Читать книгу Когда давали имена… - Александр Галыга - Страница 11

Любовь, как коротка она.

Звездой ночною в утешенье

ей упадать. Обречена

поэтом на самосожженье.

И через муки маяты,

под жерлами версификаций,

он выливает, как цветы,

под натиск света куст акаций,

стихи. Сей выплеск – всплеск души,

в них отзвук – звук сердцебиенья.

Они постольку хороши,

поскольку преданы забвенью.

Когда поэтова душа

уже отделена от тела,

строфой и рифмою дыша,

к нам пробирается несмело,

и по задворкам, и задам

приходит, мучаясь, капризна,

на пир ехидствующих дам,

она на собственную тризну.

Она является как тень,

как призрак, еле уловима.

Она не вздыблет жизни день,

она не более, чем тень,

а ночь долга неумолимо.

Хотя и лёгок мысли бег,

под солнцем ей не прокормиться,

и потому свой долгий век

влачит поэзия в темнице.

Не потому ль взведён курок?

Нет, палачу поэт не пара,

ему всегда прописан срок,

десятка вместо гонорара.

Вознёсся Лермонтов, глупя,

за Пушкиным. Дуэль со всеми!

Кому пожертвовал себя

и Маяковский, и Есенин?

А Гумилёв, а Мандельштам,

а Хармс, а Кедрин? И кому же

их жизни помешали там,

где сам поэт давно не нужен?

Ахматова и Пастернак,

и Заболоцкий, и Жигулин,

сполна испив, лишь бог весть как

не угодившие под пули.

Ушли Цветаева, Рубцов,

Высоцкий и Тальков, я вижу

страну поэтов-мертвецов

и тишь задумчивую выше

чуть впереди твоей судьбы…

Зачем, Россия, с укоризной

тела их втиснуты в гробы,

и наспех спета злая тризна?

Постскриптум лживит, спасу нет.

Помин. Похмел. Народ умаслен.

Кому? И почему поэт

в моём отечестве опасен?

Кого смывал девятый вал

его порывов, откровений,

и кто нам в головы вбивал,

что враг народа дивный гений?

Закрыты на лета, навек,

живые кладези. Похоже,

поэт в России – не поэт,

заложник выстраданной ноши.

И до поры лишь не убит

отцами гор и нищим бытом,

– ещё быть пишет, быть влачит,

пока ещё не знаменитый…

Пророки все умерщвлены,

покуда денщики у власти.

Не от того ли все напасти

и бездны у моей страны?