должны быть под рукой, и еще много чего. Вот тут-то и нужен дизайнер.

Похоже, дизайнер начинает быть необходимым, когда мы поднимаем голову над чертежом, и начинаем видеть предмет проектирования не сам по себе, а в жизненном контексте.

Помните вокзал, поезд, бутылку лимонада, открывалку? Понятно, что такое решение возникло в процессе проигрывания некоего воображаемого сценария. Это в дизайне так и называется методом сценарного моделирования.

Однако гораздо чаще сценарии не продумываются специально – они уже существуют в нас в виде стереотипов. Но иногда изменившаяся жизнь вступает в противоречие с традиционными сценариями. Так знаменитое такси ВНИИТЭ 1963 года, о котором говорят, что оно опередило время, было примером преодоления стереотипа.

Каким был стереотип? Подъезжает автомобиль, из него выходит водитель, открывает багажник, загружает в него чемоданы и прочую поклажу, после чего все чинно рассаживаются по местам, и отъезжают.

Очевидно же – это бытовая сценка из жизни начала прошлого века. Мы можем не отвлекаться на присутствие архаичной подосновы: извозчик несомненно стоял ниже пассажиров на социальной лестнице. Тут важнее другое – жизнь потребовала иных темпов. Быстрее, быстрее! Подъехавший автомобиль раскрывает широкую боковую дверь, куда и загружаются пассажиры вместе с багажом, в том числе и с детской (а то и инвалидной) коляской. Так и рождается концепция. Ныне такой сценарий представляется естественным, хотя до сих пор не распространенным, а тогда был революционным. Другое дело, что технически «овеществить» такой сценарий оказалось непросто. Но это уже следующая задача, она может оказаться сложной, и отложенной на десятилетия, но может оказаться и совсем простой.

Интересно, только ли я заметил, что чайники, став электрическими, очень быстро превратились в кувшины?

Чайник занимает много места, ручка мешает и открывать крышку, и заливать воду. Как же мы прежде этого не замечали? Дело в том, что кипятить воду на огне в металлическом кувшине можно, но неудобно. Будет долго кипятиться, поскольку поверхность нагрева маленькая, да и ручка сильно нагреется. Электрический же свободен от этих недостатков. (И эволюционный ряд сосудов для кипячения воды теперь выглядит так: котелок над очагом, весь овеваемый потоком горячих газов; чайник, то есть объем, распластавшийся на нагретой поверхности плиты; и, наконец, электрокувшин, нагреватель которого находится внутри).

Но бывает, что сама жизнь меняется, а предметное окружение упорно следует традициям, и меняется неохотно, хотя технических препятствий нет.

Вот нынешний дизайнер интерьера первым делом предложит снести стену между гостиной и кухней. Совершенно не задумываясь над тем, что за этим стремлением стоит. А ведь там целая история…

Разве до середины 20-го века не существовало жилищ, где кухня не была отделена от мест, где спали и ели? Да посмотрите хоть фильмы Чаплина! Но это было жилье бедное, грязное и некомфортное, с неизбежной копотью от печи, золой и угольной пылью.

Потом технические возможности изменились, но традиция требовала от «приличного» жилья наличия кухни, столовой и гостиной, и лишь стремление вывести женщину из «кухонного рабства» привело к изменениям. Поначалу они были до смешного робкими: кухню и столовую соединили окошком с дверцами. Примерно такими, какие можно увидеть в общественных столовых в старых советских фильмах – именно эти дверцы захлопывает перед носом героя дерзкая повариха в фильме «Девчата».

Сценарный метод – дело довольно тонкое. К примеру, дизайнер интерьера может подойти к работе, исходя из собственного жизненного опыта, либо из некоего стереотипного сценария, и предложить отшельнику-мизантропу проект, скорее порадовавший бы хлебосола и жизнелюба.

По тому, как процесс овеществлен, подчас можно реконструировать образ жизни, его ритм. Пример, как очень простое решение реализуется далеко не сразу: часы, уже став очень компактными и довольно широко распространившись, еще чуть не сотню лет преспокойно существовали как карманные, и лишь для авиаторов это оказалось неудобным, и они стали размещать их на браслете.

Мне от деда достались старинные часы начала прошлого века. Они и до сих пор исправно продолжают тикать, но в молодости я досадовал, что они наручные, а не карманные, поскольку не давали мне ощущения эпохи. И лишь много позже понял, что дед был большим оригиналом, потому и часы носил необычные – у них еще стекло предохранялось специальной решеткой.

Так вот о духе времени. Чтобы воспользоваться наручными часами нужно сделать одно движение. Карманные же часы – олицетворение неспешности, определение времени по ним всякий раз требует целого ряда довольно эффектных и неторопливых манипуляций.

А вот пример тоже простой, но более сложный в описании.

Если очень внимательно приглядеться, то в Москве и сейчас можно обнаружить места, где были расположены некогда широко распространенные приемные пункты гигантских фабрик-прачечных, (обнаружил, что и сейчас могу на память назвать наш семейный номерок, которым десятилетиями помечались простыни и пододеяльники).

Эти приемные пункты, согласно тогдашним санитарным и строительным нормам, должны были иметь отдельные входы для посетителей с чистым и грязным бельем. Двери располагались рядом, и заходить полагалось сначала в одну, а потом в другую. Работник же прачечной (как правило, один на оба отделения) перемещался внутри от окошка приема к окошку выдачи. В соседнем с нами доме прачечная оказалась расположенной в высоком первом этаже, и эта беготня посетителей выглядела довольно забавно: вы сначала поднимались ступенек на двадцать с грузом грязного белья по одной лестнице, потом спускались вниз, пробегали метров десять до другой, и, наконец, оказывались почти в том же месте, из которого только что вышли, чтобы забрать чистое. Но в этом тоже есть отпечаток времени – жизни более основательной и размеренной.

Как дверь даже в большой дом отпирается маленьким ключиком, так однажды мне открылось…

В доме родителей я нашел нашу старую фарфоровую сахарницу 60-х годов. Пимпочка ее крышки имеет такую неудобную коническую форму, что даже совершенно сухой рукой взять ее очень трудно. Причем настолько, что было очевидно: человек, проектировавший ее, не мог этого не понимать. И мне вдруг стало ясно – ему это было неважно! Похоже, в этот момент мне открылась суть эпохи: мы жили в фантазийном мире! Низкие треногие журнальные столики были ужасно неудобны и неустойчивы, невысокая – до плеча – мебель в тесных квартирах непрактична. Водолазки из чистого нейлона («син-те-тика!» – это слово произносилось с придыханием), надетые под пиджак, были сущим кошмаром, а мы в них не полонезы танцевали.

Но если тему повернуть, она такова: вещи были хозяевами. Их неудобство не смущало – они были символами какой-то новой, грядущей жизни.

Но затронув тему наших ощущений в предметной среде, образно поразмышляем о том, как чувствуют себя вещи в доме.

Надо сказать, что за некоторыми решениями, представляющимися для поверхностного взгляда новациями эстетического плана (или моды), стоит нечто более существенное.

Когда современному карикатуристу нужно изобразить холодильник, какой он изображает? Милый и округлый ретро-аппарат 50-х годов! Но если мы представим кухню середины прошлого века, то обнаружим: эта «самость», отдельность, замкнутость образа холодильника, она неспроста – он и в самом деле здесь пришелец, провозвестник будущего. Чистый, белый, гладкий! Он на этой кухне один такой. Потом к нему быстро стилистически потянутся другие элементы кухни, пока, наконец, не объединятся, сблокируются, неизбежно приняв угловатые формы. Но поначалу он здесь чужой, такой же, как чувствующая себя чужой в тогдашнем жилом интерьере радиоаппаратура.

А уж она-то за несколько десятилетий совершила мощнейшее наступление, вплоть до захвата жилой среды! Кого нынче удивишь интерьером гостиной, который «делают» и «держат» огромный телевизионный экран, акустические колонки, и прочая аппаратура? А поначалу электронные устройства вели себя скромно, телефоны, граммофоны, радиоприемники старательно стилизовались под мебель, порой весьма причудливую и дорогую. Позже, уменьшившись, они уже не могли изображать мебель. Однако в 50-е и 60-е годы проигрыватели и магнитофоны заключались в неприметные фибровые чемоданчики не только потому, что эти, недавно громоздкие, аппараты стало возможно переносить. Они по-прежнему чувствовали себя не очень уютно в жилом интерьере и всем своим видом говорили: могу собрать вещички в любой момент. Однако и мебельные мотивы сохранялись еще долго. Так трехпрограммные радиоточки в полностью пластмассовых корпусах еще в 70-е никак не могли избавиться от атавизма в виде деревянных щёчек.

И вот еще говорящая деталь: в раннем советском телевизоре Ленинград Т1 (а он, по крайней мере поначалу, вообще изготавливался в оккупированной Германии еще до образования ГДР), совмещавшем в себе теле- и радиоприемник (телевещание велось по нескольку часов в день, и иметь два отдельных устройства представлялось излишней роскошью), экран закрывался выдвижной шторкой, обшитой той же тканью, какой был закрыт громкоговоритель.

Подумать только, экран ощущался настолько неуместным в жилом помещении, что после просмотра должен был быть стыдливо прикрыт!