Читать книгу Жизнь внутри. Сборник рассказов - Александр Ермилов - Страница 4

По волнам офисных слухов передавали из уст в уста, что на прошлой неделе умерли двое. Да кто поверит?! Не умерли, а ушли в отпуск, заслуженный, заработанный тяжким «кровавым» трудом и потом за рабочим столом. Их воспаленные глаза закрыты и греются вместе со своими хозяин под нежным горячим солнцем. Об этом сообщили по подкинутым к потолкам кабинетов громкоговорителям голосом мягким, елейным, успокаивающим и одновременно будоражащим, заставляющим подняться ряби зависти и желания работать усерднее, больше, чтобы заслужить, подобно счастливчикам, право уехать, забыться, снискать уважение всех и вся.

Ему повезло в отличие от многих других, работающих этажами ниже. С каждым лестничным пролетом престижность выполняемой работы уменьшается, стекая до еле выживающих сотрудников Компании, которых либо сослали за недостаточное прилежание, либо распределили после плохого окончания учебы. И вот он – малоподвижный, задыхающийся от туго затянутого галстука и стянувшего живот ремня – привычно сидит за своим небольшим низким столом и стучит по печатной машинке, проговаривая каждый набираемый символ. Лист бумаги усеян расчетами, вычислениями, формулами и требуемыми значениями. Ошибка невозможна, ведь она грозит снижением баллов в общем зачетном рейтинге сотрудников: чем больше сумма баллов, тем выше этаж и ближе новый мир. Десяток профессионалов, занимающих верхние строки, ежедневно обсуждается всеми и вся: кто-то восхищается ими, кто-то ненавидит. Все жадно рассматривают таблицу успеваемости, почти облизываясь, но никто лично не знаком, не видел, не пожимал рук этих корпоративных небожителей. Они сменяются часто, набирают нужную сумму баллов и улетают на заслуженный покой. Громкоговорители повторяют их имена, призывая равняться, стремиться к их уровню.

Прогуливаясь по нижним этажам, он видел группу сотрудников низшего звена, одетых в футболки с напечатанными именами Лучших из нас, рассказывающих друг другу услышанное о Них, придуманное, желаемое. Еще немного и начнут поклоняться. А имена на футболках меняют исправно.

За окном он видит далекий частокол офисных высоток, воткнутых в серо-черный океан их затуманенного перенаселенного мира. В каждой живут и трудятся на благо родины сотрудники единственной Компании (да будет благословенна Она!). Туловища небоскребов омываются дождем и ветром, подобно титанам, держат небо, всю оставшуюся страну, скрывая горизонт. Внизу, между ними, на оставшихся огрызках земли, среди лавин мусора доживают бедняки без работы, без смысла и цели. Гниют и жалуются, не в силах что-то изменить, добиться лучшей жизни, вернуться в Компанию. Шепотом ему рассказывали, что каждый день в остатках загрязненного океана, трусливо шумящего вдалеке, где платформа и взлетная полоса, десятки или сотни бедняг плывут к ней или неизвестно куда, часто утопая и жалобно крича.

И вдруг, словно щелчок, он часто моргает, чертыхается: высматривая остатки красоты мира, он потратил время непродуктивно, пусто, глупо. Там, вдалеке, другие обгоняют его, пишут больше, грамотнее, чище, их расчеты точнее и изящнее. Его пальцы устают, хрустят, но он не слышит их жалоб, капризного плача, обрушивает на пишущую машинку все свои силы и умения.

Включается сигнализация, загораются красные лампы под потолком. Все прекращают работу, и один за другим в унисон направляют взгляды вслед за указующим пальцем начальника отдела – за окно или в телевизор, а там – блестящий космический корабль выпускает пухлые клубы дыма, рычит двигателями и плавно прыгает над океаном в небо навстречу звездам. Едва в облаках скрывается его тлеющий огарок, все заученно обливают комнату и друг друга громкими восхищенными аплодисментами, нетерпеливо подпрыгивая, крича восторженно и вдохновенно. Начальник повторяет: это их цель, ради этого они живут и работают. Их вычисления помогают строить новое будущее. Внутри корабля – надежда и новая жизнь, помощь недавно открытому миру, призванному заменить их – умирающий, безжизненный, бесцветный огрызок жизни. И все они будут в нем: им обещают по громкоговорителю, вселяя надежду и уверенность, когда будут готовы, когда исполнят свой гражданский долг. И каждый словно ощущает теплое прикосновение руки, одобрительное пожатие плеча свыше, наполняется благодарностью и приливом сил.

Поздним вечером он идет в свою комнату-ячейку, в тесноте стройных рядов сослуживцев, отираясь плечами и взглядами. В кипящей толпе лица одинаковы, скомканы задумчивостью и тяжелыми переживаниями о благе Родины. Каждый хочет работать, думает, как лучше, больше, быстрее, но заботливая Компания предписывает отдых. Кто-то злится: нет идей, голова тяжела, их тянет в сон, такой недолгий и бесполезный. Несколько часов безделья еженощно. Как тут не зарычать от праведного гнева добропорядочному работнику!

В изменчивых тенях коридора он замечает одного-другого знакомого, они учтиво приветствуют каждого кивком, взаимно, наигранно, словно близкие друзья, но разве могут они быть друзьями, когда каждый стремится обойти второго, стать выше, сильнее, почетнее. Улыбка, машут ладонями, оба соблюдают законный этикет, а после скрываются в спасительной толпе, облегченно вздыхая, что разговора не было. Рассказывать нечего, только о своих успехах, вызывая зависть и злость. Каждый видел себя в верхних строках рейтинга, он должен быть раньше на корабле, сбежать в новый рай.

По разным ответвлениям коридоров, мимо бесчисленного количества дверей и глаз, общих ванн и туалетов, откуда доносился плеск воды, бормотание, гул труб (все, кажется, отлито из металла и холода), он приходит домой. В небольшое окно его комнаты металлической стружкой стучит надоевший дождь. Письменный стол рядом, на его спине – бумаги, бумаги, бумаги, затупившиеся карандаши, старый калькулятор и сгорбившаяся лампа. Компания всем обеспечивает их, главное будь верен ей и работай, работай на благо всего.

Он вновь без сна проводит ночь, корректирует расчеты, возводит новые башни вычислений, изредка прислушиваясь к шуму волн и ливню, ставшему почти непрерывной частью их погибающего мира. В слезящихся глазах цифры мелькают и прыгают, убегают за волнистый горизонт, а он, протягивая ослабевшие руки, пытается схватить их и прижать, вернуть на податливую шершавую бумагу. Виновата не усталость, а запретные мысли о новой девушке, занявшей место в их кабинете и в его голове. Она пришла сегодня: неуверенный взгляд, застенчива и словно слишком юна для их работы. Вокруг взоры хищников, обращенных на ее невинно-детское лицо. Она будто не подозревает о предстоящем сражении за место, и не волнует ее вовсе полет и будущее. Каждый улыбался ей и приветствовал в их команде, желая успехов и удачи. Но, едва выйдя в коридор, тут же высказывался надменно и снисходительно о ней, ее внешности, не сползающей улыбке.

Она мешала ему работать, отвлекала от приятных дум о цифрах, о новом мире. Кажется, что и калькулятор перестал слушаться его, он стучит по нему, злобно нажимая на кнопки, карандаш не пишет, а царапает, дождь стучит громко, свет лампы слишком тусклый. Почему-то вспоминает фотографию своей жены на вершине обзорной башни, мебель в старой квартире, их пса по кличке…

***

Хрип-скрип, а после:

– Работа, работа! – механический голос диктора из громкоговорителя вернул его из бездумного забытья. Тело будто онемело, голова на дереве стола, а на щеке – часть расчетов: они отпечатались в почетную отметину.

Подпрыгнув несколько раз, бежит, уклоняется от встречаемых соседей, а после забегает в столовую: завтрак быстр и питателен, с прибавкой чтения старого учебника – помощь в работе, и время проводит продуктивно.

Она, конечно, здесь.

Длинные черные волосы прямые и блестящие, вновь она отвлекает его.

Он наспех съедает все и раньше остальных приходит в кабинет, спешит напечатать ночные расчеты, отдать их во власть вычислительной машины, единственной, большой, мощной, стоящей в центре их комнаты. Едва приходит начальник, коллеги и все-все-все, он протягивает ему распечатку свежих данных, не сдерживая горделивую улыбку на своем бледном лице. Видит уважение и удивление во взгляде в его взгляде, бережно забирающего листы и уходящего за полупрозрачную перегородку своего отсека.

Развернувшись, он принимает безмолвные поздравления и похвалу коллег, их улыбки и пожатия рук, а после скорее принимается за работу, еще усерднее и прилежнее, с удовольствием отмечая, что на девушку даже не взглянул.

В плотном шуме печати, он не сразу замечает подошедшего к нему начальника. Снова улыбается, ожидая радости в его глазах, слов благодарности за добросовестный труд, но вот секунда-вторая, руководитель поджимает губы и роняет:

– Ошибка.

Его улыбка стекает быстро и, кажется, шумно:

– Расчеты проверены машиной!

Начальник тычет пальцем в его лист, размазывая пятна чернил:

– Ошибка не в расчетах. Ты принял данные на основе своих неправильных вычислений и ввел их в машину. Твоя ошибка.

Он слышит вокруг шипучий шепот, замечает ехидные улыбки сотрудников, их неподдельную радость: скоро рейтинг изменится в их пользу. Стоит неуверенно, щеки горят, внутри все пусто и, кажется, болит. Издалека он слышит голос – начальник требует от него объяснения, письменно, вечером… Он потратит остаток рабочего дня на составление оправдания, достоверного, чтобы его не уволили, не перевели на этаж или два ниже. Времени мало, рейтинг хуже, новая жизнь все дальше и дальше, словно убегает от него, едва появившись на горизонте.

Все взоры обращены на него, а он покрасневший, едва не падая, окунается в печать.

***

В гуще человеческой массы, в узком коридоре, он встречает ее, вставшую напротив, не позволяющую обойти, снова с привычной улыбкой. Приветствуют друг друга, сквозь окруживший их гомон, она смеется над его растерянностью и робостью постыдного просчета, словно распухшего в голове. Она спрашивает о его самочувствии, на лице – волнение и участие, хочет взять его за руку, а после:

– Ты написал, что в ошибке виноваты мысли обо мне? – ее голос высок и нежен.

Он кивает и пытается уйти, но вокруг только тиски толпы. Она вновь смеется, вызывая удивление, непонимание. Он обвинил ее, а она радуется. Глупа и наивна. Бегущие мимо, вперед-назад зеваки смотрят на нее подозрительно, нелепо, враждебно. Им чужды ее поступки. Как смеет она вести себя иначе?!

Растерянный, он ищет выход, высматривает любую прогалину в плотной связке пешеходов, будто понимающих его раздражение и страх и сгрудившихся теснее, улыбающихся ехидно и зло, в унисон. Девушка смотрит на него шутливо и доверчиво, делает шаг-другой вперед, но он, словно от огня, отшатывается от нее, расталкивает охающих сотрудников и теряется за поворотом.

***

В столовой он со всеми чавкает, хлюпает, ест, читает. Вновь слышит шутку про себя: может, в отдел примут еще девушек, и все вновь помешают ему работать.

Вопрос или надежда?

Он лишь вскользь кидает взгляд и спешит скорее работать, исправлять, менять.

Сигнализация, запуск, аплодисменты. А он мог быть там, внутри, в облаках, далеко. Но смотрит на нее. Каждый день.

***

В комнате вечером, проверяя расчеты, он не мог знать, что она придет, нагрянет, разрушит его привычный распорядок, но вот стучит, и заходит в узкий проем, быстрее, быстрее. Осматривается, улыбается, приветствует его. Дышит часто, беспокойно. Он знает ее имя, а она знает его. В ее руках плитка шоколада, запрещенного, спрятанного, только для руководства Компании и Лучших из нас.

Она пришла извиниться ― виновата в его просчетах.

Протягивает ему шоколад, ждет, а после молнией целует в щеку и быстро уходит.

***

Дождь сильнее, сильнее и громче сегодня обычного, прерывает шум печати и гул работающей машины в кабинете. Тучи смешиваются с серостью дня. Сегодня запусков нет. Новые пустые места в кабинете ждут достойных сотрудников.

Все работают, работают, спешат, соревнуются: кто быстрее пишет, считает, обрабатывает. Кажется, вот-вот возле рта выползет пена, а глаза – воспаленные, красные – выпрыгнут, покатятся. Над всеми довлеет властный взгляд начальника, подозревающий лишнюю усталость, высматривающий ошибки.

Он торопится наравне со всеми, изредка мотает головой – прогоняет мысли ненужные, пустые и одновременно наполненные до краев. Где-то вдалеке, за приоткрытым окном – вой собаки и человека, надрывно умоляющий кого-то пощадить его, сжалиться. Кричит, просит помощи, но голос его тонет в свалке отходов, стирается в дожде. Что было у него – забрали. Одиночество и горы мусора – наследие выживших.

В кабинете словно никто не слышит крик, каждый смотрит лишь на свой рабочий стол, изредка наверх: туда, куда все помыслы и мечты направлены у всех всегда, шаблонно и предсказуемо.