Читать книгу Вермахт против евреев. Война на уничтожение - Александр Ермаков - Страница 6

«В течение двух десятилетий еврейско-большевистские власть имущие из Москвы пытались разжечь пожар не только в Германии, но и по всей Европе… Еврейско-большевистские власть имущие в Москве постоянно старались навязать нашему и другим европейским народам свое господство, и не только духовно, но и военным путем, силой», – говорилось в обращении Гитлера к немецкому народу 22 июня 1941 года[149].

Этот призыв стал руководством к действию для армии, собиравшейся в результате молниеносного похода покорить страну, гражданами которой были более 5 млн евреев, занимавших седьмое место по численности среди народов СССР. Более 4 млн евреев находилось в западных областях страны, которые, согласно плану «Барбаросса», должны были быть захвачены в первые же дни войны. 87 % советских евреев проживало в городах, а в приграничных областях жителями городов были 90 % евреев. По оценкам зарубежных исследователей, в немецкой оккупации оказалось от 2,75 до 3,2 млн граждан Советского Союза еврейской национальности. Это произошло не только из-за внезапности нападения, но и по причине равнодушия советской верхушки к судьбе этих людей. Партийно-государственное руководство СССР было хорошо осведомлено об отношении нацистов к евреям, но не поставило в известность об этом мужчин, женщин, детей и стариков, находившихся в смертельной опасности. Сыграл свою роковую роль и менталитет евреев, населявших западные области, недавно присоединенные к СССР. Они считали немцев своими освободителями и в сентябре 1939 года бежали в немецкую часть Польши, пока не была перекрыта граница. 18 октября 1940 года агент абвера доложил о настроениях в западных областях Советского Союза: «Даже поляки и евреи ждут прихода германской армии». Эти люди и не подозревали, что целью оккупационного режима будет их уничтожение ради расселения на востоке немцев[150].

Исполнителями этой задачи стали в первую очередь карательные и административные органы нацистского государства, но вермахт также активно включился в геноцид. Особую роль в Холокосте сыграла военная оккупационная администрация, задуманная как временное учреждение, но в результате краха молниеносной войны превратившаяся в постоянную структуру. Подсчитано, что под военным управлением постоянно находилось чуть более половины оккупированных советских территорий. Сначала органы военного управления создавались во всех занятых немцами областях СССР. Захваченная территория делилась на тыловые районы армий и групп армий. Власть командующих тыловыми районами армий распространялась на 50-километровую полосу позади линии фронта. Глубокий тыл находился под управлением командующих тыловыми районами групп армий «Север», «Центр» и «Юг». В тактическом отношении они были подчинены командующим группами армий, в административном – генерал-квартирмейстеру сухопутных войск. Каждый тыловой район был разделен на сферы охранных дивизий, полевых, местных и гарнизонных комендатур. Помимо того, в подчинении командующих тыловыми районами групп армий находились подразделения полевой жандармерии и тайной полевой полиции, сборные пункты и транзитные лагеря военнопленных (дулаги).

Командующий тыловым районом группы армий «Юг» генерал пехоты Эрих Фридерици

Уже в первой декаде июля 1941 года были образованы тыловые районы групп армий «Север», «Центр» и «Юг» под командованием генералов пехоты Франца фон Рока, Макса фон Шенкендорфа и Карла фон Рока (с октября 1942 года – генерала пехоты Эриха Фридерици). Подконтрольные этим генералам территории менялись в зависимости от перемещения фронтов. Так, штаб-квартира тылового района группы армий «Центр» перемещалась вслед за германскими войсками от Могилева до Смоленска, а сам район в течение войны охватывал Прибалтику, Белоруссию, часть РСФСР. Тыловой район группы армий «Юг» в разное время включал в свой состав всю Украину и часть РСФСР, постоянно – Черниговскую, Сумскую, Харьковскую, Сталинскую (Донецкую), Ворошиловградскую (Луганскую) области и Крым[151].

Охранные дивизии, подчиненные командующим тыловыми районами групп армий, являлись одновременно войсковыми частями и административными подразделениями, отличаясь от фронтовых дивизий по структуре, вооружению, выучке. В отличие от фронтовых соединений, укомплектованных солдатами и офицерами в возрасте 28–30 лет, средний возраст военнослужащих охранных дивизий составлял 40 лет. Каждая группа армий располагала несколькими охранными дивизиями, командиры которых назначали полевых и местных комендантов в населенных пунктах. Штатный персонал каждой комендатуры насчитывал 50–150 солдат и офицеров. Еврейские дела входили в компетенцию седьмых отделов (военное управление) при командующих тыловыми районами, охранных дивизиях и полевых комендатурах[152].

К задачам комендатур относились не только обеспечение управления, развитие экономики, борьба с эпидемиями и снабжение войск, но и «умиротворение» вверенной им области. Согласно докладу одного полевого коменданта это означало: «а) регистрация трофеев, в особенности всего огнестрельного оружия; б) арест партизан; в) доставка евреев в надежные места; г) настроение населения; д) минные поля; е) военнопленные». Таким образом, евреи считались второй по важности группой врагов после партизан, их доставка в надежные места относилась к обычным задачам оккупационных войск.

Обложка книги «Советский Союз глазами немецких солдат». Берлин, 1941 год

Важное место в системе военной администрации занимали полевая жандармерия (военная полиция вермахта) и тайная полевая полиция (ГФП) – орган абвера, подчиненный командующим тыловыми районами групп армий и командирам охранных дивизий. Группы ГФП, состоявшие из 50–95 полицейских, были распределены по воинским частям, полевым и местным комендатурам. Большинство из групп, количество которых в 1941–1943 гг. возросло с 43 до 83, было сконцентрировано на советской территории. Именно на востоке ГФП выполняла не только свои прямые задачи – «распознавание и борьбу со всеми опасными для народа и государства стремлениями, в особенности шпионажем, изменой, саботажем, вражеской пропагандой и разрушениями в оперативной области», но и осуществляла постоянно нараставший террор против партизан, комиссаров, евреев и просто подозрительных лиц. Разумеется, наибольшее подозрение полицейских вызывали партийные и советские функционеры, а также евреи. ГФП все чаще прибегала к «профилактическим мероприятиям» – облавам в населенных пунктах и на улицах[153].

В рамках вермахта на оккупированной советской территории действовала также экономическая организация «Восток», созданная на рубеже 1940–1941 гг. по приказу начальника отдела военной экономики в ОКВ генерала Георга Томаса. Хотя Гитлер передал управление этой структурой Герингу, в составе экономической организации «Восток» было много офицеров и генералов, в области каждой группы армий работали экономические инспекции, в области каждой армии – экономические команды, а при каждой полевой комендатуре создавалась специальная экономическая группа.

Наконец, определенное влияние на оккупационную политику оказывал генерал-квартирмейстер сухопутных войск генерал Эдуард Вагнер. Входивший в состав его штаба отдел военного управления регулярно направлял приказы командующим тыловыми районами групп армий, комендантам тыловых армейских районов и охранным дивизиям[154].

В первые дни восточной кампании учреждения вермахта старались действовать в соответствии с соглашением Вагнера и Гейдриха о деятельности опергрупп и удержать войска от самовольного вмешательства в «акции чистки» и «эксцессы» (погромы), осуществлявшиеся местными националистами. Но важно отметить и то, что для прусско-германского офицерского корпуса было характерно равнодушие к судьбе советских евреев, военное командование руководствовалось только стремлением поддержать дисциплину в воинских частях.

Документы свидетельствуют, что уничтожением советских евреев занимались и полевые части вермахта, продвигавшиеся на запад к фронту. Пленный капитан вермахта Ганс Корефс показал: «В 1941 году наша дивизия быстро шла по Белоруссии… К местным жителям мы относились в основном хорошо… Но вот жителей-евреев расстреливали всех поголовно. Таков был приказ главного командования, точно кого – не знаю. Расстреливала евреев, как правило, полевая жандармерия, расстреливали и наши солдаты. Сколько расстреляли? Ответить не могу. Расстреливали в каждом селе, в каждом местечке, не говоря о городах. Речь идет о десятках тысяч евреев. Об этом среди офицеров ходило много разговоров, но никто не осуждал»[155].

Начальник военно-экономического отдела ОКВ генерал пехоты Георг Томас

Уже во время первой оперативной паузы летом 1941 года началась новая фаза участия вермахта в Холокосте. В связи с конституированием системы оккупационной власти на захваченной советской территории военные органы на местах в нарушение действовавших приказов перешли от пассивного наблюдения к активной помощи опергруппам. Местные и полевые комендатуры, командующие тыловыми районами групп армий участвовали в мероприятиях юридической и экономической дискриминации евреев, в создании гетто и в уничтожении еврейского населения в целом ряде населенных пунктов.

Третья фаза вовлечения германской армии в Холокост на советской территории наступила в сентябре – октябре 1941 года с появлением приказа ОКВ «О борьбе с коммунистическим повстанческим движением», который предписывал в боях с партизанами за каждого убитого солдата расстреливать 50–100 коммунистов. В условиях отождествления коммунистов и евреев это означало гибель целых еврейских поселений. Теперь командующие группами армий официально уравнивают евреев и партизан, участие вермахта в геноциде советских евреев отныне развивается под знаком антипартизанской войны[156].

Следующий, четвертый этап антисемитской политики вермахта начался во время летнего наступления 1942 года на Сталинград и Кавказ, когда основная масса воинских частей покинула центры расселения евреев. С этого момента с карательными органами режима сотрудничали главным образом тыловые военные учреждения – местные и полевые комендатуры, охранные дивизии, караульные воинские соединения, дежурные части, сформированные из тыловых подразделений и маршевых рот[157].

Немецкие солдаты издеваются над стариком-евреем. Западная Украина, июль 1941 года

Документы показывают, что многие немецкие военнослужащие видели в борьбе с евреями одну из главных целей войны против Советского Союза и относились к ним с чувством глубокой антипатии. Эти настроения были распространены еще до начала войны по всей германской Восточной армии и охватывали не только подверженных нацистской пропаганде солдат, но и сохранивших способность к самостоятельному мышлению и критической оценке ситуации офицеров и генералов вермахта. Антисемитские предрассудки военнослужащих укреплялись благодаря негативному отношению к евреям местного населения в Прибалтике, Молдавии и Украине. Здесь солдаты и офицеры с первых дней войны стали свидетелями и даже соучастниками еврейских погромов, организованных, как считают некоторые исследователи, нацистами и проведенных с участием местных жителей. Немецкий историк Томас Зандкюлер предполагает, что погромы не всегда были неожиданными для немецкого военного командования. Так, еще накануне нападения на СССР руководство опергруппы «Ц» попросило командование 17-й армии не вмешиваться в «праведный суд» местного населения над евреями[158].

Только в Западной Украине в июне – июле 1941 года произошло 35 погромов, зачинщиками которых были украинские националисты – врачи, адвокаты, учителя. Крупнейшими считаются расправы с евреями в Лемберге (Львове) и Тарнополе (с 1944 года – Тернополь). Львов был оккупирован частями 1-й горнострелковой дивизии 30 июня 1941 года. При отступлении Красной армии органы НКВД расстреляли в городской тюрьме политических заключенных и трех немецких солдат. Командир батальона 98-го горнострелкового полка капитан Зальмингер рекомендовал своим подчиненным «при случае осмотреть тюрьмы Лемберга, чтобы, наконец, понять, каким бестиям мы противостоим». Эксгумация и перезахоронение останков были возложены на евреев. Украинская милиция, немедленно сформированная в Лемберге Организацией украинских националистов (ОУН), в тот же день начала арест евреев-мужчин: их выгоняли из домов, избивали, часто до смерти, многих сразу же расстреливали. В военном дневнике 49-го армейского корпуса за 30 июня говорилось: «Среди населения господствует неистовая злоба из-за преступлений большевиков. Она находит выход в действиях против проживающих в городе евреев, которые постоянно сотрудничали с большевиками». В тот же день один из офицеров городской комендатуры писал своей жене: «Русские и евреи здесь ужасно свирепствовали, устроили в тюрьмах резню… Евреев убивали – легкое погромное настроение среди украинцев». На совещании в штабе 1-й горнострелковой дивизии 1 июля, когда еще продолжалась стрельба, было отмечено: «Стрельба в тюрьме ГПУ, где евреи якобы похоронили убитых русскими по еврейскому доносу украинцев (несколько тысяч)». 711-я группа тайной полевой полиции, приданная 454-й охранной дивизии, жаловалась: «Это фанатичное настроение (в Лемберге) перенеслось на украинских переводчиков группы… Все они считали, что каждого еврея следует тотчас убивать»[159].

Состояние источников до сих пор не позволяет однозначно ответить на вопрос об инициаторах и главных действующих лицах резни в Лемберге. В то время как Рауль Хильберг считает зачинщиками погрома карательные органы, Александр Даллин, Дитер Поль и Томас Зандкюлер возлагают главную ответственность за убийство 4 тысяч евреев на украинских националистов, а некоторые исследователи предполагают, что одним из инициаторов выступал абвер. Также нельзя достоверно определить и продолжительность погрома, который, по разным свидетельствам, длился от трех до десяти дней. Известно только, что со 2 июля к погромщикам присоединилась опергруппа под командованием Э. Шенгарта в составе 150 человек, которая немедленно приступила к расстрелам. Формальная ответственность за это преступление не вызывает разногласий: после взятия города вся исполнительная власть принадлежала военному коменданту полковнику Винтергерсту, которому было приказано пресекать любые бесчинства. В его распоряжении находились силы нескольких воинских частей, комендатуры, группа тайной полевой полиции и отделение полевой жандармерии. 1 июля 1941 года командир 800-го батальона докладывал: «30.6.41 и 1.7.41 проводились усиленные насильственные акции против евреев, которые отчасти приобрели наихудший погромный характер. При этом введенные в действие полицейские силы показали свою неспособность справиться с возложенными на них задачами. Они подстрекали к самому грубому и отвратительному поведению по отношению к беззащитному населению. Наши войска, как показывают сообщения из рот, возмущены актами грубости и издевательств. Они считают безусловно необходимым безжалостное наказание большевиков, виновных в резне, но не понимают пыток и расстрелов согнанных без всякого выбора евреев, в том числе женщин и детей. Все это оказывает разлагающее дисциплинарное воздействие особенно на украинские роты. Они не могут проводить различие между вермахтом и полицией и, поскольку видят в немецких солдатах образец, будут колебаться в своих оценках немцев в целом. Это – те самые части, которые вчера безжалостно стреляли в еврейских мародеров, но отвергали хладнокровные пытки»[160].

Винтергерст вмешался в события только 2 июля, но сохранились и иные свидетельства, рисующие роль вермахта в погроме в другом свете. Немецкие офицеры командовали, а вооруженные украинцы действовали как команды исполнителей, пропагандистская рота вермахта снимала погром на кинопленку. В частности, один из очевидцев вспоминает: «После того как мы закончили с захоронением останков, нас погнали бегом во внутреннем дворе, причем мы должны были держать руки над головой… В это время… я услышал немецкую команду «Наказание шпицрутенами» или «Приступить к наказанию шпицрутенами». Как я помню, по этой команде подошла группа военнослужащих германского вермахта, которые стояли несколько в стороне от могил и все это время наблюдали. Эта группа состояла примерно из 5–6 человек. Это были офицеры… По этому немецкому приказу украинские солдаты построились шпалерой и примкнули штыки. Через эту шпалеру должны были пробегать находившиеся во дворе евреи, причем украинские солдаты били и кололи их. Я был не первым, кто должен был пробежать. Это была чистая случайность. Первые евреи, которые должны были пробежать, почти все были убиты уколами штыков»[161].

Одни очевидцы свидетельствуют о том, что немецкие солдаты большими группами устремились к тюрьмам, другие сообщают о бесчинствах солдат люфтваффе. В дневнике служащего оперкоманды эсэсовца Ф. Ландау говорилось: «Сотни евреев с кровоточащими лицами, пробитыми головами, сломанными руками и выбитыми глазами бегут по улицам. Некоторые истекающие кровью евреи несут других, которые обессилели. У входа в цитадель стояли солдаты с палками толщиной с кулак и били евреев там, где они попадались. На вход напирают евреи, поэтому ряды евреев лежат друг на друге и скулят, как свиньи. Снова и снова на них идут рысью новые истекающие кровью евреи. Мы еще остаемся и смотрим, кто здесь командует. «Никто». Где-то кто-то отпустил евреев. Евреев встречают с яростью и чувством ненависти»[162].

Один военный пастор сообщал после войны о событиях в Лемберге: «Лейтенант рассказал нам, что масса людей, среди них было очень много немецких солдат, пришла в эту тюрьму… Эти люди были настолько фанатизированы, что не хотели ничего иного, кроме как видеть расстрелы евреев. Он видел фельдфебеля германского вермахта, который вонзил свой штык-нож в какого-то еврея»[163].

2 июля части 9-й танковой дивизии вермахта заняли Тарнополь. Здесь также были обнаружены останки около 200 жертв НКВД и нескольких немецких военнопленных. С 5 по 7 июля украинские милиционеры под руководством СД убили около 600 евреев-мужчин. По сообщению айнзацгруппы «Ц», солдаты проходивших через город частей вермахта палками и лопатами тоже убили 600 евреев. После этого официального погрома террор на улицах, сопровождавшийся убийствами, продолжался. Один из участвовавших в погроме солдат отправил родителям в Вену письмо с рассказом о событиях. Несколько копий письма было обнаружено командованием XVII военного округа в витрине одного из венских магазинов и направлено в отдел пропаганды ОКВ с пометкой «Сообщения об ужасах в письмах полевой почты». Следствие, проведенное абвером, показало, что венский крайсляйтер НСДАП в пропагандистских целях уже ознакомил с содержанием письма ортсгруппенляйтеров. Солдат сообщал своей семье: «Дорогие родители! Только что я пришел с церемонии прощания с нашими товарищами из военно-воздушных и горнострелковых частей, попавшими в плен к русским. У меня нет слов, чтобы описать это. Товарищи связаны, уши, языки, носы и половые органы отрезаны. Такими мы нашли их в подвале тарнопольского суда. Кроме того, мы нашли 2 000 украинцев и фольксдойче, казненных таким же способом. Это – Россия и евреи, рай для рабочих… Месть последовала незамедлительно. Вчера мы и СС были милостивыми, расстреливая каждого встречавшегося нам еврея. Сегодня это не так, ведь мы снова нашли 60 изувеченных товарищей. Теперь евреи должны выносить убитых из подвала, укладывать, а затем им показывали эти гнусности. После осмотра жертв они были убиты палками и лопатами. К настоящему моменту мы помогли отправиться на тот свет около 1 000 евреев, но это слишком мало за то, что они сделали. Украинцы сказали, что евреи занимали все руководящие посты и устроили вместе с Советами настоящий народный праздник при казни немцев и украинцев. Я прошу вас, дорогие родители, ознакомиться с этим. Отец – также в ортсгруппе… Если возникнут сомнения, мы привезем фотографии, и никаких сомнений не останется. С приветом, ваш сын Францль»[164].

Подполковник Гельмут Гроскурт в 1941 году

Обнаружение останков людей, убитых НКВД, послужило поводом к погрому в городе Золочеве Львовской области 2–3 июля 1941 года. Здесь солдаты дивизии СС «Викинг» и местные коллаборационисты заставили евреев раскапывать могилы на территории крепости руками, а после этого приступили к расстрелам. О расстрелах стало известно начальнику оперативного отдела 295-й пехотной дивизии подполковнику Гельмуту Гроскурту. Он обратился к коменданту города, который вызвал командира 518-го пехотного полка полковника Отто Корфеса. Подчиненные Корфеса добились того, что из крепости были отпущены женщины и дети, а расстрелы мужчин продолжились. Только 4 июля, после личного вмешательства Корфеса и появления на территории крепости командира дивизии генерал-лейтенанта Герберта Гейтнера, экзекуция была прекращена, а выжившие евреи отпущены по домам[165]. Три дня спустя пропагандистская рота вермахта сообщала: «Украинцы показали евреям их подлые дела, показали им убитых, а потом наказали их так, как того заслуживали эти недочеловеки: жестоко, но справедливо»[166]. Вследствие исключительного положения вермахта в гитлеровском государстве спасение евреев было абсолютно безопасно для спасителей: позднее Корфес был повышен в звании и должности, награжден Рыцарским крестом, а после пленения в Сталинграде вступил в антифашистский Союз немецких офицеров. До своей смерти в 1964 г. он занимал различные государственные и общественные должности в ГДР и говорил о своей выдающейся роли в спасении золочевских евреев[167].

Погромами ознаменовалось и вступление немецких войск в Молдавию. Сражавшаяся здесь 11-я армия состояла из немецких и румынских частей. 25 июня солдаты и офицеры одной из румынских дивизий расстреляли, забили железными прутьями и прикладами 4 тысячи евреев в Яссах, а еще 10 тысяч без всяких обвинений бросили в тюрьму. Такую же участь уготовила евреям румынская бригада в городе Бельцы, однако командир 170-й немецкой дивизии, которая взяла Бельцы, генерал-лейтенант Виттке остановил погром и тем самым спас жизнь 400 человек. Когда несанкционированные расправы были пресечены, Виттке сам приказал арестовать 200 еврейских заложников и расстрелять 10 из них после нападения на немецкий военный автомобиль[168].

Генерал пехоты Велер и генерал-полковник Шернер, 11 апреля 1941 г.

Зверства румынских войск побудили начальника штаба 11-й армии Отто Велера потребовать от немецких солдат сохранения строжайшей тайны: «При господствующем в Восточной Европе отношении к ценности человеческой жизни немецкие солдаты могут стать свидетелями событий (массовые казни, убийства гражданских пленных, евреев и т. д.), которым они в настоящий момент не могут помешать, но которые глубоко задевают немецкое чувство чести… Нельзя фотографировать такие гнусные бесчинства или сообщать о них в письмах на родину. Изготовление или распространение таких фотографий или сообщений о подобных происшествиях будут рассматриваться как подрыв достоинства и мужской дисциплины в вермахте и строго наказываться. Все имеющиеся фотографии или сообщения о таких бесчинствах необходимо собирать вместе с негативами и, приложив данные изготовителя или распространителя, отсылать офицеру Генерального штаба армии. Удивленно глазеть на такие происшествия ниже достоинства немецкого солдата»[169].

Отметим, что сами действия румын вполне устраивали германское командование. Один из полевых комендантов в тыловом районе 11-й армии докладывал: «Еврейское население свирепо. К нему надо относиться с большим недоверием. Но румынские части держат его в страхе отчасти несимпатичными для немецких чувств средствами и действуют с необходимой строгостью»[170].

Самый крупный погром в полосе продвижения группы армий «Север» произошел в Ковно (Каунасе). Здесь проживало 36 тысяч евреев, на которых литовское население возлагало вину за действия советского режима и довоенную политику Литвы. 23 июня Красная армия начала отступление, конституировалось временное литовское правительство, которое призвало население к борьбе против советского режима и безуспешно пыталось добиться признания себя Германией. Насильственные действия против евреев и их имущества не заставили себя долго ждать. Когда вечером 24 июня 16-я германская армия вошла в город, а на окраинах еще шли бои, уже было убито множество евреев, в том числе беженцы из Мемеля и Польши. В ночь с 25 на 26 июня 1941 года по приказу Гейдриха был организован «спонтанный» еврейский погром, в ходе которого литовские националисты, избивая людей железными прутьями и палками, истребили более 1 500 евреев, сожгли несколько синагог и около 60 домов в еврейском квартале. Резня продолжалась до 29 июня, и число жертв возросло до 3 200–3 800 человек[171].

Связанные евреи под охраной литовской «Самозащиты». Июль 1941 года

Командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал Вильгельм фон Лееб

Солдат 16-й армии вспоминал, что в тот день немецкие военнослужащие толпились на одной из площадей Ковно, чтобы увидеть и сфотографировать «проявления народного гнева». Литовцы распространяли о евреях невероятные слухи: один еврейский комиссар якобы на глазах связанного супруга изнасиловал его жену, потом убил ее, вырезал сердце, зажарил на сковороде и съел. Женщины несли своих детей к месту расправы, поднимая их над головами, или ставили на ящики и стулья, чтобы они могли видеть все своими глазами. Взрывы аплодисментов, крики «браво» и смех сопровождали смертельные удары. «После того как все были убиты, один юноша отложил в сторону лом, взял гармонь, встал на гору останков и заиграл литовский национальный гимн. Поведение присутствующих штатских, женщин и детей было невероятным, ведь после каждого убитого они начинали аплодировать, а с началом национального гимна стали петь и хлопать»[172]. Аналогичные случаи, когда солдаты вермахта выступали в роли зрителей массовых казней, зафиксированы и в других источниках. Например, Сидни Ивенс, вспоминая о массовом расстреле евреев-мужчин в тюрьме Даугавпилса, пишет: «Когда, дойдя до угла, мы повернули на запад, я на Дамбе над нами увидел зевак – немецкие солдаты с девушками глазели на интересное зрелище, как глазеет на аттракцион публика в цирке»[173].

Погром в Ковно происходил буквально на глазах военного командования, ведь массовые убийства совершались неподалеку от штаба 16-й армии. Однако один из штабных офицеров заявил, что был получен приказ оставаться нейтральными, а через несколько дней командующий армией генерал-полковник Эрнст Буш, известный своей преданностью Гитлеру, отреагировал на сообщение о новых убийствах словами: «Это – политический спор, который нас не интересует. Мы не поняли, что же нам делать?» О массовых избиениях евреев в Каунасе стало известно и командующему группой армий «Север» генерал-фельдмаршалу Вильгельму фон Леебу, который вместо того, чтобы положить конец убийствам, заявил командующему тыловым районом группы армий Францу фон Року, что у него, «к сожалению, связаны руки». Лееб все же обратился с протестом в ОКВ и ОКХ и, по некоторым сведениям, даже приказал войскам стрелять в погромщиков, если убийства не прекратятся. Гитлер передал ему через Кейтеля, что запрещает «вмешиваться в это дело. Речь идет об акции политического очищения внутри литовского народа, которая не касается командующего группой армий». Прибывший в группу армий «Север» 3 июля адъютант фюрера полковник Рудольф Шмундт ясно дал понять офицерам, что от них требуется невмешательство в действия убийц: «Солдата нельзя обременять этими политическими вопросами. В данном случае речь идет о необходимой чистке»[174].

Запись в дневнике Лееба показывает, во-первых, то, что он был осведомлен о роли закулисных организаторов резни и, во-вторых, что он не одобрял только метод решения еврейского вопроса: «Генерал фон Рок… жалуется на массовые расстрелы евреев в Ковно (тысячи) литовской «Самозащитой» по инициативе немецких органов полиции. Мы не влияем на эти мероприятия. Остается только держаться подальше. Рок, пожалуй, правильно считает, что еврейский вопрос таким способом решен быть не может, вернее всего было бы решить его путем стерилизации всех мужчин»[175].

Позиция военных инстанций по отношению к погромам варьировалась. С одной стороны, они опасались взрывов бесконтрольного насилия. Известны случаи, когда командиры частей или комендатуры препятствовали бесчинствам и даже казнили погромщиков за грабежи и убийства. Погромы, как правило, происходили в тех населенных пунктах, где еще не была установлена твердая военная власть. С другой стороны, в большинстве случаев вермахт действовал против погромщиков нерешительно или совершенно бездействовал, в результате чего в Западной Украине было уничтожено 12 тысяч, а в Литве – от 5 до 20 тысяч евреев[176].

Подведем итог. Германские генералы летом 1941 года знали, что в действительности представляют собой «необходимые мероприятия чистки», знали, что за ними стоит приказ политического руководства, но ограничивались только отдельными нерешительными протестами, добиваясь не защиты еврейского населения, а изменения формы проведения «акций». Поэтому Гитлеру через посредников легко удалось подавить недовольство отдельных военачальников. Другие легко отступали еще раньше, как только выяснялось, что за эксцессами местного населения стоят опергруппы. Например, в начале августа, когда в округе Розиттен, северо-восточнее Риги, латышской «Самозащитой» было расстреляно около 200 коммунистов и евреев, это вызвало «некоторое недовольство» в 281-й охранной дивизии вермахта. Когда же выяснилось, что расстрелы проводились по поручению СД, командир дивизии генерал-лейтенант Фридрих Байер немедленно приказал солдатам «воздержаться от критики»[177].