Читать книгу Все приключения мушкетеров - Александр Дюма - Страница 29

Самый озабоченный из четырех друзей был д’Артаньян, хотя ему как гвардейцу, легче было экипироваться чем знатным мушкетерам. Но наш гасконский кадет был предусмотрителен, очень расчетлив и притом (какой контраст!) тщеславием почти превосходил Портоса. К заботе об удовлетворении чувства тщеславия присоединилась другая, не столько эгоистическая, забота. Из сведений, собранных им о госпоже Бонасиё, он не узнал ничего. Де-Тревиль говорил о ней королеве; но королева не знала, где эта женщина и обещала велеть отыскать ее. Но обещание это было не надежно и не успокоило д’Артаньяна.

Атос не выходил из комнаты; он решился не заботиться нисколько об экипировке, говоря своим друзьям:

– Нам остается две недели. Если в течение этого времени я ничего не найду, или лучше сказать, если деньги не придут ко мне, то я, как христианин, не решусь всадить себе пулю в лоб, но пойду искать ссоры с четырьмя гвардейцами кардинала, или с восьмью англичанами и буду драться с ними до тех пор, пока меня убьют, а при неровном бое это наверно случится. Тогда скажут, что я умер за короля, так что я исполню долг службы, не имея надобности в экипировке.

Портос ходил по комнате, заложив назад руки, и говорил покачивая головою:

– Я приведу в исполнение свою мысль.

Озабоченный и растрепанный Арамис молчал.

Из этого печального описания видно, что отчаяние овладело товарищами.

Верные слуги сочувствовали заботам своих господ.

Мускетон запасался хлебными сухарями; Базен, всегда расположенный к набожности, не выходил из церкви; Планше наблюдал за полетом мух; а Гримо, не смотря на общее отчаяние, не решался нарушить молчания, наложенного на него его господином, и вздыхал так тяжело, что мог разжалобить камень.

Трое друзей, кроме Атоса, давшего слово не заботиться об экипировке, выходили из дому рано утром и возвращались поздно вечером. Они блуждали по улицам и смотрели беспрестанно, не потерял ли кто-нибудь кошелька. Они с таким вниманием смотрели на землю, как будто отыскивали чей-нибудь след. Встречаясь, они смотрели друг на друга, будто спрашивая: нашел ли ты чего-нибудь?

Но как Портосу первому пришла мысль, которую он настойчиво преследовал, то он первый начал действовать; он был человек весьма практический. Д’Артаньян заметил однажды, что он шел в церковь Сен-Лё и машинально пошел за ним. Портос вошел в церковь, покрутил усы и поправил эспаньолку, а это у него значило всегда, что он имел какое-нибудь смелое намерение.

Портос думал, что за ним никто не наблюдает. Но д’Артаньян вошел в церковь вслед за ним. Портос прислонился к колонне, д’Артаньян тоже, но с другой стороны.

В это время говорили проповедь и народу было очень много. Портос, пользуясь этим, стал рассматривать женщин. Наружный вид его не соответствовал печальному расположению его духа. Правда, шляпа его была потерта, перо полиняло, шитье повытерлось и кружева были поношены, но в полусвете все эти недостатки оставались незамеченными и Портос был все-таки красавец.

Д’Артаньян заметил на скамейке, ближайшей к той колонне, у которой они стояли, женщину в черном чепце, зрелых лет, желтую, худощавую, но бодрую и гордую. Взоры Портоса по временам робко на ней останавливались, а потом опять блуждали по церкви.

Дама с своей стороны краснела по временам и бросала быстрые взгляды на ветреного Портоса и тогда глаза его тотчас отворачивались от нее. Ясно было, что даме в черном чепце казались оскорбительными его взгляды, потому что она кусала себе губы и беспокойно сидела на своем месте.

Заметив это, Портос покрутил снова усы и поправил бородку и начал делать знаки одной прекрасной даме, сидевшей близь клироса; это была не только прекрасная, но, вероятно, и знатная дама, потому что за ней стоял маленький негр, принесший подушку, на которой она стояла на коленях, и служанка, державшая мешок, украшенный гербом, для молитвенника.

Дама в черном чепце следила за каждым взглядом Портоса и заметила, что он посматривал на даму с бархатной подушкой, негром и служанкой.

Портос продолжал свои нападения; он подмигивал, клал палец на губы и делал убийственные улыбки оскорбляемой им красавице.

Она ударила себя в грудь, как во время молитвы, и вздохнула так громко, что все, даже и дама с подушкой, оглянулись в ее сторону. Портос хорошо понял значение этого вздоха, но показал вид, будто не слыхал его.

Дама с подушкой, очень красивая, сделала сильное впечатление на даму в черном чепце, видевшую в ней опасную соперницу; она сделала большое впечатление и на Портоса, которой понял, что она гораздо красивее дамы в черном чепце, и на д’Артаньяна, узнавшего в ней даму, которую он видел в Мёнге, Кале и Лувре, и которую преследователь его, с рубцом на виске, называл миледи.

Д’Артаньян, не теряя из виду дамы с подушкой, следил за действиями Портоса, которые очень занимали его, он догадался, что дама в черном чепце была жена прокурора из Медвежьей улицы, тем более, что эта церковь была не очень далеко от той улицы.

Он догадался также, что Портос хотел отмстить ей за свое поражение в Шантильской улице, когда прокурорша так упорно отказала ему в деньгах, Проповедь кончилась; прокурорша подошла к сосуду с святою водой; Портос обогнал ее и, вместо пальца, опустил в сосуд всю руку.

Прокурорша улыбнулась, думая, что он хочет услужить ей; но она жестоко ошиблась, потому что когда она была от него только в трех шагах, он отвернулся и устремил пристальный взор на даму с подушкой, которая подходила в это время с негром и служанкой к сосуду.

Когда она подошла близко к Портосу, он вынул из сосуда мокрую руку; прекрасная молельщица прикоснулась своею нежною ручкой к грубой руке Портоса, перекрестилась и улыбаясь вышла из церкви.

Прокурорша не могла перенести этого: она не сомневалась больше, что между этою дамой и Портосом была интрига. Если бы она была знатная дама, с ней бы сделался обморок, но как она была не больше как жена прокурора, то сказала только мушкетеру с гневом:

– А, господин Портос, вы не хотели дать мне святой воды?

Портос растерялся при этих словах, как человек, пробудившийся после долгого сна.

– Это вы, госпожа Кокнар! сказал он. Как поживает любезный муж ваш? Так ли он скуп как был прежде? Как это я не заметил вас во время двухчасовой проповеди?

– Я была в двух шагах от вас, но вы не заметили меня потому, что ни на кого не смотрели, кроме хорошенькой дамы, которой вы подали святой воды.

Портос притворился сконфуженным и сказал:

– Ах, вы заметили…

– Только слепой мог не заметить этого.

– Да, отвечал он небрежно, это герцогиня, моя приятельница, с которой мне очень трудно видеться по причине ревности ее мужа; она предупредила меня, что будет сегодня здесь только для того, чтобы меня видеть.

– Господин Портос, сказала прокурорша, будьте добры, дайте мне вашу руку; я желала бы поговорить с вами несколько минут.

– С удовольствием, сказал Портос, улыбаясь самодовольно как игрок, который смеется над побежденным противником.

В это время мимо его прошел д’Артаньян, преследовавший миледи, и видел его торжествующий взгляд.

– Эге, подумал он, увлекаясь безнравственностью того времени, этот верно будет экипирован к назначенному сроку.

Портос, увлекаемый рукою прокурорши, как судно рулем, дошел до монастыря св. Маглуара, места пустого, где днем бывали только нищие и дети; первые ели, последние играли.

Когда прокурорша убедилась, что кругом не было никого постороннего, кроме обыкновенных посетителей этого места, то сказала:

– А, господин Портос! вас, кажется, можно поздравить с хорошею победой!

– Меня? сказал Портос, охорашиваясь; отчего так?

– А ваши перемигивания, а святая вода! Эта дама с негренком и горничной должна быть по крайней мере княгиня.

– Вы ошибаетесь, сказал Портос, она не больше как герцогиня.

– С скороходом у дверей и кучером в блестящей ливрее?

Портос не заметил ни скорохода, ни кареты, но ревнивый глаз госпожи Кокнар все видел.

Портос жалел, что не назвал с первого разу княгиней даму с подушкой.

– Ах вы, баловень хорошеньких женщин, сказала вздыхая прокурорша.

– Природа одарила меня такою наружностью, отвечал Портос, что я, право, не могу жаловаться на холодность хорошеньких женщин.

– Боже мой! как скоро мужчины все забывают, сказала прокурорша, поднимая глаза к небу.

– Кажется, не так скоро, как женщины, отвечал Портос; потому что могу сказать, что я был вашею жертвой, когда раненый, умирающий, оставался без медицинской помощи; происходя из знатной фамилии и доверившись вашей дружбе, я едва не умер сперва от ран, потом с голоду, в дрянной Шантильской гостинице, а вы ни разу не удостоили меня ответа на страстные письма, которые я вам писал.

Прокурорша чувствовала, что, судя по поведению знатных дам того времени, она сделала дурно.

– Я пожертвовал для вас баронессой…

– Очень знаю.

– Графиней…

– Пожалейте меня, господин Портос.

– Герцогиней.

– Будьте великодушны!

– Извольте, я не буду продолжать.

– Но муж мой не хочет и слышать о том, чтобы давать кому-нибудь взаймы денег.

– Госпожа Кокнар, вспомните первое письмо, которое вы мне писали: я помню его от слова до слова.

– Это потому, что вы просили очень значительную сумму.

– Госпожа Кокнар, я предпочел вас, тогда как мне стоило только написать герцогине… я не назову ее имени, потому что не в моих правилах оскорблять честь женщины; но я знаю, что мне стоило только написать и она прислала бы мне полторы тысячи.

Слезы показались на глазах прокурорши и она сказала:

– Вы меня жестоко наказали, господин Портос, я клянусь нам, что если вы будете когда-нибудь в таких же обстоятельствах, то не получите от меня отказа.

– Полноте говорить о деньгах, отвечал Портос, притворяясь обиженным; это унизительно.

– Как, вы уже не любите меня! сказала прокурорша протяжно и печально.

Портос красноречиво молчал.

– Как-то вы мне отвечаете? А, понимаю!

– Подумайте об оскорблении, которое вы мне нанесли, сударыня; оно осталось здесь, сказал Портос, прижимая крепко руку к сердцу.

– Любезный Портос, позвольте мне поправить это дело.

– Впрочем, чего же я от вас требовал? сказал Портос, с видом добродушия; ничего кроме денег. Но ведь я не дурак. Я знаю, что вы небогаты, что ваш муж должен прижимать бедных просителей, чтобы выжать из них несколько экю; вот если бы вы были графиня, маркиза, или герцогиня, другое дело, тогда я не простил бы вам этого отказа.

Эти слова задели прокуроршу за живое.

– Заметьте, господин Портос, сказала она, – что хотя я и прокурорша, но мой сундук набит, может быть, потуже чем у всех ваших падших красавиц.

– Тем чувствительнее обида, которую вы нанесли мне, сказал Портос, освобождая свою руку от руки прокурорши, потому что если вы богаты, то отказ ваш неизвинителен.

Прокурорша видела, что она зашла слишком далеко, и потому сказала:

– Если я называю себя богатою, то не нужно понимать этого буквально; я не могу назвать себя вполне богатой, но имею средства.

– Не будемте, пожалуйста, говорить об этом; сказал Портос. Вы меня не поняли, – между нами нет никакого сочувствия.

– Неблагодарный!

– Советую вам жаловаться, сказал Портос.

– Ступайте же к своей прекрасной герцогине, – а вас не удерживаю.

– А, вы, кажется, не будете в отчаянии от этого.

– Скажите в последний раз, господин Портос, любите ли вы меня?

– Увы! сказал Портос таким грустным голосом, каким только умел, но скоро будет война, на которой я буду убит, как говорит мне предчувствие…

– Ах, не говорите этого! сказала прокурорша, рыдая.

– Что-то мне говорит, что будет так, сказал Портос, притворяясь еще более грустным.

– Скажите лучше, что у вас есть новый предмет любви.

– Откровенно скажу, что нет. Никакой новый предмет меня не занимает, и я даже чувствую, что в глубине сердца что-то говорит в вашу пользу.

Но знаете ли вы, что через две недели начнется война и я ужасно озабочен своею экипировкой. Поэтому я еду к родным в средину Бретани, чтобы достать сумму, необходимую для приготовления к войне.

Портос заметил, что она колебалась между скупостью и любовью.

– А так как имение герцогини, которую вы видели в церкви, продолжал Портос, смежно с моим, то мы поедем вместе. Вы знаете, что дорога кажется гораздо короче, когда едешь вдвоем.

– Разве у вас нет друзей в Париже, господин Портос? спросила прокурорша.

– Я думал, что есть, отвечал Портос задумчиво, но вижу, что я ошибался.

– У вас есть друзья, господин Портос, есть, сказала прокурорша с каким-то восторгом, которому сама удивлялась; приходите завтра к нам. Вы сын моей тетки и потому мой двоюродный брат; вы приехали из Нойона в Пикардии, у вас много процессов в Париже, но нет стряпчего. Запомните ли вы это?

– Непременно.

– Приходите к обеду.

– Очень хорошо.

– И не уступайте ни в чем моему мужу, потому что он еще молодец, несмотря на то, что ему 76 лет.

– 76 лет! чудесный возраст!

– То есть преклонные лета, вы хотите сказать, господин Портос, так что бедный старикашка каждую минуту может оставить меня вдовой, продолжала прокурорша, бросив значительный взгляд на Портоса. К счастью, по нашему свадебному контракту все имущество укреплено за тем, кто останется в живых.

– Все? спросил Портос.

– Все.

– Вы, я вижу, осторожная женщина, любезная госпожа Кокнар, сказал Портос нежно пожимая ей руку.

– Ну, вот мы и помирились, любезный господин Портос, сказала она с жеманством.

– И навсегда, отвечал Портос таким же тоном.

– Так до свидания, мой изменник.

– До свидания, моя ветреница.

– До завтра; мой ангел!

– До завтра, жизнь моя.