Читать книгу Публицистический интим - Александр Дунаенко - Страница 31

Говорят, что слово «труд» только в русском языке есть. В других странах население обходится словом «работа». Получается, что жить они все там должны гораздо хуже, чем мы. Потому что мы, кроме того, что работаем, ещё и трудимся.

А я труд не любил с детства. Именно это слово. Чудилось мне в нём что-то принудительное, тяжёлое, каторжное. Даже – унизительное. Хотя в окружающей меня стране со всех сторон всё кричало: «Труд – дело чести!», «Терпение и труд – всё перетрут!», «Только тех, кто любит труд – октябрятами зовут». Ну и главное: – «Труд из обезьяны сделал человека». Когда мне кто-то сказал, что в других странах труда нет, я сделал маленькое патриотическое открытие: человек впервые произошёл в России. И, наверное, это было очень давно. Когда вместо медведей по всей нашей территории скакали обезьяны.

А ещё мне почему-то неприятно слово «мать». Вот – «мама» – это и тепло и любимо. Не знаю, как в других странах, есть ли у них различия в назывании самого дорогого на свете человека?.. А у нас есть. «Мать» – это что-то пожёстче. У Горького, например, не мама была, а «Мать». И к матери у нас несколько иное отношение, чем к маме. К матери можно, например, послать. А посылать к маме как-то уже и несерьёзно. Не тот эффект. Потом, можно намекнуть, что, мол, я – твою мать! Иностранцы или не понимают этого выражения, или понимают буквально. Приходится им объяснять, что это не национальная наша забава, а – так – речевое украшение. Что-то вроде форшлага или квинтоли в музыке.

И – ведь на известном плакате – не мама зовёт страну защищать, но – Мать!

«Газета… коллективный пропагандист и коллективный агитатор» – бессмертно написал Владимир Ильич Ленин. Если бы в то время под рукой вождя пролетариата было телевидение, то впереди газет он бы обязательно назвал этого мощного электронного агитатора.