Читать книгу Тамара возвращает долг. Портрет обыкновенного безумия - Александр Ермилов - Страница 2

Открывая дверь квартиры, Тамара сорвала очередную приклеенную записку от Соседа. Разорвала на части, скомкала, с размаха выкинула прочь. Клочья бумаги с осколками слов из черного маркера крупным снегом осели на ступенях лестницы, закружились на ветру из открытой форточки. Глубоко вздохнув, Тамара отшвырнула туфлей пару-тройку оставшихся возле двери бумажных клочков и зашла домой.

В темноте коридора она пробралась в сумрак гостиной, освещенной включенным пухлым телевизором, и уселась в кресло рядом с диваном, на котором потертым мешком лежал муж. Лежал, почти не вставая второй или третий день, в окружении крошек, пустых бутылок пива и водки, остатков еды, соленых огурцов и сала, подложив под голову подушку, пропитавшуюся по́том. Храпел, посапывал, хрюкал.

Тамара переключила телеканал, снова, переключала механически, бездумно нажимая на кнопку, и свет экрана периодически выхватывал ее из тьмы. Она часто так делала в последнее время или сидела неподвижно, высматривая на обоях видимые только ею узоры, тени от света уличного фонаря. Муж причмокнул во сне, зашевелился. Тамара пригладила его мокрые волосы, убрав со лба челку, привычно собрала бутылки, подмела крошки и прочее из-под дивана, кресла, возле тумбочки. Вновь под боком у мужа нашла старый фотоальбом, в котором калейдоскопом были выставлены в порядке взросления фотографии их сына. Она заставила себя убрать альбом на дальнюю полку, не открыв и не просмотрев как раньше. Но в те дни, которые именовались «После», когда с мужем вдвоем они сидели одной слипшейся горой слез, желая крепче обнять, забрать боль утраты друг у друга, они пересматривали этот альбом несколько раз в день, вспоминая события на каждой фотографии. Воспоминания эти помогали защититься от острых слов и гнилых вопросов знакомых и незнакомых людей, жаждущих узнать подробности, как и что, а потом еще и почему, но Тамара твердила и твердила каждому в лицо, что все вранье, непонимание тех, кому казалось, что все видел, да не видел, а только наблюдал.

«После» наступило, когда сын шагнул из окна их квартиры на девятом этаже и в тишине летнего вечера упал спиной на крышу соседского автомобиля. Тамара тогда услышала несколько вскриков, охи-ахи, причитания, просили вызвать «скорую», увести детей, «а откуда выпал?», «это сын Тамары!». Она выглянула из окна гостиной, потом в три прыжка оказалась в сыновней комнате, перед распахнутым окном, квадратом черного неба и кривыми ветками деревьев. «Нет-нет-нет», шагала вперед, «нет-нет-нет-нет-нет», а за подоконником, внизу ― тело сына, вокруг него зеваки и любопытствующие прохожие, снимающие на камеру смартфона. В ушах у Тамары пульсировало, стучало, громыхало, она кричала громче всех и бежала в домашнем халате и тапках по лестнице подъезда, молясь, а подбежав к сыну, трясла его, звала. Она смотрела на собравшихся соседей, беззвучно умоляя помочь. Черноту вечера раскалывали молнии вспышек фотокамер и включенных фонариков смартфонов, а после ― сирены «скорой помощи» и полиции.

Приняв душ, она легла на кровать в спальне, ставшей теперь только ее комнатой. Не ела, не пила, ничего не желала, ничего не говорила. Разглядывала сквозь узорчатую занавеску вечерний город за окном, жилой дом напротив, откуда в Тот день высыпали соседи, гонимые любопытством и страхом от криков. Взгляды их тогда прилипли к стеклам, свесились с балконов, укромно спрятались за подъездными дверями. Но сегодня там светили лампы, люстры, мониторы компьютеров, телевизоры. Балконы пусты, только один мужчина, седой, в домашних засаленных шортах, с голым загорелым торсом и брюшком, покрытыми седыми или выгорелыми на солнце волосами, курил медленно и словно безмятежно, как раньше лениво и с удовольствием курил на балконе ее муж. Поднявшись, она обыскала джинсы мужа, нашла смятую пачку сигарет и, выйдя на балкон, закурила впервые с окончания школы, не сводя взгляд с незнакомца напротив, тощий двор и узкие дороги. Тамара облила окрестности эхом кашля, снова, но курить продолжила натужно и тяжело. Удивительно, что после всего она по-прежнему кашляла от сигарет. Заметила кивок мужчины, его поднятую руку в приветствии с зажатой между пальцами сигаретой, и неожиданно для себя кивнула и помахала рукой в ответ. Курили почти синхронно, наблюдая друг за другом, словно вид каждого доказывал ― мир вокруг настоящий, и они не одни.

Потом Тамара вернулась в комнату, где задернула шторы, вновь окунулась в темноту и попыталась заснуть. Крутилась-вертелась, нос заложен, в ушах снова привычно стучит, а где-то глубоко в груди болит и колет. Не желая больше слушать тишину одиночества и приглушенный храп мужа, она включила ноутбук, поставив себе на колени. Прищурив глаза от слишком яркого в темноте света, она привычно пролистала новости в соцсетях, бездумно и равнодушно пропустив мимо все новые фотографии друзей-знакомых, их высказывания и скопированные чужие мысли, мнения. Проигнорировав пару сообщений от подруг, она поспешно закрывала все вкладки браузера, когда заметила новое письмо на электронной почте. Имя автора неизвестно, составлено из беспорядочно собранных букв и цифр. Без темы и подписи. Пытаясь удалить письмо, Тамара случайно открыла его, и перед глазами замельтешили слова крупным разноцветным шрифтом «ВОЗМЕСТИ УЩЕРБ!». Слова прыгали и скакали под аккомпанемент веселой музыки из мультфильмов и смех анимационных персонажей над фотографией сына Тамары на смятой крыше автомобиля. Фотографировали сверху, максимально приблизив фокус, запечатлев вывернутую ногу, открытые глаза, свесившуюся руку. Стуча громко и сильно по клавишам, Тамара, наконец, удалила письмо. Несколько дней назад она разрыдалась бы, громко и беззащитно, но не теперь.

***

Возместить ущерб требовал Сосед ― владелец автомобиля, на который упал ее сын. Едва завершились похороны, и Тамара вместе с мужем вернулась в опустевшую и на удивление тихую квартиру, к ним дробно постучал Сосед, будто намеренно проигнорировав кнопку звонка. Стучал кулаком, пинал носком ботинка дверь, а после высказывал в расписанные слезами опухшие лица Тамары и ее мужа претензии о поврежденном автомобиле, и страховая компания отказывается оплачивать ремонт, а машина почти новая, он никого к ней не подпускал, и кто-то должен заплатить. А кто испортил автомобиль? Ваш сын. Платите. Возместите ущерб!

Тамара вместе с мужем стояла в коридоре и смотрела на Соседа, словно и не слыша, едва замечая размытые всплески его рук, брызги изо рта, вздувшиеся вены на шее и лбу. Они смотрели на человека несколько секунд, а потом громко захлопнули дверь, искренне надеясь, что разбили ему нос металлом или хотя бы задели колени. Сосед приходил на следующий день, потом еще и еще, поздним вечером или ранним утром, ловил Тамару во дворе, внезапно выпрыгивал из-за дерева или угла дома, он даже нашел ее среди толпы на автобусной остановке, ткнув пальцем в плечо. Тогда она впервые накричала на него, чтобы оставил в покое их с мужем, скрылся, не появлялся на глаза, но Сосед только повторял и повторял слова «ущерб», «возместить», рассматривая в испуге ее покрасневшее от гнева лицо. Вечером Тамара стояла поперек входной двери, останавливая мужа, потиравшего кулаки, вознамерившегося поставить синяк-другой на лице Соседа. Через пару дней Тамара сорвала и выкинула в урну по пути на работу первую записку, оставленную Соседом на их двери: белый лист бумаги был расчерчен ровными заглавными буквами черного маркера, повторявшими надоевшее и заевшее требование. После работы она постучалась к Соседу, решив поговорить воспитанно и спокойно, чтобы пресечь его преследование, но, закрытый на все замки, он приглушенно спросил, принесла ли Тамара компенсацию. После ответа дверь не открыл, сказав возвращаться с деньгами, а слушать твои объяснения, Тамара, он не хочет и не обязан, возмести, наконец, ущерб.

Утром Тамара разорвала очередное письмо. Разорвала, пока шла на остановку, оставляя за собой след из мельчайших бумажных осколков, а потом тщательно вытирала руки влажными салфетками. Солнце блестело на зеркальных стеклах высотки. В дороге она встречала одних и тех же людей, сопровождающих ее на работу в одинаковое время, точное количество остановок повторялось изо дня в день. Подходя к офису, она вспомнила записку Соседа и остановилась, словно подняв внутренний ручной тормоз. Постояла, сосчитала проходящих сотрудников, количество раз открывшихся и закрывшихся дверей, вернулась обратно на остановку, попутно набирая номер телефона подруги. Подруга продиктовала номер телефона Знакомого, и Тамара договорилась с ним о встрече через час на задворках их квартала в тупике гаражного кооператива, где высокие густые кусты и овраг всегда манили к себе любителей повздыхать в темноте или подкараулить пугливых простаков. Там, возле белого кирпича гаража, она передала Знакомому деньги, он ей ― небольшой пакетик, а потом ушел, петляя и быстро скрываясь вдалеке. Дома, в одиночестве и тишине, она раскрыла пакетик, сделала, как учили и показывали, а после закатила глаза, умоляя кого-то лишь об одном: встретиться бы с сыном. Но сына так и не увидела, только размытые круги, потом мыльные пузыри за окном, ее вытягивающиеся далеко за горизонт руки. Закружилась слегка голова, и… ничего. От скуки она включила телевизор, и почему-то телеведущая новостей показалась ей смешной и жалкой одновременно. Потом Тамара плотно поела, выпила пару литров воды и уснула в офисной одежде, не услышав, как домой вернулся муж.

Взяв отпуск, она в последующие недели дважды встречалась с теперь общим Знакомым в закутке гаражного кооператива, обменивая совместно нажитые с мужем деньги на пакетики с различным содержимым, пытаясь отыскать среди запрещенных препаратов возможность увидеться с сыном хотя бы в грезах. Но желаемое так и не приходило, только мелькали картины забытья и серость реалий. Иногда она ловила взгляд мужа, видела его бормочущие осуждения губы, слова, словно услышанные в фильме о наркоманах, попытки образумить жену, будто она капризный ребенок, не желающий выходить из комнаты, пока не купят увиденную вчера на витрине игрушку. Позже взгляд мужа остался по-прежнему осуждающим, но губы плотно сжатыми, и он почти ничего ей не говорил. Наверное, он облегченно думал, что она хотя бы не отирается по наркоманским квартирам, не рыскает по грязному полу подъезда чужого дома в поисках дозы, продавая себя за крохи наркоты. Но такого и быть не могло, она постоянно дома, в спальне, путается в собственных размышлениях, примеряя возможные думы мужа. И беспокойство его беспочвенно, даже трусливо. Он всегда был трусом. И сына потому не уберег. Услышав грохот закрываемой с размаха двери, Тамара вдруг поняла, что все это сказала вслух, а не только в своей горячечной, немытой пару недель голове. А голова внезапно зачесалась, и Тамара увидела себя в зеркало ванной: взлохмаченная, серая, даже черно-белая, с налетом желтизны на зубах и красными глазами. Через секунду ее стошнило, снова и снова, и Тамара даже помогла себе двумя пальцами в рот, будто хотела выблевать все принятое за эти недели, все, сделавшее ее такой, возможно, ненавистной и брошенной мужем. Потом она умылась, почистила зубы, заплакала, сидя на холодной плитке пола, а заметив на себе пропитанные потом футболку и шорты, быстро сняла их, почти сорвала, и залезла в ванну. Отмокала в горячей воде час-другой, когда услышала щелчки замков, кашель мужа и шуршание пакетов в его руке. Так муж сменил Тамару, оккупировав диван и заливая в себя бутылку-другую поочередно и систематично, каждый день.

Постепенно Тамара перестала принимать запрещенное, стараясь забыть дорогу к оврагу и гаражному кооперативу, и вернулась на работу, раньше прервав отпуск.

***

Письма появлялись каждый день, неизменно приклеенные на косяк двери слегка пожелтевшим куском скотча. И спустя неделю, на выходных, Тамара вновь поднялась к Соседу и постучала в его дверь дробно и требовательно, как когда-то он в день похорон. Уверенно сказала, что компенсация при ней, смотри ― в кошельке, и только Сосед открыл дверь, просунув требовательно пухлую руку с потной ладонью, как Тамара кошкой прыгнула, оттолкнула его и ворвалась вихрем в квартиру. Сосед перекатился за ней сдутым мячом, завизжал, требуя покинуть его дом, наглая ты женщина, Тамара, прочь и не смей больше меня беспокоить! Тамара уселась по-королевски в кресле, невинно сложив руки на коленях. Я пришла говорить с тобой, Сосед, не верещи! И указала ему на диван, предлагая присесть, словно он у нее в гостях.

Она осмотрела комнату, заметила множество фотографий: в рамках на журнальном столике, на стене, на рабочем столе ноутбука, и на каждой – автомобиль Соседа в разное время, в разных местах, один или Сосед рядом с ним, за рулем, смотрится в зеркало заднего вида. И Тамара вдруг поняла, что чехол на диване и кресле тоже с изображением автомобиля. На Соседе домашний халат с изображением автомобиля, волосы с бока зачесаны на лысину, блестят и словно прилипли к черепу. Стены комнаты покрыты фотообоями с автомобилем Соседа. А сосед трясется в кресле, сжавшись в тучный комок страха, катает модель своего автомобиля по журнальному столику, даже изображает сигнал клаксона, визг шин на поворотах между книгой, чашкой с чаем, тарелкой с куском торта и уложенной рядом вилкой. И словно нет Тамары рядом, вновь он один играет, и никто его не видит. Его усы изгибаются над губами, когда он пищит воображаемым тормозом, криком пассажиров в металлическом салоне опрокинутой модели машины. Тамара покашливает и смотрит прямо в глаза Соседа. А он, набравшись смелости, внезапно говорит, цедит слова, чтобы возместили ущерб, чтобы исцелили Ее, она единственная у него. Повторяет вновь и вновь написанное им множество раз, тараторит, даже один-два раза шепелявит, брызжет слюнями, но настаивает на своем. Тамара слушает его молча, и перед ней он еще продолжает жужжать мотором машинки. Она не будет ничего возмещать, говорит ему, может со своей машиной катиться далеко. Сосед подскакивает на ее словах, как на пружине, верещит, что Тамара обязана возместить все до копейки, ведь ее сын виноват, изуродовал Ее своим глупым самоубийством, и туда ему дорога!

Тамара громко закричала, прыгнула на Соседа, нанося ему удары один за другим, в лицо, в шею, пальцем в глаз, ребром ладони в горло, как видела когда-то в кино. Столик опрокинулся, на пол полетели чашка, тарелка, кусок торта, вилка и книга. Машинка, зажатая пальцами-сардельками Соседа, спряталась в закромах его скользкой ладони. Но Сосед оттолкнул Тамару, весь его страх исчез, он зарычал и зашипел на нее, оскалив клыки, согнул пальцы на руках, словно когти, уронив игрушку, будто не заметив потери. Тамара на полу, попыталась встать, но мужчина ногой толкнул ее обратно на пыльный ковер и уселся сверху. Капли пота падают на женщину, от Соседа разит вчерашним обедом, нечищеными зубами, халат его пропитан запахом немытого тела. Тамара едва дышит, ее щеки обожгла пощечина, вторая, по каждой щеке. Она вскрикнула от боли, позвала на помощь, на глаза предательски набежали слезы. Она заметила, что Сосед изменился, его брови сдвинуты, он кривит рот, говорит что-то вдруг появившимся ниоткуда басом, вновь повторяет про ущерб, и Тамара его возместит сейчас же. Он развязывает узел пояса, и из распахнутого халата вываливается его огромный, полностью безволосый живот. Сосед начинает раздевать Тамару, почти бережно расстегивает пуговицы рубашки, неуклюже пытается стянуть с нее джинсы. Но не заметил, как Тамара дотянулась до вилки в высоком ворохе ковра, не сразу увидел, как женщина воткнула вилку в его лицо, проткнув щеку, выковырнув зуб. Он закричал, схватившись за вилку, попытался ее вытащить, но закричал сильнее, визгливее. Вдруг заплакал, как ребенок, заверещал. Выбравшись из-под него, Тамара с размаха бьет Соседа в живот, но смогла только повалить его на бок. И он раненым боровом забарахтался на ковре, скуля и мотая руками-ногами в воздухе. Тамара вновь ударила его, но между ног, чувствуя под носком туфли что-то мягкое и желеобразное, а потом побежала из квартиры, скорее, вниз, к себе домой, в безопасность запертой толстой двери и тишины.

Прижавшись спиной к двери, она просидела так, не двигаясь, несколько раз разрыдавшись, словно по-прежнему ощущая на себе толстые потные руки Соседа, вонь из его рта. Ее вырвало на новый ламинат прихожей, уложенный всего пару месяцев назад, до смерти сына. Потом она заставила себя прекратить плакать, ведь никому не нужны твои слезы, Тамара, соберись, поднимись, нужно убрать все… вдруг муж проснется и обнаружит ее в луже слез и рвоты, а он не должен застать ее такой, и точно не должен узнать о случившемся, это она решила твердо и навсегда, иначе не избежать беды, избиения Соседа, возможно, его публичной казни во дворе возле его автомобиля.

Тамара вымыла везде полы, протерла пыль, долго вычищая комнату сына, как раньше, а потом долго терла себя мочалкой в душе, отмокала в ванне, несколько раз ныряя под воду в тишину мира и гул своих мыслей. Вытираясь, она вылила на себя половину флакона туалетной воды. Трижды почистила зубы, трижды прополоскала рот и сжевала огромный ком жевательной резинки. Переодевшись, Тамара легла в постель, но как обычно сон не приходил, и к мыслям о сыне примешивались воспоминания о нападении Соседа, его искаженное лицо над ней, как его толстые руки раздевают ее. Она вдруг подумала, что другая на ее месте давно бы вызвала полицию, рассказала бы мужу, брату, отцу, всем вокруг, чтобы они избили Соседа гурьбой и выгнали прочь, и он бы не жил рядом с ней. Но уснув на пару часов, на следующий день Тамара привычно ушла на работу.

***

Тамара по-прежнему сидела на кровати с закрытым ноутбуком на коленях, но вновь закурив. Дым заполнил ее легкие и рот, рассеялся по комнате, виляя на ветерке из балкона. Ярость, заполнившая ее грудь и сжавшая ей кулаки, теперь уходила с дымом. Подпрыгнув, держа сигарету губами, она принесла фотоальбом. Снова просмотрела фотографии, улыбнувшись той, где сын на пляже окутан брызгами в их первую семейную поездку на море. Мелькнуло его слегка испуганное лицо в первый школьный день, где среди других первоклассников, послушно сидящих за партами в ожидании фотографирования и знакомства с руководителем, сын пытался выглядеть смелым и радостным, но при каждой возможности прижимался к Тамаре и держался за ее руку. Она пролистала фотографии дальше, казалось, так же быстро, как прошли школьные годы сына, с удивлением обнаружила совместную фотографию с его первой любовью на день рождения и даже подумала выбросить ее, но просто перевернула дальше. Над губами у него едва проявился тонкий жгут усов, а челка закрыла брови.

Когда Тамара пролистала весь фотоальбом, она еще подержала его на руках некоторое время, ощущая тяжесть и холодную глянцевую обложку. Привычно посмотрела перед собой в темноту спальни, рассматривая мутные тени и косые полосы света уличного фонаря. В памяти смешались фотографии и письмо Соседа с изображением ее мертвого сына на крыше автомобиля. Тамара стиснула кулаки и зубы, снова не позволяя себе заплакать, и резко поднялась с кровати, точно зная, что нужно сделать. Понимание этого пришло к ней так же, как и решимость обратиться за помощью к запрещенным препаратам, резко пульсируя в голове непреодолимым желанием совершить задуманное.

На следующий день она позвонила Знакомому, а услышав его удивленный голос, не медлила, назначила встречу, и через час вновь ждала его возле белой гаражной стены, испуганно высматривая случайных прохожих. В его старой сумке Тамара порылась уверенно, по-хозяйски, словно и не было этого промежутка между встречами. Она искала белый порошок, который вдыхают, резко втягивая через нос, и он остается снежной пыльцой на ноздрях, а в кино его еще картинно втирают в десны, упаковку с ним прокалывают ножом и на острие подносят для пробы, и не хочет она произносить его название, а в сумке Знакомого он должен быть, и, нырнув с головой, Тамара нашла нужный пакетик, всунула в карман Знакомого свернутые купюры и ушла протопанной тропой домой.

Черной вязкой ночью Тамара вышла из квартиры, держа в руке канистру. Руки в зимних перчатках, в кармане лежит зажигалка. Она крадется по подъезду, стараясь бесшумно ступать кедами по ступеням, надеясь, что никто не подглядывает сейчас за ней в дверной глазок. Маслянистый свет подъездных ламп склеивает веки, а шаги кажутся слишком громкими и гулкими, словно эхом бегут в каждую квартиру и дом в районе. На улице Тамара постояла возле дома, высматривая во дворе случайных прохожих, рассматривая окна вокруг, надеясь заметить чей-то взгляд, любопытного бессонного наблюдателя, но окна черны сном, вокруг тишина. Тамара семенит кустами и потрескавшимся тротуаром, чувствует, как булькает бензин в канистре, и крепче сжимает руку. Заходит за первый угол дома, потом второй, крутя-вертя головой по сторонам. Часто дышит, руки потеют в перчатках, у нее стучит в висках. Но среди припаркованных на тротуаре безликих машин Тамара не находит автомобиль Соседа и резко останавливается. Оглядывается, высматривая в темноте, идет дальше и поодаль замечает отдельно стоящий автомобиль, отгороженный песочницей и забором. Смятая крыша машины, кажется, поглощает Тамару, она не может отвести взгляд, растворяясь вместе с ней в ночном мраке. С трудом вырвавшись из ступора и вздрогнув, Тамара открывает канистру и выливает бензин на крышу автомобиля, на капот и багажник, покрыв весь кузов. Выливает все до капли, даже стучит по дну перевернутой канистре, трясет ее. Потом закидывает канистру под машину и достает зажигалку. Чиркает в перчатках раз-другой, снова, а после подносит зажигалку к ручейку, стекавшему из-под автомобиля.

Огненный поток побежал к машине, вспыхнул, охватил автомобиль Соседа, укутав жарким покрывалом, озарив темноту и дрожащую фигуру Тамары. А потом автомобиль завизжал сигнализацией, капризно призывая хозяина и всех вокруг: на помощь, спасите! Тамара спрятала зажигалку и, быстрее-быстрее, вперед, дважды за угол, побежала, громко перепрыгивая ступени подъездной лестницы. Поднялась, едва дыша, боясь, что скоро донесется скрип петель открываемой двери Соседа, его дробный бег по лестнице, и он заметит ее, увидит и поймет, что все это сделала она. Трясущимися руками она старательно и медленно закрыла дверь квартиры, не шумела и не грохотала, а только повернула задвижку и стояла, высматривая в глазок Соседа, цокающего мимо квартиры, вниз, трясущего пузом и усами. На щеке два пластыря спрятали четыре красные отметины от вилки. Дважды вздохнув, словно набирая воздух для нырка, Тамара схватила небольшую сумку с крючка в прихожей и, перелетая через ступень-другую, оказалась в квартире Соседа. Дверь была открыта, в коридоре горела желтая лампа. Тамара прошла в комнату, в которой совсем недавно Сосед навалился на нее, пытаясь раздеть. Не медля, она достала из сумки баллончики с краской и распылила их на каждую стену, закрашивая надоевший автомобиль. Потом скинула все фотографии, разбила все рамки с изображением машины. Потопталась на них, уничтожая, стараясь обратить в пыль каждое упоминание об автомобиле. На журнальный столик она вытряхнула содержимое пакетика и, вновь вспомнив фильмы, покрошила небольшие дорожки из порошка, размазав край одной по столу. Схватив ноутбук, она выкинула его из окна, а потом побежала, скорее, домой, вновь прячась за входной железной дверью.

Минуту спустя Тамара смогла закрыть все замки, успокоить дыхание, скорее переодеться, вернуть зажигалку в карман джинсов мужа, спрятать перчатки в несколько пакетов, глубоко в нутро шкафа, затеряв среди другой одежды, и улечься с безмятежным видом в кровать. Под приглушенный храп мужа она наблюдала желтовато-красное мельтешение на стеклах и слышала вопль Соседа внизу. Вскоре мельтешение смешалось с синевато-фиолетовыми всплесками, а соседский крик ― с полицейской и пожарной сиреной. Тамара вышла на балкон, потирая глаза, словно разбуженная только что визгом и шумом во дворе, где снова собрались зеваки, к окнам прилипли глазастые любители скандалов, а на балконы вылезли особенно алчущие поглазеть соседи. Горящий автомобиль поливали из шланга пожарные, а вокруг них прыгал-скакал Сосед, рвавший на себе оставшиеся волосы и умолявший кого-то спасти Ее, и за что ему все это.

Вновь все и каждый щелкали вспышками фотокамер смартфона, снимали видео, загружая сразу в соцсети, обсуждая каждый момент, расстреливая комментариями несчастного Соседа, высмеивая его горе. Кто-то закричал, что машина проклята, чтобы ее не тушили, а Сосед закидал толпу возмущенной руганью. Тамара смотрела на дымящий автомобиль, забравший ее дитя. И не важно, что говорят все, не прыгал сын, случайность все, жестокий фатум. Смятый железный горб машины почернел, зашипел водой и пеной. Вдохнув глубоко и медленно разлетающийся запах сажи и костра, Тамара легла на диван в гостиной рядом с мужем и внутри себя рассказала сыну все случившееся, что он пропустил, но теперь она будет говорить с ним обо всем. Вскоре она заснула почти сразу и спокойно, как не спала уже не первый месяц.