Читать книгу Три мушкетера - Александр Дюма - Страница 7

История эта наделала много шума. Г-н де Тревиль вслух бранил своих мушкетеров и втихомолку поздравлял их. Нельзя было, однако, терять время: следовало немедленно предупредить короля, и г-н де Тревиль поспешил в Лувр. Но было уже поздно: король сидел, запершись с кардиналом. Де Тревилю было сказано, что король занят и никого сейчас принять не может. Тревиль явился вечером, в час, когда король играл в карты. Король был в выигрыше, и так как его величество отличался чрезвычайной скупостью, то находился по этому случаю в прекрасном расположении духа.

– Подойдите-ка сюда, господин капитан! – закричал он, еще издали заметив де Тревиля. – Подойдите, чтобы я мог хорошенько выбранить вас. Известно ли вам, что его высокопреосвященство явился ко мне с жалобой на ваших мушкетеров и так волновался, что после разговора даже слег в постель? Да что же это – головорезы, черти какие-то ваши мушкетеры?

– Нет, ваше величество, – ответил де Тревиль, с первых слов поняв, какой оборот примет дело. – Нет, как раз напротив: это добрейшие создания, кроткие, как агнцы, и стремящиеся, ручаюсь вам, только к одному – чтобы шпаги их покидали ножны лишь для службы вашему величеству. Но что поделаешь: гвардейцы господина кардинала всюду придираются к ним, и бедные молодые люди вынуждены защищаться, хотя бы во имя чести своего полка.

– Послушайте, господин де Тревиль! – воскликнул король. – Послушайте! Можно подумать, что речь идет о какой-то монашеской общине. В самом деле, дорогой мой капитан, у меня является желание лишить вас капитанского чина и пожаловать им мадемуазель де Шемро, которую я обещал сделать настоятельницей монастыря. Но не воображайте, что я поверю вам на слово. Меня, господин де Тревиль, называют Людовиком Справедливым, и вот мы сейчас увидим…

– Именно потому, что я полагаюсь на эту справедливость, я терпеливо и с полным спокойствием буду ждать решения вашего величества.

– Подождите, подождите, – сказал король. – Я недолго заставлю вас ждать.

Счастье в игре к этому времени начало изменять королю: он стал проигрывать и был не прочь – да простят нам такое выражение – увильнуть. Через несколько минут король поднялся и, пряча в карман деньги, лежавшие перед ним на столе и почти целиком выигранные им, сказал:

– Ла Вьевиль, займите мое место. Мне нужно поговорить с господином де Тревилем о важном деле… Ах да, тут у меня лежало восемьдесят луи – поставьте столько же, чтобы пострадавшие не пострадали. Справедливость – прежде всего!

Затем он повернулся к де Тревилю.

– Итак, сударь, – заговорил он, направляясь с ним к одному из окон, – вы утверждаете, что именно гвардейцы его высокопреосвященства затеяли ссору с вашими мушкетерами?

– Да, ваше величество, как и всегда.

– Как же все это произошло? Расскажите. Ведь вам, наверное, известно, дорогой мой капитан, что судья должен выслушать обе стороны.

– Господи Боже мой! Все это произошло как нельзя более просто. Трое лучших моих солдат – имена их хорошо известны вашему величеству, имевшему не раз случай оценить их верность, а они, могу уверить ваше величество, всей душой преданы своей службе, – итак, трое моих солдат, господа Атос, Портос и Арамис, собирались на прогулку вместе с одним молодым гасконцем, которого я как раз сегодня утром поручил их вниманию. Они собирались, если не ошибаюсь, в Сен-Жермен и местом встречи назначили поляну около монастыря Дешо. Внезапно откуда-то появился господин де Жюссак в сопровождении господина Каюзака, Бикара и еще двух гвардейцев. Эти господа пришли сюда такой многочисленной компанией, по-видимому, не без намерения нарушить указы.

– Так, так, я только сейчас понял, – сказал король. – Они сами собирались здесь драться на дуэли?

– Я не обвиняю их, ваше величество, но ваше величество сами можете посудить: с какой целью пятеро вооруженных людей могут отправиться в такое уединенное место, как окрестности монастыря кармелиток?

– Вы правы, Тревиль, вы правы!

– Но, увидев моих мушкетеров, они изменили намерение, и личная вражда уступила место вражде между полками. Вашему величеству ведь известно, что мушкетеры, преданные королю, и только королю, – исконные враги гвардейцев, преданных господину кардиналу?

– Да, Тревиль, да, – с грустью произнес король. – Очень печально видеть во Франции это разделение на два лагеря. Очень печально, что у королевства две головы. Но все это кончится, Тревиль, все это кончится… Итак, вы говорите, что гвардейцы затеяли ссору с мушкетерами?

– Я говорю, что дело, вероятно, произошло именно так. Но ручаться не могу. Вы знаете, как трудно установить истину. Для этого нужно обладать той необыкновенной проницательностью, благодаря которой Людовик Тринадцатый прозван Людовиком Справедливым.

– Вы правы, Тревиль. Но мушкетеры ваши были не одни. С ними был юноша, почти ребенок.

– Да, ваше величество, и один раненый, так что трое королевских мушкетеров, из которых один был ранен, и с ними один мальчик устояли против пятерых самых прославленных гвардейцев господина кардинала и даже уложили четверых из них.

– Да ведь это победа! – воскликнул король, просияв, – Полная победа!

– Да, ваше величество, столь же полная, как у Сэ[32].

– Четыре человека, из которых один раненый и один почти ребенок, сказали вы?

– Едва ли его можно назвать даже молодым человеком. Но вел он себя во время этого столкновения так великолепно, что я возьму на себя смелость рекомендовать его вашему величеству. – Как его зовут?

– Д’Артаньян, ваше величество. Это сын одного из моих самых старых друзей. Сын человека, который вместе с отцом вашего величества участвовал в войне добровольцем.

– И вы говорите, что этот юноша хорошо держался? Расскажите мне это поподробнее, Тревиль: вы ведь знаете, что я люблю рассказы о войнах и сражениях.

И король Людовик XIII, гордо откинувшись, покрутил ус.

– Ваше величество, – продолжал де Тревиль, – как я уже говорил, господин д’Артаньян – еще почти мальчик и, не имея чести состоять в мушкетерах, был одет как горожанин. Гвардейцы господина кардинала, приняв во внимание его крайнюю молодость и особенно то, что он не принадлежит к полку, предложили ему удалиться, раньше чем они произведут нападение…

– Вот видите, Тревиль, – перебил его король, – первыми напали они.

– Совершенно верно, ваше величество, сомнений в этом нет. Итак, они предложили ему удалиться, но он ответил, что он мушкетер душой, всецело предан вашему величеству и, следовательно, остается с господами мушкетерами.

– Славный юноша! – прошептал король.

– Он действительно остался с ними, и ваше величество приобрели прекрасного воина, ибо это он нанес господину де Жюссаку тот страшный удар шпагой, который приводит в такое бешенство господина кардинала.

– Это он ранил Жюссака? – воскликнул король. – Он? Мальчик? Это невозможно, Тревиль!

– Все произошло так, как я имел честь доложить вашему величеству.

– Жюссак – один из лучших фехтовальщиков во всей Франции!

– Что ж, ваше величество, он наскочил на противника, превосходящего его.

– Я хочу видеть этого юношу, Тревиль, я хочу его видеть, и если можно сделать для него что-нибудь, то мы займемся этим.

– Когда ваше величество соблаговолит принять его?

– Завтра в полдень, Тревиль.

– Привести его одного?

– Нет, приведите всех четверых вместе. Я хочу поблагодарить их всех одновременно. Преданные люди встречаются не часто, Тревиль, и преданность заслуживает награды.

– В полдень, ваше величество, мы будем в Лувре.

– С малого подъезда, Тревиль, с малого подъезда. Кардиналу незачем знать.

– Слушаюсь, ваше величество.

– Вы понимаете, Тревиль: указ – это все-таки указ. Ведь драться, в конце концов, запрещено.

– Но это столкновение, ваше величество, совершенно выходит за обычные рамки дуэли. Это стычка, и лучшее доказательство – то, что их было пятеро, гвардейцев кардинала, против трех моих мушкетеров и господина д’Артаньяна.

– Правильно, – сказал король. – Но все-таки, Тревиль, приходите с малого подъезда.

Тревиль улыбнулся. Он добился того, что дитя возмутилось против своего учителя, и это было уже много. Он почтительно склонился перед королем и, испросив его разрешения, удалился.

В тот же вечер все три мушкетера были уведомлены о чести, которая им будет оказана. Давно уже зная короля, они не слишком были взволнованы. Но д’Артаньян, при своем воображении гасконца, увидел в этом событии предзнаменование будущих успехов и всю ночь рисовал себе самые радужные картины. В восемь часов утра он уже был у Атоса.

Д’Артаньян застал мушкетера одетым и готовым к выходу. Так как прием у короля был назначен на полдень, Атос условился с Портосом и Арамисом отправиться в кабачок около люксембургских конюшен и поиграть там в мяч. Он пригласил д’Артаньяна пойти вместе с ними, и тот согласился, хотя и не был знаком с этой игрой. Было всего около девяти часов утра, и он не знал, куда девать время до двенадцати.

Портос и Арамис были уже на месте и перекидывались для забавы мячом. Атос, отличавшийся большой ловкостью во всех физических упражнениях, встал с д’Артаньяном по другую сторону площадки и предложил им сразиться. Но при первом же движении, хоть он и играл левой рукой, он понял, что рана его еще слишком свежа для такого упражнения. Д’Артаньян, таким образом, остался один, и так как он предупредил, что еще слишком неопытен для игры по всем правилам, то два мушкетера продолжали только перекидываться мячом, не считая очков. Один из мячей, брошенных мощной рукой Портоса, пролетая, чуть не коснулся лица д’Артаньяна, и юноша подумал, что, если бы мяч не пролетел мимо, а попал ему в лицо, аудиенция, вероятно, не могла бы состояться, так как он не был бы в состоянии явиться во дворец. А ведь от этой аудиенции, как представлялось его гасконскому воображению, зависело все его будущее. Он учтиво поклонился Портосу и Арамису и сказал, что продолжит игру, когда окажется способным помериться с ними силой. С этими словами он отошел за веревку, заняв место среди зрителей.

К несчастью для д’Артаньяна, среди зрителей находился один из гвардейцев его высокопреосвященства. Взбешенный поражением, которое всего только накануне понесли его товарищи, гвардеец этот поклялся себе отомстить за них. Случай показался ему подходящим.

– Неудивительно, – проговорил он, обращаясь к своему соседу, – что этот юноша испугался мяча. Это, наверное, ученик мушкетеров.

Д’Артаньян обернулся так круто, словно его ужалила змея, и в упор поглядел на гвардейца, который произнес эти дерзкие слова.

– В чем дело? – продолжал гвардеец, с насмешливым видом покручивая ус. – Глядите на меня сколько хотите, милейший: я сказал то, что сказал.

– А так как сказанное вами слишком ясно и не требует объяснений, – ответил д’Артаньян, – я попрошу вас следовать за мной.

– Когда именно? – спросил гвардеец все тем же насмешливым тоном.

– Сию же минуту, прошу вас.

– Вам, надеюсь, известно, кто я такой?

– Мне это совершенно неизвестно и к тому же безразлично.

– Напрасно! Возможно, что, узнав мое имя, вы не так бы спешили.

– Как же вас зовут?

– Бернажу, к вашим услугам.

– Итак, господин Бернажу, – спокойно ответил д’Артаньян, – я буду ждать вас у выхода.

– Идите, сударь. Я следую за вами.

– Не проявляйте излишней поспешности, сударь, что бы никто не заметил, что мы вышли вместе. Для того дела, которым мы займемся, нам не нужны лишние свидетели.

– Хорошо, – согласился гвардеец, удивленный, что его имя не произвело должного впечатления.

Имя Бернажу в самом деле было известно всем, за исключением разве только одного д’Артаньяна. Ибо это было имя участника чуть ли не всех столкновений и схваток, происходивших ежедневно, невзирая на все указы короля и кардинала.

Портос и Арамис были так увлечены игрой, Атос же так внимательно наблюдал за ними, что никто из них даже и не заметил ухода молодого человека, который, как он обещал гвардейцу кардинала, остановился на пороге. Через несколько минут гвардеец последовал за ним. Д’Артаньян торопился, боясь опоздать на прием к королю, назначенный в полдень. Оглянувшись вокруг, он увидел, что улица пуста.

– Честное слово, – произнес он, обращаясь к своему противнику, – вам повезло, хоть вы и называетесь Бернажу! Вы наскочили только на ученика-мушкетера. Впрочем, не беспокойтесь: я сделаю все, что могу. Защищайтесь!

– Мне кажется… – сказал гвардеец, которому д’Артаньян бросил вызов, – мне кажется, что место выбрано неудачно. Нам было бы удобнее где-нибудь за Сен-Жерменским аббатством или на Пре-о-Клер.

– Слова ваши вполне благоразумны, – сказал д’Артаньян. – К сожалению, у меня очень мало времени. Ровно в двенадцать у меня назначено свидание. Поэтому защищайтесь, сударь, защищайтесь!