Читать книгу Затмение - Александр Эпиницкий - Страница 2

История о том, что при любых обстоятельствах нужно сохранять самообладание и не терять чувство меры.

Вам доводилось встречать новый год в большом коллективе сослуживцев? Это весело, не так ли? Так вот, сейчас будет ещё веселее. (Забегая вперед, сообщу, что эти строки пишет человек с очень больной головой и ощущением будто он проглотил живого медведя, который там, внутри, ерзает, причиняя каждым своим движением нестерпимые страдания).

Представьте, спустя час после официальной части, вы уже раскрепощены и вы – душа компании. У вас и так язык идеально подвешен, а тут за вами начинают бегать десять стенографисток, смотреть вам в рот и записывать каждое ваше слово, потому что сегодня вы – трибун, Цицерон, Сенека и глава конгресса, и у вас что ни слово, то перл или золотая монета. Один глаз у вас уже блестит, другой – полон тепла и мужественной неги. Вы молоды, вам двадцать семь. Вы своим взглядом заворожили почти всех женщин на этом сказочном вечере; и вон ту – в красном платье; и вон эту – в розово-голубом; и вон ту, другую, – в красном. В общем – всех, всех… Почти всех.

Все они хотят с вами танцевать, и десять стенографисток тоже хотят. Почему бы и нет: такие желания отвечают вашим планам.

И вот, вы садитесь с каждой из них в вертолет, и он начинает кружиться так, что ветер от его лопастей поднимает ввысь их невесомые одеяния из английского шифона. Каждая танцующая пара в восторге. Публика аплодирует вашему мастерству. Публика тоже в восторге!

Десять стенографисток получили свой танец и после этого одна за одной убегают в соседний кабинет, в машбюро. Они садятся за печатные машинки и настукивают не только ваши пламенные речи и тосты, но и (тайно, потихоньку, только для себя) 2000 и одну сказку, которую вы успели нашептать каждой из них во время головокружительного полета на вертолете.

Напольные часы отбили еще один час. Вы немного устали и подходите к праздничному столу с мыслью перекусить. Две минуты растерянности – с чего начать: студень, салат или шуба? А что вы пили?.. Вы вспоминаете и, как только ваша рука уже сама тянется к обыкновенному кусочку сала на подрумяненной корочке ржаного хлеба, рядом с вами неожиданно появляется шеф. «Родик, ты сегодня в ударе. Будь скромнее», – говорит он.

А вы сегодня и правда в ударе: ведь этот-так-называемый-шеф оставил вас без годовой премии. Причина? Исключительно личные соображения. Вы в этом убеждены. Никаких иных поводов быть не может, хотя бы потому (прошу внимания, господа! Эй, там, перестаньте жевать!)… потому что весь сегодняшний банкет организован на средства от прибыли, которая получена от реализации вашего – на секундочку – лично вашего проекта! Нормально так, да? (читайте, как утверждение).

И вот вы, не обращая внимания на ремарку этого клоуна, дотягиваетесь до нежнейшего сала и спокойно, будто ничего не происходит, запихиваете этот кусочек себе за обе щеки. После этого, не глядя на шефа, произносите в нос «Угу», медленно разворачиваетесь и уходите. Уходите, а про себя думаете: «Нет, любезный, шалишь. Сегодня скромность – это не про меня. И все, что ты пока видел – лишь преуготовление. Преуготовление к тому, чего ты себе даже во сне представить не сможешь».

Ваша цель – вон та, одиноко стоящая у колонны, самая обворожительна в этом зале и во всем мире женщина. Читатель, наверное, догадался, кто это? Да?

Верно! Это она – жена шефа (вам, кстати, непонятно, зачем это юное ангельское создание спрятала свои прелестные ноги под черный брючный костюм; или этот сорокапятилетний кретин заставил её так вырядиться?). Шеф жутко ревнив, и все об этом знают. Почему бы вы думали к ней никто не подходит?

Повторюсь, она стоит совсем одна, держит в руке бокал с коктейлем и шпажкой-зубочисткой несколько нервно гоняет по сладковатой жидкости одинокую маслину, пытаясь проткнуть её насквозь. При этом вы видели, – самым краешком глаза видели – что она с самого начала вечера незаметно следила за вами. Иногда на её лице (ах, что это за лицо!) появлялась складка с раздражением; а в глазах, временами, – ревность и ещё обращенная к вам мольба прекратить «всё это».

«Нет, дорогая, – думаете вы, – я не прекращу! Это только начало! Мне всё это чертовски надоело! Я сегодня живу последний день! Последний день живу! Понятно тебе это? Как честный человек, живу последний день! А потом я совершу подлость».

Вы смотрите на неё, она смотрит на вас. Вы знаете: она сейчас читает ваши мысли; а она знает, что вы ловите в её глазах каждое подуманное ею слово.

И что вы, читатель, думаете? Думаете, в глазах этой благороднейшей и сильной женщины мольба о пощаде? Ничего подобного. В них только одно: «Как же ты жалок и ничтожен! К чему весь этот спектакль? Ведь ты же не такой. Неужели всё это из-за несчастной премии? Из-за денег? Не верю! Этого не может быть! Тогда, почему? Почему?»

«Милая моя! Милая моя… Я и сам не знаю – почему. Я устал. Слышишь? И ты устала».

И я (вы) отворачиваюсь от неё, заканчиваю свой «спектакль», перестаю закусывать и начинаю пить.

А дальше, дорогой читатель, вам всё известно. Вы (я) проснулись чуть ближе к обеду и обнаружили в себе медведя, который забрался в вас как в берлогу и давит свой шерстью вам на сердце.