Читать книгу Прыжок с орбиты - Александр Феликсович Борун - Страница 2

Если бы меня спросили – а меня ещё спросят! – если, понятно, всё получится… – какое чувство было перед прыжком? Страх? Или гордость? Или восторг?.. – я бы ответил, что удивление. Стою в шлюзе, согнувшись, удерживая прислонённый к спине термоэкран, всё оборудование на себе сколько раз проверил и проверяю в последний раз, по радио докладываю, воздух откачан, люк открывается, вижу огромную Землю, собираюсь выйти… Конечно, и гордость, и страх, и восторг, но главное всё-таки удивление. Это я тут стою? Это я пытаюсь встать рядом с первым космонавтом Юрием Гагариным? Алексей Леонов через пять лет после него первым вышел в открытый космос. Ещё через четыре года Нейл Армстронг шагнул на Луну. И вот теперь я, всего через два года после него… Прогресс ускоряется… Но почему – я?

Понятное дело. Мало шансов было.

Не потому, что я деревенский. Гагарин тоже. Я даже учился летать в том же Саратовском аэроклубе. Уже имени Гагарина. Его деревня Клушино, кстати, не в Саратовской области, а в Смоленской, а моё село Демьяс – в Саратовской. В Дергачёвском районе. Так что мне вроде как легче было. По пройденному пути. Но это не так.

После него захотели стать космонавтами все пацаны. А зачем Советскому Союзу их столько? Ракеты дорогие, запусков мало.

Моя мечта разбилась практически вдребезги уже в аэроклубе. Может я так на небо смотрел, что инструктор просёк. А может, в моё время все в аэроклуб ломились за этим.

– Ты, – говорит, – парень, космонавтом хочешь стать, что ли?

– Ну да, – говорю, – а что? Гагарин…

– Гагарина, – говорит он, – я видел вот как сейчас тебя. Так что помолчи. На тебя, парень, я смотрю снизу вверх, а на него – наоборот. Юра – парнишка некрупный. Физически развит прекрасно, но… 157 см. В космонавты, чтоб ты знал, берут военных лётчиков из реактивной авиации, ростом не выше 170 см и весом не более 70 кг. Вот во мне как раз столько. Только я своё уже отлетал, вот, учу тут, повезло, хоть и не на реактивном. А в тебе, небось, побольше чем 180?

– Сто восемьдесят три, – признался я упавшим голосом.

– И парнишка ты не худой, верно? Ну, 100 кг в тебе нет, а то бы тебя и в клуб не пустили. Но если бы тебя, парень, в космонавты приняли и потренировали – а там нагрузки будь здоров! – нарастили бы тебе мышцы, и ты бы и за 100 кг вышел. Так что извини. Таких не берут в космонавты.

Это был страшный удар.

В аэроклубе я всё равно год занимался, как и Гагарин, в итоге совершил один самостоятельный полёт на ЯК-18, правда, по количеству полётов и налётанному времени его не догнал. Но я себя утешал тем, что, значит, быстрее выучился. Между прочим, инструктор рассказал, Гагарину потом из-за низкого роста трудно пришлось в авиационном в Оренбурге, который до 1957 назывался Чкалов. Как раз в том году он училище и окончил, с отличием. Но сперва его чуть не отчислили, никак он не мог освоить приземление. Как раз по причине малого роста. Не видел посадочную полосу под правильным углом. Не отчислили, толстую подложку на пилотское кресло сделали, и всё нормально стало. По грани прошёл. От каких случайностей зависит история!

Правда, это ещё как посмотреть, история. Его дублёр Герман Титов стал космонавтом номер два, а если бы Гагарина в отряде космонавтов не было, полетел бы первым. Но именно тогда, ровно десять лет назад, когда был подготовлен первый полёт. От первого космонавта в самом-то полёте мало что зависело. Никто не знал, как на человека космос подействует! Но автоматика сработала, хотя… Разгонная ступень выключилась позже, орбита получилась выше, а это, между прочим, означало, что, если не сработает тормозной двигатель, расчёт на естественное торможение не оправдается. С расчётной орбиты корабль сам вошёл бы в атмосферу в пределах 10 суток. И запасы пищи, воды и воздуха были на эти 10 суток… К счастью, тормозной двигатель сработал правильно, через один виток вокруг Земли. Потом ещё у него после катапультирования из посадочной капсулы при переходе на дыхание в скафандре клапан не включался, и он чуть не задохнулся. Но всё как-то без его участия работало, хоть и не идеально. А вот когда его понесло на парашюте в Волгу, он уже сам стропами управлял и приземлился в степи, в полутора километрах от берега. Кстати, опять же в Саратовской области, недалеко от Энгельса, а должен был – в 110 километрах от Сталинграда. Для подсказки мне, что ли.

Так и от меня сейчас мало что будет зависеть. Тоже только на конечном этапе, с наводкой по радиомаяку, а до того расчёт на оборудование и законы физики. И шагнуть вовремя. Хм, шагнуть во Врéмя – звучит…

А время-то вот-вот… 5, 4, 3… Нужна пафосная фраза, но я её заготовил. «Возвращаюсь к тебе, Земля!»

* * *

…Парашют расправился, теперь ждать. Не тот, понятно, на котором приземляться, а для предварительного торможения и ориентации. Только тс-с-с. Это называется не парашют, а стабилизатор. Полностью – стабилизационный парашют. По сути он больше тормозной, чем стабилизационный, но с этим названием больше шансов, что будет засчитано свободное падение с самого начала. Потому что я должен без всяких двигателей шагнуть с орбиты прямо до самой поверхности. И без спускаемой капсулы, только в скафандре. Хорошо бы заодно поставить рекорд продолжительности свободного падения. Если нет – и не надо, главное, чтобы он выдержал столько, чтобы я потом выдержал без него. Пока что он еле-еле расправился: воздуха почти нет. Что-то около 5 мг/м³. Середина термосферы, 440 км от поверхности Земли. Температура аж 1500 К, что при таком разрежении не обжигает. Кислород, в основном, атомарный, но мне им не дышать. Это всё я не вижу, а знаю теоретически. Много ионов и, по идее, именно тут должны водиться полярные сияния, но мне не повезло.

Без «стабилизатора» я бы неизвестно сколько крутился на орбите, чтобы за счёт сопротивления воздуха только самому скафандру затормозить и войти в атмосферу. У Гагарина при расчётной орбите – 180-200 км, а не 440 км, как у меня! – и то вышло бы в пределах десяти суток.

Ещё хитрость: посадочной капсулы нет, но есть термоэкран. Тяжёлый, собака, весит больше меня вместе со скафандром. Но тоже за парашют не будет засчитан, надеюсь.

Стропы стабилизатора прицеплены не ко мне, а к двум кольцам на термоэкране у меня по бокам. Теоретически я могу за стропы куда-то потянуть и как-то управлять, но пока всё ориентировано правильно: термоэкран со мной вертикально, стабилизатор горизонтально. В смысле, его стропы горизонтальны. Плоскость его как раз вертикальна. Опять же, без учёта купольности. Ведь тормозить мне надо свою скорость 8 км в секунду – страшно представить! – которая направлена горизонтально. Так что как парашютист я бы представлял нелепое зрелище. Стабилизатор не круглый, а что-то между эллипсом и прямоугольником. Размеры 3*1,5 м. Площадь 4,13 м². В плане, то есть без учёта купольности. Сделан, кажется, из стальных нитей в оболочке из кремний-углеродной плёнки. В США, по слухам, эту плёнку на бритвы напыляют, чтобы лучше скользили по щетине. Вот же… буржуи. «Сюртук»? «Пиджак»? Какое-то одёжное название. Не помню. Да и не до того сейчас.

Видно не то чтобы очень хорошо. Окошко в шлеме маленькое и очень толстое, многослойное и жаропрочное. Но я хорошо вижу главное: сам стабилизатор. Он небольшой, так что Землю внизу и небо наверху видно тоже. И, хоть видно могло быть и лучше, зрелище такое величественное, что сразу понятно: такое не сфотографировать даже очень хорошим фотоаппаратом. И не описать. Я могу сказать, что небо чёрное, и на нём есть и Солнце, и звёзды, но это только слова. А Земля… нет, лучше не пытаться.

Интересно, как я замечу, что приближаюсь к ней, когда она и так занимает половину поля зрения? Теоретически, должен становиться толще тот слой атмосферы, что я вижу на просвет на краю Земли. С высоты 440 км толщина тропосферы должна казаться где-то в 2-3 раза меньше видимого размера Луны или Солнца. Но ни Луны, ни Солнца вблизи горизонта нет. А на Солнце без светофильтра вообще смотреть тут нельзя.

Космический корабль Союз-11, с которого я шагнул в пустоту, недолго был виден. Он медленно отплывал от меня, вернее, я от него. Как только стабилизатор расправился, корабль ушёл вперёд и вверх и скрылся из поля зрения – я-то смотрю назад. С него меня, наверное, фотографируют, но сверху и со спины. Улыбнуться и помахать не получится.

Ещё я вижу внутри шлема ниже окошка подсвеченную шкалу весов, размеченную в единицах g – ускорения свободного падения, равного, если кто забыл, 9,8 м/с². Тут оно поменьше, но всего на 12,5%. Потому что по сравнению с радиусом Земли даже такая высота – не очень много. Датчики весов встроены в скафандр, и подключены как-то хитро, чтобы показывать величину испытываемой мной перегрузки, в каком бы положении я ни находился. Сейчас чуть меньше одного g. Не перегрузка, а недогрузка.

Правда, растёт. Но пока терпимо. Вот бы и дальше так, но вскоре начнутся те самые тернии, сквозь которые, в данном случае, не к звёздам, а от них. Хотя скорость падает, а сопротивление воздуха пропорционально её квадрату. Но дело в том, что плотность воздуха растёт быстрее. Потому что это в направлении вперёд я замедляюсь, а в направлении вниз падаю с ускорением почти в 1 g. Со стабилизатором я уже не спутник Земли: промахнуться мимо планеты мне не грозит.

* * *

Но пока ещё можно подумать про интервью. Не то, которое я буду давать, если всё получится. Те ответы мне написали, и я выучил. А вот если бы можно было отвечать не как надо, а вот прямо мысли вслух?

Наверное, всё получилось из-за того самого лётного инструктора в аэроклубе. Так он меня резко спустил из космоса на землю, что прямо моральная травма получилась. Нет, я всё равно занимался. Но сомнения грызли. Я тогда свой вес прямо возненавидел. И рост. Но вес почему-то больше. Ну, не виноват же я! Гагарин в первый класс пошёл, когда немцы… Какая там еда была, под немцами во время войны? Вот и не вырос.

А у меня никаких немцев не было. То есть вообще. Выселили их в войну. Хотя, кстати, непонятно, зачем. Одно дело из самого Саратова. Чтобы пятой колонны не получилось в случае чего. А другое дело – из сёл на границе Саратовской области, так какая им разница, что у нас, что в соседнем Казахстане? Природа один в один, степь да степь кругом, даже верблюды есть.

Между прочим, степь, даже если трава редкая, всё равно красивая. Хотя основной цвет серый, сухая земля так выглядит, но если на него внимания не обращать, то видно, что оттенки разные, в зависимости от того, какая трава растёт. Она же пятнами, и цвета у травинок самые разные. Много разного зелёного цвета, от почти жёлтого до почти голубого. Но и красный есть, и фиолетовый. А уж весной, когда цветы!..

Жизнь, конечно, суровая. Особенно зимой. Ездить только на тракторе можно. Да и сам трактор по утрам откапывать из двухметрового сугроба замучаешься.

В общем, наверное, немцам и в Казахстане не сильно хуже. По крайней мере, никто не возвращается. В Саратове, говорят, есть, а у нас нет1. А вот чеченское сёло неподалёку есть. С Кавказа-то их выселяли в Казахстан, а это уже после хрущёвской реабилитации как-то образовалось. Я даже чеченский язык немного знаю. И казахский, понятно, казахов-то много, Казахстан же рядом. Немецкий в школе, английский в лётном, русский везде, и родной татарский. Шесть языков, выходит. И так у нас практически все, и никто себя каким-то особым полиглотом не считает.

Татары, между прочим, в Средние века держали Великий Шёлковый путь. И вообще чуть ли не всю торговлю в Средней Азии, и не только. Вот когда много языков нужно было знать. Не те татары, которыми на Руси монголов называли, а те, что сейчас называются татарами. Вот я, Алмаз Чириков. Это от слова «черик», что значит «войско». Знаменитая татарская фамилия. В списках 1380 года участников Куликовской битвы значится Чириков Пётр Игнатьевич. Бился на стороне князя Дмитрия против мятежника Мамая. Тот оказался мятежником с приходом к власти хана Тохтамыша. Тот был ставленником Тимура. Тимур четыре раза давал ему войско, а Тохтамыш три раза приползал, потеряв его, но занял трон Золотой Орды. Мамай не признал его и потребовал с Дмитрия двойную дань для сопротивления Тохтамышу, а Дмитрий не дал… А Тохтамыш потом в благодарность сжёг Москву. А ещё он пошёл войной на Тимура. На чём и погорел.

К чему я это вспомнил? Люблю историю. Если бы не стал космонавтом, стал бы историком. А тут – что ещё делать, как не вспоминать?

* * *

…Уф, с трудом справился с вращением. Не кувыркание по ходу движения, а вокруг продольной оси, но тоже мало приятного. Сперва удавалось только, дёргая стропы и ёрзая по экрану, поменять направление вращения на противоположное, потом всё же остановился. Наверное, помогло, что стропы уже довольно сильно натянуты. Причём повезло – я головой вверх.

Что там весы?.. Нормально, между 1,8 и 1,9 g. Ух ты! Контрольная стрелка отклеилась от основной и находится между 1,9 и 2 g. Она взвешивает не меня, а небольшую эталонную гирьку. На центрифуге различий не было вплоть до 3 g. Хороший знак… Или плохой? Вдруг моя слишком рано проявившаяся аномалия и выдохнется раньше? Не отключится – так она до сих пор ни разу не делала – а слишком рано прекратит усиливаться? До сих пор начиналась при 3 g, а прекращала усиливаться при 10 g, когда всё равно дальше организм уже не выдерживает, так что, фактически, её хватало на весь диапазон тяжёлых перегрузок. А теперь?..

Докладываю, что справился с вращением, и про поведение весов. Пусть научники подумают. Вдруг именно этого нового факта им и не хватало?..

Кстати! Я, конечно, никакой не физик, но что если это я по жизни такой тормозной? Нагрузка растёт, я начинаю отставать по времени, и испытываю ту нагрузку, какая была немного раньше? Вариант не особо научный, потому что я пытаюсь вроде бы простую вещь объяснить чем-то запредельным, но вдруг?..

Делается жарко. Мои весы: 2,9 g, контрольные: 3,3-3,4. Докладываю. Научники отвечают, что на центрифуге мне светило бы сейчас 3,27 g, так что определённо есть отличие. И они уже по двум точкам предсказывают, что увы, различие будет уменьшаться и в районе 10 g нивелируется, хотя всё же с маленьким выигрышем для меня: 26,5 g реальной перегрузки будет восприниматься как 9,97 g, а на центрифуге было 10,02 g. Потом коэффициент ослабления перегрузки станет стабильным. Но такая большая нагрузка не планируется. Хм, сколько это, 0,05 g разницы? Почти пять кило. По сравнению с тонной – пустячок, а приятно.

Ещё мне сообщают, что свободное падение продолжается уже 190 секунд, моя горизонтальная скорость упала с 8 до 4 км/с и я нахожусь уже в мезопаузе. Т.е. между термосферой и мезосферой. Высота 85 км. Тут минимум температуры, около минус 90° С. От чего мне ни холодно, ни жарко.

К сожалению, в 4 раза ослабить сопротивление воздуха не вышло: вертикальная скорость 1865 м/с (померил большой локатор на поверхности). Суммарная скорость 4,4 км/с, уменьшение перегрузки не в 4, а в 3,3 раза. Между тем плотность воздуха достигает здесь 60 мг/м³, т.е. стала в 12 раз больше. Вот перегрузка и растёт.

Что-то не то с теплом. Воздух должен нагреваться, но и раздвигаться экраном и смыкаться достаточно далеко за ним, чтобы до меня не доставать. Но от стен слегка светящегося воздуха вокруг отрываются завихрения и догоняют меня внутри воздушного кармана. Подпор воздушной подушки, которую гонит перед собой стабилизатор? Не рассчитали расстояние до него? Но если бы стропы были длиннее, мне бы, наверное, не удалось остановить вращение… И что теперь делать? Я-то этим завихрениям не по зубам, но они тащат с собой какую-то пыль. Скорее всего, содранную с термоэкрана. А у пыли теплоёмкость большая, в отличие от здешнего воздуха. И мне мало того, что становится жарко, но и видно плохо, раскалённая пыль приплавляется к окошку.