Читать книгу Охота, рыбалка и уникальные случаи. Книга 1 - Александр Фирсов - Страница 2

Дом дедушки Мони и бабушки Аксиньи стоял у самого края деревни и был огорожен мощным забором, за которым был рубленый амбар, хозяйские постройки и баня из круглого леса.

Сам дом был рублен из толстого кругляка по старинным правилам и смотрелся мощным и крепким строением. Перед окнами со ставнями стоял палисадник, огороженный красивым штакетником; на территории палисадника росли черёмуховые кусты, которые давали тень и красивый фасад, который смотрелся, в основном весной, белыми цветами и ароматным черёмуховым запахом, благоухающим на всю улицу. Дедушка Моня в молодости был заядлым охотником и рыбаком, а бабушка Аксинья была хорошей хозяйкой. И всё у них было в согласии. Что-нибудь у них начиналось, какое-то несогласие, и вот-вот должен был разразиться скандал – бабушка быстро переводила всё в шутку, и скандал утихал, так и не начавшись. В те времена деревни были крепкими, с большим достатком; у тех, кто жил в деревне и работал на своём участке, недостатка не было.

Однажды я приехал к своей бабушке на велосипеде в гости, так как мы жили в четырёх километрах от её дома. Погода благоухала, солнце было в зените, а ласточки и стрижи с криками носились в высоте, ловя на лету насекомых, которые в ясную погоду летали высоко под облаками, так как атмосферное давление было высоким. И до того они высоко летали, что превращались в крохотные точки, которые кое-как просматривались невооружённым взглядом. А когда атмосферное давление снижалось, то летающие насекомые занимали воздушное пространство ближе к земле, и, чтобы прокормиться, ласточки и стрижи опускались за ними. Отсюда и пошла примета: если стрижи и ласточки летают высоко в небе, значит, будет ясная погода, и наоборот.

Бабушкин дом находился недалеко от дома бабушки Аксиньи. Я пошёл гулять по улице, проходил мимо их дома и увидел: их ограда была полна детей, детские голоса и возгласы просто заполняли двор, и мне тоже захотелось играть с ребятами в прятки и вообще занять активную позицию в их жизни.

Набрался смелости и подошёл к калитке. В это время выскочил круглолицый мальчик с курносым носом.

– А можно я с вами буду играть? – спросил я.

– Можно, – ответил круглолицый мальчик.

– А как тебя зовут? – спросил я.

– Женя. А как тебя? – спросил он.

Я назвал своё имя, и мы начали играть в прятки.

– С новичка шкурку дерём! – закричали ребята, и я начал галить.

Когда все спрятались, я пошёл их искать. Только отошёл, а ребята спрятались рядышком и застучались, я, таким образом, три раза галил.

В семье у Жеки было трое детей: старший Володя, средний Жека и младшая Наташа. Вся их семья жила в Турунтаево, а к бабушке Женя ездил на велосипеде, и вообще ему нравилось быть у дедушки с бабушкой, так как свободы было намного больше, да и друзей тоже. Зимой ходили на лыжах, катались с горки, но самое завораживающее занятие – это попасть в ПОХ, куда нас постоянно тянуло, и если начальник ПОХа был в расположении духа и нам давал работу – навести порядок на участке, – то мы соглашались не раздумывая. А после наведения порядка просили нам показать охотничье оружие и патроны к нему, и всё это нам показывали и даже давали стрельнуть из малопулек по мишеням: для нас это был полный восторг. Когда уходили с ПОХа и встречали своих сверстников, то разговоров было много и в разных интерпретациях. Наши сверстники нас слушали с открытыми ртами и удивлялись, а где-то в глубине души даже завидовали и рассказывали своим друзьям о наших похождениях.

У дедушки Мони была своя мелкокалиберка, с которой он охотился, а также давал нам из неё пострелять под его присмотром, так что мы с малых лет готовились в будущем быть настоящими охотниками. Когда мне исполнилось десять лет, отец приобрёл гладкоствольное ружьё тридцать второго калибра с хромированным стволом – переломку, – и я потерял покой. Чистил и смазывал его, а когда зимой пошёл в лес и хотел стрельнуть по рябчику, то я не смог его открыть, так как смазка замёрзла и мешала открытию ствола. Тогда я понял, что смазывать обильно не стоит, а то ружьё может и подвести в самую неподходящую минуту.

А однажды мы собрались с Жекой в лес. Договорились, что пойдём с самого утра в Черемошник, так называлось место, где рябчиков было много. А по ключу, который катил свои прозрачные воды по песчаному руслу, росли черёмуховые кусты – отсюда и название. Утром рано встали, я привёл себя в порядок. Попили с бабушкой чаю, затем я надел на ноги бабушкины ичиги. Бабушка ещё с вечера положила мне в рюкзак сало солёное, мясо отварное и варёные яйца, хлеб. Когда надел рюкзак и взял ружьё, то оно смотрелось для меня великоватым, и бабушка сказала:

– Саша, а ружьё-то для тебя большое, – и засмеялась.

– Бабушка, самое главное, я из него умею хорошо стрелять, – сказал я, вышел за ворота и пошёл по направлению к Жеке.

За ночь выпал снег и белой пеленой накрыл всю землю. Мой друг ждал меня у ворот, а из ограды был слышен лай собаки.

– Привет, Жека!

– Привет, Саня!

– А что это она у тебя лает? – спросил я.

– Да хочет идти со мной в тайгу, а я не хочу её с собой брать, так как она идёт за белкой, за колонком, за соболем. А мы же идём за рябчиками и можем её испортить, потом будет одних рябчиков искать.

– Дак ты её привязал?

– Да, привязал, а то увяжется за нами, потом мне дедушка шею намылит, – сказал Жека.

Немного погодя пошли в лес, который находился недалеко от домов. Поднялись на пригорок, с которого был виден калтус, с южной стороны обрамлённый сосновыми деревьями, которые росли на возвышенности, создавая песчаный яр и отгораживая соснами калтус от дороги, что проходила рядом с калтусом и сообщалась с колхозными фермами. Калтус – это старое большое болото, заросшее ветошью, осокой, камышом и разной травой. Он имеет под собой зыбкое основание: когда нога проваливается, то образованную нишу заполняет вода. По весне с этого калтуса доносились лягушачьи концерты на все голоса, оглашая своими звуками всю деревню, а дикие утки строили там себе гнёзда для будущего потомства. Хотя этот калтус находился рядом с деревней, утиные гнёзда никто не трогал, так как шли разговоры, что можно в калтус провалиться и не выбраться.

Из калтуса вытекал небольшой ручеёк, который впадал в Иркиличку, и через него спускались и поднимались гольяны, так как калтус метра на три был выше уровня реки. А дальше, за рекой Иркиличкой, в которой дедушка Моня ловил хариусов и ленков, виднелись старые постройки зареченских домов. Дома стояли по сторонам дороги, которая уходила в ельник, который в детстве пугал меня своей дремучей темнотой и неприступностью, и мне казалось, что там живут медведи и волки. Из ельника вытекала река Иркиличка, неся свои прозрачные воды по песчано-галечному дну. Это так казалось, что река вытекала, а вообще, река брала начало с хребта, который находился в нашем водоразделе. Три источника формировали речку: это правая Иркиличка, средняя Иркиличка и левая Иркиличка. Все они, стекаясь, формировали реку Иркилик с чистейшей водой и рыбой. Кто умел рыбачить, тот всегда был с рыбой.

Из раздумий меня вывел Жека:

– Саня, что-то идёшь в задумчивости. Что, плохо спал?

– Да нет, всё нормально, вспомнил, как меня ельник пугал своим дремучим видом.

– Да, меня тоже.

Когда нахожусь у бабушки, выйду на улицу – всю панораму закрывает взгорок, который находится перед бабушкиным домом, через дорогу. На пригорок поднимусь, и вся панорама – как на ладони. И ельник своей темнотой выделялся из общего фона и наводил уныние в душе, которое долго не проходило, но потом, с возрастом, исчезло бесследно. Ещё выше поднялись, и вся деревня перед глазами слева, вдали – Комаровка, справа за рекой Заречка упёрлась в гору, посреди – сам Иркилик, а из дымоходов дым поднимается вертикально вверх, и кажется, что это мощные опоры, которые держат небосвод.

С раздумьями и разговорами перешли через трассу и по дороге через поле направились в Черемошник, где нас ждала настоящая охота на пернатую дичь.

– Жека, ты ходил за рябчиками?

– Да, ходил, мы с дедушкой в прошлый раз трёх добыли. Дак бабушка отварила и обжарила их в русской печи – пальчики оближешь, вкуснятина, – сказал Жека. – Саня, вот в этих местах уже должны быть рябчики. Как услышишь тонкий свист, знай: это рябчики свистят.

Я достал манок, но не знал, как им пользоваться, так как не слышал свиста рябчиков. Но вот на пути нам встретилась гора, Жека пошёл по правой стороне, а я – по левой, тихонько наступая на листву, которая облетела прошедшей осенью и, прикрытая снегом, издавала шум, присущий ей и снегу.

Вдруг по правую сторону горы прозвучал выстрел, потом второй, и всё смолкло. Посмотрев на снег, куда наступить, чтобы не было сучьев, которые громко хрустят, я увидел следики-крестики, которые вели к высокой жёлтой траве, снял ружьё с плеча и приготовился к выстрелу. Тихо пошёл по следу. Вдруг слышу громкий шум хлопающих крыльев. Немного отошёл от стресса, но видел, куда полетели рябчики. Пролетев небольшое расстояние, они уселись на сосне: сидят и смотрят в мою сторону. Долго не думая, взвёл курок, навёл на рябчика и выстрелил. Рябчик упал с сучка на припорошённую снегом листву. Радости моей не было предела. Подошёл, взял его в руки, полюбовался первым рябчиком, в уме поздравил себя, затем положил добычу в рюкзак, присел на валежину и решил передохнуть. Как услышал тончайший свист с переборами в конце, достал манок и попытался воспроизвести такую же мелодию, и у меня получилось, но не совсем так. Потом опять повторилась мелодия. Посмотрев в ту сторону, откуда доносился свист, я увидел на дереве рябчика, который вышагивал по сучку, но стрелять было далековато. Дошёл до толстого дерева, из-за которого был хороший обзор, зарядил ружьё дробовым зарядом, высунулся из-за него и увидел, что рябчик вот-вот улетит, прицелился и выстрелил. Рябчик упал прямо в листву, так как под сосной снега было мало. И опять восторг наполнил мою грудь.

Третьего рябчика я подбил, когда пошёл к своему другу. Рябчик удирал от меня пешком в гору. Ружьё было наготове; прицелился, выстрелил – и комочек в перьях скатился вниз на два-три метра. Подошёл, взял его в руки, осмотрел и положил в рюкзак. Не доходя до конца горы, услышал ещё два выстрела. Пошёл дальше, дошёл до того места, где мы с Жекой разминулись, нашёл валежину, расчистил место и присел отдохнуть.

Солнце уже вступило в свои права и освещало белое покрывало снежного покрова, а отдельные снежинки, которые попадали под ракурс солнечных лучей, переливались бриллиантовым светом. Присмотревшись, увидел множество следиков-крестиков на снежном покрове, которых раньше не замечал. Эти следики-крестики принадлежали рябчикам, которые пересвистывались, разговаривая на своём языке и обсуждая свои насущные проблемы.

Послышался хруст снежного покрова.

– Жека, что добыл?

– Да вот, четырёх рябчиков, – сказал Жека. – А ты сколько добыл?

– Трёх. Да и хватит, пошли домой, – сказал я.

– А чай варить не будем? – спросил Жека.

– Да я ни разу не варил, и котелка нет, – сказал я.

– Саня, вон сухие сучья, неси, сейчас заварганим, мы с дедушкой всегда чай варим в тайге. А как без чаю? Быть в тайге и не сварить чай – это будет неправильно, – сказал Жека.

Когда я набрал сучьев и принёс их к костру, небольшой костерок уже разгорался. Струя дыма устремилась ввысь и там рассеивалась в разные стороны. Я добавил ещё дров, и огонь разгорелся. Жека повесил котелок на жёрдочку, которую принёс из леса, и мы стали ждать, когда чай закипит. Языки огня облизывали котелок, в котором таял снег. По мере таяния снег уменьшался. Тогда мы добавляли ещё снега, пока воды не стало больше половины котелка. Немного подождали, из котелка пошёл пар, он запищал. Вскоре вода забурлила, и Жека закинул заварку в котелок, распространился запах заваренного чая. Как только вода опять забурлила, котелок отставили в сторону. Открыли рюкзаки, достали кружки, сахар-рафинад и всё, что было, налили чаю и приступили к обеду. Поначалу я думал: «Как это – кушать на холоде?» А вообще, просто и отлично: холод куда-то улетучился, горячий чай согревал душу, и организму было тепло. Так проголодались, что съели большую часть продуктов, допили чай с сахаром и сидели, отдыхали, мороз больше не чувствовался.

– Жека, расскажи, как ты добыл рябчиков?

– Саня, сейчас пойдём домой, и по дороге расскажу, – сказал Жека.

Собрали рюкзаки, ружья, затушили почти сгоревший костёр и пошли в обратном направлении.

– Саня, я как от тебя ушёл, то сразу по свежим следочкам начал тропить рябчиков, а как дошёл до кустов, снял ружьё и приготовился. Тут из кустов с шумом поднялись рябчики и, отлетев метров тридцать, уселись на листвянке; сам знаешь, на листвянке – как на ладони. Прицелился, выстрелил, таким образом я добыл четырёх рябчиков, но самое главное в том, что я видел свежий след колонка. Если бы была собака, то колонок был бы уже в рюкзаке, но что поделаешь? Всякое бывает, но дедушке я подскажу, может, потом сходим, – закончил диалог Жека.

С разговорами пришли в деревню. Я попрощался с Жекой и пошёл к своей бабушке. Открыл калитку, зашёл в ограду, разрядил ружьё и поставил его в чулан. Бабушка, видимо, услышав шум, вышла в сени:

– Внучек пришёл, слава богу, а то я все окна уже просмотрела. Не замёрз?

– Нет, всё нормально, – сказал я.

– Ну проходи, раздевайся, грейся. Рябчиков-то хоть видели? – смеясь, сказала бабушка.

– Я трёх добыл, – сказал я.

Она посмотрела на меня:

– Ну и где они? В тайге остались? – сказала она.

Я вышел в сени, зашёл в чулан, взял рюкзак, занёс его в дом, открыл и показал рябчиков. Бабушка, не веря своим глазам, взяла рябчиков в руки.

– Дак это настоящие, взрослые рябчики! Ой ты, мой добытчик! Просто нет слов! Ружьё-то с тебя ростом, как ты из него стрелял? – спросила бабушка.

– Я же тебе говорил, что я с него хорошо умею стрелять.

Бабушка приготовила двух рябчиков в русской печи, достала варенье. Потом мы сидели, кушали вкусно приготовленных рябчиков и пили чай со смородиновым вареньем.