Читать книгу Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть II. Превращение - Александр Фурман - Страница 2

Начались летние каникулы, но впервые за шесть лет Фурмана вроде бы решили не отправлять в пионерский лагерь. Врачи из Филатовской больницы мягко рекомендовали после операции некоторое время не рисковать: один случайный удар по лицу, и весь результат сложной работы может пойти насмарку; кроме того, и на взрослых членов семьи, и на самого Фурмана все-таки давило воспоминание о его прошлогоднем побеге из лагеря… Поэтому последнее слово родители оставили за ним. Желая избежать ответственности, Фурман тянул волынку и все откладывал ответ «на потом», а в наиболее острый момент принятия окончательного решения на семейном «совете» попытался скрыть свое душераздирающее нежелание ехать за рассудительным взвешиванием всех «за» и «против». Но, как видно, несколько переусердствовал, расписывая многочисленные и неминуемые опасности коллективной жизни, – и мама, не удержавшись, сделала ему язвительно-разоблачительное замечание. Фурман тут же слезливо взвился, в спор с готовностью влез Боря, и завязалась общая скандальная перепалка, конец которой положила предложенная миролюбивым папой и устроившая всех формулировка, что лучше все же прислушаться к мнению врачей…

Проблема заключалась еще и в том, что бабушка Нина находилась в Москве и могла поехать в Покров только недели через две. Но Фурман утверждал, что он найдет, чем заняться, и скучно ему не будет. Впрочем, выбора у родителей все равно не было.

К седьмому июня в Москве уже не осталось никого из ребят. Неинтересно повзрослевшая зелень прочно вписалась в городской пейзаж, и легкое весеннее ощущение беспричинного праздника незаметно растворилось в глубокой, с маревом, перспективе наступившего лета.

С утра Фурман, выполнив мамино требование, сходил в парикмахерскую, где знакомый ему с детства лысый мастер привычно обкорнал его под полубокс, потом помылся в ванной, немного почитал и – опять-таки исполняя данное маме обещание дышать свежим воздухом – собрался «куда-нибудь погулять». Дедушка стал уговаривать его пообедать перед уходом, но он отказался. Смутная цель прогулки неожиданно побудила дедушку вручить любимому внуку трехрублевую бумажку «на карманные расходы» (куча денег, если учесть, что самое дорогое мороженое стоило 28 копеек).

Радостно выкатившись из дома в легкой рубашке с коротким рукавом, Фурман в сомнениях дошел до угла и повернул обратно – утепляться. На улице оказалось совсем даже не жарко, хотя утром солнышко пригревало вполне по-летнему. У себя в комнате он мимоходом заглянул в зеркало: противно свежепостриженный – уши торчат, на бледном треугольном личике – странное беспокойное выражение, и синяя шерстяная олимпийка тоже сидит как-то криво – напялил ее прямо поверх рубашки, а она и без того уже тесна… – а, ладно, сойдет!

Вариантов, куда бы можно направиться с деньгами, было, собственно, раз-два и обчелся, поэтому для начала стоило изучить киноафишу. Ближайшая доска находилась рядом, в самом начале тенистого скверика между Оружейным и Садовой – так что только улицу перейти.

С растущим разочарованием скользя взглядом по волнистой, неровно наклеенной поверхности афишного листа, испещренной мелкими и какими-то сырыми красненькими строчками, Фурман убеждался в том, что летняя Москва не собирается его баловать: всех этих «разбушевавшихся фантомасов» и «неуловимых мстителей» он уже видел по сто раз каждый… «За миллион лет до нашей эры» – тоже смотрел, про динозавров, хороший фильм, идет в двух кинотеатрах, но оба расположены неизвестно где. Тащиться куда-то далеко неохота. Может, «Человек-амфибия»? Надоело, да и сама книжка Беляева интереснее. Вот сняли бы фильм по «Ариэлю»: бетель, красные губы… Как он летает и вообще… Но это, конечно, трудно. Какие-нибудь мультфильмы, на худой конец?..

– Да, смотреть нечего… – задумчиво протянул жилистый мужик в кепке, тоже вперившийся в афишу.

Фурман вежливо промолчал. Не обязательно же сегодня все деньги тратить, можно и потом как-нибудь… Так, надо сосредоточиться. В «Эрмитаже» делать нечего, парк ЦэДэСА? Озеро, тир…

– Каникулы-то начались уже или нет еще?

Фурман глянул мельком, кивнул и незаметно поморщился: проснулся тоже, детей, что ли, нет, какое сегодня число-то… Ну ладно, пора трогаться.

– А чего в Москве? Ехать некуда?

(Вот пристал… Сейчас я тебе отвечу!..)

– После операции… (Фу, пришлось откашляться.) В больнице лежал. Скоро поеду на дачу.

– Понятно. Болел, значит. – Мужик вздохнул.

(Ага, болел… Понятно ему… Ну и чао-какао!)

– Закуришь?

Протягивает открытую красную пачку «Примы». Шутит?

– Бери, не стесняйся.

Вот это да…

– Не, спасибо, я не курю.

– Не куришь?! Молодец! А, ну да, ты ж после болезни. Здоровье бережешь. Тоже правильно. А я закурю. Мне уж беречь нечего…

Фурману казалось неудобным просто повернуться и уйти, после того как этот дядька был с ним так приветлив. Поэтому он подождал, пока будет сделана первая глубокая затяжка, и сказал:

– Ну, до свиданья, я пошел.

Дядька быстро выдохнул дым:

– Подожди, куда это ты «пошел»? «Пошел» он… А я-то как?

Фурман растерянно остановился.

– Мы же с тобой собирались в кино пойти, забыл?

– А там ничего нет, – скованно произнес Фурман.

– Ну как это нет? Не может такого быть. Иди-ка сюда. – Ддядька властно положил тяжелую руку Фурману на плечи и повернул его лицом к афише. – Давай посмотрим. Ты – с этой стороны, а я – с той. Нет, придется все-таки очки надеть… Тебя как звать-то?

Фурман уже немножко испугался этих нежданно завязавшихся отношений и наскоро попытался выбрать себе какое-нибудь другое имя, но, так ни на что и не решившись, тихо признался:

– Саша.

– Саша. Александр, значит. А меня – Николай Иванович. Можно дядя Коля. Будем считать, что познакомились. Ну как, нашел что-нибудь подходящее, Александр?

Фурмановские глаза невидяще метались по строчкам, и он только покачал головой, соображая, как бы ему половчее выбраться из-под руки этого «дяди Коли». Хватка была крепкая. И такая – не случайная. Но как быть-то? Фурман легко представил себе, как он ставит мужику подножку и толкает… Нет, такое только в кино бывает. Если вдруг начать орать и звать на помощь, люди, допустим, сбегутся – а на что жаловаться-то? Подумаешь, руку на плечо положили… Вот дурацкое положение.

Дядя Коля предложил наугад несколько фильмов, но Фурман все строго отклонил. И вообще, он вдруг вспомнил, что ему срочно надо бежать домой по одному делу!

– Подожди, ты чего, испугался меня, что ли? – заметно расстроился дядя Коля и сразу убрал свою руку. – Нет, если не врешь, что надо «срочно», то чего ж, иди, я же тебя не держу. Я просто подумал, что вдвоем будет веселее. У тебя каникулы, у меня выходной. Мне одному-то скучно эти детские фильмы смотреть, я ж не пацан. А так сходили бы куда-нибудь вместе, по дороге поболтали бы, анекдотики потравили, то да се… Но ты чего-то струсил, я смотрю. Перебздел… Я понял… Ты мне лапшу-то не вешай, что тебе «надо»!

– Я не струсил, – с виноватой убежденностью сказал Фурман. – Мне правда надо…

– Я понял, что тебе надо. А мне не надо?.. В общем, обидел ты меня, Александр. Честно говорю, крепко обидел. Сперва-то ты мне вроде понравился – так, лицо у тебя ничего… Я с тобой по-хорошему, как мужик с мужиком… Закурить тебе предложил, все по чести. А ты тут начал какую-то ерунду мне пороть… Что, небось, обхитрить меня вздумал, сука, блять? На кривой козе объехать? Смотри у меня. Ты меня еще не знаешь. Мал ты еще, сучонок! Хочешь бросить меня на хуй одного? Так и скажи!

Фурман совершенно ошалел от этой внезапной атаки.

– А ну, какая твоя фамилия? – сузил дядька глаза, и его вторая рука тоже вцепилась в фурмановское плечо.

(Зачем ему фамилия?! Почему он стал так страшно ругаться? – Все вдруг перевернулось…)

Угрюмо:

– А зачем вам?

(БЕЖАТЬ. Бежать?.. Машины идут потоком – погонится и у светофора поймает… Или еще хуже: в подъезде… И что тогда будет? – Фурман все никак не мог понять, чего этот взрослый дядька хочет от него, для чего он устраивает весь этот жуткий спектакль? И вдруг его пронзило простейшее, исчерпывающее объяснение: «дядя Коля» – это СУМАСШЕДШИЙ УГОЛОВНИК, УБИЙЦА!..)

– Надо. Говори, как фамилия?

Фурман побелел и дал своим губам произнести:

– …Корольков.

(ВОТ – ОТ СТРАХА ПРЕДАЛ ЛУЧШЕГО ДРУГА.)

– Как? Королев?

(ЗА ЭТО ТЕБЕ ПОЛАГАЕТСЯ СМЕРТЬ.

«Я не хочу! А как же родные? …И с Пашкой ничего не может быть – адреса-то он не знает…»

ТЕПЕРЬ ЭТО УЖЕ ВСЕ РАВНО.)

– …Корольков.

– Не врешь?

Раздавленный своей низостью и непроходящим страхом, Фурман с машинальной покорностью помотал головой.

Чуть отвернувшись, мужик неразборчиво забормотал, как бы объясняясь сам с собой: «А, ну, тогда ладно, ладно. А то мало ли. Может… Залетишь еще… По лицу-то не скажешь… или еврей какой… Черт…»

Фурман вдруг почувствовал, что ноги его почти не держат. Так ведь и убежать не смогу – буду ковылять, как инвалид. Вот вляпался… – Он все еще не мог поверить, что все это происходит с ним на самом деле. Да как это вообще получилось?!! С чего все началось?! – Да нет, он ЗАСЛУЖИЛ. И бежать теперь – ни к чему…

– Ты, это, как тебя, Сань, ты извини, я тут малость погорячился. Понимаешь, я ведь инвалид… («Так, он тоже. Два инвалида подрались и приползли в милицию…») Не веришь? Честно. Могу книжку показать! Ага, нет, это не та, – вот, смотри, видишь?.. Со мной бывает, завожусь с пол-оборота. Так что ты извини. Давай забудем. Закуришь? А, забыл… Ну, дай пять! Все, мир?

Холодно злясь на собственную слабость, Фурман брезгливо кивнул и сунул ладонь в протянутую чужую руку.

– Все, теперь я могу идти?

– А, иди, конечно, – с равнодушным видом сказал палач.

Рука-то осталась у него в плену.

ОТПУСКАЕТ МЕНЯ БЕЗ РУКИ. ЮМОР МЕРТВЕЦА.

От отчаяния (вот ведь как – и дом родной совсем рядом, даже виден отсюда) он презрительно сказал:

– Я не могу уйти – вы же меня сами держите.

– А? Да перестань, Сань, мы же с тобой друзья! Ты не обижайся на старика. И меня не обижай, не надо, понял? Ты учти, пацан: я тебя всего наскрозь вижу и еще на три шага под землей. Так что… не балуй. Мы с тобой сегодня гуляем!.. Слышал анекдот?.. – Не выпуская Фурмана, сумасшедший инвалид принялся безудержно болтать, шутить, рассказывать похабные анекдоты и какие-то дикие короткие истории из своей (а может, и не своей) жизни – и сам же хохотал, привычным жестом вытирая слюну в уголках губ. – Вот так, Сань… Ты понял, да?

Неизвестно было, что он может выкинуть еще через минуту. А если у него с собой нож? Господи, что ж это такое… Почему я?! Что же мне делать?..

Кто может меня спасти?!

В голове у Фурмана стали проноситься мгновенные картины: если вдруг на той стороне он увидит дедушку… – бедный дедушка, он кинется на сумасшедшего – нет! Пусть лучше мимо будет идти сосед – тяжелый, вечно выпивший мужчина… или пройдет Боря… Боря… – на самом дне своего отчаяния и страха он невидимо усмехнулся: самоуверенный Боря всегда всех пытается учить, как они должны себя вести, – а что бы он сейчас посоветовал своему младшему брату? Который находится в лапах психа-убийцы?.. Фурман содрогнулся.

Боря перед ним поучительным тоном сказал: «Не можешь действовать – наблюдай, оценивай, прикидывай разные варианты». – «Ну, и что я должен тут наблюдать?» – «У психа меняется настроение. Когда он начинает злиться, он становится очень опасен». – «Да, а так он добрый и хороший…» – «Значит, надо постараться действовать на него как-то успокаивающе, а там будет видно…» – Фурман продолжал возражать, хотя Боря уже пропал.

Однако, уцепившись за Борину мысль, Фурман все же сосредоточился и стал наблюдать за «дядей Колей». Как ни странно, почти сразу его охватила жалость: так искренне и увлеченно не подозревающий о наблюдении псих делился с врагом (то есть с Фурманом) горячими запасами своей скудоумности. Через некоторое время запасы стали иссякать, и их место заняли планы: поехали в новый цирк! Или в парк Горького! Покатаемся на аттракционах! Нельзя? С головой не так? Ну, постреляем в тире! Пожрем в пельменной!.. Не хочешь? Почему?! Не разрешают ездить так далеко? А они и не узнают! Ты им не скажешь… Ну давай, давай, соглашайся скорей хоть на что-нибудь, не тяни! Не-е-ет, без тебя я никуда не поеду. На хрен мне это? Только вместе!

Фурман с упорной вежливостью от всего отказывался, кривя губы в улыбке, обливаясь холодным потом и все острее ощущая при этом, что играет с сумасшедшим огнем. Совсем уж обнаглев, он предложил: раз вы никуда не хотите ехать – ну хорошо, не хотите без меня, – надо еще раз посмотреть афишу: может, мы что-то пропустили. Да, поищем вместе, конечно. А потом, дядя Коль, если чего-нибудь найдем, вы меня отпустите, ладно?.. Ну меня правда дома ждут… Я не вру. Они будут беспокоиться, если я не приду. Начнут меня искать… Отпустите меня, пожалуйста?

– Ищи давай, хватит ныть.

Ничего интересного, кроме все того же «За миллион лет до нашей эры», воспаленным фурмановским глазам так и не встретилось. Поэтому он начал страстно убеждать «дядю Колю» посмотреть этот отличный, «зэканский» фильм – тем более, что чокнутый мужик внезапно сообразил, что живет рядом с одним из двух указанных в афише кинотеатров. Это была удача, но ехать без своего друга дядя Коля никак не соглашался. Фурман попытался словчить: мол, ладно, согласен, только я на минутку заскочу домой, предупрежу своих и сразу вернусь (дедушка вызовет милицию… нас спасут… А ЧТО ПОТОМ? ЕГО ЖЕ НЕ ЗА ЧТО ПОСАДИТЬ? В МИЛИЦИИ ОН УЗНАЕТ, ЧТО Я НЕ КОРОЛЬКОВ, И НАЧНЕТ ОХОТИТЬСЯ ЗА ВСЕМИ НАМИ…), – но псих и сам весело не поддался и на эту жалкую хитрость.

Невдалеке, по открытому солнечным лучам месту, неторопливо прошла немолодая женщина в шляпке, с видимым удовольствием подставляя лицо сияющему теплу. Фурман понимал, что лучше бы ей чуть-чуть поскорее идти своей дорогой, а ему – не дергаться, и со слезами на глазах старался больше не смотреть в ее сторону, даже задал какой-то вопрос, чтобы отвлечь внимание сумасшедшего… Там, где они уже так долго – наверное, целый час – стояли, царила глубокая тень. От пережитого в этой тени ужаса Фурман так замерз, как будто сейчас была зима. У него разболелась голова, и он мечтал только о том, чтобы согреться, хотя бы просто выйти из этой ледяной тени. Все разговоры между тем истощились, и надо было немедленно решать: либо прямо здесь, буквально в следующую же секунду, начинать безумную, дикую драку со взрослым мужчиной (у которого, возможно, в кармане нож!) – т. е. бить его по яйцам, кусаться, царапаться, визжать – что угодно; либо… И изнутри спустившейся на него последней смертной тоски Фурман согласился ехать.

Троллейбус, потом трамвай… Конечно, было бы правильно на всякий случай запоминать дорогу, но, безнадежно отделенный от всех других людей хрупким стеклом своей жертвенной тайны – «СОПРОВОЖДАЮ УБИЙЦУ» – и поминутно соскальзывающий в беспросветно черный туннель ближайшего будущего, Фурман мог совершать лишь простые механические движения: шевелить ногами, кивать, цепляться за поручень. Ему не удавалось даже заставить свои ноги как следует реагировать на трамвайную тряску, и они смешно подгибались в неподходящие моменты, так что он чуть не падал. В скорбном молчании, но уже не пряча взгляда, он расставался с теми соседями по вагону, кто, наверное, еще мог бы попробовать его спасти: крупным бородатым мужчиной в яркой гавайской рубахе навыпуск, скромным парнем спортивного вида, двумя толстыми подполковниками с набитыми портфелями, – и прощал им всем то, что они ничего не замечают рядом с собой и ни о чем не догадываются. В конце концов, это он сам так решил. Благодаря этому все они будут живы и смогут вернуться домой, к своим родным. Вот они выходят один за другим, а он – маленький глупый беспомощный мальчик – остается прикрывать их отход, как в бою, – и неизвестно, увидят ли его еще когда-нибудь мама и папа. Как они вообще узнают, куда он делся?.. Нет, лучше об этом не думать.

Пока что ничего страшного не происходило: они действительно добрались до кинотеатра, зашли в кассу – на двухчасовой сеанс, конечно, опоздали, и, несмотря на слабые предложения Фурмана по этому поводу разойтись, дядя Коля купил на свои деньги два билета на четыре часа. (Фурман при этом тупо подумал, что лучше бы он взял его трешку да и отпустил бы его…)

Времени впереди было еще навалом, и дядя Коля сказал, что надо бы перекусить. Фурман решил, что он имеет в виду здешний буфет, но они вышли из кинотеатра и отправились на поиски чего-то другого. Зайдя в продуктовый магазин, дядя Коля приобрел четвертинку водки («Алкаш проклятый! Впрочем, этого следовало ожидать…»), одну бутылку пива (от второй Фурман презрительно отказался), бутылку лимонада «Буратино» и – еще чуть дальше по улице, в дымящемся и пахнущем подгоревшим маслом ларьке – большой пакет свежеиспеченных пончиков без сахара. Пакет досталось нести Фурману. На бумаге сразу начали проступать жирные пятна, пончики были просто раскаленные, и пакет приходилось все время перекладывать с руки на руку.

Дядя Коля со странной целеустремленностью продвигался по улице вдоль трамвайных путей. Сделанные покупки, казалось, привели его в благодушное настроение, и Фурмана это немножко радовало. В голову ему пришла развеселившая его дурацкая мысль: не станет же людоед есть меня вместе с пончиками?..

Дядя Коля вдруг спросил:

– Ну как, Сань, бабы-то у тебя были уже?

Фурман даже не разобрал, о чем вопрос:

– Что?

– Я говорю, с бабами уже имел дело? Ну, девка-то у тебя есть, наверное? Ебешься с кем-нибудь?

ГОСПОДИ, ЧЕГО ОН ОПЯТЬ ПРИСТАЛ?! ЧОКНУТЫЙ!

Дядя Коля сказал, что живет он один, жена от него ушла, – приходится как-то перебиваться. В общем, бабы – они ведь и есть бабы, так, Сань? Понимаешь, о чем я говорю? Ухватываешь суть? Я вижу, ты понимаешь!.. Но, конечно, бывают и среди баб исключения. Вот дяди Колина дочь, Светкой ее звать, – это девка что надо. Ей и лет-то еще не много, но все, что бабе положено иметь, все уже при ней – и тут, и тут… Надо будет, кстати, тебя с ней познакомить. И характер у нее такой, общительный. Живет-то она отдельно, с матерью. Приходит иногда навестить меня. Но озорная девка! Веселая! С ней не соскучишься. А на язык остра! Бывает, придет ко мне, а у меня ребята сидят, ну, знакомые мужики, со двора, – они, конечно, сразу к ней клеиться, слово за слово, смотришь – она уже одного приложила, он аж красный сидит, второго… – обхохочешься! Бой-девка, никого не боится! В споре ни одному мужику не уступит! Но так-то она добрая, даже слишком… – Дядя Коля вдруг помрачнел и какое-то время шел молча.