Читать книгу Могикане Парижа - Александр Дюма - Страница 24

Когда Жан Робер, освободившись от лошади, кое-как взобрался на чердак, то увидел группу, которая могла бы заслужить внимание его друга Петрюса. Эта группа состояла из старой гадалки, сидевшей на скамейке, Баболена, улегшегося в ее ногах, и Розы, стоявшей возле них и опирающейся на столб.

Броканта, очевидно, выжидала с беспокойством, что скажет Сальватор.

Что же касается обоих детей, то они улыбались Сальватору как другу, но каждый с различным выражением. У Баболена эта улыбка была веселая, у Розы – меланхолическая.

Но, к великому удивлению Броканты, Сальватор, казалось, не обратил никакого внимания на происходившее до него.

– Это вы, Броканта? – спросил он. – Как здоровье Розы?

– Хорошо, господин Сальватор, очень хорошо, – ответила девочка.

– Я не у тебя спрашиваю об этом, бедняжка, а у Броканты…

– Она кашляет немного, господин Сальватор, – сказала старуха.

– Доктор приходил?

– Да, господин Сальватор.

– Что же он сказал?

– А то, что прежде всего следовало бы оставить эту квартиру.

– Он хорошо сделал, что сказал вам об этом. Я уже давно вам говорил, Броканта.

Затем более строгим тоном и, сдвинув брови, он прибавил:

– А почему ребенок ходит босиком?

– Она не хочет надеть ни чулок, ни башмаков, гос подин Сальватор.

– Это правда, Роза? – спросил коротко молодой человек с легким упреком в голосе.

– Я не хочу надевать чулки, потому что они очень толстые, шерстяные, я не хочу надеть башмаки, потому что не имею других, кроме толстых, кожаных.

– Почему же Броканта не купит тебе нитяных чулок и тонких башмаков?

– Потому что это слишком дорого, господин Сальватор, а я бедна…

– Молчи и слушай хорошенько…

– Я слушаю, господин Сальватор.

– И ты исполнишь?

– Постараюсь.

– Ты исполнишь? – повторил молодой человек более повелительным тоном.

– Исполню.

– Если через неделю, – ты слышишь? – если через неделю ты не найдешь комнаты, просторной и светлой, для этого ребенка, а также отдельной псарни для своих собак, я отниму у тебя Розу.

Старуха обняла за талию девочку и крепко прижала к себе, как будто Сальватор хотел тотчас же выполнить свою угрозу.

– Вы отняли бы у меня мое дитя! – воскликнула она. – Мое дитя, которое семь лет при мне!

– Во-первых, это вовсе не твое дитя, – произнес Сальватор, – это дитя тобой украдено.

– Спасено, господин Сальватор, спасено!

– Украдено или спасено, об этом ты будешь разбираться с Жакалем.

Броканта молчала и еще крепче прижимала к себе Розу.

– Впрочем, – продолжал Сальватор, – я пришел не за тем. Я пришел ради этого бедного юноши, которого ты готовилась обобрать при моем входе сюда.

– Я не обирала его, господин Сальватор, я брала только то, что он мне добровольно отдавал.

– Ты его обманывала.

– Я не обманывала его: я говорила ему одну правду.

– Как могла ты знать правду?

– Через карты.

– Ты лжешь!

– Тем не менее карты…

– Средство для плутовства!

– Господин Сальватор, клянусь вам, все, что я сказала ему, – одна правда.

– Что же ты ему сказала?

– Что он любит молодую девушку шестнадцати или семнадцати лет.

– Кто тебе сказал об этом?

– Это было на картах.

– Кто тебе сказал об этом? – повторил повелительно Сальватор.

– Баболен узнал об этом в квартале.

– А! Так вот каким ремеслом ты занимаешься, – сказал Сальватор, обращаясь к Баболену.

– Извините, господин Сальватор, я не думал, что делаю дурно, сказав об этом матери: всем и так было известно в предместье Св. Якова, что г-н Жюстен был влюблен в мадемуазель Мину.

– Продолжай, Броканта. Что ты еще говорила ему?

– Я ему говорила, что молодая девушка любит его, что они имели намерение пожениться, но это не осуществилось из-за суммы денег, которую никто никак не ожидал.

– Это ты откуда знаешь?

– Один добрый священник, господин Сальватор… Один священник, седой, который уж, конечно, не лгал… Он говорил среди толпы, окружавшей его: «И если подумаешь, что эта сумма в двенадцать тысяч франков…» Я не знаю наверняка, было ли это десять или двенадцать тысяч…

– Это безразлично!

– «И как подумаешь, – говорил священник, – что эта сумма в двенадцать тысяч франков, которую я привез, была причиною всего несчастья».

– Хорошо, Броканта! А что еще ты потом сказала ему?

– Я еще сказала ему, что мадемуазель Мина была похищена молодым человеком, брюнетом.

– Откуда ты это знаешь?

– Господин Сальватор, пиковый валет вышел на картах, видите ли вы, а пиковый валет…

– Откуда ты знаешь, что молодая девушка была похищена? – повторил Сальватор, топнув ногой.

– Я видела сама.

– Как, ты ее видела?

– Видела так же, как вас теперь вижу, господин Сальватор.

– Где же ты видела ее?

– На площади Мобер. Этой ночью, господин Сальватор, этой ночью… Я только что прошла улицу Голанд и стала переходить Моберскую площадь, как вдруг промчалась мимо меня карета, да так скоро, что можно было подумать, будто лошади взбесились, но вот одно стекло опустилось; я слышу крик: «Ко мне! Помогите! Меня похищают!» – и хорошенькая головка блондинки, вроде херувимчика, высунулась из дверцы кареты. В тот же момент показалась другая голова… голова молодого брюнета, с усами… Он оттащил назад кричавшую и поднял каретное стекло; но та, которую похищали, имела время выбросить письмо.

– Ну, и где это письмо?

– Это то самое, которое я отослала г-ну Жюстену.

– В котором часу это было, Броканта?

– Это было около пяти часов утра, господин Сальватор.

– Хорошо! Это все?

– Да, это все.

– Зачем же ты не рассказала г-ну Жюстену дело просто, как оно произошло?

– Я поддалась искушению, господин Сальватор; я рассчитывала, что он будет рассказывать про то, что произошло с ним, а это доставило бы мне практику.

– Вот, Броканта, получай луидор за высказанную тобой правду, – перебил Сальватор, – но на этот луидор ты купишь ребенку три пары нитяных чулок и одну пару козловых башмаков.

– Я хочу красные башмаки, господин Сальватор, – произнесла Роза.

– Ты выберешь обувь того цвета, какого пожелаешь, дитя.

Затем, обратясь опять к Броканте, он сказал:

– Ты слышала? Если ровно через неделю, ровно в этот час, я найду вас здесь еще, я увожу Розу… Не забудь, Броканта, – прибавил он вполголоса, – что ты своей головой отвечаешь мне за этого ребенка! Если ты уморишь ее от холода на своем чердаке, я тебя уморю холодом, голодом и рядом всевозможных лишений в подвале.

Произнеся эту угрозу, он наклонился к девочке, которая подставила ему свой лоб для поцелуя.

Жан Робер бросил прощальный взгляд на старуху и обоих детей и вышел следом за Сальватором.

– Что это за странная девочка? – спросил он Сальватора, выйдя с ним на улицу.

– А, бог ее знает! – ответил тот и рассказал Жану все, что знал о девочке, т. е. то, что знаем и мы.

Рассказ этот был короток, и, когда они приблизились к Новому мосту, он был окончен.

– Здесь! – произнес Сальватор, облокачиваясь на решетку статуи Генриха IV.

– Зачем же мы остановились?

– О! Мой милый, вы слишком любопытны.

– Однако…

– Как драматическому поэту вам должно быть известно, что умение хранить тайну – это своего рода талант.

Впрочем, они ждали недолго.

По прошествии десяти минут карета, запряженная парою бодрых лошадей, свернула с набережной Ювели ров и остановилась против статуи Генриха IV.

Мужчина, лет около сорока, открыл каретную дверцу и, выглянув изнутри кареты, произнес:

– Торопитесь, господа!

Молодые люди вошли в карету.

– Ты знаешь куда, – произнес тот же мужчина, обратившись к кучеру.

Лошади пустились вскачь и, повернув посередине Нового моста обратно, направились вдоль Школьной на бережной.