Читать книгу 7 историй для девочек - Александр Дюма, Александр Грин, Ганс Христиан Андерсен - Страница 31

– Хана, что с тобою? Куда ты бежишь от меня, моя девочка.

– Ах, это ты papa Гари.

Хана не знала, что papa Гари дома сейчас.

– Ты плутуешь что-то, Хана, подойди-ка ко мне, моя крошка!

Маленькая японочка, проскользнувшая было мимо двери комнаты своего названного отца, вошла в кабинет по его зову.

У Ханы были заплаканные глаза сегодня и вся она казалась очень расстроенной. Ее крошечные губки казались надутыми, щеки были бледны.

И все лицо носило следы слез.

– Что такое с тобой случилось, Хана? Или ты опять не поладила с m-elle Веро? – озабоченным тоном спрашивал князь девочку.

M-elle Веро когда-то была воспитательницей самой княгини Екатерины Гариной. Теперь эта почтенная особа осталась после смерти хозяйки в княжеском доме, чтобы воспитывать маленькую японочку.

С Ханой у бедной француженки было не мало хлопот однако.

Часто старуха Веро жаловалась на девочку князю, так как какой-то капризный, непокорный бесенок вселялся частенько в дикарку, и в такие минуты Хана решительно отказывалась повиноваться своей гувернантке, не слушала ее замечаний, садилась в угол, надувала губы и целыми часами просиживала так, недовольная всем и злая на весь мир.

Обыкновенно, в такие периоды один только князь умел развлечь и успокоить маленькую капризницу.

Он звал девочку к себе, вспоминал с Ханой ее родину, голубой океан, милый Токио и пестрые цветы красивых царственных хризантем, и целые поля лотосов, любимых Ханиных цветов.

И девочка оживлялась от этих воспоминаний, веселела, утихала и делалась более кроткой и покорной; глазки ее начинали сиять, губки складываться в улыбку, и самая жизнь на чужбине переставала казаться печальной и несносной маленькой Хане.

Она брала музыкальный ящик, привезенный ею с ее родины, усаживалась на ковер, поджав ножки, и ставила себе его на колени. Тогда глаза ее принимали задумчиво грустное выражение, а тонкие пальчики бегло перебирали струны, в то время как нежный тонкий голосок напевал любимые ею песенки ее родины.

И сегодня, предполагая, что его любимицей Ханой овладело так часто посещавшее ее капризное настроение, князь притянул к себе девочку, посадил ее рядом с собою и стал озабоченно расспрашивать маленькую дикарку о причине ее недовольства.

– Смотри мне прямо в глаза, Хана! – поднимая ее кукольное личико и заглядывая в него внимательным, зорким, встревоженным взглядом, говорил он, – скажи мне откровенно, моя крошка, отчего ты такая надутая сегодня? Ты плакала опять нынче? Я хочу знать всю правду, говори.

– О, Хана не умеет плакать… – гордо и с достоинством отвечала девочка. – Разве papa Гари не знает, что Хана не умеет плакать, как другие мусме ее лет. Хана только петь да плясать умеет. Papa знает, что слез быть не может у Ханы, потому что Хана не захочет обижать своего отца.

И, как бы в подтверждение своих слов, японка схватила музыкальный ящик, положила его на колени и, поджав под себя ножки, уселась на пестрой циновке поверх ковра.

Князь Всеволод стал внимательно прислушиваться к тому, что извлекали из серебристых струн ее крошечные пальчики и думал в это же время о той милой девушке, которая дала ему слово осветить своим присутствием жизнь этого милого, но строптивого ребенка.

– Да, не легко будет первое время ей с Ханой! Бедняжка Лика! Девочка дичится всяких новых знакомых и наверно будет чуждаться и ее первое время. И, Бог весть, как еще встретит она новость о приобретении новой «mama».

Он давно не вел тех бесконечно длинных бесед с Ханой, которые происходили между ними раньше.

С тех пор, как охваченный заботами о бедных детях, призреваемых в его питомнике, князь постоянно был в хлопотах с делами убежища и поручал Хану заботам madame Веро. Теперь же им необходимо «сговориться» с его приемной девочкой по поводу нового события в ее жизни.

Неужели же она не полюбит Лику? Последняя так обаятельно прекрасна со своей чистой хрустальной душою в роли ангела-хранителя его приютских детей; неподражаемо хороша с ее самоотверженным любвеобильным сердцем!

Неужели она не сможет покорить эту дикую, необузданную, но добрую и восприимчивую ко всякой ласке, избалованную девочку.

Эта мысль сейчас снова промелькнула в голове князя и сердце его сжалось тоской. Неужели Хана откажется в повиновении ее будущей молодой матери?

Однако, что такое с ней, с Ханой, сегодня? Она заметно изменилась за это время. Ее кукольное личико осунулось, кожа стала прозрачнее, синие жилки обозначились сильнее на висках. И вся она точно сделалась легче, миниатюрней.

– Ты похудела, Хана? Ты изменилась? Ты не здорова? Больна? – заботливо и тревожно наклоняясь к ней, спрашивал ее названный отец.

В одну минуту музыкальный ящик, из которого до сих пор японочка извлекала печальные звуки, был далеко отброшен с жалобным стоном.

– Papa Гари! Papa Гари! Дорогой мой! Радость моей радости, солнечный луч моей родины! Синяя струйка серебряного ручейка! Отец мой, дорогой отец! Ты не разлюбил? Значит, по-прежнему ты любишь Хану. Не сердишься на нее? – вскричала, вскакивая на ноги, смеясь и плача в одно и то же время, маленькая дикарочка.

– Что ты, Хана? Разве я сказал тебе это? – испуганный ее порывом, говорил князь, гладя черненькую головку девочки.

– Хане было скучно… Хана тосковала без тебя! – залепетала снова своим прежним капризным тоном девочка. – M-elle Веро злая, велит учиться по-французски, а Хана не хочет… Хана не хочет учиться. Хана любит петь, играть и плясать свои любимые песни и танцы… Как птичка кружиться по комнате… А madame Веро не позволяет ей это… Ненавидит Хана за это злую Веро.

– Слушай, деточка, – прервал князь взволнованный лепет ребенка, – хочешь твой papa найдет тебе старшую подругу, одну милую, хорошую девушку, которая заменить тебе в одно и то же время мать и сестру? И ты будешь играть и болтать с нею, а madame Веро может жить у нас на покое.

– Что ты говоришь, отец? Подругу? – Хана широко раскрыла свои черные глазки, чуть заметно приподнятые на углах. – Правду ты говоришь, папа Гари? Подруга! Большая мусме! У Ханы будет новая подруга! – кричала она восторженным голосом и, как пестрый мотылек, закружилась по комнате.

– Мусме! Такая же Мусме, как Хана! – заразительно весело смеялась она.

Потом неожиданно стала серьезной и, приблизившись к своему названному отцу, начала самым обстоятельным образом расспрашивать князя, какого возраста новая подруга, какие у нее волосы, глаза, губы. Будет ли она любить ее, Хану, будет ли охотно забавлять ее, или предпочтет сидеть в углу над книжкой, как это делает эта скучная madame Веро.

Князь обстоятельно рассказал Хане про Лику. Самым тщательным образом описал ее наружность и долго-долго говорил о ее необычайной доброте и умении привязывать к себе и детей, и взрослых. Об одном только не сказал князь Гарин, что белокурая девушка, которую он так хвалил своей приемной дочурке, сделается его женою, и что он так же будет любить ее и заботиться о ней, как заботился до сих пор после смерти первой жены об одной только Хане.

– Надо исподволь подготовить девочку к тому, что у нее будет новая воспитательница, сразу не следует волновать ее и без того взволнованную новостью приобретения старшей подруги, – решил он в глубине души. И снова стал рассказывать о Лике дочурке, заставив маленькую японочку радоваться от души от предстоящего ей удовольствия иметь такую прекрасную подругу.

В этот вечер Хана заснула позднее обыкновенного, сладко мечтая о златокудрой девушке, которая придет делиться с нею ее, Ханиными, радостями и невзгодами. И во сне она видела Лику, такою, какою описывал ей ее князь. И сонная девочка сладко улыбалась своим грезам и протягивала руки, желая во что бы то ни стало обнять милое златокудрое существо.