Читать книгу Ожерелье королевы - Александр Дюма - Страница 8

Оказавшись вне пределов досягаемости толпы, две дамы тем не менее продолжали опасаться, чтобы какой-нибудь любопытный, последовав за ними, вновь не устроил сцену, подобную той, в которой они только что участвовали, тем более что во второй раз дело могло обернуться хуже.

Молодой офицер понял их опасения; это было заметно по тому усердию, с каким он принялся будить извозчика, скорее окоченевшего, чем просто спавшего на козлах.

Стояла такая стужа, что вопреки обыкновению извозчики не стали наперебой предлагать свои услуги, напротив, ни один из сих автомедонов[27] (по двадцать четыре су за час) не пошевелился, даже тот, к которому обращались.

Офицер схватил его за ворот ветхого балахона и тряхнул так, что тот наконец вышел из оцепенения.

– Эй! Эй! – заорал ему в ухо молодой человек, видя, что тот начал подавать признаки жизни.

– Да, да, хозяин, – пробормотал извозчик, еще находившийся в полусне и раскачивающийся на козлах, словно пьяный.

– Куда вам нужно, сударыня, – по-немецки спросил офицер.

– В Версаль, – на том же языке ответила старшая из дам.

– В Версаль? – воскликнул извозчик. – Вы сказали, в Версаль?

– Нуда.

– Ничего себе! В Версаль! Четыре с половиной лье по такой гололедице? Ну уж нет!

– Я хорошо заплачу, – пообещала по-немецки старшая из дам.

– Тебе заплатят, – перевел извозчику офицер.

– А сколько? – недоверчиво поинтересовался тот с высоты своих козел. – Понимаете, господин офицер, доехать до Версаля – это еще полдела, придется и возвращаться.

– Луидора будет довольно? – спросила у офицера младшая из дам все на том же языке.

– Тебе предлагают луидор, – перевел молодой человек.

– Луидор, ничего себе! – проворчал извозчик. – Да тут лошадь все ноги переломает.

– Вот плут! Отсюда до замка Мюэтт всего три ливра, а это уже полпути. Следовательно, за дорогу туда и обратно тебе следует двенадцать ливров, а ты получишь двадцать четыре.

– Да не торгуйтесь вы, ради Бога, – перебила старшая из дам. – Два луидора, три, да хоть двадцать – только бы он сразу поехал и не останавливался в пути.

– Луидора вполне довольно, сударыня, – возразил офицер.

Затем, повернувшись к извозчику, добавил:

– Давай-ка, мошенник, слезай вниз да открой дверцу.

– Я хочу, чтобы заплатили вперед, – заявил извозчик.

– Мало ли чего ты хочешь!

– Это мое право.

Офицер сделал движение в его сторону.

– Мы заплатим вперед, – остановила его старшая из дам.

С этими словами она сунула руку в карман.

– О Боже! – воскликнула она, обращаясь к спутнице. – У меня нет кошелька.

– В самом деле?

– Но ваш-то, Андреа, на месте?

Молодая женщина принялась в свою очередь судорожно рыться в кармане.

– Мой… мой тоже куда-то делся.

– Посмотрите во всех карманах.

– Пусто! – воскликнула молодая женщина с досадой, поскольку заметила, что офицер внимательно за нею наблюдает, а извозчик уже растянул свой огромный рот в насмешливой улыбке, поздравляя себя втихомолку с такой мудрой предусмотрительностью.

Тщетно дамы шарили по всем карманам; ни одна, ни другая не смогли отыскать ни единого су.

Офицер увидел, что они, теряя терпение, то краснеют, то бледнеют. Положение осложнилось.

Дамы уже собрались было дать извозчику цепочку или какую-нибудь другую драгоценность в качестве залога, когда офицер, щадя их чувства, достал из кошелька луидор и протянул его извозчику.

Тот взял монету, внимательно ее осмотрел и взвесил на ладони. Одна из дам тем временем поблагодарила офицера. Извозчик отворил дверцу, и эта женщина вместе со спутницей села в экипаж.

– А теперь, господин плут, – обратился офицер к извозчику, – вези этих дам, только осторожненько, как следует, понял?

– Ну какие разговоры, господин офицер, само собой.

Пока длился этот диалог, дамы советовались.

Они со страхом поняли, что их проводник и защитник собирается их покинуть.

– Сударыня, – тихонько проговорила младшая, – лучше бы он не уходил.

– Это еще почему? Спросим у него имя и адрес, а завтра пошлем ему луидор с благодарственной запиской, которую вы напишите.

– Нет, сударыня, умоляю вас, пусть он останется. А вдруг извозчик – злодей, вдруг он начнет вытворять что-нибудь по пути? Дороги нынче скверные, кто нам поможет в случае чего?

– Но у нас же есть его номер.

– Конечно, сударыня, я не отрицаю, потом вы позаботитесь, чтобы он получил свое, но сейчас вы можете не успеть добраться этой ночью до Версаля. Что тогда скажут, представляете?

Старшая из дам задумалась.

– Верно, – наконец согласилась она.

Но офицер уже склонился в прощальном поклоне.

– Сударь, еще одно слово, прошу вас, – проговорила по-немецки Андреа.

– К вашим услугам, сударыня, – с явным неудовольствием отозвался офицер, сохраняя, впрочем, во всем своем облике и даже тоне изысканную учтивость.

– Сударь, – продолжала Андреа, – после всего, что вы для нас сделали, вы не сможете отказать еще в одной любезности.

– Слушаю вас.

– Признаться, сударь, мы побаиваемся этого извозчика, он так неохотно согласился ехать…

– Вы напрасно беспокоитесь, – ответил офицер. – Я запомнил его номер, сто семь «С», так что, если он причинит вам какие-либо неудобства, обращайтесь ко мне.

– К вам? – забывшись, проговорила по-французски Андреа. – Но как же мы сможем к вам обратиться, если не знаем даже вашего имени?

Молодой человек попятился.

– Так вы говорите по-французски? – с удивлением воскликнул он. – Вы говорите по-французски, а меня уже полчаса заставляете терзать мой немецкий! Ей-богу, сударыня, это нехорошо!

– Извините нас, сударь, – вмешалась вторая дама, приходя на помощь озадаченной спутнице. – Вы же понимаете, что, не прикинься мы иностранками, в Париже нам пришлось бы трудно, а с этим экипажем – тем более. Вы же светский человек и прекрасно понимаете, что мы оказались в несколько неестественной ситуации. Помочь нам лишь наполовину означает не помочь вовсе. Проявить меньшую скромность, чем вы проявляли до сих пор, означает быть нескромным. Мы составили о вас хорошее мнение, сударь, не заставляйте же нас его менять. Если вы можете оказать нам услугу, сделайте это безоговорочно или позвольте нам поблагодарить вас и искать помощь в другом месте.

– Сударыня, располагайте мною, – ответил офицер, пораженный благородным и очаровательным тоном незнакомы!.

– В таком случае не сочтите за труд сесть сюда.

– В экипаж?

– Да, и поехать вместе с нами.

– До Версаля?

– Вот именно, сударь.

Офицер молча влез в экипаж, сел на переднее сиденье и крикнул извозчику.

– Трогай!

Дверца захлопнулась, женщины укутались поплотнее, экипаж, проехав по улице Сен-Тома-дю-Лувр, пересек площадь Карусель и покатил по набережным.

В экипаже царило глубокое молчание.

Извозчик, то ли искренне желая добросовестно выполнить свои обязанности, то ли опасаясь присутствия офицера, который внушал ему почтение, упорно погонял своих тощих кляч по скользким мостовым набережной и дороги Конферанс.

Тем временем от дыхания трех пассажиров в экипаже стало теплее. В воздухе витал нежный аромат духов, благодаря которому впечатление молодого человека о его спутницах начало мало-помалу улучшаться.

«Наверное, – думал он, – эти женщины задержались на свидании с кем-то и теперь торопятся назад в Версаль, слегка напуганные и смущенные».

«Но если это благородные дамы, – продолжал рассуждать про себя офицер, – то почему же они ехали в одноколке и к тому же сами правили?

О, вот на это ответ есть.

Троим в одноколке тесно, а брать с собою лакея они не захотели, чтобы он их не смущал.

Однако ни у одной, ни у другой не оказалось с собою денег! Это досадное недоразумение стоит того, чтобы над ним поразмыслить.

Конечно, кошелек был у лакея. Одноколка, которая сейчас, наверное, уже разлетелась на кусочки, была весьма изящна, а лошадь, если я хоть сколько-нибудь в них понимаю, стоит луидоров полтораста.

Только богатые женщины могут позволить себе без сожаления бросить такую одноколку и лошадь. Так что отсутствие у них денег ровно ничего не значит.

Да, но это их стремление говорить на иностранном языке, хотя сами они француженки…

Прекрасно: это означает лишь то, что они недурно образованны. Искательницы приключений обычно не говорят по-немецки, как немки, а по-французски – как парижанки.

К тому же в этих женщинах чувствуется врожденное благородство.

Молоденькая так трогательно обратилась ко мне с просьбой.

А старшая говорила поистине с королевским благородством.

Да и кто сказал, – продолжал молодой человек, пристраивая свою шпагу так, чтобы она не мешала соседкам, – что для военного небезопасно провести пару часов в экипаже с двумя хорошенькими женщинами?

Хорошенькими и скромными, – продолжал он, – поскольку они молчат и ждут, когда я сам начну разговор».

Молодые женщины в свою очередь тоже размышляли об офицере: в тот миг, когда у него в голове мелькнула мысль об их скромности, одна из дам обратилась по-английски к своей спутнице:

– Ей-богу, друг мой, этот извозчик тащится, словно на похоронах, так мы никогда не доберемся до Версаля. Держу пари, наш бедный спутник просто умирает со скуки.

– К тому же, – улыбнувшись, подхватила младшая, – наши разговоры не очень-то занимательны.

– Не кажется ли вам, что он выглядит вполне приличным человеком?

– Я того же мнения, сударыня.

– А вы обратили внимание, что на нем морская форма?

– Я в этом разбираюсь плохо.

– Так вот, на нем форма морского офицера, а все они – из хороших домов. Вдобавок она ему идет, он в ней очень хорош собой, не правда ли?

Младшая из дам уже собралась было согласиться с мнением собеседницы, как вдруг офицер жестом остановил ее.

– Простите меня, сударыни, – проговорил он на великолепном английском языке, – но я обязан вам сказать, что легко говорю и понимаю по-английски. Правда, я не знаю испанского, и если вы его знаете и станете беседовать на нем, то можете быть уверены, я ничего не пойму.

– Сударь, – рассмеявшись, ответила дама, – как вы могли убедиться, мы ничего дурного о вас не говорили. Теперь мы не будем смущаться и станем говорить лишь по-французски.

– Благодарю за любезность, сударыня, но если мое присутствие вас чем-то смущает…

– Вы не должны так думать, сударь, ведь это мы вас сюда пригласили.

– Вернее, даже потребовали, чтобы вы ехали с нами, – добавила младшая.

– Не смущайте меня, сударыня, и извините за минутную нерешительность. Вы ведь знаете Париж, не так ли? В нем полно всяких ловушек, грозящих неудачей и разочарованием.

– Так, значит, вы приняли нас… Ну-ка, скажите откровенно.

– Господин офицер решил, что мы расставляем ему ловушку, вот и все.

– О, сударыни, – сконфузился молодой человек, – клянусь, ничего подобного не приходило мне в голову.

– Что такое? Почему мы встали?

– Что случилось?

– Сейчас посмотрю, сударыни.

– Кажется, мы сейчас перевернемся! Осторожнее сударь!

Экипаж дернуло, и младшая из дам, чтобы удержать равновесие, оперлась о плечо офицера.

Это прикосновение заставило его вздрогнуть.

Первым его движением было схватить девушку за руку; но Андреа уже совладала с минутным испугом и поглубже уселась на сиденье.

Офицер, которого больше ничто не удерживало, вылез и увидел, что извозчик поднимает одну из лошадей, запутавшуюся в постромках и придавленную дышлом.

Они только что проехали Севрский мост.

Наконец с помощью офицера извозчик поставил лошадь на ноги.

Молодой человек вернулся в экипаж.

Извозчик же, радуясь, что встретил подобную доброжелательность, принялся щелкать бичом – как для того, чтобы подстегнуть своих кляч, так и для того, чтобы согреться самому.

Казалось, однако, что проникший в экипаж через открытую дверцу студеный воздух заморозил разговор и сковал нарождавшуюся близость, в которой молодой человек уже безотчетно начинал находить известное очарование.

Но его лишь спросили, что произошло. Он рассказал. На этом разговор закончился, и над путешественниками снова нависло молчание.

Офицер, которого прикосновение теплой трепещущей ручки задело за живое, решил, что неплохо бы теперь получить взамен ножку.

Он вытянул вперед ногу, однако, хоть сделано это было не без ловкости, нога его ощутила лишь пустоту, вернее, наткнулась было на нечто, что тут же и исчезло, как с горечью отметил офицер.

Когда же он случайно задел ногу старшей из женщин, та хладнокровно заметила:

– Кажется, я стесняю вас, сударь. Прошу прощения.

Молодой человек залился краской до корней волос, радуясь, что в сгустившихся сумерках это осталось незамеченным.

Все было сказано, и на этом затеи молодого человека кончились.

Немой, неподвижный и почтительный, словно в храме, он боялся вздохнуть и чувствовал себя как малое дитя.

Однако мало-помалу странное впечатление завладело его мыслями.

Он ощущал рядом с собою присутствие двух очаровательных женщин, хоть к ним и не прикасался, он видел их своим мысленным взором, хоть и не мог разглядеть их въяве. Понемногу привыкая находиться подле них, он чувствовал, что какая-то частичка их существования сливается с его собственным бытием. Ему невероятно хотелось возобновить прервавшийся разговор, но теперь он не осмеливался начать, боясь показаться пошлым, поскольку с самого начала старался выражаться как можно изысканнее. Он опасался выставить себя простаком или наглецом перед женщинами, которым еще час назад оказывал, по его мнению, честь, ссужая их луидором и учтиво обращаясь с ними.

Словом, поскольку любая приязнь в этом мире объясняется взаимодействием флюидов, вовремя вступивших в соприкосновение, могучая притягательная сила, излучаемая ароматами и молодым теплом трех собравшихся случайно людей, завладела офицером, заняла все его мысли, заставляя сердце биться чаще.

Так порою рождаются, живут и умирают на протяжении лишь нескольких минут самые истинные, нежные и горячие чувства.

Они обладают прелестью, поскольку мимолетны, и силой – поскольку какое-то время все же длятся.

Офицер хранил молчание. Дамы тихонько переговаривались между собой. Однако молодой человек был постоянно начеку и улавливал отдельные слова, которые его воображение облекало в смысл.

Вот что он слышал:

– Позднее время… двери… повод, чтобы выйти…

Экипаж снова остановился.

Однако на этот раз остановка не была вызвана падением лошади или сломанным колесом. После трех часов отчаянных усилий лихой извозчик наконец разогрелся, вернее, почти что загнал лошадей и добрался до Версаля; стоявшие в его длинных, мрачных и пустынных аллеях красноватые фонари, выбеленные снаружи изморозью, напоминали процессию черных, бесплотных духов.

Молодой человек понял, что они прибыли на место. Каким же волшебством так быстро пролетело время?

Извозчик нагнулся к окошку в передке экипажа.

– Хозяин, – сообщил он, – мы в Версале.

– Где прикажете остановиться, сударыни? – спросил офицер.

– На плацу.

– На плац! – крикнул извозчику молодой человек.

– Ехать на плац? – переспросил тот.

– Ну да, говорят же тебе.

– Тогда придется добавить, – с ухмылкой проговорил овернец.

– Езжай, езжай.

Снова послышались щелчки кнута.

«Нужно начать разговор, – подумал офицер. – Я уже выставил себя наглецом, так еще не хватает выглядеть олухом».

– Сударыни, – смело начал он, – вот вы и добрались.

– Благодаря вашей любезной помощи.

– Сколько неудобств мы вам причинили! – добавила младшая из дам.

– Да я уж обо всем забыл, сударыня.

– А вот мы, сударь, не забудем. Прошу вас, назовите ваше имя.

– Мое имя?

– Я его спрашиваю уже во второй раз. Берегитесь!

– Вы же не собирались подарить нам ваш луидор, не правда ли?

– О, сударыня, если дело лишь в этом, – ответил молодой офицер, несколько задетый, – то я уступаю: я – граф де Шарни, офицер королевского флота, как вы уже заметили, сударыня.

– Шарни, – повторила старшая из дам тоном, в котором явно подразумевалось: «Прекрасно, я запомню».

– Жорж, Жорж де Шарни, – добавил офицер.

– Жорж, – прошептала младшая.

– А где вы живете?

– В особняке Принцев на улице Ришелье.

– Все, приехали.

Старшая из дам сама отворила дверцу слева от себя, легко спрыгнула на землю и подала руку спутнице.

– Но позвольте же, – вскричал молодой человек, приготовившийся следовать за дамами, – позвольте, я хотя бы вас провожу! Вы ведь еще не у себя, плац – это еще не дом.

– Оставайтесь на месте, – одновременно проговорили женщины.

– Как это, на месте?

– Не вылезайте из экипажа.

– Но как же, сударыни: одним, ночью, в такую погоду… Это невозможно.

– Хорошенькое дело! Сначала вы чуть было не отказали нам в услуге, а теперь мы не можем избавиться от ваших услуг! – весело отозвалась старшая из дам.

– Однако!

– Никаких «однако». Будьте же истинным и галантным кавалером до конца. Благодарим вас, господин де Шарни, благодарим от всего сердца. А поскольку вы – истинный и галантный кавалер, как я сказала только что, мы даже не будем брать с вас слово.

– Зачем вам мое слово?

– Слово в том, что вы сейчас затворите дверцу и велите извозчику возвращаться в Париж. Вы ведь так и сделаете и даже не станете смотреть нам вслед, правда?

– Вы правы, сударыни, брать с меня слово ни к чему. Извозчик, поехали назад, друг мой.

И молодой человек сунул в грубую ладонь извозчика еще один луидор.

Славный овернец задрожал от радости.

– Черт возьми! – воскликнул он. – Теперь пусть хоть клячи сдохнут, а доедем!

– Ну, клячам-то, по-моему, заплатили, – пробормотал офицер.

Экипаж покатил, и покатил быстро. Стук его колес заглушил вздох молодого человека, не лишенный сладострастия: сибарит развалился на подушках, еще хранивших тепло двух очаровательных незнакомок.

Они же остались стоять неподвижно и, лишь когда экипаж скрылся из виду, направились к дворцу.