Читать книгу Гатчинский бес - Александр Домовец - Страница 5

Гатчина – место особое, знаменитое.

Бывший пригород Санкт-Петербурга указом императора Павла в конце прошлого века был преобразован в город. Еще цесаревичем полюбил Павел Петрович эти красивые тихие места, находил здесь покой и отдохновение, невозможные в суетной столице. Окруженная живописными лесами и озерами, Гатчина стала царской резиденцией, верно служившей суверенам из поколения в поколение.

Сердцем города конечно же был дворец в итальянском стиле, возведенный еще графом Орловым и перестроенный при Павле. Его опоясали прекрасные парки, над ландшафтом которых с любовью трудились лучшие российские мастера, – куда там Версалю! Но в отличие от вылощенных версальских гатчинские парки изобиловали всевозможной дичью, и добычей царской охоты становились олени, лани, медведи, волки, лисицы. Били и птицу – тетеревов, фазанов, глухарей. В прозрачных озерах во множестве водились щуки, налимы, окуни, караси. Не удивительно, что увлекавшийся охотой и особенно рыбалкой Александр Третий так стремился в Гатчину, решительно предпочитая маленький город большому Санкт-Петербургу.

Но если император с семьей с первых же недель царствования практически поселился в Гатчине, то, конечно, отнюдь не только (и не столько) из-за местных красот и охотничьих радостей.

Что происходило? Казнь народовольцев-цареубийц и последовавший разгром их партии должен был бы успокоить двор и общество. Однако тень мученика Александра Второго, витавшая над головой наследника, взывала к осторожности. О подготовке очередных покушений в столице говорили как о неизбежном. Петербургский обер-полицмейстер Баранов еженедельно докладывал, что напал на след новых террористических групп, и если берега Невы пока не огласились еще более мощными взрывами, то лишь благодаря его, Баранова, усердию.

Менее всего великана Александра можно было бы назвать трусом. Цесаревичем он прошел турецкую кампанию и пулям не кланялся. Но сейчас речь шла об опасности совершенно особого рода. Что станется с Россией, коли, не приведи господь, она лишится второго подряд самодержца? Устоит ли? Как сложится судьба самодержавия? И возможно ли обеспечить августейшую безопасность в столице? Одно из покушений на отца произошло как раз в Зимнем дворце… Александр напряженно размышлял об этом и склонялся к мысли, что не время теперь демонстрировать присущее ему спокойное мужество. Ну что ж… В битвах порой приходится отступать на заранее подготовленные оборонительные редуты.

Таким редутом в сражении с народовольцами для императора и его семьи стала Гатчина.

Тяготившийся дворцовым официозом Александр ее любил. Маленький уютный город в статусе царской резиденции, щедро снабжавшийся из казны, шел в ногу со временем. Здесь были водопровод, канализация и телефон, дворцовую площадь освещали электрические фонари со «свечами Яблочкова», между столицей и Гатчиной бодро сновали паровозы. Работали полотняный и стекольный заводы, солдатский госпиталь и аптеки, трактиры и торговые конторы, гимназии и храмы – от православных до лютеранских. Городок жил чинно, спокойно, размеренно. Степенная публика неторопливо прогуливалась по чистым улицам, мужчины раскланивались с дамами, городовые козыряли прохожим. Дивный, дивный уголок Российской империи… Даже не верилось, что в каких-то сорока верстах бурлит нервно живущая столица с ее заботами, проблемами и, пуще того, угрозами.

Однако дворцовый комендант генерал Черевин оставался начеку. Охрана дворца была организована по наивысшему разряду. Хозяина земли Русской денно и нощно берегли сотни солдат, кирасиров и полицейских. Вместе с тем выражение «гатчинский затворник» по отношению к Александру было не вполне справедливо. Он время от времени выезжал в Санкт-Петербург и губернии, бывал за границей, отдыхал в Ливадии. И все же именно Гатчина стала императорской штаб-квартирой, в которой Александр ежедневно трудился по десять-двенадцать часов в сутки. Министры с докладами, фельдъегеря с корреспонденцией, европейские послы с верительными грамотами – все спешили сюда. Крохотная точка на российской карте вдруг превратилось в центр принятия решений, определявших ход событий в бескрайней империи и далеко за ее пределами. Вот так – ни больше ни меньше.

Согласитесь: в интересное место направили отставного гусарского поручика Сергея Васильевича Белозерова…

Сергей прибыл в Гатчину по железной дороге. Стоял замечательный майский день – ясный и теплый. Маленькое красивое здание вокзала выглядело по-домашнему уютным. Высокие клены и тополя, обступившие станцию, гостеприимно шелестели нарождающейся листвой. Сойдя на перрон и с удовольствием вдохнув чистейший воздух, Сергей жестом подозвал носильщика в длинном фартуке.

– Поднеси-ка, любезный, до извозчика, – распорядился он, позевывая.

Дюжий парень подхватил чемодан с объемистым саквояжем и устремился вперед, с любопытством поглядывая на Сергея. Человек как человек, вид барский, штиблеты с пуговками и костюм в клетку, а большую сумку не отдал, – повесил через плечо и сам надрывается… Откуда ж было знать носильщику, что новенький дорогой мольберт Сергей не доверил бы никому.

Сгрузив багаж в коляску и получив пару монет, парень ушел, а Белозеров уселся на мягкое сиденье.

– Куда едем, барин? – спросил извозчик, поигрывая кнутом.

– А вот ты мне сейчас и скажешь куда…

– Это как?

– А вот так. Я на отдых приехал. Поживу здесь месяц, может, и два. Где бы мне снять жилье? Приличное, само собой? Ты же местный – подскажи, не обижу.

Извозчик почесал окладистую бороду.

– Дачу, что ли? – спросил он.

– Да нет. Хотелось бы в городской черте. Я, любезный, художник, – буду город ваш рисовать. А на природу при случае и так съезжу.

Извозчик сдвинул картуз на лоб и задумался.

– Дык ить оно как… Ежели приличное, да в городе, – стало быть, надо в посад.

– Годится, – согласился Белозеров. – А в посаде что?

Выяснилось, что Гатчинский посад – это своего рода внутригородской поселок, в котором живут дворцовые служители. Люди сплошь солидные, и дома хорошие, справные. Кое-кто не прочь увеличить доходы, сдавая жилье внаем. Вот, например, вдова царского егеря Авдотья Семеновна Печенкина. Там, правда, и цены кусаются…

– Вези к Авдотье Семеновне, – распорядился Белозеров. – А с ценами разберемся.

Под мерный цокот копыт по булыжнику мостовой он рассеянно смотрел по сторонам и напряженно думал о своем, что, впрочем, не мешало машинально фиксировать присутствие на городских улицах хорошеньких женщин. По первому впечатлению, их в Гатчине хватало. Это неплохо. Но сейчас не главное…

Вот уже три дня Сергей пребывал в состоянии полной внутренней растерянности – состояние для военного, да еще гусара, нехарактерное. Кирилл Иванович с Победоносцевым озадачили по самую маковку, но это полбеды. Мало ли какие задачи ставили ему по службе, особенно во время маневров… Беда в том, что дядино поручение живо напомнило народную сказку «Поди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что». Откровенно говоря, тревогу высших инстанций Сергей не разделял. Рассуждая философически, мир велик, странности в нем нет-нет, да и случаются, и надо ли так переживать из-за происшествия с ефрейтором Мордвиновым… Однако очевидно, что в непонятном деле дядя с обер-прокурором видели зерно угрозы – неясной и оттого особенно пугающей. Сергею предстояло подтвердить или, напротив, развеять их опасения. Вот только как?..

Разумеется, можно было бы отказаться. Да чего там – очень хотелось, особенно после реплики Победоносцева насчет того, что не справиться с заданием нельзя. Просто не взяться за исполнение – и все. К чему упавшая с неба ответственность за исход более чем сомнительного дела?.. Однако ясно, что Кирилл Иванович за Сергея перед Победоносцевым поручился, а подводить дядю вовсе не хотелось. Да и мысль о вознаграждении в случае успеха (пусть и пряталась на задворках сознания) внушала некоторый энтузиазм. В итоге бывший гусар махнул рукой и, поступив в полном соответствии со знаменитой фразой Наполеона: «Надо ввязаться в бой, а там будет видно», – согласился. И не исключено, что на свою голову…

Извозчик не соврал. Гатчинский посад и впрямь смотрелся отдельным поселком в городской черте, отличавшимся архитектурой и планировкой маленьких улиц. Узкая мостовая пролегла меж добротных одно-двухэтажных домов с деревянными ставнями и резными наличниками. Чувствовалось, что живут здесь люди почтенные, небедные. Это Сергея вполне устраивало. Удобный постой для гусара – дело наипервейшее.

Коляска остановилась возле каменного дома, обнесенного забором в человеческий рост.

– Приехали, – сообщил извозчик.

Резво соскочив с облучка, он постучал в калитку и что-то принялся бубнить вышедшей на стук девушке. Сергей посмотрел на часы, извлеченные из жилетного кармашка. Вся поездка от станции до посада не заняла и двадцати минут. Вот уж правда, что Гатчина – город маленький. Ну и хорошо. Тем легче будет изучить его вдоль и поперек. Как бы дело ни сложилось, без этого все равно не обойдется.

Девушка ушла в дом и, вскоре вернувшись, широко распахнула калитку.

– Заходите, – пригласила она. Голос был приятный, мелодичный.

Сергей велел извозчику подождать (неизвестно, столкуются ли с хозяйкой?) и пошел вслед за девушкой. Они пересекли просторный двор с тенистыми деревьями, в глубине которого виднелся небольшой флигель. Зашли в дом.

Авдотья Семеновна Печенкина встретила неожиданного гостя в гостиной, сидя у стола, крытого белой скатертью. Это была немолодая, лет за пятьдесят, женщина в теле. Судя по тяжелому властному лицу с правильными чертами, когда-то она была хороша. «Вдова царского егеря», – вспомнил Сергей и снял фуражку.

– Добрый день, сударыня, Позвольте представиться: отставной поручик Белозеров Сергей Васильевич. Прибыл в ваш город по собственным делам, – отчеканил он, кланяясь.

– Доброе утро, сударь, – низким грудным голосом откликнулась хозяйка. Одним взглядом оценила внешность гусара, его щегольский вид. – Присаживайтесь. Чем обязана?

– Видите ли, – проникновенно заговорил Белозеров, усаживаясь на мягкий стул, – по выходе в отставку увлекся я рисованием. Приехал сюда на этюды. Места у вас тут живописнейшие, парки замечательные, архитектура самобытная. Хочу пожить месяц-другой, поработать. Стало быть, нужно где-то остановиться. А мне подсказали, что вы сдаете жилье…

Он замолчал, выжидательно глядя на Печенкину. Та величественно кивнула:

– Сдаю, отчего же не сдать. Только уж не знаю, устроит ли. У нас тут все по-простому, скромно…

Сергей немедленно заверил хозяйку, что как бывший военный привык к спартанскому образу жизни, да и вообще неприхотлив. При этом он невольно вспомнил мягкие перины и ломящийся от снеди стол в доме Феодоры Спиридоновны. Внутренне вздохнул.

Выяснилось, что госпожа Печенкина имеет предложить Белозерову флигель во дворе. Флигель невелик, две комнаты и прихожая, зато удобен, и жилец, располагая собственным ключом от калитки, будет совершенно свободен в образе жизни и передвижениях. Это Сергея вполне устраивало. Устроила в общем-то и цена – пятьдесят рублей в месяц со столом или двадцать пять, если питаться на стороне. Дороговато, конечно, однако деньги у Сергея были. Дядя снабдил пятьюстами рублями из какого-то специального фонда и наказал по возвращении написать отчет. «Зря не транжирь, но и не скупердяйничай. Понадобится – передам еще, – внушительно сказал он. – Лишь бы дело было».

– Завтраки, обеды и ужины будут приносить прямо во флигель, – продолжала хозяйка. – Если какие-то трапезы надумаете совершать в городе или в гостях, я посчитаю и до отъезда деньги верну, не сомневайтесь. Только предупреждайте заранее… И уж коли вы хотите задержаться на месяц-другой, надо вам, сударь, зайти в участок и отметиться. У нас такие правила. Сами понимаете, Гатчина – место государево, за порядком и приезжими следят строго. Вам-то ничего, приехали-уехали, а меня могут оштрафовать.

Сергей пообещал завтра же уладить все формальности.

Разговор был прерван самым неожиданным образом. Раздался стук в дверь, и не успела Печенкина раскрыть рот, чтобы сказать: «Войдите», – как неожиданный гость уже вошел. Точнее, вбежал. А уж если совсем откровенно, то ворвался. Это был маленький кругленький человек, фонтанирующий энергией. Казалось, энергию излучает даже лысина, блестевшая, как с душой начищенный сапог. Заплывшие глазки на полном личике сияли неподдельной радостью.

– Мое почтение, Авдотья Семеновна! – звонко воскликнул он. Галстук сбился набок, ботинки запылились… сплошной порыв и движение, а не человек.

– Здравствуй, Михаил Данилович, – ворчливо сказала хозяйка. – Влетел, как на пожар… Случилось что?

– Случилось, – выпалил гость-колобок, по-свойски усаживаясь без приглашения и расстегивая пиджак. На Сергея не было обращено ни малейшего внимания. – Час назад узнал, что днями в город прибывает знаменитый французский ясновидец месье Дюваль. Будет выступать в клубе. Представляешь?

– Ну, представляю. И что?

Михаил Данилович уставился на хозяйку с неподдельным изумлением.

– Да как это «что»? Я берусь затащить его к нам в общество. Он тут специальный сеанс ясновидения устроит. Весь город будет говорить, и мигаловцам фитиля вставим, а? Каково?

Тут уж и хозяйка заволновалась. Разрумянилась даже.

– Замечательная придумано! – с неожиданной горячностью сказала она. – Экий ты, право, умница, Михаил Данилович… А получится затащить-то?

– Получится, – солидно сказал колобок, поправляя сбившийся воротничок рубашки. – У меня в редакции только что был его импресарио. Наш, русский, Фалалеев некто. Как водится, приехал раньше патрона: афиши напечатать, объявление в газете дать… Тут меня что-то изнутри толкнуло. Э-э, думаю, всех денег не заработаешь. Извольте, говорю ему, я ваше объявление напечатаю бесплатно, и не на четверть страницы, а на треть. Но только уж и вы обещайте, что мсье Дюваль выкроит вечер, чтобы навестить наше общество, поговорить, показать свое искусство… Фалалеев, вестимо, доволен, что денег платить не надо. Словом, договорились, – скромно закончил колобок, поднимаясь.

Хозяйка, не вставая, перекрестила его.

– Настоящий молодец, Михаил Данилович, дай Бог тебе здоровья, – истово сказала она. – Большое дело сделал. Наши-то как обрадуются… Да ты убегаешь уже, что ли? А чаю выпить?

– Некогда, матушка, нынче номер в типографию везу… А это кто? – спросил вдруг Михаил Данилович, снизу вверх уставившись на Белозерова.

Бесцеремонность человечка Сергея скорее развеселила, нежели раздосадовала. Он сделал полупоклон и представился.

– Жилец Авдотьи Семеновны? Художник? Это замечательно, – пылко сказал колобок. – Поэты у нас есть, певцы, композиторы, а вот художника ни одного… Воля твоя, Авдотья Семеновна, только я бы пригласил его к нам на месяц-другой, пока жить здесь будет. Для разнообразия. Чем плохо, а?

– Подумаю, – рассеянно сказала хозяйка. Похоже, все ее мысли были уже впереди, с месье Дювалем.

Проводив взглядом Михаила Даниловича (убежал столь же резво, сколь и вбежал), Сергей повернулся к Печенкиной.

– О каком, собственно, обществе идет речь, Авдотья Семеновна? – деликатно осведомился он.

Хозяйка приосанилась.

– У нас тут, Сергей Васильевич, уж два года как сложился такой, что ли, музыкально-литературный кружок… – значительно произнесла она.

Не прошло и пяти минут, как Белозеров уяснил диспозицию. Лучшие люди Гатчины, воодушевленные близким присутствием монарха и не чуждые современным веяниям, начали создавать в городе некое подобие великосветских салонов. Собирались, музицировали, читали свои и чужие стихи, танцевали, обсуждали городские сплетни. Ну, естественно, выпивали и закусывали. Один из таких салонов собрала вокруг себя Авдотья Семеновна – дама авторитетная и с положением. Он считался в городе наиболее модным. С ним отчаянно конкурировало общество, сплоченное нежной рукой Татьяны Филимоновны Мигаловой, чей муж, надворный советник, служил в столице по Министерству финансов и бывал в Гатчине наездами. Борьба за лидерство шла нешуточная, и появился шанс нанести мигаловцам решающий удар, используя в качестве тарана месье Дюваля. Михаил же Данилович Девяткин был хозяином и редактором газеты «Гатчинская мысль», а также одним из отцов-основателей общества, штаб-квартирой которого служил дом госпожи Печенкиной…

– Коли надумаете, сударь, буду рада пригласить вас на ближайшее заседание, – строго закончила Авдотья Семеновна, поправляя седой локон. – Может, к тому времени успеете что-нибудь нарисовать, покажете нам. С художниками у нас беда, никто не увлекается…

– Почту за честь, – откликнулся Белозеров. Почему бы и нет, собственно? Участие в таком салоне – вполне естественный способ натурализоваться в городе, где (он этого не исключал) пожить придется, придется…

Вернулись к делу. Хозяйка предложила осмотреть место постоя.

– Настенька, ты где? Поди сюда! – громко позвала она.

Вошла давешняя девушка.

– Проводи-ка ты, золото мое, Сергея Васильевича во флигель, – распорядилась Печенкина. – Он у нас поживет, если понравится. Надобно ему все показать, объяснить.

Девушка кивнула.

– Пойдемте, сударь, – сказала она.

Флигель Сергею пришелся по душе. Как всякий военный, привыкший к казарменному быту, он особенно ценил уют. В глаза первым делом бросались порядок и чистота. В одной комнате располагалась спальня с широкой металлической кроватью, украшенной горкой подушек, и ночным столиком. Другая комната, побольше, выглядела кабинетом, – возможно, из-за письменного стола с керосиновой лампой под зеленым абажуром. Стену украшали цветные литографии, над столом висела книжная полка с несколькими томиками. Присутствовал также чулан с умывальником и нужным стулом.

– Годится, – решительно сказал гусар хозяйке, после чего деньги за месяц вперед были внесены, и расписка получена.

Оставалось забрать саквояж с чемоданом у заждавшегося извозчика, отдав ему честно заработанный рубль с полтиною.

Разложив вещи и предупредив хозяйку, что уходит гулять с расчетом пообедать в городе, Сергей не торопясь вышел за ворота.

– Извините, сударь, не подскажете ли, как найти трактир Варгина? – спросил он у прохожего.

– Идите прямо, сударь, – приветливо откликнулся тот. – Третий переулок направо, там увидите. Минуток десять ходу, если не торопиться.

Раскланялись и разошлись.

Трактир Варгина считался старейшим, открытым еще при Павле заведением Гатчины и кухней своей был широко известен. Впрочем, предвкушение обеда не мешало Сергею с любопытством оглядываться по сторонам. Гатчина дышала майским теплом и покоем. Городок утопал в зелени и этим живо напоминал утраченный Киев. Глаз художника сам собой схватывал разноцветные вывески контор и магазинов, золоченый купол православного храма, расположенный поодаль парк с искрящимся на солнце синим зеркалом пруда. Водная синь, древесная зелень и небесная голубизна… Красиво-то как, Господи! Вдруг остро захотелось плюнуть на порученное дело, взять мольберт, кисти с красками и просто рисовать – рисовать до сладостного изнеможения… Сергей вздохнул и прибавил шаг.

Ввиду обеденного часа в общем зале трактира было довольно людно и шумно. В громкий говор вплетался звон бокалов, ножи и вилки звучно стучали по тарелкам. Воздух загустел от ароматов кухни и табачного дыма. Сергей, морщась, окликнул полового.

– А что, братец, нет ли у вас отдельного кабинета? – спросил он.

Половой внимательно посмотрел на Белозерова.

– Есть, как не быть, – ответил с широкой улыбкой. – Да только там уже сидит господин, обед заказал. Ежели согласны устроиться на двоих…

– Согласен, согласен. Все не в общем зале уши мозолить.

Парень отвел Сергея на второй этаж и предупредительно распахнул дверь кабинета. В небольшой комнате за накрытым столом сидел широкоплечий мужчина лет сорока в добротном коричневом костюме. Он явно скучал и меланхолически разглаживал белоснежную салфетку.

– Сударь, не будете возражать, если к вам еще один господин присоединится? – спросил половой с полупоклоном.

– Не буду, – столь же меланхолически ответил мужчина. – Однако больше никого не надо. Этак уже не отдельный кабинет получится, а общий зал. Верно я говорю, сударь?

– Абсолютно так, – согласился Сергей, усаживаясь за стол.

Приняв заказ, половой удалился, а мужчина повернулся к Белозерову и негромко сказал:

– С приездом, Сергей Васильевич. Как добрались?

– Спасибо, все хорошо, Иван Николаевич.

– Ну, вот и познакомились, – сказал мужчина, с улыбкой пожимая Белозерову руку.

Одетый в штатское платье подполковник Болотин был помощником гатчинского дворцового коменданта генерала Черевина и доверенным человеком обер-прокурора Победоносцева.